***
Сонный Чимин теплый, податливый и нежный, когда Хосок с Юнги привычно забираются утром в постель по обе стороны от него. Он мурлычет, не открывая глаз, и делится своим теплом с той щедростью, которая обычно ему не свойственна. Кажется, что на время сна он оставляет свои колючки на полу вместе со одеждой, хаотично разбросанной по комнате Юнги. Так повелось, что теперь это их общая комната, где они втроем проводят дни и иногда ночи. Чимин лежит на боку лицом к Хоби, когда Юнги сзади прижимается к нему всем телом, давая почувствовать свое возбуждение. Хосок покрывает легкими поцелуями его брови и переносицу, оставляет мимолетное касание губами на кончике носа и слегка прикусывает мочку уха. Чимин то ли стонет, то ли хихикает и размыкает наконец веки, притягивая вампира к своим губам и целуя влажно и развязно. Юнги чуть оттягивает его голову назад за волосы и обнажает нежную кожу шеи. Не кусает, лишь оставляет легкую дорожку из поцелуев, спускаясь ниже, на спину и вдоль позвоночника. Чимин выгибается всем телом, не разрывая поцелуя с Хосоком, и Юнги осторожно разводит его ягодицы, проводя между ними одним пальцем. Чимин все еще хорошо растянут с ночи, но Юнги касается покрасневшего входа кончиком языка, и тот дергается и всхлипывает. Хосок, коварно улыбаясь, притягивает его ближе к себе и крепко обнимает, не позволяя шевельнуться, пока язык Юнги уже беспощадно ласкает его, то очерчивая круги вокруг входа, то ныряя неглубоко внутрь. Чимин дышит загнанно и цепляется за плечи Хосока, как за последний оплот разума в этой жизни — не будь он вампиром, красивые бы получились синяки. Тот чуть сдвигается, все еще удерживая Чимина одной рукой, и на пробу перекатывает между пальцами его сосок, в один момент ставший таким твердым и чувствительным. Чуть сжимает, и Чимин скулит и тянется рукой вниз, но Хосок перехватывает ее, возвращая на свое плечо и удерживая в таком положении. Чимин плывет — сзади у него язык Юнги, каждое прикосновение которого выбивает искры из глаз, впереди властный Хосок, который, не давая ни ускользнуть от касаний, ни податься им навстречу, целует жестко и яростно, на контрасте с всепоглощающей нежностью Юнги. — Юнги-я, пожалуйста, — хрипит он. Тот на мгновение отрывается от своего занятия. — Я хен тебе, невоспитанная ты сучка, — и продолжает терзать Чимина языком. Хосок ухмыляется ему в губы, и Чимин в отместку кусает его. — Юнги-хен, — хнычет. Юнги неторопливо отстраняется, чтобы найти под подушкой смазку. Все так же не спеша наносит ее на член, наблюдая, как Чимин мучительно пытается потереться о Хосока, и входит в него одним слитным движением. Чимин не ощущает боли от резкого проникновения — анестетик в слюне вампира делает свое дело, но он запрокидывает голову и стонет, когда большая рука Юнги ложится на его член и начинает неспешно скользить по нему в том же ритме. Хосок отпускает Чимина, позволяя ему наконец двигаться навстречу, сам же опирается на локоть и смотрит на них, игнорируя собственное возбуждение. Пот на лбу Чимина, его полуприкрытые веки, закушенная губа — все в нем прекрасно и совершенно. Как и в Юнги, чьи глаза неотрывно смотрят на Хосока из-за спины Чимина, пока он размеренно его трахает. Хосок не удерживается, подается вперед, через Чимина, и жадно целует — без нежности, требовательно вгрызаясь в мягкие губы и не оставляя никакой возможности сделать вдох. Юнги, впрочем, отвечает так же свирепо, толкаясь в Чимина сильнее и протягивая к Хосоку руку. Их пальцы остаются переплетенными, когда Хосок возвращается на свое место, и он лишь чувствует, как Юнги стискивает их до хруста костей перед тем, как кончить в Чимина. Юнги падает на подушки, ловя ртом воздух, а