Профессор Грейнджер

Если ты одержим какой-то мыслью, то она подстерегает тебя на каждом шагу, даже в воздухе ты чуешь её запах. Томас Манн

1 Гермиона приложила ладонь к уху, где был встроен микронаушник на магических волнах. Связь фонила, но она четко слышала ругань Тони на нерасторопного официанта. Они сидели в противоположных частях зала, и Гермиона с легкостью могла представить недовольную жестикуляцию Тони с его неприличными жестами. — Пролил на тебя шампанское? — едва шевеля губами, растянутыми в широкой улыбке, спросила Гермиона. — Хуже, — после паузы прошипел Тони. — Гранатовый сок. Ненавижу гранатовый сок! Экскуро! Гермиона не смогла сдержать короткий смешок, чем привлекла внимание женщины за соседним столиком. Та высокомерно фыркнула и нахмурилась, зашептав что-то подошедшему официанту. Видимо узнавала, что за ненормальная говорит сама с собой, еще и единолично заняв столик. — Мисс, у вас все в порядке? — вежливо спросил официант, которому явно больше импонировала молодая девушка, а не визгливая ханжа. — Просим прощения за задержку, до начала показа десять минут. — Да, благодарю за заботу, — Гермиона опустила глаза и заправила за ухо выбившуюся прядь волос. — На столь крупных мероприятиях редко начинают вовремя. Пожалуйста, принесите еще шампанского. — Да, мисс. Гермиона подняла к лицу программку и скривилась. От постоянных показательных ужимок у нее уже разболелась челюсть. На самом деле, раньше она не бывала на модных показах, но Тео посещал их как минимум дважды в месяц и каждый раз жаловался на задержки. — Думаешь, он придет? — вопрос тихо прозвучал сквозь наушник. — Сегодня заключительный день, — Гермиона прикрыла рот программкой. — Самые лучшие коллекции либо открывают Неделю Моды, либо их оставляют на закрытие. Тео просто не сможет такое пропустить… Несмотря на твердый тон, Гермиона не была в этом уверена, но проследить стоило. За полгода никаких подвижек и нераскрытая смерть семьи Грюма. Они топтались на месте непозволительно долго, слишком сильно изменяя временную линию. Иногда Гермиона даже забывала, что эта жизнь — лишь удобное прикрытие. Она скучала по родителям и друзьям, но, на удивление, намного меньше, чем думала поначалу. Привыкла к ученикам, жизни с Тони и даже постоянному нахождению рядом Тома Риддла. Вот даже сейчас Гермиона сидела за столиком на модном показе и, как все, ждала пока над подиумом зажгутся огни. Тео десятки раз пытался затащить ее на подобное мероприятие, и, кто же знал, что для этого понадобится серия убийств и перемещение во времени на шестьдесят лет. — Джин, — из мыслей ее вырвал мужской голос, в котором сквозило неприкрытое изумление. — Не знал, что подобные вещи вам по душе. Гермиона с улыбкой обернулась и встала навстречу Нобби Личу в ярко выделяющейся на общем фоне аврорской мантии. Алая тяжелая ткань хлестнула по ногам, когда он остановился и наклонился, чтобы поцеловать ее руку в тонкой перчатке. — Взаимно, Нобби, — Гермиона заставила себя обратиться по имени и выдавила широкую улыбку. — Служба, — он постучал по аврорскому значку на груди. — Обычно я обхожу такие мероприятия за версту. Гермиона была бы рада сказать: «Я тоже», но тогда бы возник закономерный вопрос о ее присутствии здесь. — Знаете, — Нобби Лич почему-то не желал сразу удалиться. — Я как раз недавно вспоминал о вас, Джин. — Видимо, с ужасом, боялся встретиться еще раз, — прокомментировал в наушнике Тони. — Хотел написать, но не находил слов и боялся показаться навязчивым. — Pohodu on slep! Ты же тогда была пьяна в стельку, разве нет? — Так... — Нобби улыбнулся и заговорщески тихо спросил: — Разрешите писать вам. Достаточно тихо, чтобы даже Гермиона стушевалась от интимности интонации, но недостаточно, чтобы Тони не услышал. — Эй, радость моя, я не понял. Этот тюфяк к тебе клеится? Гермиона откашлялась и кивнула. Ей даже не пришлось изображать смущение. Она бы отказала, но поддерживать контакт с Нобби Личем было полезно для дела. Все-таки он входил в «девятку смертников». — Буду ждать вашего письма, Нобби, — кокетливо ответила Гермиона. — Что ж, вынужден откланяться. Служба не ждет, — мужчина одарил ее широкой улыбкой и коротко поклонился. — Ждите сову. Гермиона проводила его взглядом, давя назойливые мысли. Алая аврорская мантия