Профессор Грейнджер

Пусть она думает обо мне лучше, чем я на самом деле, и я тогда буду и в самом деле лучше. Эрнест Хемингуэй «Старик и море»

1 Отвратительный пепельный привкус на губах Тома Риддла делал его даже более человечным, чем делала сама эта маггловская вредная привычка. Гермиона наблюдала из окна, как группа слизеринцев удаляется в сторону Запретного леса. Банда юных курильщиков в составе Риддла, Малфоя, Лестрейнджа и Розье о чем-то активно спорила. Присоединившийся к ним с недавних пор Альфард Блэк шел на расстоянии позади. Гермиона провожала их взглядом до тех пор, пока школьные мантии не слились с черными ветвями пугающих деревьев. — Профессор Олдридж, — позвал директор, когда камин в его кабинете затрещал, предвещая перемещение. Лукреция Блэк вжалась в кресло, попытавшись раствориться в твидовой обивке. Гермиона так и не отошла от окна — оттуда открывался отличный вид на начинающееся представление — только повернулась вполоборота. Она уже прочитала поверхностные мысли Лукреции, слишком взволнованной, чтобы удерживать хотя бы слабые ментальные щиты. Дура после всего произошедшего два дня назад пришла шантажировать Тома «отношениями с профессором». И пусть Гермиона не сказала ему имени виновного, Том сразу же подумал о Лукреции. А та, недолго думая, подставилась сама. Он ничего ей не сделал. Не наказал. И это сильно настораживало Гермиону и пугало Лукрецию. Все воскресенье она явно провела в тяжелом ожидании. На девичьем лице залегли темные тени, золотистые волосы выглядели неопрятно — Лукреция проспала и не успела привести их в надлежащий вид. Пожалуй, для столь тяжелых разговоров утро понедельника — едва ли не худшее время. Зеленое пламя вспыхнуло в камине искрящейся стеной, из которой в кабинет ступил Арктурус Блэк. Он был немногим моложе своей колдографии из изученного Гермионой личного дела, но высокомерный, презрительный взгляд явно с годами не стал теплее. Гермиона знала, что Лукреция унаследовала светлый, редкий для рода Блэк цвет волос от матери. Впрочем, теперь при более близком рассмотрении ее вообще мало что связывало с отцом. — Доброе утро, Армандо, — поздоровался Арктурус с заметным шотландским акцентом. Они пожали руки и обменялись ничего не значащими любезностями. Когда дошла очередь до Гермионы, она присела в коротком реверансе и представилась: — Профессор Олдридж, веду Древние руны с этого года. Арктурус Блэк состоял в попечительском совете школы и, разумеется, был знаком с ее поддельными документами. И по его скривившемуся выражению лица было ясно, что особое значение он отвел графе чистоты крови, и это при том, что там указывалось ложное «полукровка». Он холодно кивнул, не стал протягивать руку и повернулся к резко поднявшейся дочери. Что ж, все мучения Гермионы стоили столь испуганного лица Лукреции Блэк. — Что ты натворила? От рычащих согласных в требовательном тоне плечи Лукреции задрожали. Она сцепила руки перед собой и опустила голову. — Отец, я... — она всхлипнула и не смогла договорить. — Продолжай. Моя дочь может натворить глупостей, но даже не в состоянии признать вину? Гермиона чувствовала, как мечутся в панике мысли Лукреции. Как страх перед наказанием отца смешивается с ужасом перед угрозами Тома. Гермионе даже не пришлось стирать ей память, чтобы обезопасить свою должность. После «разговора» с Томом Лукреция ни за что не проговорится об их маленькой «непрофессиональной проблеме». — Арктурус, — Диппет поднялся из директорского кресла. — Девочка уже признала свою вину и… — Почему ты продолжаешь молчать, Лукреция Ликорис? — лорд сжал кулаки и нервно передернул плечами. Отец Гермионы бы никогда не стал так поступать. Говард Грейнджер был достойным