Чужак

Мелисандра нагнала его после церемонии сожжения и сразу перешла к главному: — Что ты тут делаешь? — Защищаю Стену, полагаю. Что вас не устраивает? Энакин окинул ее взглядом, на этот раз имея возможность рассмотреть вблизи. Жрица Рглора могла быть красавицей, если бы не иступленный фанатизм, которым от нее разило за милю. Такое любого изуродует. — Ты должен быть по ту сторону, — безапелляционно вынесла вердикт Мелисандра. — Откуда и явился. — Но я все ещё здесь. И отчего-то не превращаюсь в лёд и не горю заживо. Последнее ее будто бы повеселило. Но прежняя серьезность мгновенно вернулась. Она пристально рассматривала его лицо, словно видела перед собой не голубые глаза и бледную, не привыкшую к северу кожу, а красные визоры маски. А может, и правда видела. — Порождению тьмы тут не место. — Тогда нам обоим следует уйти. Жрицу передёрнуло от гнева. А он, чем больше всматривался, тем сильнее ощущал желание положить обе руки ей на горло и сдавить что есть сил, пока ее проклятый огонь не потухнет без живительного кислорода. Обилие жгучего красного, показная роскошь, красноречие и огромная, почти физически ощутимая сила — слишком много было в ней хорошо знакомого, тёмного, поистине ситхского. Глаза, правда, не жёлтые, но это можно запросто скрыть. Он бы не удивился, выпусти она сейчас молнию Силы. «Уничтожить, уничтожить, уничтожить!» — кричало выкрученное до предела чувство опасности. — Владыка Света… — Я знаю Свет, миледи. И я знаю Тьму. Если вы считаете себя посланником первого, такую позицию пришло время пересмотреть. Кажется, она едва удержалась, чтобы не ударить его. И славно, потому что тогда он бы тоже не стал сдерживаться. — Держитесь подальше от Джона, — это лучше обозначить сразу и единожды. В следующий раз он ее просто скинет ее со Стены. Вот только ей это будто прибавило уверенности. — Не пытайся помешать исполнению воли Владыки. — То есть, у меня есть возможность? Она улыбнулась. Всезнающе и с гадким превосходством, как один его давний знакомый. — Нет. Боги всегда получают то, что хотят. Не бойся, — мягко продолжила Мелисандра, — смерть в огне самая чистая смерть. Он остановился, когда уже почти коснулся ее — так и замер, едва не положив руку на бледное горло. — Однажды я лично убедился в обратном. Она поняла. И отступила назад, словно почувствовала пронзительный холод, всегда следовавший за носителем темной стороны. — Ты пахнешь пеплом, — вдруг негромко проговорила она. Наверное, ещё сама не могла понять, как интерпретировать происходящее. — А вы — страхом, миледи. И ничего хорошего в этом нет. Страх фанатика зачастую приводит к катастрофе. Если ко всем прочим Мелисандра питала нечто вроде снисходительного презрения, то его теперь откровенно старалась избегать. Энакин не имел ничего против, но подобное заставляло беспокоиться. Как много она могла увидеть? Что из этого верно растолковать? Да и могла ли вовсе? Неужели одаренный? Здесь? В конце концов, его подчинённым не нужно было чувствовать Силу, чтобы приходить в ужас от одного его вида. Но с ней ни в чем нельзя было быть уверенным. Подобное отношение, однако, оказалось в некотором роде полезным. Красная жрица старательно избегала даже подолгу оставаться с ним в одном помещении. Он же все чаще старался находится неподалеку от Джона Сноу, за которым жрица ходила опасной бордовой тенью. Уж не уговаривала ли шагнуть в огонь ради Владыки Света и спасения всего человечества? Пару дней назад у нее определенно были шансы. Нет уж, пусть окучивает Станниса. Тот, похоже, совершенно не против, несмотря на присутствие жены и дочери. И зачем только потащил их за собой в эту глушь?! Военный лагерь не место для детей и психически нестабильных. Тем более, на Севере, где куда ни глянь — назревающий конфликт, который решать будут оружием. Как выяснилось, у короля были и иные способы решения. *** Джону не хотелось смотреть. Ему уже который раз хотелось оказаться где-то подальше отсюда, где всё так же просто и понятно как в его романтизированных представлениях о службе в Дозоре. Где нет живых мертвецов, огненных жриц, знающих слишком