навевала воспоминания о доме. Гарри часто шутил, что их форма такого цвета, чтобы не волновать жен пятнами крови. Это было неправдой лишь отчасти. В Министерстве веками не менялась цветовая дифференциация штата. Так, у Гермионы и других Невыразимцев мантии были серыми. Фиолетовые — члены Визенгамота, синие — отдел магического хозяйства, лимонные — колдомедики. Не слишком удачный выбор цвета для авроров — кричащий красный, но такая форма в большинстве случаев являлась парадной. Гермионе она очень нравилась. На подобных мантиях была мощная паутина защитных и сигнальных заклинаний, способная считывать жизненные показатели носителя и в случае угрозы даже вызвать подмогу. Серые же мантии Невыразимцев отличались сильной иллюзорной защитой. Она поглощала столько магической энергии, что не оставалось даже на банальный обтекаемый щит. Потому Невыразимцы всегда носили с собой запас зелий и артефактов на все случаи жизни. Многие, как и Гермиона, имели при себе вторую палочку. Она даже делала на заказ под нее ножны, потому что палочка Беллатрисы имела изогнутую, неклассическую форму. Гермионе просто повезло, что на Хэллоуин она в последний момент решила ее не брать. Иначе у Тома Риддла возникли бы вопросы по поводу кожаного крепления на ее бедре. Том. Даже воспоминания о ее настоящей жизни каким-то магическим образом сводились к нему. — Сигналки молчат, — недовольно скривилась Гермиона, зажмурившись от пузырьков шампанского, попавших в нос. — Достало гоняться за призраком, — проворчал в наушнике Тони. Гермиона была с ним согласна. И, к сожалению, слишком хорошо знала, что Теодор Нотт не призрак, а плоть, кровь и гениальное безумие, которое они должны остановить. Которое она должна остановить. 2 Они завели негласное правило — одно письмо в неделю. И, по правде, не особо Гермиона тяготилась этой перепиской, насколько жаловалась Тони. Нобби был интересным собеседником, не слишком навязчивым, но и не дотошно прагматичным. Он хорошо излагал свои мысли на пергаменте, и их обмен письмами все больше напоминал Гермионе переписки из романов Бронте (любой из них). Маленького филина Нобби звали Либациус, в честь автора учебника «Расширенный курс зельеварения». На самом деле, Нобби терпеть не мог этот предмет, но был вынужден посещать для поступления в Аврорскую Академию. Филин имел премерзкий характер, и он посчитал подобную кличку остроумной. Когда Нобби рассказал об этом Гермионе, она написала ему три пергамента о достижениях Либациуса Бораго в зельеварении и артефакторике, но в конце, нехотя, согласилась, что характером он обладал еще более худшим, чем одноименная птица. Они переписывались почти два месяца. Оставалось меньше недели до Рождества, и Гермиона смущенно отклонила приглашение Нобби на праздник. Тони бы оторвал ей голову, да и какого-либо изменения их отношений она все-таки не желала. Ее напрягало затишье. После памятного Хэллоуина Гермиона вела занятия, продолжила посещать Собрания и даже стала консультировать Тома по поводу проекта. Он все еще следил за ней издалека, но, кажется, тот излишний интерес, наконец, утих. Единственным крупным событием за это время стало негласное объявление парой Антонина и Вальбурги. Из-за неразразившегося скандала по поводу расторжения помолвки, Гермиона была уверена, что эта информация не покинула узкого круга семикурсников Слизерина. Впрочем, относительно падения баррикад Вальбурги Блэк были лишь догадки. Все-таки многих удивило, что она так резко сдалась после месяцев крепкой обороны. Пока главной версией оставалось то, что Антонин рыдал под дверью в девичьи спальни на протяжении четырех часов, после чего Вальбурга, наконец, сжалилась. Тони воспринял эту информацию на удивление спокойно. Напился и часами жаловался на потраченную впустую молодость. Это Собрание было последним, перед тем как все разъедутся на рождественские каникулы. Когда Гермиона зашла в кабинет, то застала слизеринцев за обменом подарками, с десятками коробочек и свертков разной величины. Над иллюзорным камином висел остролистовый венок. Кто-то запустил под потолок искры-фейерверки, которые шипели и переливались оттенками голубого. — Профессор Олдридж! — Альфард махнул рукой. — Подойдите, мы вас заждались. Гермиона не сдержала смеха, когда заметила как Антонин и