человеком, хорошим дантистом, любящим мужем и отцом. Их единственная ссора произошла после того, как колдомедики вернули родителям память. Но даже тогда отец не смотрел на Гермиону так, как лорд Блэк на Лукрецию: с разочарованием, презрением и выжигающим недовольством. Гермиона не смогла задавить жалость к глупой, влюбленной чистокровной девочке, мгновенно пустившую корни. Она вздохнула и вступилась, потому что Лукреция явно не могла из себя выдавить даже слова: — Лорд Блэк, вы… — Гермиона замолчала, оторопев от насмешливого взгляда Арктуруса. — Женщина, не вмешивайтесь в мой разговор с дочерью. Лукреция Ликорис, я спрашиваю еще раз… Этого пренебрежительного обращения и сексистского отношения хватило, чтобы Гермиона каждой клеточкой своего тела возненавидела Арктуруса Блэка. Она работала с убийцами (и работает до сих пор — Тони дома, скорее всего, пек пирог, как и каждый понедельник), насильниками и множеством других преступников. Но сильнее она ненавидела ущемление чужих прав и мужской шовинизм, процветающий бурным цветом в магическом обществе. Перед ней же стоял явный пример приверженца теории превосходства мужчин над женщинами. — Лорд Блэк, — медленно повторила Гермиона. — Вы видите, что Лукреция напугана? Прошу вас перестать повышать голос. Он даже не обернулся, продолжая сверлить взглядом дочь. Та уже заметно дрожала и настолько измяла край мантии, что придется использовать разглаживающее заклинание. Гермиона прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Лорд Блэк… — Арктурус, — вмешался директор. Разумеется, тогда лорд обернулся, отчего Гермиона едва сдержала беспалочковое проклятье, готовое сорваться с губ. Этот чертов сексист напрямую игнорировал ее слова. — Лукреция подмешала зелье в бокал одного из учеников, — сухо пояснил Диппет. — Не смертельное, но все же. Обойдемся без исключения, так как это ее последний год обучения, и пострадавшая сторона согласилась не предавать огласке случившееся. — При всем моем уважении, Армандо, что это было за зелье? Арктурус напрягся и вцепился в плечо Лукреции. Та не издала и звука, но Гермиона заметила, как от боли скривилось девичье лицо. — Я не могу рассказать, Арктурус. Я вызвал тебя, как члена попечительского совета и отца девочки. Ты должен подписать… Изначально они собирались провести воспитательную работу. Но, видимо, Диппет, как и Гермиона, быстро понял, что не стоит посвящать лорда в подробности. Гермиона не ожидала такой чуткости от директора и еще несколько минут назад хотела влепить пощечину Лукреции, чтобы ее мозги встали на место. Сейчас же она желала проклясть ее сексиста-отца, которого слова директора явно не устроили. «Чертовы Блэки…» 2 Лукреция рыдала в ее личных комнатах уже около десяти минут. Пришлось привести ее туда, потому что в кабинет набились третьекурсники, у которых по расписанию был урок. Гермиона дала им тест, а сама теперь стояла и наблюдала за неуспокаивающейся девчонкой. Она бы ее с удовольствием выгнала, но указание директора и укоренившаяся жалость мешали выставить Лукрецию за дверь. Плакала она, к слову, так же как все. Никаких сдержанных слез, бегущих по бледным щекам. Всхлипы, шмыганье заложенным носом и звуки спазмов. Лукреция явно была не в состоянии говорить, потому Гермиона поставила рядом с ней успокоительное зелье из личных запасов и вышла в смежный кабинет. — Мисс Блэк, возьмите себя в руки до конца урока. За закрытой дверью на этом самом уроке зависло сразу несколько самолетиков с подсказками. Третьекурсники вжали головы в плечи, когда Гермиона метким заклинанием уничтожила летающие листки пергамента. — До конца теста шесть минут, — холодно уведомила она и прошла за стол. Стол, который вызывал