Одной крови

      В это время ночи посетителей в парке уже не было, и лишь полная луна молчаливо следила за тем, как он поднимался вверх по горе, свернул с дороги, углубившись в пролесок, и наконец вышел на небольшую полянку с одинокой скамейкой, тусклым желтоватым фонарем с одной стороны и огражденным заборчиком обрывом, открывающим вид на ночной Сеул, с другой. Он не был здесь двести лет, но нашел это место, повинуясь какому-то безошибочному чутью. За прошедшие столетия на их обычном месте встреч успели разбить парк, заасфальтировать привычные тропы, по которым теперь днем бродили толпы туристов, и даже построить фуникулер. Скамейка тогда была другой, а ограждения не было вовсе — и все же место было тем самым.       Джин уселся на новую скамейку и устремил взгляд на город. Где-то там в своих домах мирно жили люди — те самые, которые хоть и вкусные, но живые, и его задачей было защитить их от такого, как Джиен, от таких, как он сам. В случае с Чхве Соен он уже не справился, и теперь ее имя пестрело в заголовках новостей. Не каждый день в одном из самых безопасных городов мира случаются жестокие убийства. Правила Джина были просты: либо ты пьешь от добровольных доноров, либо пользуешься банком крови, либо пьешь осторожно и немного, раны залечиваешь, а воспоминания — стираешь. Убивать было неприемлемо. И за прошедшие годы этот закон почти не нарушался — случалось, что пара гостей из других городов или даже стран раз в десятилетие забывала о приличиях, или вампир-новичок не рассчитывал свою выдержку и случайно выпивал кого-то досуха, но такое происходило не часто. Еще, конечно же, был Хосок — его главная головная боль на протяжении всего столетия. По правилам Джина, таких вампиров, как он, в общем-то, следовало уничтожать. И даже кандидат, который должен был это сделать, имелся — такую работу обычно выполнял Юнги. Но, видимо, где-то вселенная дала сбой, потому что однажды Юнги просто пришел к нему и сказал, что Хосока тронуть не позволит. Джин винить его не мог — для него младший вампир тоже сразу стал частью семьи. Поэтому таланты Юнги пригодились в другом — все следы преступлений Хосока тщательно устранялись. Другим вампирам в городе определенно не понравились бы такие двойные стандарты, а значит, доверить это можно было только Юнги. К счастью, в последнее время большинство жертв Хосока удавалось спасти, а с тех пор, как появился Чимин, Джин надеялся, что больше никого спасать и не придется.        — Ты пришел, — раздался вкрадчивый голос за спиной. Джин не стал оборачиваться, все еще глядя на город. — Столько лет прошло, — продолжал Джиен, ничуть не смущаясь, — но я до сих пор помню нашу последнюю встречу здесь. А ты? Джин помнил очень хорошо. Это было уже в конце войны, когда они медленно, но верно начали побеждать. Его последняя отчаянная попытка договориться и хоть как-то вразумить Джиена, потому что при мысли о том, что в случае их победы его придется убить, Джину хотелось броситься ласточкой с этого самого обрыва. Он бы не разбился, конечно, и, может, только поэтому не бросился. А еще потому, что от него зависело слишком многое. Он никому тогда не сказал, что пошел встречаться с их главным врагом. Тихо выскользнул из дома, обошел патрули — и устремился на гору. Джиен уже ждал его там, но никакие аргументы Джина на него не действовали. Он просто улыбнулся на его пламенную речь уголком губ и покачал головой, глядя ему в глаза. Они долго молча плакали, обнявшись и прижавшись друг к другу лбами, а потом любили друг друга прямо на голой земле, чуть прикрытой его плащом, — жадно, голодно, но до исступления нежно, сцеловывая бегущие слезы, в самый последний раз. Да, Джин помнил, как будто это было вчера.        — Ты хотел рассказать об условиях, — напомнил он, сосредоточившись на том, чтобы не дать голосу предательски сорваться.  — Сокджин, такой холодный и закрытый, — грустно усмехнулся Джиен, садясь рядом. — Когда-то ты был другим. Корона тебе не к лицу.  — Поэтому я ее не ношу, — парировал тот. — Ближе к делу.  — Но знаешь, — будто не услышал его Джиен, — я лучше всех вижу, что это маска. Я слышу, как прямо сейчас колотится твое сердце. Ты можешь сколько угодно отрицать это, но ты не способен мне соврать. Ты скучал.  — Условия, — в третий раз напомнил Джин. Джиен уставился на луну, подставляя лицо ее свету.  — За эти двести лет, — начал он, — не прошло ни единого дня, когда бы я не думал о тебе. Ты отпустил меня тогда. Все были против, я знаю. Юнги рвался собственноручно меня прикончить, твой брат там, снаружи особняка, оплакивал своего мальчишку, и ни один вампир из твоих сторонников не дал бы за мою жизнь и дохлой мыши. И все же ты меня отпустил. Почему?  — Ты знаешь, почему.  — Слабак, — поддел Джиен. — Ты ведь в курсе, что, если бы все повернулось иначе, я тебя не отпустил бы?       Джин не ответил, глядя в сторону. Конечно, он знал. Для Джиена победа всегда была на первом месте. Он мог сдаться тогда, на этой поляне, если бы хотел, но он слишком упрям и всегда идет до конца. Иногда — через реки крови, иногда — собственной, переступив через себя, но до конца. Однако было и кое-что еще, что Джин знал. В тот раз на этом самом месте каждый из них мог попытаться убить другого. Шансы на успех у Джиена были чуть больше — он всегда был хорош в рукопашной, у Джина — меньше, но в итоге все решила бы внезапность. Однако ни один из них не воспользовался этим шансом, даже чтобы остановить войну. Даже чтобы победить. Вот почему Джин не раздумывая пришел сейчас сюда, чтобы поговорить. Может, Джиен и казнил бы его, если бы победил — шумно, с пафосом, как он это делал всегда. Но частичка Джина упорно не хотела в это верить.        — Я не хочу этой войны снова, — заговорил Джиен. — Это было изматывающе для нас обоих. Но за мной идет целая армия, и я обещал им дом. Сдай мне город. В этом случае я могу тебе гарантировать, что никто из твоих не пострадает. Это первое требование.  — Что насчет людей? — спросил Джин. — Они тоже живут в этом городе и могут пострадать.  — Ах да, люди. Прекрасные и недолговечные, как цветы-однодневки, что отцветают к вечеру и гибнут. Все будет как раньше. Мои вампиры смогут кормиться на ком угодно, когда угодно и сколько угодно.  — Ты сказал «первое требование», — заметил Джин. — Какое второе?  — Второе — это ты.  — Я — что?  — Ты — в моей постели. Ты — в моих руках. Ты — мой. Это то, чего я всегда хотел с тех самых пор, как все пошло не так. Мы оба много дров наломали, и я, наверное, даже больше, но, Сокджин, не отрицай, что никто и никогда не понимал тебя лучше меня. Ни с кем тебе не было так хорошо, как со мной.  — Это было до того, как я осознал, что то, за что ты выступаешь, неправильно.  — Я не держу зла, — Джиен протянул руку и коснулся его ладони, обхватывая ее прохладными пальцами. — Я готов простить и забыть. Ты тоже все еще любишь меня, я чувствую.  — Извини, — Джин поднялся, высвобождая свою руку. — Перегорело. Он быстро зашагал вниз по дорожке, точно зная, что Джиен смотрит ему вслед, и поэтому изо всех сил стараясь сдержать непрошенные слезы.

