Эксперимент

      — Эй, псих, — Тони показывает знак мира, неторопливо направляясь к напряженному Уэйду. Мужчина что-то тихо бормочет, пытаясь высмотреть за его спиной Коржика, но его там нет. Старк тоже оборачивается, ухмыляется и облокачивается о столешницу. — Поговорить нужно, — говорит более серьезно, и Уилсон сосредоточенно кивает. — Ты же понимаешь, что он еще ребенок, — Тони наливает себе дорогой коньяк и немного отпивает. Уточнения не требуются, и он переходит сразу к делу, — у него травма, думаю, ты знаешь. Черт, он так таращился на иглу и не давал взять кровь, — он допивает залпом и, крутя в руке пустой снифтер, продолжает. — Дрыгался, спрашивал, где ты, — Старк шумно выдыхает. — Боюсь, он привязался к тебе. Не так сильно, пока что, и это нужно прекратить.       В мыслях Уэйд давно послал Старка нахуй и оставил в его черепушке одну свинцовую кроху прямо меж глубоких усталых глаз, которые смотрят на него сдержанно и выразительно. И пока Старк в голове Уилсона расфокусировано смотрит в пустоту, Старк в реальности продолжает что-то уверенно ему навязывать.       — У него должно быть будущее: школа, друзья, колледж, первая любовь, победа в олимпиаде — все точно противоположное, чему можешь научить его ты, — Тони опускает бокал на столешницу и со вздохом скрещивает руки.       Уилсону не понятно, с чего этот богатый дяденька так сильно печется о странном мальчишке, который несколько дней назад увидел свет будто впервые. И Уилсона это раздражает. У него действительно больше опыта и умений, чем Старк считает. Да и Коржику он нравится! Уэйд не хочет прерывать общение с тем, кто считает его классным. Уэйд хочет послать Тони Старка.       — У него есть тетя в Квинсе, — после вздоха неожиданно проговаривает Старк, глядя куда-то в сторону. Это возвращает Уэйда к реальности, представлять миллиардера с пулей во лбу ему внезапно расхотелось. Старк смотрит на него будто с сочувствием. Уэйд видит, как двигается его рот, но речь почему-то не понимает, громко сглатывает и поднимает растерянный взгляд на Старка. Тот продолжает говорить, кивая своим словам и вскидывая иногда брови. — …мы можем подготовить его к учебному году. У него есть искра, стремление, понимаешь? И информацию он быстро усваивает. Я рассказал ему, как работает рентген, и он все запомнил. У ребенка потенциал, что удивительно с его биографией.       — Зачем он тебе? — тихо говорит Уэйд, выпрямляя спину. На непонимающий взгляд Тони он фыркает. — Да брось, — он тянет слова, — с чего бы тебе и твоему раздутому эго обращать внимание и так сильно волноваться о благополучии едва знакомого пацана, который даже имени своего не знает?       Старк качает головой.       — Из него может вырасти хороший человек и герой. Он толком не знаком со своими возможностями, его нужно обучать, Уилсон, понимаешь? И не тому, как правильно размахивать оружием. У него нужные данные. Он на многое будет способен, если под контроль его возьмем мы, — он поправляет пиджак и проводит рукой по волосам. — Я позову Питера, если ты не против.       