неоднозначные воспоминания после ее глупого импульса. Гермиона считала себя сдержанной и уж точно не поддающейся случайным порывам, но не могла закрыть глаза на то, что сама позволила Тому Риддлу… произошедшее после бала. И если он находился под действием афродизиака, то у Гермионы не было подобных оправданий. Зелье Лукреции, в отличии от Амортенции, не было направленного действия. В тот момент Том Риддл был готов заняться сексом с любой девушкой, оказавшейся в досягаемости. Даже если это его профессор. После того как Гермиона его оглушила, она силком напоила Тома противоядием и… ушла в личные покои. Она слышала, как Том пришел в себя за дверью и через некоторое время покинул ее кабинет. Было странно, стыдно и аморально. Но у Гермионы еще сводило ноги от возбуждения, и она простояла под душем около получаса, прежде чем собралась и перенеслась к Тони. — Сдаем работы! — Еще минуточку, профессор, — выкрикнула Софи Корнер, царапая пером по пергаменту с таким усилием, что в любой момент могла проделать в нем дыру. Гермиона почти сдержала злорадную усмешку. Она взмахнула палочкой, и тестовые работы вереницей полетели к ней на стол. Несколько страдальческих стонов и недовольный писк Софи Корнер подняли Гермионе настроение. — Сегодняшняя тема… Отличия младшего футарка от старшего были интересны большинству третьекурсников не сильнее тональности крика мандрагоры. Гермионе не нравилось отношение школьников к знаниям. Руны в большинстве своем относились к предмету самостоятельного изучения, и без постоянного повторения было очень тяжело освоить перевод. Возможно, Гермионе бы больше подошло что-то прикладное вроде той же Защиты от темных искусств. На Собрании в пятницу она получила настоящее удовольствие от помощи слизеринцам с освоением восстанавливающего кости заклинания. Вдобавок, это напоминало ей о тренировках Отряда Дамблдора. Светлые, счастливые воспоминания, почти идеализированные после окончания войны. — На сегодня закончим. Изучите следующий параграф и подготовьте эссе на десять дюймов о различиях футарка. В ответ Гермиона получила страдальческие стоны и никакой благодарности. Софи Корнер сразу зашепталась со своими подружками, только укрепив ассоциацию с Лавандой Браун. Гермиона не понимала, как можно рассуждать о сквозном чтении, а через минуту о новой коллекции платьев от Ринэ и так идиотски хихикать. Она передернула плечами, потому что взгляд против воли останавливался на поверхности стола, возвращая мысли к Риддлу, и прошла к двери в личные покои. — Все в порядке, мисс Блэк? Та в порядке явно не была, но часа в одиночестве ей хватило, чтобы взять себя в руки и перестать топиться в жалости к себе. Лукреция подняла на нее покрасневшие глаза, оторвавшись от сцепленных ладоней, и глубоко, надрывно вздохнула. — Это приятно, правда? — Что именно, мисс Блэк? Гермиона закрыла дверь и заняла свободное кресло у нерастопленного камина. Легким беспалочковым заклинанием она незаметно проверила целостность всех защитных чар в покоях, но те были нетронуты. И тут было одно из двух: либо у Лукреции остались какие-то зачатки совести, либо она просто не рискнула соваться к ее вещам. — Целовать Тома Риддла, — на выдохе ответила Лукреция. Гермиона так резко повернулась в ее сторону, что хрустнула шея. Она скривилась и покачала головой из стороны в сторону, разминая. Что ж, вот и исчезла вся жалость к этой девочке, появившаяся после короткого знакомства с ее отцом. Яблочко от яблоньки… — Знаете, мисс Блэк, — Гермиона сняла очки и потерла переносицу. — Женщины столько лет боролись за свои права, чтобы такая, как вы, мечтали выскочить замуж и опаивали любовными зельями. Любовь? Ох, мисс Блэк, даже не заикайтесь. Что