So let me run to your shelter tonight Run from this meaningless pantomime I'll swallow my pride, give up the pretence Of bowing to false kings
Честно говоря, Намджун не знал, почему он здесь оказался, но вечером после работы в пустую квартиру идти снова не хотелось. Он решил погулять по улицам, и ноги сами привели его к служебному входу в тот самый клуб, из которого в прошлый раз он выходил поутру, нещадно краснея. Заходить внутрь он не собирался, и вообще чувствовал себя довольно глупо, оказавшись тут снова. «Вот так, Ким Намджун, ты превращаешься из ботаника в завсегдатая ночных клубов», — усмехнулся он сам себе. Оставалось только зайти внутрь и хорошенько напиться, а потом приставать с поцелуями к владельцу клуба, потому что у него, видите ли, губы, которые он не может забыть. Все эти дни Намджун неустанно занимался самокопанием, пытаясь понять, как так вышло, что примерный полицейский, хороший сын и без пяти минут жених закончил тем, что не может перестать думать о другом мужчине. Никогда раньше до встречи с Сокджином он такого не чувствовал. Рядом была Юна — девушка, которая вызывала у него бескрайнюю нежность и желание заботиться, и он даже не представлял себя с парнем, ни разу. Джин будто сломал что-то в его голове. И не то чтобы Намджуну хотелось затащить его в постель — при этой мысли он поежился. Губы Джина, лицо Джина, широкие плечи, красивые ухоженные руки — это лишь одна сторона медали, но что-то еще в нем привлекало гораздо больше. Черный джип остановился у входа в клуб, и в вышедшем из него силуэте Намджун узнал широкоплечую фигуру Сокджина в наступающих сумерках. Он зачем-то сделал шаг вперед, но из машины показался второй человек, чуть ниже и стройнее. Джин что-то сказал ему, собираясь войти в клуб, но его спутник развернул его к себе, ухватив за запястье, и притянул его лицо к своему. Через секунду Намджун стал свидетелем трепетного поцелуя. Он видел больше, чем хотел: как длинные руки Джина обнимают чужую талию, как его голова чуть склоняется, как те самые пухлые губы касаются губ незнакомца. Как пальцы с большими кольцами на них крадутся по широкой груди, комкая на прощание его пальто. Намджун даже слышал легкий смешок Джина, когда он разорвал поцелуй и помахал своему спутнику, снова севшему в машину. Автомобиль тронулся и уехал, а Джин скрылся за дверью клуба. Намджун же уселся прямо на бордюр. Первое: Сокджину нравятся мужчины. Второе: у него уже кто-то есть. Не то чтобы Намджун планировал сам с ним встречаться, потому что он вообще по девушкам… наверное. Но осознание противным червячком вгрызалось в подкорку. По какой-то причине это раздражало. Намджун вдруг почувствовал себя безмерно одиноким. Раньше, если что-то его тревожило, он всегда мог поговорить с лучшим другом — Юной. Теперь же он остался один: родители его не поймут, с коллегами-полицейскими он не так близок, а остальные друзья потихоньку ушли на второй план после того, как в его жизни появилась Юна. Если подумать, они расстались не так плохо — без ссор, без взаимных обвинений, без битья посуды, не считая того, что Намджун теперь нет-нет, да роняет тарелки и чашки, что разлетаются вдребезги — некому больше вовремя выхватить из его рук хрупкую керамику. Намджуну Юны не хватает, у него словно болит что-то в том месте, где раньше под ребрами часто билось в моменты близости. Теперь вроде тоже бьется — но не так, словно нехотя секунды отсчитывает в его бесполезной одинокой жизни. И лишь стоит на горизонте появиться одному широкоплечему, красивому, странному — заходится в глупой истерике, колотится внутри, словно вырваться хочет, и к нему навстречу впереди Намджуна, словно знает что-то, что он сам еще узнать не готов. Он бездумно достал из кармана телефон и набрал знакомый номер. Пусть они больше не вместе, но если Намджун ее услышит, может, ему станет чуточку теплее. Но на том конце — только длинные гудки, долгие, пронзительные, а после — «абонент не отвечает» металлическим голосом по ушам. Небо над головой постепенно почернело, и лишь желтоватый свет фонаря не давал переулку окончательно погрузиться во тьму. Потянуло ноябрьским холодом. Намджун уже было собрался уходить, когда дверь клуба, скрипнув, открылась, и на пороге показался Джин. Намджун поднял усталые глаза, чтобы столкнуться взглядом с такими же изможденными. Сегодня в Джине нет