Джереми пытаются спрятать за спинами большую подарочную коробку. — Вижу, сегодня вы празднуете, а не занимаетесь? — попыталась поддеть она. — Нет-нет, профессор, — Альфард запустил пальцы в волосы и переступил с ноги на ногу. — Это небольшое отступление. Мы тут… кое-что приготовили. — Та-дам! — не выдержал его запинаний Антонин и протянул коробку в зеленой подарочной обертке. Она явно была очень тяжелой. Антонин с трудом самостоятельно удерживал ее, потому не стал передавать, а потащил в сторону подоконника у искусственного окна, где Гермиона обычно оставляла свои вещи во время тренировки. — С наступающим Рождеством, профессор! — С Рождеством! Гермиона не сдержала любопытства и последовала за ним. — Можно открыть? — Только без заклинаний, ух, — выдохнул Антонин, сгрузив коробку на каменный выступ. — А то подарочки с характером. — Их там много? — улыбнулась Гермиона. — Каждый хотел отблагодарить вас, профессор Олдридж. Она окинула взглядом замерших в ожидании учеников. Даже Абраксас Малфой поднялся из своего облюбованного кресла, хотя Гермионе всегда казалось, что вот именно он относится к ней с наибольшим предубеждением. Она потянула за широкую серебристую ленту и аккуратно надорвала по краю оберточную бумагу. Та зашелестела, открывая взгляду коробку из плотного картона. В ней были книги. Редкие и древние даже на вид тома, которые фонили магией. Зельеварение, трансфигурация материи, артефакторика, история волшебных родов и рунология. О некоторых из них Гермиона лишь слышала, другие в свое время замечала на книжных аукционах Лютного, где за один такой том просили цену квартиры в центре Лондона. Гермиона закусила губу и коснулась ветхого переплета в металлической рамке, какие устанавливали веков так пять назад. Она почти прослезилась от вида целой коробки столь редких знаний. — Мы заметили, что вы много времени проводите в библиотеке, профессор, — прервала затянувшееся молчание Вальбурга. Она подошла ближе и встала плечом к плечу с Антонином, который без всякого стеснения поцеловал ее в макушку. Вальбурга скривилась и фыркнула. — Ваш уровень знаний практически во всех видах магии очень высок. Мы не хотели повторяться, так как не знали, что именно вы уже читали. Потому каждый принес по редкой книге из фамильной библиотеки. Моя — вон та, «Использование чешуи дракона в лекарственных зельях» Лютера Стэрри. Ее экземпляр поколениями передавался в нашей семье. Гермиона нашла глазами упомянутый том с небольшими подпалинами на угле. Она слышала, что библиотека Блэков сильно пострадала при пожаре, но особые секции защитила родовая магия. Гермиона отложила книгу и взяла следующую. Та выглядела наиболее ветхой и древней. На обложке почти стерлись буквы: «Зелья и противоядия» Ливо Авински. Гермиона слышала, что подобный экземпляр хранится у гоблинов и дубликата не существует. — Это от меня, — вдруг стушевался Малфой, и Лестрейндж пихнул его в бок. — Вам же нравится, да? — в своей непринужденной манере влез Кристофер Нотт. — Можно тогда обойтись без травм? Я до сих пор хромаю… Напряженная обстановка резко разрядилась смехом и обсуждением переломанных костей и срастающихся мышц. Гермиона закрыла коробку, пытаясь унять колотящееся сердце. Она была растрогана. Пусть это все являлось прикрытием, но их уважение было настоящим. Теперь они чаще шли со своими проблемами к ней, а не Слизнорту. И этот подарок… — Вам нравится? Том прислонился к стене и смахнул со лба пряди волос. От него пахло сигаретами и морозным воздухом — он всегда курил перед Собраниями. Гермиона молча улыбнулась и кивнула, все еще касаясь подарка кончиками пальцев. Даже сквозь обертку она чувствовала мощную магию этих книг, большинство из которых в ее времени считались утерянными. — Спасибо. — От меня там только тетрадь для пометок, — Том стянул через голову галстук и улыбнулся. — К сожалению, я не смог добавить достойную книгу к этой коллекции. Гермиона приоткрыла коробку и достала тетрадь в черном кожаном переплете с металлическими набойками на уголках. Она нервно сглотнула и хмыкнула. За исключением именной гравировки, подарок был копией первого крестража Тома. — Мне нравится, — наконец, совсем неубедительно выдавила Гермиона. — Я рад, — Том внимательно посмотрел на нее и вышел на помост. — Закончите обмен подарками в гостиной. Давайте начнем! 