такого притягательного в Томе Риддле? Вы не способны по достоинству оценить его ум, ничего не знаете о его семье и не общались с ним более двух минут кряду, — последнее Гермиона предположила, но по отсутствию возражений поняла, что права. — Но мы обе с вами знаем, что Том опасен. А так же красив, остроумен и крайне лицемерен. Когда речь заходит о Томе Риддле, там не может в одном предложении идти слово «любовь». Лукреция широко усмехнулась, фыркнула и засмеялась. — Не вам говорить мне о любви! О нравственности и правильности поступков! Да вы… — Что я, мисс Блэк? Попыталась увести из толпы студента, без ведома накаченного афродизиаком? Оглушила его, когда он потерял контроль, и дала противоядие? Гермиона вернула очки обратно и взмахнула палочкой в сторону двери. Та распахнулась, с грохотом ударившись о стену. — Выметайтесь, мисс Блэк, — в лучших традициях Снейпа, прошипела Гермиона. — Ваш отец по-прежнему может узнать все подробности случившегося. А также об инциденте в прошлом году… Лукреция побледнела. В голове она уже перебирала тех, кто мог пробормотаться об Амортенции, но откуда ей было догадываться о Долохове шестидесятилетней выдержки. Она коротко кивнула, схватила сумку и выбежала из покоев. Точнее попыталась, едва не налетев на замершую в дверном проеме фигуру. — Т-том, — испуганно выдохнула Лукреция, и показалось, что она сейчас лишится чувств. — Вы все еще здесь, мисс Блэк? — поднялась следом Гермиона, стряхивая невидимые пылинки с мантии. — Следующий урок через десять минут, а директор не выдал вам освобождение на весь день. Лукреция уткнулась взглядом в пол, обошла Тома по широкой дуге и была остановлена Гермионой у самых дверей: — И да, мисс Блэк, касательно вашего вопроса… — Какого вопроса, профессор? — Это приятно?.. Целовать Тома Риддла… Гермиона остановилась в шаге от него, почувствовав слабый запах травяного мыла. Теперь стоять рядом с ним было как-то волнующе — совсем другие ощущения, нежели ранее. — Это и правда приятно. Гермиона широко улыбнулась, когда Лукреция хлопнула дверью. 3 — Подслушиваете, мистер Риддл? — Немного, профессор Олдридж. Том поражался, насколько спокойной она может оставаться. Как продолжает равнодушно смотреть ему в глаза после того, как они чуть не занялись сексом на ее рабочем столе. Его взгляд против воли остановился на ее бедрах, чьи контуры едва прослеживались под свободного кроя мантией. Теперь Том мог представить кружевные края чулок профессора Олдридж, и это не давало ему покоя. После принятия противоядия он пришел в себя на обломках парты со звенящей головой и спутанными мыслями. Все произошедшее смешалось в круговороте образов, нежной кожи, укусов и широко распахнутых глаз за очками в толстой оправе. После «разговора по душам» с Лукрецией, которая даже не пыталась отрицать свою вину, Том вернулся в комнату и мастурбировал в душе около получаса. Он медленно восстанавливал в памяти ощущения одурманенного мозга: стол, ее запах, вкус, чертовы завязки чулков и бледные бедра. Джин была полна той самой сексуальной энергии, темной и зовущей, заставляющей вскипать кровь. Закончив, Том покачнулся под холодными струями воды и медленно сел на кафельные плиты. Сейчас же он почувствовал себя юнцом, не способным контролировать свои гормоны и слишком зациклившимся на бедрах профессора. — Вы что-то хотели, мистер Риддл? Джин. Ее имя совершенно не подходило профессору Олдридж. Пусть и емкое, но слишком короткое и безликое для столь умной женщины, ни на кого не похожей и обладающей редким магическим талантом. — Я бы хотел уточнить время собрания нашего клуба в эту пятницу. Вы сможете начать на час раньше, профессор Олдридж? Просто в прошлый раз мы закончили перед