1 Марта.
Закрываю уши руками и жмурюсь от звука разбитого стекла. Острые осколки разлетаются во все стороны. Вскрикиваю и упираюсь ногами в пол, из-за чего стул, на котором я сижу, отодвигается подальше от фортепиано. — Видишь, как осколки рассыпались по комнате? — кричит учитель Кан, вероятно, грозно поглядывая в мою сторону. — И пока ты не соберёшь их воедино, пока ты не соберёшь их в стекло, пока не смастеришь из них красивую бутылку дорогого вина — это будет продолжаться! — причитает он, пока я окидываю грустным взглядом клавиши фортепиано, на которых теперь эстетично расположилось битое стекло. Сфотографировать бы, но… — Как вино связано с фортепиано?! — возмущаюсь я в ответ, потому что меня совершенно не устраивают такого рода уроки. — Проведи ножом по бутылке, и издастся такой же противный звук, какой ты создала только что, — сурово ответил мне Кан, взяв в руки метлу с совком. — Я просто сфальшивила, всего лишь, — истерически вздыхаю, стараясь подавить свои далеко не лучшие чувства, вызванные всей этой ситуацией. Таких было несколько: когда учителя Кана не устраивала моя игра, он бросал какую-нибудь вещь в сторону музыкального инструмента. Нет, в меня он не целится, от того страдает только фортепиано. Но сегодня этой вещью оказалась бутылка. Сука, бутылка, а если бы она и меня задела?! — Это не значит, что… — я не договариваю, потому что старик отодвигает меня ещё дальше от инструмента, а сам наклоняется, чтобы убрать осколки. — Это значит, что твоя главная проблема — невнимательность, — учитель тяжело вздыхает, когда выгибает свою уже затёкшую поясницу. Я бы могла помочь ему подмести его же проказы, но, нет, простите, я слишком зла. — На занятиях в студии мне казалось, что ты попросту ленишься выучить ноты, — медленно выговаривает старик, разворачиваясь в сторону угла, где стоит ведро для мусора, — но ты, оказывается, не успеваешь следить за ними. А бутылка этому доказательство, — наконец договаривает он, снова садясь в кресло. — Что эта бутылка могла доказать? — не унимаюсь я, готовая получить ответы на вопросы, которые возникли ещё после самого первого индивидуального занятия пятнадцатого февраля. — Что она может разбиться?! — спрашиваю с нескрываемым раздражением. Кан устало протирает глаза. Молчит, видимо, раздумывает над своим ответом. А я жду. Жду тихо, стараясь контролировать свои эмоции, хотя сама я уже давно бы кинула что-то в него, как это делает он каждое занятие: просто, по его словам, я каждый урок успеваю фальшивить. — Каждое занятие я кидаю в фортепиано вещь, и ты уже наверняка это запомнила. Ты могла запомнить и то, что бросаю я лишь в том случае, если ты фальшивишь. Сегодня ты заходила в комнату как обычно, и каждый урок на столе, возле моего кресла, лежит какой-нибудь предмет. И ты его, безусловно, видишь, потому что я его не скрываю. Йеджи, ты знаешь участь, которая тебя будет ждать, но ты просто её или игнорируешь, или не замечаешь, — разъяснил он мне это «доказательство». — Вам что, фортепиано не жалко?! — придираюсь к другому, потому что его «объяснение» не помогло ликвидировать мою зародившуюся злость. Показываю рукой в сторону бедного музыкального инструмента, а сама взглядом пытаюсь передать свою ненависть к этому человеку, в обучении использующему такую методику. — На нём же скоро вмятина будет! — Не тебе, Йеджи, считать мои деньги, — совершенно спокойно ответил на мою претензию старик. Блять, мне бы его спокойствие. — Теперь сыграй River Flows in You, — скомандовал мне Кан на своём отличном английском языке. У них это с Шимуа семейное, что та иногда использует вместо корейских слов английские, что этот частенько хвастается своими знаниями, когда дело касается музыки. — Быстрые песни тебе пока не осилить, — услышала я, отворачиваясь к фортепиано. Блять, он же сам злит меня ещё больше, и вот как тут собраться с мыслями и сыграть такую мелодичную песню?! Вдыхаю полной грудью. Опускаю подушечки своих пальцев на холодные клавиши музыкального инструмента; лёгкая мелодия разносится по комнате. Прикрываю глаза, наслаждаясь мелодией и своей игрой. Учитель Кан притих, вероятно, наконец замечая мой прогресс. Хотя мне наплевать на его мнение, критику… Но… Слова похвалы я была бы не против услышать…***