3 Том вызвался проводить ее до покоев, потому что «подарок» был неподъемен, а чары левитации к таким книгам применять слишком опасно. Да, пожалуй, причина была только в этом. Том не верил в любовь. Существовала Амортенция, одержимость, в конце концов, даже влюбленность, но не любовь. А еще, разумеется, была ревность. Жгучая, колющая ревность к тем письмам, которых ее пальцы касались каждый чертов вторник в Большом зале. И собственничество — удушливое, змеиное и шипящее. Том шел немного позади, сосредоточившись на волосах Джин, покачивающихся в такт шагам. Пружины-кудри гипнотизировали его, переливаясь золотом в свете факелов. Ее чертовы волосы. Том держал себя в руках эти месяцы, но ночами его пальцы снова пропускали между собой каштановые пряди. Одержимость. Ревность. Собственничество. — Мистер Риддл, вы прожжете дыру в моем затылке, — устало вздохнула Джин, разминая шею после их тренировки. — Профессор, вы идете прямо передо мной. Куда еще я могу смотреть? — охрипшим голосом спросил Том, поудобнее перехватывая коробку. Тома интересовало, каким Джин его видит. Ставит ли на одну ступень, несмотря на их разницу в возрасте. Придает ли значение тому, что произошло на Хэллоуин на ее столе. Выделяет ли из остальных учеников. Том улыбнулся, сгружая коробку на ближайшую парту. В кабинете рунологии было уже совсем темно, и Джин зажгла Люмос на кончике волшебной палочки. В искусственном свете на ее лице ярко выделились веснушки, и очки пересекла отраженная полоса. Он отпускал ее в последний раз. Том выделил себе грань — совершеннолетие. Одержимость. Ревность. Собственничество. 4 — Слушай, — Альфард начал отращивать усы и теперь постоянно тер губы. — Моя сестренка скоро узнает об этом, точно тебе говорю. Чудо, что мы до сих пор не прокололись. — Хм, — коротко кивнул Антонин, поглядывая на дверь не меньше раза в минуту. — Да. — Ты меня вообще слушаешь? — Альфард помахал перед его лицом ладонью, чем, наконец, привлек к себе внимание. — Повезло, что Вал не любит гулять в Хогсмиде. Ненароком она подумает, что ты за ее спиной кому-то свиданки назначаешь! И лучше так, чем правда. — Ты о чем? — О том, что ты каждую субботу сидишь в этой таверне и выслеживаешь непонятного мужика! — Да заткнись ты! — прикрикнул на него Антонин, когда в сторону их столика начали поглядывать. Не мог он сказать, что с того первого дня, когда увидел странного незнакомца, внутри все странно похолодело. Теперь его, словно чарами, тянуло в таверну, где каждую субботу Антонин проводил в тягостном ожидании. Он даже попросил Тома проверить его на внешние влияния проклятий или зелий, но все было чисто. За практически два месяца Антонин увидел того мужчину лишь однажды. В начале декабря, тогда еще выпал первый снег. Он снова передал что-то хозяйке таверны, рассыпавшись в комплиментах и легком флирте, после чего ушел. Антонин, как ни старался, не смог разглядеть его лица. Но все тело словно занемело. Мелкая дрожь прошлась от позвоночника к шее и отдалась в кончиках пальцев. Антонину тогда стало страшно, и в какой-то момент он панически оглянулся, ища глазами Вальбургу. Она бы могла успокоить. Она всегда была сильнее, даже лишившись родителей и борясь с постоянными кошмарами. — Помяни мое слово, — Альфард поднялся и накинул зимнюю мантию. — Он окажется приспешником Гриндевальда и заавадит тебя по дороге в школу. — Куда собрался? — Отпраздную с парнями. Рождество как-никак. — Если, — раздраженно зашипел Антонин, видя, что Альфард, и правда, собрался уходить. — Он действительно человек Гриндевальда, то не тебя ли это в первую очередь должно волновать? Челюсть Альфарда напряглась. Он не спеша поправил кожаные перчатки и странно, совсем несвойственно для себя усмехнулся. Так усмехался Том, когда они перебарщивали с Круцио на Собраниях. — Тем более. Для подобной встречи мне еще нужно подготовиться. — Какой же именно встречи? — звонкий девичий голос заставил их обоих вздрогнуть. Антонин втянул голову в плечи и медленно обернулся, растягивая губы в улыбке. — Радость моя, ты крадешься подобно кошке. Что тебя сюда привело? — О какой встрече речь, мистер Долохов? — еще раз холодно спросила Вальбурга, приманивая волшебной палочкой третий стул. — Братец, сядь. Я слушаю.