Хосок садится, притягивает Чимина на себя и плавно опускает на собственный член, используя вытекающую сперму Юнги в качестве смазки. Тот сразу же пытается ускориться, и Хосок не возражает — ему тоже не так далеко осталось до оргазма. Он лишь зарывается носом в теплую шею и вдыхает, вдыхает, вдыхает этот смутно знакомый запах. — Сделай это, — просит вдруг Чимин. Хосок отстраняется и замирает, а Юнги приоткрывает глаза. — Уверен? — спрашивает он севшим голосом. За все то время, что они проводили вместе, кусать Чимина негласно разрешалось только Юнги — Хосок все еще опасался потерять контроль. Чимин лишь кивает, снова продолжая двигаться на члене и притягивая Хосока к своей шее. Вампир несмело лижет тонкую кожу, а потом вспарывает ее клыками, припадая плотнее и чуть посасывая. Юнги напрягается и садится, внимательно наблюдая, а Чимин вдруг откидывает голову назад и стонет жалобно и протяжно, пачкая их животы семенем. Хосок сглатывает, смакует вкус на языке и усилием воли отрывается от теплой шеи. Он перекатывается, подминая разморенного удовольствием Чимина под себя, и ему хватает всего пары движений, чтобы кончить следом, после чего он нежно целует его и сползает с него, тяжело дыша. — Вы оба кончили в меня, и я вас ненавижу, — бормочет Чимин обиженно. — Мне надо в душ. Он с трудом поднимается и бредет в сторону ванной. Юнги довольно хмыкает, прослеживая, как его подтянутая задница скрывается за дверью. — Ты молодец, — обращается он к Хосоку. — Трудно было? — Очень, — признается тот. — Если честно, я до конца не верил, что смогу остановиться. Этот вкус, он такой домашний и одновременно такой возбуждающий. — Чимин как сладкая вата, — подтверждает Юнги. — Но с привкусом алкоголя. Хотя, возможно, это выпитый им алкоголь дает такой оттенок… Хосок уже не слышит его. «Сладкая вата» — отдается в его голове громче набата. Он застывает, лихорадочно вспоминая. — Хоби, — Юнги тревожно касается его руки. — Ты в порядке? — Сладкая вата, — говорит он наконец. — Теперь я помню. — Что, что ты вспомнил? — тормошит его Юнги, но Хосок уже сам начинает рассказывать медленно, словно с трудом подбирая слова. — Мне тогда было лет восемь. Вокруг гремела музыка, я помню толпу и карусели. Карусели с лошадками. Наверное, это был парк аттракционов. Я стоял возле карусели и смотрел, как она кружится, а мама дала мне сладкую вату. Она сказала, что отойдет ненадолго и вернется, и велела ждать ее там. И ушла. Сладкая вата была очень вкусной. Я ел ее и смотрел на лошадок. Детям на них было так весело. Я тоже захотел покататься, но мама ушла, и я должен был ждать. Вата закончилась, солнце зашло и стало холодать, а мама все никак не возвращалась. Парк закрылся на ночь. Я должен был ждать маму, но меня выгнали из парка. Тогда я видел ее в последний раз. — Что было потом? — спрашивает Юнги, хмурясь. — Я не помню, — Хосок на самом деле лукавит, он помнит больше, но во что складываются эти смутные образы в его голове — и сам пока не может сказать. Помнит боль, словно разрывающую пополам, слышит чей-то крик и безнадежное отчаяние чувствует привкусом крови со сладкой ватой на языке.***
Наступивший вечер Сеул отметил проливным дождем. Небо, окрашенное серым, стремительно темнело, а потоки дождевой воды мчались по шоссе и тротуарам, словно пытаясь смыть кровь, что пролилась здесь вчера. По его вине. Если бы он не решил поиграть с собственной гордостью и не задел чувства Джиена, быть может, те люди сейчас были бы живы. И хотя Джин их не убивал, вина за их смерть тяжким грузом лежала на его плечах. Никто больше не должен умереть вот так. Джин не знал, где ему искать Джиена, но какое-то внутреннее чутье подсказало отправиться туда