После урока у учителя Кана на мой телефон пришло приглашение от Шимуа. Она хотела о чём-то поделиться со мной и попросила о встрече в том самом кафе, где мы познакомились. Удивительно, Шимуа действительно увидела во мне подругу. Я не против, конечно, но порой её желание постоянно быть в курсе того, что происходит в моей жизни, раздражает. А ещё Шимуа чем-то схожа со мной характером. У неё не язык, а помело, серьёзно, я столько не разговариваю с людьми. Только дай ей волю, найдёт, за что зацепиться, что обсудить. Мне иногда так и хочется спросить: «Как у тебя язык ещё не засох?!» Но я ведь не настолько гнилая и противная, поэтому эти слова, вероятно, так и останутся неозвученными. Захожу в кафе и замечаю столик, за которым восседает Кан Шимуа. Подхожу, натягиваю дружелюбную улыбку, приветствую. Она отвечает тем же. Разница только в том, что моя искренность фальшива — её же правдива. — Как прошёл урок? — спрашивает китаянка, пока я выбираю коктейль из предложенных в меню. — Как обычно, — отвечаю совершенно безразлично, потому что сейчас мне не до её допроса. Какой заказать? Клубничный? Банановый? Или классический молочный? — Мой дедушка хорошо проводит занятия? У тебя появился прогресс? — она не унимается, из-за чего я поджимаю нижнюю губу. Не думаю, что Шимуа захочется услышать отрицательный ответ, поэтому, кивнув, я соврала в очередной раз. Она приятно улыбнулась мне, потом к нам подошёл официант, и я наконец заказала свой клубничный коктейль. А перед Шимуа уже стояла кружка зелёного чая. Она что, всегда его пьёт? — Как твои успехи? — опережаю её. Проще спросить самой и слушать чужую речь, чем на место рассказчика выдвигать себя. Она сразу же воодушевилась, и принялась за рассказ о своих достижениях за прошедшие несколько дней: — Всё отлично! Ёнджун продолжает учиться в Академии Искусств, он, кстати, успел даже грамоту получить за хорошие успехи. А режиссёр по сериалу устроил повторное чтение сценария и предложил внести некоторые правки, — Шимуа улыбнулась глазами, скрестив руки на столе, — и знаешь, что?! В конце третьей серии мой персонаж должен был умереть, но теперь Сицилия будет жить! — радовалась она. — Ты понимаешь?! Моего персонажа будут помнить! А половину четвёртой серии решили посвятить моему персонажу! Понимаешь?! С четвёртой серии Сицилия сможет претендовать на вторую главную роль! Джи, это потрясающе! Давай помолимся на то, чтобы сценарий изменили ещё раз! Если Сицилия станет второй главной ролью, то я буду наравне с О Хери! Талантливая и известная актриса, благодаря ей меня заметят не только на родине, но и в Корее! Джи, я просто… Я… — эмоциональная девушка пустила слёзы, тут же убирая их подушечками пальцев. Понимая, что ей будет крайне неприятен мой пофигизм, я тяну к ней руку и слегка затрагиваю, приговаривая: «Всё хорошо!», «Это потрясающе!», «Молимся, у тебя получится пробиться в ряды высокооплачиваемых актрис!» А внутри меня корёжило от притворства, но… В данном случае лучше или промолчать, или поддержать, иначе лишусь всего и сразу. Официант поставил передо мной стакан с коктейлем, от которого приятно тянуло клубникой. Шимуа при виде парня сразу же подтёрла оставшиеся нюни, улыбнулась и принялась за чай. Помолчав пару минут, мы обе успокоились: Кан от своего рассказа и радости за своё будущее, а я пережевала свою вторую личность, которую я создала специально для Шимуа. С ней я стараюсь вести себя открыто, приветливо и мило. И мне больно притворятся той, кем я не