***

      В клубе было мало народу — как-никак, ночь на понедельник, и лишь редкие завсегдатаи да несколько туристов отрывались на танцполе. Поэтому Намджуна, сидящего у барной стойки, он увидел сразу. Джин вздохнул. Ему хотелось поскорее подняться к себе, обнять подушку и зарыться в нее лицом, не думая ни о чем. Вместо этого он двинулся к бару.  — Офицер Ким, — поприветствовал он, подходя сзади. — Я думал, клубы — это не ваше. Полицейский обернулся, окидывая его расфокусированным взглядом.  — Так и есть, — подтвердил он, залпом вливая в себя содержимое стакана, явно не первого. — Повторите, пожалуйста, — кивнул он Бомгю за стойкой. Тот скрестил руки на груди.  — Это был четвертый, с вас хватит.  — Но мне все еще мало, — запротестовал Намджун. Джин вздохнул.  — Ничего, Бомгю, налей нам обоим. Что вы пьете, офицер? Я буду то же самое. Бомгю, пожав плечами, наполнил два бокала ромом и придвинул к ним.  — Итак, офицер Правильность, — Джин отсалютовал своему собеседнику бокалом и пригубил напиток. Вкус, как всегда, был смутным, но алкоголь все еще притуплял эмоции вампира, хоть и ненадолго и не так сильно, как у человека. — Что вас привело в это злачное место вместо библиотеки?  — Библиотеки закрыты в это время, — парировал Намджун. — А еще Юна ушла от меня.  — Печально, — посочувствовал вампир, оставляя лицо равнодушным. — Ну, может, еще вернется.  — Не думаю, — Намджун осушил половину бокала одним глотком. — У нас в последнее время все шло не так гладко, в основном, из-за меня. Я уделял ей мало внимания, забывал про нее, почти не бывал дома…  — Почему? — поинтересовался Джин. — Из-за работы?  — Да, в основном, — коротко ответил полицейский, отводя глаза и допивая ром.  — Бомгю, вызови офицеру такси, — велел хозяин клуба.  — Нет, — твердо отказался тот.  — Вы на ногах не стоите, как планируете добираться домой?  — Я… не хочу домой. Юна забрала свои вещи, и там так пусто… Она была в моей жизни, сколько я себя помню. Я не знаю, как жить одному. Я не поеду.       Джин прикинул варианты. Отпускать пьяного в дрова полицейского на улицы ночного Сеула, где рыщут вампиры разозленного Джиена — так себе мысль. Тем более, что он подсознательно по неведомой причине почему-то явился именно к нему.  — Идемте, — он поднялся на ноги. — Размещу вас в гостевой спальне до утра.        — Дверь в ванную напротив, там можете найти чистые полотенца, если что-то понадобится, звоните по номеру на тумбочке, и кто-нибудь обязательно подойдет. Спокойной ночи, офицер, — Джин собрался был выйти из комнаты, но Намджун удержал его за руку и потянул на себя. Мгновение — и мягкие пухлые губы человека накрыли его рот. Джин опешил, но Намджун целовал его так самозабвенно, что не ответить было бы преступлением, и вампир отпустил себя, помещая руку на его затылок и втягивая его в еще более головокружительный поцелуй. Намджун глухо застонал, когда их языки встретились, и Джин усилием воли остановился, осторожно отстраняя его.  — Намджун-шши, — он покачал головой. Полицейский попятился от него, садясь на постель и закрыл лицо руками.  — Я пожалею завтра, что сказал это, но мне снились ваши губы. Постоянно. Джин глубоко вздохнул и вышел из комнаты. Это было уже слишком для одного вечера, даже для него.

***

      Когда Намджун попытался открыть глаза, солнце едва-едва пробивалось сквозь глухие шторы. В комнате царил приятный полумрак, но стоило ему попытаться поднять голову с подушки, как он тут же откинулся обратно — похмелье было суровым и болезненным. Впрочем, не болезненней, чем внезапно нахлынувшие воспоминания о вчерашнем вечере.       Юна ждала его прихода с работы. Он сразу почувствовал, что в квартире стало как-то пусто, но еще не понял, чего именно не хватает. Впрочем, ответ нашелся тут же в виде двух больших сумок в прихожей. Он поднял на девушку недоумевающий взгляд, и она пожала плечами, отводя глаза.  — Прости, — глухо сказала она. — Я больше так не могу. И не хочу.  — Ты… уходишь? — неверяще переспросил он. — Но, Юна, что бы это ни было, мы сможем все уладить, только дай мне шанс.  — Намджун, — устало вздохнула она. — Все это время, все последние месяцы — это и был твой шанс. Ты даже не пытался. Тебе это не нужно. Как, видимо, и мне.  — Я не знаю, как жить без тебя.  — Знаешь, — она грустно улыбнулась, подходя ближе и ласково проводя пальцем по его щеке, стирая бегущую слезинку. — Ты просто боишься неизвестности. Но думаю, нам не нужно было съезжаться. Мы были друг для друга удобны, мы хорошо ладили и были друзьями, все пророчили нам свадьбу, но это не делало нас парой в том смысле, который нужен. Мы никогда не любили друг друга так. Нам было хорошо вместе, и за это я тебе благодарна, но все же ты — не мой человек, а я — не твой. Вот в чем суть. Намджун попытался что-то сказать, но Юна жестом остановила его.  — Не надо. Не говори ничего сейчас. Просто подумай над этим, и поймешь, что это действительно так. Она взяла сумки и вышла за дверь, оставив ключи на тумбочке у входа. Намджун опустился на пол и зарылся пальцами в волосы. В глубине души он знал, что Юна права.       Он долго сидел на полу в опустевшей квартире, а потом просто бродил из угла в угол, подмечая там и тут, чего недостает. Зонтик Юны больше не стоял на стойке у двери, ее куртка не висела рядом с его, на кухне исчезли все те милые женские мелочи — солонка в цветочек, забавные прихватки и кулинарная книга, подаренная Юне ее мамой. Фото в рамке, где они вдвоем дурачились и смеялись в камеру, обнимаясь, тоже пропало с тумбочки у кровати. Косметика из ванной, одежда из шкафа, разные статуэтки Юны, даже их единственное растение — фикус в горшке — она забрала все. Впрочем, не то чтобы у фикуса были шансы выжить рядом с Намджуном.       Через пару часов самокопаний он просто вышел из квартиры и пошел прочь. Часами бродил по городу, не разбирая дороги, и как-то само по себе вышло, что он оказался перед вывеской со смутно знакомым названием. Конечно, он не ехал сюда специально, хотя адрес почему-то помнил. Клуб был небольшой, но довольно уютный. Обойдя танцпол, Намджун сразу же направился к барной стойке, и к тому моменту, когда Джин нашел его, мысли о Юне в его голове уже не горели, а всего лишь тлели, залитые непривычным количеством алкоголя. Если вспомнить, что было дальше, можно предположить, что мыслей там уже не было и вовсе. Полицейский застонал, вспомнив их внезапный поцелуй и свои неуклюжие признания. И почему он вообще полез целоваться к Джину? Всю свою жизнь Намджун ни разу не думал о том, что мужчина может привлекать его в том самом смысле. По умолчанию считалось, что влюбиться он может только в девушку, хотеть — только девушку, строить семью — только с девушкой. Так и было до встречи с Джином. Владелец клуба пробудил в нем что-то, о чем Намджун раньше даже не подозревал. Было ли это из-за того, что у него просто красивые губы? Черт, нет, Намджун знал сотни девушек с красивыми губами. Нет, в самой ауре Сокджина было что-то непостижимо притягательное, с ним просто хотелось быть. Он не мог это объяснить даже себе. Без всяких вопросов и условностей, Намджуну хотелось. Но он все еще не знал, чего именно.       Усилием воли он смог наконец поднять голову с подушки в момент, когда в замке повернулся ключ. Грохот замка заставил его страдальчески поморщиться, но в следующий момент в его руках оказался стакан с водой.  — Вам пригодится, — Джин тактично улыбнулся уголком рта, протягивая ему таблетку на ладони. Намджун проглотил ее без всяких вопросов, благодарно кивнув.  — Мне показалось или дверь была заперта? — вдруг осознал он.  — Была, — подтвердил его собеседник. — Вчера ваше состояние… как бы это сказать, было не совсем адекватным, и я решил, что вас лучше временно изолировать от общества.  — Я имею право хранить молчание? — пошутил полицейский, морщась от понимания, что именно он делал неадекватно.  — Если так вам будет комфортнее.  — Джин-шши, я должен извиниться. За все, что делал и говорил вчера. Я этого не хотел.  — Никому нельзя верить, — Джин вдруг хихикнул, отчего его красивое лицо стало неожиданно милым и юным. — А я уж было распланировал нашу свадьбу, придумал имена детям, всем троим, младшего и самого капризного назвал бы Тэхеном…  — Ладно, я это заслужил, — вздохнул Намджун.  — Намджун, — посерьезнел владелец клуба. — Все нормально. Пьяный человек не может себя контролировать.  — Я бы никогда… То есть, я хочу сказать, мне нравятся девушки.  — Но это же я, — снова хихикнул Джин. — Как передо мной вообще можно устоять? Никто с этим не справляется! Намджун несмело улыбнулся ему в ответ, расслабляясь.  — Уже утро, — заметил он. — Мне пора домой.  — Не торопитесь, я вас не гоню. Пусть хотя бы голова пройдет. Потом я вызову такси. И Намджун… Как насчет того, чтобы звать меня «хен»? После всего, что между нами было, — Джин многозначительно поиграл бровями. В его глазах сияли озорные искорки, и Намджун немного залип на них, медля с ответом.  — Договорились… хен, — кивнул он наконец.