присущего ему лоска, он кажется простым, домашним и… выжатым. Красивое лицо будто осунулось, под глазами залегли круги, а губы выглядят припухшими. И даже неизменное строгое пальто с высоким воротником в этот вечер больше походит на уютный плед. Джин наклоняет голову, отмечая его присутствие, и усаживается рядом на бордюр, не боясь запачкать роскошное пальто. Несколько минут они просто молчат, глядя в темноту. Намджун не чувствует напряжения. Хотя его сердце, кажется, бьется так, что трудно дышать, присутствие Джина будто успокаивает. С ним Намджуну становится теплее, хотя он и молчит. — Тебе, наверное, интересно, почему я здесь, хен? — он наконец нарушает тишину. Джин вопросительно смотрит на него в ответ, и он продолжает. — Мне тоже. — Твоя девушка не вернулась? — интересуется Джин. — Юна, да? — Нет, и, думаю, она была права, что ушла, — вес сказанных слов повисает в воздухе, когда Намджун наконец осознает. — Мне нужен кто-то другой. Наверное, она это поняла раньше меня. — А тот другой об этом знает? — спрашивает его собеседник, помедлив. — Нет, — слишком поспешно отвечает Намджун. — Нет, потому что я сам не уверен… И это в любом случае безнадежно. — Не будь так уверен, — Джин снова поворачивает голову и взглянул на него. — За свою жизнь я понял одну вещь: возможно все. — Не в этом случае, — он пытается перевести тему. — А как твой… парень? — Джин приподнял бровь. — Я видел вас, — признался Намджун. — Когда вы подъехали на джипе. — Давно же ты тут сидишь, — вздохнул тот. — Он не совсем мой парень. Мы были вместе когда-то давно. То, что происходит сейчас — вроде агонии. Попытки вернуться туда, куда не следовало возвращаться. — Так зачем возвращаться? — Иногда это просто нужно, чтобы отпустить. — Вы долго были вместе? — Долго, — Джин опустил голову, словно пытаясь избежать вопросов, но Намджун отчего-то не мог остановиться. — Почему… Какой он? — Джиен, — Джин перекатил имя на языке, задумываясь, — он как огонь, ранит, потому что такова его сущность. Из тех, кого хочется обнять и придушить, причем одновременно. С ним больно, но он заставляет меня чувствовать себя живым. — И все же вы не вместе. — Нет. Мы хотим слишком разных вещей, — Джину, видимо, надоели расспросы, потому что он вдруг резко поднялся, отряхивая пальто. — Поздно уже. Поехали, офицер, отвезу вас домой. — Я могу на такси, — робко возразил Намджун, поднимаясь следом. — Незачем, — отрезал Джин. — Я все равно хотел прокатиться и проветрить голову. Жди здесь. Намджун беспомощно развел руками, наблюдая, как открывается дверь подземного гаража. Он не признался бы в этом даже себе, но какая-то часть его, та, которую он не хотел понять и принять, прямо сейчас внутренне визжала, как девчонка.***
Уютно рычащий «Ягуар» ехал по ночному городу, обгоняя машины припозднившихся офисных работников, праздных гуляк и службы доставки. Бесстрастный голос навигатора сообщил, что через триста метров нужно повернуть направо — и это были все слова, что сопровождали их поездку. Намджун, погрузившись в свои мысли, смотрел прямо перед собой, изредка бросая быстрые взгляды на своего спутника. Джин, угнетаемый кромешной усталостью, тоже был задумчив — за дни, проведенные с Джиеном, произошло многое, и еще больше было впереди. Джиен ничуть не изменился, и переговоры не были простыми — он, как и всегда, требовал всего и сразу. В перерывах между спорами, а иногда и прямо во время них, они снова накидывались друг на друга, как изголодавшиеся звери. Кровь на клыках обоих смешивалась со всепоглощающей нежностью. Раны, которые они наносили друг другу и тут же зализывали, заживали быстрее, чем их настигал очередной оргазм. И так, шаг за шагом, одна волна удовольствия за другой, оба медленно нащупывали компромиссы: Джиен обещал ему законы, запрещающие трогать детей и убивать невиновных без причины, а Джин… Джин должен был публично отречься от лидерства и уступить ему власть. Оба знали, что, возможно, другая сторона врет. Джиен, может, и примет такие законы, но на их соблюдение всем будет плевать. Даже если Джин и передаст ему власть, он тот, кто когда-то ее забрал — что помешает ему попытаться сделать это снова? Тем не менее, договор был заключен. Через несколько дней в клубе должна была пройти закрытая вечеринка для местных вампиров, где Джин и должен был сделать заявление. Машина остановилась