Чужак

Первым вернулось чувство времени. Почти сразу за ним — осязание и мышечно-суставное чувство. Руки болели от напряжения, словно он несколько часов кряду отбивался от вихтов. Энакин на пробу сжал кулаки, разгоняя кровь по сведенным судорогой мышцам. В ушах гудело, и он едва ли мог услышать что-то кроме стука крови в висках и собственного дыхания. Хриплого, но ровного. Медленно он повернул отчего-то невероятно тяжёлую голову и огляделся. Одно тело, другое. Кровь, ещё кровь, редкий огонь. Ощущение было странное. Словно из его разума вырезали небольшой, но важный кусок, и на том месте осталась только холодная космическая чернота. Такое уже бывало раньше. Когда… Когда… — Кажется, я убил ребенка. — Да можешь не сомневаться. Тебя от него еле отцепили. Завеса рухнула, выбросив его обратно в незнакомо-знакомый мир. Воздух наполнился треском факелов и шумом ветра. Холод привычно забрался под одежду, ударил по лицу и вцепился зубами в кончики онемевших пальцев. Энакин ещё несколько раз сжал и разжал кулаки и заметил, помимо всего прочего, на кожаных перчатках крупные бурые пятна. Оглянулся снова на одно из оставленных тут же тел. Ребенок, действительно. А другое… — Первый раз его пырнули в низ живота, — Тормунд Великанья Смерть взглянул поверх его плеча на остывшее тело Джона Сноу. — А потом добили в грудь. Кажется, какое-то время назад — вряд ли с его возвращения прошло больше четверти часа, — он тоже успел рассмотреть. И выводы сделать о росте и личности убийцы. Вот уж действительно, маленькая мразь. — Джон ему доверял. — А ещё лично опекал, явно ассоциируя с собой. И, наверное, даже обрадовался, когда увидел. Умно, сир Алиссер, умно. Даже заподозри Сноу неладное, предположить подобное ему бы собственное понятие о чести не позволило. — Второго нашли? Не могли мальца послать одного, заплутал бы и помер. Гнев душил его, и будь с ним хоть толика прежних способностей, в радиусе полумили не осталось бы, наверное, ничего живого. Может, именно их отсутствие и помогало сейчас сохранить самообладание. А может, всплеск прошел после первого убийства. Нет. Мало. И быстро, слишком быстро. — Я тоже так подумал, — кивнул рыжебородый одичалый. — Уже отправил несколько парней, вряд ли он уйдет далеко. Энакин встал. Ноги едва слушались, словно были дюрастилом, а не собственной живой плотью. На бледном лице так и застыло изумлённое, неверящее выражение. Джон выглядел почти трогательно с широко распахнутыми глазами и чуть приоткрытыми пухлыми губами. Они уже посинели, отметил про себя Энакин, опуская юноше веки. Потом провел ладонью вниз, нащупывая края ран. Так точно, над лоном и слева от грудины. Наверное, он упал на колени после первого удара. — Сколько людей знает об этом? — Восемь, включая нас двоих. Все ваши уже в курсе. Ищут второго ублюдка, — он внезапно почувствовал острый прилив благодарности за то, что Тормунд не говорит ему ни одного лишнего слова. Похоже, в людях он разбирается получше бедняги Сноу. — Пусть пока так все и остаётся. Часовых по периметру удвоить, о любых подозрительных явлениях сообщать. В одиночку пусть никто никуда не суется, — как-то вдруг они поняли, что думают сейчас об одном и том же. — Тогда его следует сжечь. Они переглянулись. Потом, не сговариваясь, ещё раз посмотрели на Джона. Второй диверсии из Дозора сегодня не будет. Да и вообще она вряд ли случится. А вот то, что гонится за ними от Сурового дома ещё может дать о себе знать. Теперь им даже не обязательно приходить лично. Гнев огромной волной снова поднялся в груди. — Нет, — в его голосе звучал металл, от которого порой бросало в дрожь даже бывалых военных. Внезапно он отметил, что дышит тяжело медленно и так… по-старому. Может, именно ради этого момента у него отняли Силу? Потому что будь она с ним, никакая Стена бы не выдержала. — Нет, — повторил он уже сдержаннее, но чего ему эта сдержанность стоила было сложно передать словами, — это наше единственное доказательство предательства Торне. Если тело сжечь, мы уже никак не докажем, что это его с приспешниками рук дело. Будет выглядеть так, словно ваши зарезали Джона. Как