Чужак

После увиденного держаться было попросту невозможно. Слишком многое в его жизни было завязано на решении этого вопроса. — А, это вы, — Мелисандра, замершая у очага, нехотя повернулась к своему гостю. Казалось, она не двинулась с места с тех пор, как осталась в палатке одна. Даже подбросить дров в затухающее пламя не удосужилась. Возможно, когда огонь догорит и помещение погрузиться в темноту, она тоже исчезнет. Энакин подхватил брошенную тут же длинную палку, поворошил угли и подбросил в очаг хвороста. Ни исчезать, ни умирать ей пока не положено. — У меня было видение, — отрывисто сообщил он. Мелисандра подняла голову и впервые за последние несколько часов взглянула на него с интересом. Женщина смотрела ровно, но он видел, как на дне ее глаз ещё ворочается опасение — слишком часто с этим сталкивался. Чаще на него смотрели лишь с откровенным ужасом. — И часто такое с вами? — Иногда. Раньше это случалось во сне. В прошлый раз — в бреду. А сейчас мне хватило коснуться чардрева. Жрица позволила себе лёгкую усмешку: — Значит, снам, лихорадке и деревьям вы верите больше, чем пламени? Энакин не улыбнулся. — Я верю себе. Потому что мои видения всегда сбываются. Красная жрица была последним человеком, с которым ему хотелось бы обсуждать свои редкие неотвратимые предсказания. Но больше было не с кем. А вопросов стало слишком много. — И что же вы видели? — искорка интереса все ещё горела, но этого было недостаточно, чтобы раздуть пламя. — Я видел, как он сражается в Винтерфелле. Она замерла. Не поверила. Или просто не проявила интереса. — А от меня вы что хотите? Энакину хотелось наотмашь ударить её. Или придушить. Или хорошенько потрясти, чтобы вспомнила, где она, с кем и почему. — Вы единственная, кто, возможно, сумеет дать хоть какое-то объяснение. Сила, да что он тут делает?! Воскрешать из мертвых не умели ни джедаи, ни ситхи, ни кто-либо другой. Да что там, даже Отец сделал лишь что-то смутно похожее, успев буквально в последний момент. А он расспрашивает фанатичную ведьму, утратившую веру в свое ненасытное божество… — Я однажды разговаривала с воскрешенным. — Что? Мелисандра все ещё глядела на пламя, то ли задумавшись, то ли опасаясь теперь смотреть ему в глаза. — Я встречалась с возвращенным из мертвых. Но жрец, что его вернул, — она покачала головой, — это было невероятно. Ситуация до дрожи напоминала другой разговор. Вот только ей зачем врать? Если красная женщина плела какую-то свою интригу, сообщить о возможности возвращать мертвых стоило раньше, когда он был на волоске от убийства. Чем бы это ни было, реальной надеждой или уловкой, он задал очевидный и единственный важный вопрос: — Как? — Я не знаю. У меня нет такого дара. — А вы пробовали? Она покачала головой, а потом, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на него, как смотрели кого-то десятки и сотни самых разных живых существ. Почти умоляя всем своим видом, чтобы он не мучил ее и оставил в покое. Когда это срабатывало? — Я не могу. Все во что я верила: великая победа, видения в пламени — все оказалось ложью… — Седьмое пекло, вы знаете о возможности возвращать людей с того света, но ни разу не удосужились попробовать?! Мелисандра поднялась и отошла подальше от него, назад, в тень. — Вам не понять… Энакин рывком поднялся и схватил ее за плечи, чтобы прекратить, наконец, эти ужимки. — Да много ли ты сама понимаешь, — это была уже не злость, точнее, не только злость. Такое открытие не оставляло ему ничего, кроме безграничного удивления. — Как можно иметь доступ к таким вещам и не попытаться хоть раз? Она смутилась. Неужели до сегодня не задавалась этим вопросом? Плата за возвращенную жизнь до того высока? Или все эти годы ей было дело только до сожжений? Почему такое умение вообще досталось кому-то вроде нее? Он ненадолго прикрыл глаза. Выдохнул сквозь стиснутые зубы и попытался избавиться от нетерпения, раздражения и неуклонно нарастающей злобы. Надо сосредоточиться на главном. — Тот жрец, которому удалось. Что он сделал? Женщина выдавила из себя смешок, больше похожий на надрывный отчаянный всхлип. — Он служил по-своему. Пьянствовал и сношал любую продажную девку. А иногда читал молитвы, потому что ничего другого не умел. Когда мы встречались последний раз, он признался, что не верил во Владыку, когда прибыл в Вестерос. А потом закололи его друга, и он просто сделал то единственное, что умел. Произнес обычные слова, которые знал, просто потому, что не знал никаких других. — И это подействовало? — Шесть раз подряд. Энакин подавил желание расхохотаться. Если все и правда так, они все вместе потом здорово посмеются. Через пару десятков лет, где-нибудь по ту сторону Силы. — В таком случае, не стоит затягивать. Просто делайте то, что умеете. Уговорить остальных не составило труда. Последнее время на Севере происходило слишком много удивительных вещей, так почему бы и воскрешению не случиться. Убедить Мелисандру позволить присутствовать при обряде тоже было несложно. Казалось, вручи ей кто-нибудь сейчас чашу с ядом, она выпила бы не моргнув глазом. На рассвете едва ли стало теплее, и вода больше напоминала едва подтаявший лёд. Он видел, как жрица морщилась и вздрагивала каждый раз, опуская руки в посудину. Наверное, больно. На таком холоде даже при поспешном умывании сводит пальцы. Но Мелисандра стоически терпела. Она тщательно смыла с синюшной уже кожи грязь и кровь. Когда жрица занялась волосами, он вспомнил, что это не очень подходит под ее рассказ о собрате по ремеслу. Красная женщина как будто растягивала ритуал, изо всех сил отдаляя завершение. Боялась. То ли неудачи, то ли гнева своего непонятного божества. Остриженные черные завитки она сожгла в одной из маленьких плошек с маслом, приговаривая что-то на мелодичном незнакомом языке. Сначала Энакин пытался запомнить, но быстро бросил эту затею. Если они выберутся отсюда, у него ещё будет возможность изучить асшайское колдовство. С такими вещами торопиться не стоит. Мелисандра отставила кувшин с водой и ненадолго остановилась, сосредотачиваясь. Несмотря на лютую стужу у него вспотели ладони. Энакин сам не заметил, как подался вперёд, и женщина бросила на него предупреждающий взгляд, требуя держать дистанцию. Осторожно она опустила ладони на мертвецки-белую грудь и отчетливо проговорила: — Эль-синдроро онйос. Энкерперсис. Эт моркотт глейсон. Она отняла руки, потом бросила едва заметный взгляд на собравшихся. Ничего. Мелисандра опять проговорила заклятье. Медленнее, вкладывая страсть и просьбу в каждое слово. Ничего. Ещё раз. Теперь быстрее, но все ещё ровно. Без толку. Она попыталась снова. Уже почти скороговоркой. Голос у нее срывался. Ещё раз. Ещё. — Пожалуйста. Бесполезно. Энакин подавил разочарованный вздох. Воистину, чего он ждал? За двадцать с лишним лет стоило убедиться, что возвращать умерших к жизни никому не подвластно. Он покидал палатку последним. И первым услышал за спиной судорожный панический вдох.