Мысли туманом окутывают голову, и сквозь пелену сомнения Уэйд не видит ничего. Что он такое говорит? Героем? Он же ребенок совсем. И вряд ли у самого Старка есть опыт воспитания детей, или что там нужно? Любовь, все свое драгоценное время и много, очень много внимания. Хотя наемник тоже с этим вряд ли справится, но он постарается, честно! Только вот какой герой вырастет из этого пацана, если Уэйд сам никогда героем не был. Он не хочет, чтобы Коржик был на него похож, чтобы занимался чем-то подобным. И он постепенно соглашается со Старком, хотя желание послать его подальше не исчезает. Уэйд не хочет себя оправдывать, и то чувство, что норовит разорвать грудную клетку, высовываясь наружу и шепча наемнику свои указания, не хочет тоже. Не согласен он с ним — с чувством, — но оно кажется правильным и единственно верным. Потому Уэйд мечется в сомнениях еще какое-то время, не находя того уголочка, в котором бы казалось спокойнее и безопаснее.       — Питера? — переспрашивает, потому что раздумья будто заглушили реальность, и он не то чтобы уверен в происходящем. Но Тони отходит на пару шагов, и в Уэйда врезаются.       — Уэйд! — восклицает Коржик, обнимая наемника поперек ребер и выбивая весь воздух из легких. Мужчина растерянно замирает, отводя руки в стороны, и смотрит в замешательстве на Старка, снисходительно улыбающегося, подливающего себе еще алкоголя. Секунду спустя мальчишка, встрепенувшись, отходит от Уилсона на шаг, важно приглаживает растрепанные волосы и, закончив, протягивает ладонь, сосредоточенно хмурясь и деловито улыбаясь. — Питер Бенджамин Паркер, — чеканит он с приподнятым подбородком. Уэйд глядит на кучерявые прядки, вновь упавшие мальчишке на лоб, и растерянно моргает. Он смотрит на вытянутую ладонь, и неуверенно ее пожимает.       — Очень приятно, — рукопожатие становится крепче, Уэйд улыбается и смотрит на счастливое лицо Питера — он очень впечатлен и новое имя ему нравится так же, как и Уилсону, потому тот проговаривает его в голове еще десяток раз, — Пити-пай.       Лицо подростка становится серьезным, он вскидывает бровь, высвобождает руку и упирает ее в бедро.       — Уэйд, — он смотрит точно в глаза, выглядя даже наиграно осуждающе, от чего наемнику хочется тыкнуть в его щечки, — у меня вообще-то имя есть.       Уэйд слышит тихий смех Нат, спрятавшейся за кофеваркой вместе с Бартоном. Последний пихает ее в бок, но посмеивается тоже. А Уэйд чувствует детскую обиду, потому что его прозвища крутые! Он щурится, склоняет голову, и, ухмыльнувшись, шепчет:       — Ну конечно, Коржик.       Питер, насупившись, выдыхает, скрещивая руки на груди. Уэйд улыбается.       — Мне нравится твое имя, Пити, — честно отвечает Уэйд и треплет его по голове, улыбаясь.       — Сэр, мистер Роджерс и мистер Уилсон в башне. Сообщить им Ваше местонахождение? — оповещает ИИ. Тони со вздохом допивает спиртное.       — Придется, — обреченно кидает он. — Эй, карапуз, — машет подростку рукой, — дуй сюда, введу в курс дела.       Уэйд смотрит, как Пит с энтузиазмом бросается к Старку, тот хлопает его по плечу, и они закрываются в лаборатории. Уэйд, сдуваясь, садится на диван.       — Выглядишь… взволнованно, — подмечает Нат, усаживаясь рядом. Наемник фыркает, отмахиваясь, — я думала, он быстро тебе надоест.       — Ох, ну, — Уэйд чешет затылок. Он чувствует себя растерянно и не то, чтобы хочет сейчас быть жертвой допроса. Поэтому, икнув, выпаливает: — У него охуенная задница, — и показывает два больших пальца, подмигивая. Нервно получается как-то, не естественно.       Наташа щурится. Скотт, сидящий рядом, заглушает кашель шелестом страниц.       — Согласна.       Теперь кашляет Клинт.       Романофф и Уэйд неловко переглядываются какое-то время, пока Нат не переводит тему.       — Ты снял наручники? — замечает она. Уэйд дергает плечами, хмыкая.       — Работа у меня такая, — оправдывается он, а потом снова тонет в своих мыслях.