самым отбоем... — он замялся, словно ему было неловко за свою просьбу. Необходимости в переносе, разумеется, не было. Это лишь являлось причиной, чтобы узнать отношение Джин к нему после произошедшего, и не откажется ли она от целительского курса. Хотя, Том не врал самому себе, и на этот курс ему было плевать с Астрономической башни. Он пришел, чтобы заранее прощупать почву, и показать, что между ними нет никаких изменений. Том не должен был спешить. Он не мог все испортить и прямо сейчас прижать ее к столу, как сильно бы этого ни хотел. — Сегодня только понедельник, мистер Риддл, — вздохнула Джин, с недовольством задирая подбородок, чтобы поддерживать зрительный контакт. — Спасибо, что так заранее уведомляете об изменениях расписания. Тому на секунду показалось, что она над ним подшучивает, но лицо профессора оставалось равнодушно-внимательным. — И я хотел поблагодарить вас. Она немного побледнела, когда Том, не удержавшись, сделал шаг в ее сторону. Джин снова оказалась в узком расстоянии между ним и столом, но дальнейшего сближения не последовало. На резко напрягшихся скулах профессора ярко выделилась россыпь веснушек. Она отвернулась и стала перебирать стопку тестов на углу стола. — Это моя работа, мистер Риддл. Разумеется, ее работой была забота о безопасности учеников, а не крайне тесный личный контакт с одним из них в собственном кабинете. — Что ж, не буду вас более отвлекать. Хорошего дня, профессор. Если собственное имя ей не шло, то вот свое учебное звание Джин полностью оправдывала. Оправдывала, даже будучи прижатой к рабочему столу и с задранной парадной мантией. Профессор. 5 На уроке Гермиона была невнимательна. Какая-то мысль настойчиво не давала ей покоя, но за нее было невозможно ухватиться. К этому примешивались волнение за Блэков и настороженность из-за близкого присутствия Тома. Блэк-холл. Это действительно было делом рук группировки Гриндевальда. На днях пришел аврорский отчет, в котором не было никаких схожестей с делом Грюмов. Пытки и Авада — это не почерк Тео. Тем более, ему не было смысла нападать на семью, пока Альфард находился в школе. А вот с Гриндевальдом у Поллукса Блэка произошел конфликт еще несколько лет назад, когда он отказался материально поддерживать его движение. — Вопрос, мистер Долохов? — Гермиона отложила учебник и усмехнулась краешком губ. Для нее до сих пор было удивительно видеть совсем юного Антонина и замечать мелкие идентичные движения. Вот и сейчас он сложил руки на груди и глубоко вздохнул, прежде чем заговорить — явно собирался ляпнуть какую-нибудь шутку. — Извините, профессор! — вдруг вмешался Альфард, воровато оглянувшись и проследив, чтобы гриффиндорки вышли из кабинета. — Сегодня вы тоже придете? Гермиона кивнула, пытаясь не показывать, что совсем не горит желанием присутствовать на их Собраниях до конца года, чтобы проводить как можно меньше времени в одном помещении с Риддлом. Тот, к слову, впервые не стал задерживаться и покинул кабинет со звонком. — Умоляю, профессор, только не нужно снова ломать ноги! — театрально взмолился Антонин, прикладывая ладонь ко лбу. — Вы оставите меня хромым, и тогда Вальбурга точно откажется от моего приглашения в Хогсмид… — Эй! Да как такой флоббер-червь, как ты, вообще смеешь куда-либо приглашать мою сестру? — пихнул его Альфард и потянул за сумку в сторону двери. — Будем ждать вас, профессор Олдридж! В его шутливом вопросе, возможно, скрывалось полноценное недовольство. Альфард Блэк теперь стал главой семьи, и именно ему соблюдать договоренность о помолвке Вальбурги. Гермиона запросила информацию о том, что Сигнуса после больницы отправили к Арктурусу. И пусть из них всех Вальбурга была совершеннолетней, но