же, где они виделись в последний раз. Охрана парка проводила одинокого мужчину с зонтом недоумевающими взглядами — кому могло взбрести в голову в такую погоду карабкаться в гору. Впрочем, как оказалось, не ему одному — Джиен сидел на их лавочке, никак не пытаясь укрыться от ливня, и смотрел вниз, на город с загорающимися огнями. — Сеул отсюда выглядит таким крошечным, — заговорил он, не оборачиваясь. — Таким беззащитным. Джин обошел лавочку и встал перед ним, загораживая ему вид на обрыв. Джиен безучастно посмотрел на него снизу вверх. — Ты что-то хочешь мне сказать? — Ты весь промок. Волосы Джиена мокрыми прядями облепляли лицо, а капли дождя стекали вниз на плечи, обтянутые кашемировым пальто, которое тоже уже можно было выжимать. — Я долго тебя ждал, — Джиен поднялся и молча протянул ему руку. Джин принял ее, глядя на него вопросительно. — Идем. У входа в парк их ждал черный джип с двумя скучающими вампирами не из местных. Джиен указал Джину на заднее сиденье и забрался следом за ним. — Домой, Тони, — приказал он. Поездка прошла в молчании. Машина выехала за пределы города и, проехав еще некоторое время, остановилась у коттеджа в пригороде. — Хозяевам пришлось срочно уехать из страны, и по неведомой причине они передали дом мне, — пояснил Джиен. — Спасибо за поездку, ребята. Я позвоню, если вы понадобитесь. — Он вышел из автомобиля и кивнул Джину идти за ним. — Дом не самый большой, зато удобный, — начал он, заходя внутрь и снимая промокшее пальто. — Тут гостиная, там кухня, наверху спальня и ванная, соседи довольно вкусные. Голоден? Джин покачал головой, глядя на него какими-то больными глазами. Все наши ошибки, если подумать, случаются не просто так. Недаром их всегда так хочется повторить. Находясь вдали от Джиена, Джин мог сколько угодно закрываться и убеждать себя, что все давно перегорело, вот только он врал. Вместо остывающих угольков огонь все еще полыхал так же ярко, как будто это было вчера. — Я пойду переоденусь, а потом мы поговорим, — Джиен было направился к лестнице, но Джин молниеносно оказался перед ним, удерживая его за запястье. Еще секунда — и его рука запуталась в мокрых волосах на затылке, а пухлые губы грубо смяли чужие капризные. Джин целовал безжалостно, кусая и терзая рот Джиена, будто пытаясь выразить всю свою боль за последние двести лет, и тот сдался спустя лишь пару мгновений, горячо ответив на поцелуй. Зарычав, Джин толкнул его к стене. Пуговицы дорогой рубашки жалобно затрещали, разлетаясь в стороны, когда он сорвал ее с Джиена и отшвырнул прочь. Джин очертил пальцем вязь татуировки на ребрах. — Новая? — Новая, — согласился Джиен, глядя на него из-под ресниц покорным взглядом. Джин обхватил пальцами его подбородок, вовлекая его в новый яростный поцелуй. Джиена хотелось наказать. Джиену хотелось отплатить за все годы, проведенные им в тоске и одиночестве. Проведенные без него. Джин резко развернул его спиной к себе, чтобы только не видеть этого взгляда понимающего и виноватого, но не помогло, потому что вот здесь перед ним оказалось его тело, хрупкое и трогательное, сильное и чувственное, исчерченное разными тату, значения которых он пока не знает. Он прижался к Джиену сзади, оставляя на шее яркий след-укус, отчего тот зашипел змеей и прогнулся в спине, чтобы потереться задом о его пах. Джин толкнулся в него сквозь брюки, давая почувствовать свое желание, и сам же застонал от ощущения знакомой упругой мягкости. Даже запах Джиена был таким, как Джину запомнилось, и никакой новомодный парфюм с шампунями и гелями не мог перебить тонкий и ненавязчивый горьковатый аромат бергамота. Джиен обернулся к нему через плечо, ловя его губы своими — его поцелуй тоже