и планировалось. — Будучи ещё по эту сторону Стены? — действительно, так поступают только безумцы или совсем уж кретины. Все в рамках типичных представлений об одичалых. — Не удивлюсь, если был вариант с убийством после возвращения. Но тогда слишком много факторов, которые сыграли бы против заговорщиков. А так и на кого спихнуть нашлось, и без крепостной защиты не остались. «Убью. Всех. Каждого!» — Думаешь, нам поверят? Вряд ли. Криминалистика здесь если и проглядывается, то лишь на зародышевом уровне. А даже если обнаружить разницу между ранами, нанесенными разным оружием удастся, большая часть людей, годами воевавших с одичалыми, просто отмахнется. А вот Станнис может прислушаться. — Попробовать стоит. Снаружи упруго захрустел снег. Группа людей торопливо приближалась. Почти одновременно они схватились за мечи. — Нашли кого-нибудь? — Тут женщина. В первую секунду Энакин решил, что зарубит ее на месте. Но едва высокая, закутанная в длинный бордовый плащ фигура шагнула из ночи в круг света, он замер, не зная уже, что и думать. Мелисандра держалась как обычно ровно и с достоинством, однако что-то в ней неуловимо, но в тоже время явно изменилось. В чуть наклоненной голове, в медленных осторожных шагах, в прижатых к груди бледных ладонях, сжимающих теплую ткань. Когда жрица приблизилась, он отметил, что она будто бы поблекла. Или потемнела. Как давно не чищенная статуэтка из дорогого металла. Мелисандра прошла мимо них, остановилась перед телом Джона Сноу и замерла, неверяще глядя на красивое белое лицо. Подняла руку и осторожно провела кончиками пальцев по виску, словно пытаясь убедиться, что не бредит. Энакин быстро перебрал в голове вопросы — как она сюда попала, одна или с сопровождением, почему вообще потащилась за Стену, когда они должны были подойти через два дня, — и понял, что больше, чем получить ответы хочет только вышвырнуть ее вон, к морозу и Белым Ходокам. Но тут красная жрица повернулась, и взглянула на него с непритворной, почти отчаянной растерянностью. — Я видела его в пламени. Видела, как он сражается в Винтерфелле, — вид у нее был совершенно несчастный. Энакин прочистил горло: — Не знаю, что насчёт пламени, но он мертв. Мелисандра вздрогнула и сильнее запахнулась в свой длинный бордовый плащ. В полутьме, вся одетая в темное, она сделалась ещё белее, и, кажется, готова была вот-вот рухнуть без чувств. Уже усадив ее, они поняли, что жрица дрожит от холода. Как она добралась до места стоянки оставалось загадкой, но давать ответы ночная гостья пока не собиралась. Впрочем, даже без слов можно было понять — случилось нечто ужасное. Энакину не раз и не два случалось видеть людей, потерявших цель и смысл существования. И в ее голубых глазах сейчас была знакомая ему пустота. Как так вышло, что она разом лишилась всего? — Станнис пал, — вдруг отрывисто проговорила красная женщина после нескольких минут молчанья. Яркие губы побледнели, голос тоже выцвел. Она сама походила на живого мертвеца. — Его армию разбили при попытке взять Винтерфелл. Крифф… Они с Тормундом который раз переглянулись. Эта ночь резко и очень грубо привела их к некому взаимопониманию. Сильнее смерти близкого человека их мог объединить только общий смертный приговор. — Как это произошло? — Сначала ударили морозы… — Он, кажется, знал, что идёт на Север! Жрица лишь устало качнула головой и продолжила: — Среди лошадей начался мор. Люди тоже стали болеть. Потом лазутчики подожгли лагерь и обозы с едой. Перед самой битвой почти все наемники дезертировали. Энакин негромко хмыкнул. Либо местные наемники не так падки на деньги, как галактические, либо что-то тут не так. Вряд ли Станнис экономил. А погодные условия, конечно, были не сахар, но раз он не слег в пути с извечным бронхитом, и другие могли не так уж плохо перенести. Хотя какая теперь разница? Джон мертв, человек, в чьих силах было обеспечить им защиту разбит на голову, с севера движется армия мертвых, а у него тут пять тысяч человек, больше половины из которых женщины, старики и дети. Хуже расклад будет, только если Король Ночи подоспеет через несколько минут.