***

      — Если бы ты следовал плану, ничего бы не случилось!       — Я и так следовал плану, — Роджерс скрещивает руки на груди и сводит брови к переносице. Тони цокает, возводя глаза к потолку, и, кажется, шепчет молитвы.       — Общепринятому плану, а не зову своего растаявшего сердца. — Стив гневно выдыхает, напрягаясь, а Тони, будто не замечая этого совсем, продолжает. — Я потратил свое драгоценное время, свои последние силы и нервы ради чего? Очередной нотации от Фьюри? Знаешь, мне и твоих старческих припадков хватает. В следующий раз ты либо действуешь соответственно, либо идешь нахер!       Кэп не отвечает. Он со злобой и тоской в глазах смотрит на миллиардера, разжимает кулаки и сжимает челюсти. Разворачивается и широкими шагами покидает этаж с таким же напряженным лицом и таким же суровым взглядом. Тони косится на оставленный полосатый щит, улучшенный и обновленный, с которым Кэп не расставался первые часы. И атмосферу он с собой не забирает тоже — она тяжелым душным облаком затемняет все вокруг.       — И почему я должен каждый раз быть свидетелем их разборок… — ворчит Клинт, размахивая надкусанным поджаренным тостом. Наташа близко наклоняется к его уху с самодовольной ухмылкой и тихо-тихо шепчет:       — Судьба, дорогуша, — до дрожи по телу. Клинт недовольно сопит.       Питер грустно изгибает брови, наблюдая за Старком, и поднимает голову на Уэйда — тот скучающе пялится в окно, зевая периодически, и чешет нос через маску. Замечает на себе назойливый сочувствующий взгляд и приподнимает брови.       — Они помирятся? — святая простота, думает Уэйд, как же раздражает, и умиленно улыбается. Пит двигается ближе к спинке дивана, его ноги не достают пола.       — Конечно, — часто кивает мужчина, хотя сам сильно сомневается, что произойдет это в ближайшее время. Но работа не позволит им долго лаять друг на друга. Хотя они как-то умудряются. Паркер свой напряженный взгляд переводит в пол, а Уилсон на Железного человека, во взгляде которого читается сильнейшее желание запустить этот самый щит как ебаный фрисби в окно, в другой штат, желательно — пусть символ нации ищет по всей Америке, может, Тони успеет остыть к тому времени.       Старк сильно трет переносицу и вздыхает так тяжко и громко, что это слышат все, и делает это будто нарочно показушно. Уэйд морщится, а Коржик лишь еще жалостливее поджимает губы. А потом Питера снова уводят. Уэйд уже даже не интересуется, неуютно сопит и разливается по большей половине дивана, широко расставляя ноги и скрещивая руки.       Когда мальчишка возвращается, ловя Уэйда взглядом, его отвлекает Сэм; что-то рассказывает, чешет изредка затылок, а Коржик все еще мямлит в ответ и поглядывает на Уэйда — тот позу не меняет, проверяет несколько раз сломанный мобильник, и думает, что задерживаться здесь — плохая идея.       Пит почти не слушает, что ему объясняет Сокол — слова как-то не задерживаются в голове, а внутри царит ощущение какой-то спешки, суетливости. Он почти ничего не рассказал Уэйду, а его уже хотят куда-то увести. Новая информация кажется такой огромной, поразительной, ее хочется разделить. Он нетерпеливо поджимает губы.       — …Так что не волнуйся сильно, у нас все под контролем, — Сэм уверенно кивает, и Пит торопливо благодарит его и стремительно возвращается к Уэйду. Тот выпрямляет спину и обращает все свое внимание на мальчишку, который пружинит на ногах от переизбытка чувств и ощущений.       — Чува-а-ак, ты слышал? — жизнерадостно начинает он, и Уэйд уже улыбается от его интонации, — помнишь, я говорил тебе про женщину, с которой жил? У меня есть тетя! Ее зовут Мэй, — улыбается Пит, восторженно выкрикивая некоторые слоги. Уэйд даже слышит, как у него иногда ломается голос от счастья. — Черт, я думаю, она такая классная, правда, я с ней еще не знаком, ну, знаком, но как бы ничего не помню, — он неловко чешет затылок, — думаешь, она будет рада меня видеть? По-моему, это как-то все быстро происходит… Думаешь, ей не будет внапряг возиться со мной?…       Пит отстраненно улыбается, грустно как-то и застенчиво, опуская голову и рассматривая чистый пол. Уэйд хмурится, кладет широкую ладонь ему на плечо и чуть дергает, заглядывая в глаза.       — Я думаю, что она очень соскучилась по тебе, — говорит неожиданно серьезно. И Пит почему-то чувствует себя крайне неловко от этого предположения. Еще более неловко, чем было до этого. Кусает губу и отводит голову в сторону немного задумчиво. Уэйд, думая, чего добавить, произносит уже более мягким тоном: — Я бы по тебе скучал. Как вообще можно не скучать по такому очаровашке, — говорит шутливо и усмехается, подбадривающе пихая в локоть. Коржик не чувствует большего облегчения, зато чувствует тяжелую теплую руку на своем плече, и этого почти достаточно, чтобы отвлечься.