так же она являлась женщиной. А в узком закрытом мирке священных двадцати восьми это означало «подконтрольной главе рода». Гермиону по-прежнему напрягало изменение отношений Антонина и Вальбурги. Она не понимала, как именно ее вмешательство во время свело этих двоих. Гермиона часто натыкалась на них в коридорах замка, особенно в последнее время, когда Антонин всячески пытался поддержать Вальбургу после пожара в Блэк-холле. Гораций любил посплетничать и рассказал, что с прошлого похода в Хогсмид Антонин «принес мисс Блэк много миленьких вещей из последней коллекции, вряд ли ее гардероб выжил в Адском огне…». Из последней коллекции. Вот именно! Гермиона влетела в смежные личные покои, где на прикроватной тумбе лежал свежий выпуск Ежедневного пророка. Подсказка была у нее перед носом. Платья от Ринэ, взбудораженные девчонки, постоянные обсуждения покупок… В Магическом Лондоне с понедельника началась Неделя Волшебной Моды! Кричащие заголовки, всегда пролистываемые ею до научных статей, пестрели мантиями необычного кроя и интервью с модельерами. — Тони! — Гермиона так сильно вцепилась в сквозное зеркало, что оно жалостливо заскрежетало. — Тони! — Только не говори, что у тебя опять возникли какие-то планы на субботу, — в отражении появилось его небритое лицо на фоне кухни. — Или Том тебя… — Нам срочно нужно установить слежку на Неделе Моды, — перебила его Гермиона, падая в кресло с шумным выдохом. — Собралась ловить новинки? — Собралась ловить Нотта. 5 — Она опять тебе отказала? — Роб стер с губ пену от сливочного пива и постучал по граненой кружке. — А что ты ей сказал? — вклинился Джереми Розье, не выпускающий из рук блюдце с тягучими орешками. Антонин только скривился и отпил из своей кружки, звонко поставив ее обратно на стол. — Он сказал, — усмехнулся вечно осведомленный Малфой. — «Нам просто необходимо сходить на свидание!» Видимо, это действительно был вопрос жизни и смерти, раз ты пытаешься утопиться в сливочном пиве? — Vashu zh mat', заткнитесь! Слизеринцы взорвались хохотом, привлекая внимание к их столику в углу. В обычное время днем «Румяная тыква» не пользовалась особой популярностью, но сегодня свободных мест не хватало из-за отвратительной погоды. Дождь лил с самого утра, и все спешили укрыться в тепле. — Люсиль, дорогуша, — перехватил Антонин хозяйку таверны с зелеными лентами в волосах. — Ну хоть пол-пинты эля! — До совершеннолетия даже не уговаривай, красавчик, — ответила она, подходя к их столику. — Могу предложить настойку шести трав. — Там алкоголь есть? — Там есть валерьяна, которая успокоит твое разбитое сердечко. — Серде-ечко! — передразнил и захохотал Лестрейндж, за что получил по шее от Джереми, на лице которого даже мускул не дрогнул. Он молча протянул пустое блюдечко из-под орешков и улыбнулся: — Повторите, пожалуйста. Колокольчик на двери зазвенел, и на короткое мгновение внутрь таверны влетел свежий, влажный воздух. Внимание Антонина привлек мужчина в мантии, подбитой мехом, как те, которые он предпочитал носить сам. Тот стряхнул капли с плеч, но так и не снял капюшон. При взгляде на неизвестного гостя Антонина странно замутило, словно он съел что-то несвежее. С трудом он выдавил улыбку. — Дорогуша! — закричал новый гость, и щеки Люсиль покраснели. — Эх, — показательно вздохнул Антонин. — А я то думал, только мне позволено вас так назвать. Люсиль как-то хитро ему улыбнулась и упорхнула к стойке. Мужчина что-то зашептал ей, от чего хозяйка покраснела, и протянул сложенный лист пергамента. Странное зудящее чувство в груди не прошло. Антонин нахмурился. — Передавайте Джин привет! — крикнула Люсиль вдогонку, когда гость уже стоял на пороге. — Непременно, дорогуша. Непременно.