отдавал горечью и долго скрываемой болью, а еще — щемящей нежностью и искренностью. Это было слишком, это было неправильно, но Джин рванул вниз его брюки вместе с бельем, надавливая на поясницу и заставляя его выгнуться навстречу. Он разорвал поцелуй, чтобы толкнуться двумя пальцами в этот чувственный рот, и вздрогнул, когда Джиен с готовностью проскользил языком по фалангам, мягко обсасывая каждую и щедро смачивая слюной. — Будет больно, — предупредил он, приставляя пальцы к его входу. — Как будто до сих пор не было, — и Джиен сам подался назад, насаживаясь на них. Джиен стиснул зубы, упираясь лбом в стену, пока Джин торопливо его растягивал, наскоро преодолевая сопротивление мышц. Вампиры регенерируются быстро, но неприятные ощущения никто не отменял. — Смазка? — спросил Джин для очистки совести. Джиен мотнул головой, поворачиваясь и опускаясь на колени. Джин успел лишь расстегнуть пальто и сейчас стоял перед ним полностью одетый, в то время как на Джиене оставалось лишь белье — и то в районе щиколоток. Запрокинув голову и не сводя глаз с лица Джина, он медленно расстегнул его брюки, сразу же погружая его член в вязкую глубину своего рта и покрывая его слюной. Наконец, сочтя, что увлажнения достаточно, он поднялся, снова опираясь ладонями о стену. Джин вторгся в него резко и рвано, но Джиен лишь впился зубами в собственное предплечье и громко выдохнул. Джину было узко, и недостаточно влажно, и почти так же больно, как самому Джиену, но он продолжал вбиваться в него, вжавшись лбом в его вспотевшую шею, кусая, целуя, зализывая капли крови от острых зубов и снова оставляя ранки на коже. — Джи, — прохрипел он, осознав себя в какой-то момент и остановившись. — Что мы делаем… Джиен вместо ответа вновь притянул к себе его рот, чтобы столкнуться с ним губами в болезненном поцелуе с привкусом их собственной крови. Джин опустил руку вниз и обхватил его член, обводя пальцами головку и размазывая выступившую каплю смазки. Джиен с готовностью толкнулся в его ладонь, и Джин сжал пальцы сильнее, продолжая размеренно двигаться в нем в такт скольжению руки. Наконец Джиен сжался вокруг него, едва слышно выругавшись сквозь зубы и кончив ему в руку, и сполз спиной по стене из-за подогнувшихся коленей. Его голова на секунду поникла, но уже в следующий момент он поднял ее, окидывая Джина наглым взглядом из-под ресниц — сверху вниз, задержавшись на искусанных пухлых губах, по прилипшей к телу рубашке до расстегнутых брюк и все еще болезненно стоящего члена. Джиен демонстративно облизнулся, снова переводя глаза на его лицо. — Ты испачкал мне руку, — заметил Джин. — Ты знаешь, что делать, — второй вампир ухмыльнулся. На мгновение их взгляды схлестнулись, а после Джин медленно поднял руку, слизывая с нее семя. Он демонстративно обвел языком каждый палец по очереди, ненадолго погружая их между пухлых губ. Джиен жадно проследил все его действия, сидя на коленях, и наконец приблизился, сразу же погружая его член в свой рот. Ладони Джина легли на его лицо с обеих сторон, и Джиен расслабил горло, пропуская его дальше. Джиен был хорош как никто другой. Он втягивал щеки, усиливая трение, легко скользил языком по чувствительным набухшим венам и пускал по горлу низкие вибрирующие стоны. Джин запрокинул голову, лихорадочно вбиваясь в его горячий податливый рот. Это было слишком. Джиен всегда был слишком. Джин услышал свой собственный высокий стон перед тем, как знакомая волна удовольствия, больше похожая на цунами, поглощающее все на своем пути, накрыла его целиком. — Что ж, — Джиен отстранился и вытер губы изящными пальцами, глядя на него снизу вверх. — Теперь поговорим? Джин устало кивнул и опустился на пол рядом с ним.