являюсь. — Ты, кстати, перестала интересоваться моими отношениями с Ёнджуном… — негромко проговорила Шимуа, не поднимая глаз от скатерти. — Тебе это неинтересно? — грустно продолжила она, а я опомнилась, словно ото сна. Я и вправду уже давно позабыла про Джуна, и про отношения этой китаянки с моей бывшей причиной воздыхания. — Не поверишь, я забыла про вас! — не понятно, кому я это сказала: самой себе, как подтверждение своих мыслей, или Шимуа, что любила обсуждать со мной всех своих ухажёров. Китаянка удивлённо смотрит на меня, по-прежнему держа кружку с чаем в руках. — Как забыла? — переспрашивает она. — Неужели учёба тебя так утомила?! Надо же, Джи, со своей школой и занятиями с моим дедушкой ты успела даже забыть про Ёнджуна, — говорит Кан, а я задумалась: с какой целью она сказала последнее предложение? Она догадалась про мою влюблённость в Чхве? Я настолько прозрачна для неё? — К чему это? — решаю проверить свои догадки. — Признайся, тебе нравится Ёнджун, — загадочно улыбаясь, ответила Шимуа, прикрывая глаза и отпивая из кружки. — Я всё думала, почему же тебя так волнуют наши отношения… — продолжила она. — Но, как видишь, я угадала… — Ты в обиде? — прерываю её, потому что мною овладевает волнение. Не хватало мне ещё конфликтов. — На что мне обижаться?! — вскрикивает Кан, уставившись на меня с нескрываемым изумлением. — Обижаться на подругу только из-за того, что ей нравится парень, с которым ты встречаешься? Глупее ничего в жизни не слышала. Брось, Джи, ссориться из-за парня — это такое неуважение к самой себе, — она улыбнулась мне, а я в ответ натянула неловкую лыбу. — Я вот к чему это… Режиссёр сериала, в котором я снимаюсь, решил устроить бал для актёров, актрис и их друзей. Я хотела пригласить тебя, чтобы и тебе найти какую-нибудь пару… Так что? Я замерла. Эта китаянка такая странная. Она устроила мне индивидуальные занятия со своим дедушкой, благодаря которым малый прогресс всё-таки есть. Шимуа также скрашивала мне некоторые дни своими приглашениями в кафе, в парк на прогулку или к себе в гости. И с одной стороны, её можно понять, вероятно, я просто оказалась в нужное время в нужном месте (действительно, а не как я сама себе это представила), потому что ей как иностранке в чужой стране требовалось общение, подруги. Не будет же она обсуждать свои женские причуды с парнем? Нет, и своеобразной заменой стала я. Я думаю, что это она шут для меня, а для неё всё наоборот, и она не просто так пригрела змею на груди, в буквальном смысле. Кан также наплевать на мою уже прошедшую влюблённость в Чхве (правда же, прошедшая, я и сама не заметила, как стала забывать про него). А теперь она пригласила меня на бал, к которому я никакого отношения не имею. Но и это действие китаянки продумано: она берёт с собой, на данный момент, близкого человека. Шимуа точно знает, что я не откажу, что я буду рядом с ней. Подумать только… Я оказалась марионеткой в руках более умного кукловода… Она отличный психолог… Нашла для себя опоры в роли Ёнджуна и меня, которые она добросовестно использует. Как интересно, она не так уж и легкомысленна, как показалась мне в первый день знакомства. Что же, а я тем временем, видимо, получаю по заслугам за свои выкрутасы. Хорошо, если мы играем так, то позволь потом, Шимуа, и второстепенному персонажу занять место первого плана. — Ты такая щедрая, — хвалю её намеренно, улыбаясь во все тридцать два зуба, — конечно, я пойду. — Кан, видимо, поверила в мою чистосердечность — это хорошо. Пусть видит и запоминает Хван Джи, девушку с добрым сердцем и намерениями, пока Хван Йеджи будет постепенно собирать осколки разбитого стекла, которые создал дедушка кукловода по имени Кан Шимуа. Два противника окружили меня слева и справа, а я проползу между ног. Китаянка себе, что ли, дурочку-подружечку нашла? Прости, я не такая, какой я позволила ей представить себя.