много, давних врагов, внезапно оказавшихся обычными людьми, и обрядов жертвоприношения. Но он здесь. Стоит. Смотрит. И все решается. — Я желаю вам удачи в грядущих войнах. А чего он ожидал? Вольный народ не преклоняет колен. Но разве нашествие мертвецов не повод наступить на горло своей гордости? Счетов друг к другу не счесть, но когда на кону стоит такая тривиальная штука как выживание? Мелисандра казалась удовлетворенной. Ещё бы, ее божество сегодня насытится вдоволь. Интересно, если бы Манс преклонил колено, она попыталась бы настоять? В полутьме было толком не разглядеть лиц окружающих. Джон мельком бросил взгляд на две светлые фигурки на галерее. Неужели обязательно было приводить сюда принцессу Ширен? Хотя отец ведь брал их с братьями на казни дезертиров. Но это… Ему вдруг почудился огромный зал, запах горелого мяса и чей-то придушенный крик, едва различимый из-за треска зелёного пламени. В голове зашумело, а к горлу подкатила тугая волна. Наваждение спало. Джон упёрся расфокусированным глазами в мощную фигуру Манса, прикованного к столбу. По сторонам от возведенный платформы танцевали небольшие, пока такие безобидные огоньки. Мелисандра торжественно вышла вперёд — в темных зимних сумерках ее волосы и платье казались бархатно-черными — и заговорила своим гортанным уверенным голосом. — Все мы делаем выбор. Джон невольно сделал шаг назад, стараясь оказаться от нее как можно дальше, и только теперь рассмотрел лицо Энакина, замершего чуть в стороне. Вероятно, болезнь ещё не полностью ушла, отчего лицо южанина казалось практически белым. Под глазами залегли темные, почти черные глубокие тени. Губы, сжатые в тонкую полоску, побелели, а во взгляде горело что-то настолько больное, тяжёлое и ненормальное, что в нем практически не оставалось ничего человеческого. Даже сами глаза, кажется, приобрели странный золотистый отлив… — Мы выбираем свет или тьму. Мы выбираем добро или зло. И снова, словно пробежала по воздуху едва заметная рябь, и видение исчезло. Энакин медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Джон заметил, как по бледному лбу медленно скатываются бисеринки пота. — Ты в порядке? Энакин обернулся и его напряжённое лицо расслабилось окончательно. Он выглядел как человек, с которого наконец-то сняли тяжёлые кандалы с огромным металлическим грузом. Женщина тем временем продолжала: — Узрите же, что будет с теми, кто выбрал тьму. Энакин пристально посмотрел ему в глаза, тревожно сдвинув брови к переносице. Бросил хмурый взгляд на жрицу Рглора, на мгновение замер, а потом вдруг кивнул то ли ей, то ли Джону, то ли себе самому. — Да. Теперь в порядке. И поспешно скрылся за спинами братьев. Некоторые проводили его подозрительными взглядами, но довольно быстро внимание вернулось к действу. Красная жрица не торопилась. И было в этой ритуальной медлительности что-то до того жуткое, что делало честь даже Горе с его свирепой звериной жестокостью. Пламя же, напротив, расползалось быстро. Жадно, голодно тянулось к жертве, торопливо перескакивая с сучка на сучок, а потом на толстые бревна. Человек на платформе невольно заметался, пытаясь отступить от неотвратимой и невероятно мучительной гибели. Ненадолго, огонь насытился деревом и подполз совсем близко, вылизывая сапоги пока ещё маленькими любопытными язычками. Надо было зарезать его в лагере. Или хотя бы пару часов назад. Чуть в стороне тихонько вскрикнула Лили и уткнулась Сэму в плечо. Он поспешно обнял перепуганную дочурку Крастера, но отвести взгляда от экзекуции все же не смог. Король за Стеной застонал, потом зашелся кашлем, задыхаясь от боли и едкого дыма. Старые Боги, довольно! Джон повернулся, и поспешно рванул к оружейным, кажется, грубо задев кого-то плечом по пути. В пекло, всему должен быть предел! Что бы ему потом не твердили Станнис, Мелисандра или братья. Звон тетивы догнал его почти сразу. Сначала даже показалось, что это кто-то пустил стрелу ему в спину. Стрела вошла Мансу над сердцем. Не мгновенная смерть, но недолго. Не больше минуты. Джон поднял голову и увидел за дымом и столпами пламени высокую темную фигуру в плаще.