***

      — Ну, парень, не волнуйся ты так. Мы ее предупредили, она обо всем в курсе.       Они мнутся перед дверью достаточно долго, так что Сэм уже устал придумывать успокаивающие фразочки, а Барнс устал его слушать, поэтому выглядит еще мрачнее, чем за завтраком, когда Бартон доел остатки арахисовой пасты.       — Не неси чушь и заткнись, — шипит он, как недовольный старый кот, щурится и раздражается с каждой секундой все больше, даже если кажется, что предел был уже достигнут. — Как будто любой другой не волновался бы на его месте. Это нормально, что он волнуется, просто заткнись, и мы постоим в тишине хотя бы.       Паркер рассматривает дверь достаточно долго для того, чтобы кто-то из сопровождающих начал волноваться. Пялится Пит, не мигая, пустым взглядом, растерянным и абсолютно не видящим. Джеймс уверен, что он и бубнеж Сокола не слышит.       — Я пытаюсь разбавить атмосферу, — оправдывается Сэм. Баки закатывает глаза.       — Своим занудством?       — Вы долго тут стоите? – спрашивает взволнованная женщина невысокого роста. Поправляет прямые темно-русые волосы и очки. Она открывает дверь шире и оттягивает рукав домашнего свитера.       — Здравствуйте, мэм, — вмиг прокашливается Сэм. Джеймс вежливо кивает в знак приветствия, и Мэй мягко улыбается в ответ. Питер моргает один раз, и теперь взглядом упирается не в дверь, а… это его тетя, как говорил многочисленное количество раз Сокол. Питер потрясен и шокирован. Его тетя прекрасна, думает он, смотря на красивую добрую улыбку.       Когда ее взгляд, наконец, сосредотачивается на Питере, она прикрывает рот рукой. Ее глаза наполняются слезами, и Питер слышит глухой всхлип.       — Мы сопровождали Питера. Нужные бумаги придут Вам в течение двух дней. Некоторое время он будет посещать специального психотерапевта, так будет намного проще. Мы вас оставляем, — Мэй пытается кивать и вникать в разговор. Сэм и Зимний солдат уходят. Женщина притягивает мальчишку и прижимает к груди, тихо всхлипывая ему в плечо. Питер несмело обхватывает ее дрожащими руками и прикрывает глаза. Ему комфортно. Сердце громко бьется в ушах, глаза слезятся, но он не боится — он радуется. Жмурится и слабо улыбается, когда тетя заботливо гладит его по голове, прижимая к себе все сильнее.       — Я так скучала по тебе, — говорит она, чуть отстранившись, с мокрыми покрасневшими глазами и самой счастливой материнской улыбкой. Ее голос красивый, словно скрипка, немного срывается, и она начинает говорить шепотом. Питер думает, что она говорит словами Уэйда, и не верит своим ушам. Он не плачет, но щеки почему-то влажные, и Мэй стирает слезы мягкими ладонями.       А Питер все думает, как Уэйд мог предсказать это. Он поджимает губы, улыбается, нервно хмурясь, и говорит севшим голосом негромко:       — Я тоже.