у неприметной серой многоэтажки. «Вы прибыли в место назначения», — сообщил холодный женский голос в телефоне Джина. Намджун встрепенулся. Его рука, скользнув по дверце, снова нервно опустилась на колено. — Хочешь зайти, хен? — спросил он вдруг. — У меня есть чай и виски. Вообще-то, последнее, что Джину следовало сейчас делать — заходить в гости к человеку, да еще и полицейскому, и распивать с ним что бы то ни было. Джину полагалось проверить, как дела в клубе, распланировать стратегию войны, ввести соратников в курс дела, заняться организацией вечеринки, в конце концов. Но это все, видимо, уже завтра, потому что его губы уже сами собой произнесли слова согласия. Он не мог объяснить, почему, но рядом с Намджуном напряжение всех прошедших дней почему-то отпускало, и Джин мог наконец вдохнуть полной грудью. Его низкий голос согревал вампира не хуже алкоголя и давал давно забытое ощущение дома. Пока тесная кабинка лифта ехала на четырнадцатый этаж, Намджун смущенно отводил глаза от его лица, видимо, вспоминая свои пьяные похождения. Поймав его взгляд, Джин тепло улыбнулся, получив в ответ такую же чуть неуверенную улыбку. — У меня немного не прибрано, — вспомнил полицейский, отпирая дверь квартиры. — Я не особенно часто бываю дома с тех пор, как живу один. Джин лишь пожал плечами, заходя внутрь. — Уютно, — заметил он. — Не уверен, что это моя заслуга, но спасибо, — Намджун аккуратно повесил его пальто в шкаф. — Проходи на кухню, хен. Джин уселся за столик с кружевной скатертью, чувствуя себя довольно странно, но вместе с тем заинтригованно. Он все никак не мог понять, что именно он тут делает и почему. — Чай? — Намджун потянулся к кнопке включения чайника. — Не нужно, спасибо, — вампир покачал головой. — Что ж, тогда… — полицейский приоткрыл дверцу кухонного гарнитура, извлекая на свет бутылку виски. — Не скажу, что он того качества, к которому ты привык, но вполне приличный. — Я бы не отказался, но есть нюанс, — Джин демонстративно вытащил из кармана ключи от машины. — У меня есть диван, — Намджун снова показал свои ямочки на щеках. — Можешь переночевать тут. — Могу ли? Намджун, я, возможно, покажусь слишком прямолинейным, но я обязан спросить. Чего именно ты хочешь от сегодняшнего вечера? — Я это заслужил после того, что было, — офицер виновато усмехнулся. — Ничего такого, правда. Думаю, мне просто нужен собеседник. — Тогда я пью чистый, на три пальца. Закусок не нужно. Беседа, начавшаяся слегка напряженно, с каждым новым глотком текла веселее. Джин узнал, что Намджун третий сын в своей семье, его мама учительница, а отец адвокат. Офицеру Киму нравится крафтовое пиво и чаджанмен, он любит собак и не очень хорошо ладит с кошками, а его любимый кофе — холодный американо. К моменту, когда бутылка опустела наполовину, а Намджун начал рассказывать о том, как будучи школьником собирался стать лучшим рэпером в Корее, Джин понял, что ему, в общем, неважно, о чем тот говорит, лишь бы продолжал. Он для себя машинально отмечал пять стадий улыбки Намджуна — как тот вначале улыбается лишь глазами, потом на щеках появляются те самые ямочки, красивые губы обнажают ровные зубы, а ямочки становятся глубже, наконец глаза щурятся и превращаются в маленькие щелочки, а сам Намджун закатывается неконтролируемым смехом, смущаясь от этого и прикрывая лицо руками. Джин на это мог бы вечно смотреть, потому что есть в этом человеке что-то такое искреннее и настоящее, такое, какого он не видел уже давно. Намджун не пытался понравиться, не льстил, не заигрывал ни капли, он просто делился с ним случайными фактами из своей жизни, но это само по себе завораживало. — Почему ты решил стать полицейским? — поинтересовался Джин, разливая очередную порцию виски по бокалам. — Во-первых, я хорошо смотрюсь в форме, — начал было Намджун, но не выдержал и пьяно захихикал. — Не могу это отрицать, — Джин отзеркалил его улыбку и приподнял бровь. — Ладно, настоящая причина в том, что я хотел помогать людям. Если где-то случается несправедливость… Полицейские в моей голове были кем-то вроде супергероев. Сейчас я знаю, что это не всегда так, но, тем не менее, я все еще могу помогать. Не когда охраняю дворец Кенбоккун, конечно. Но я могу остановить преступление, если оно совершается у меня на глазах. Или хотя бы помочь покарать преступников. — Ты идеалист, — заметил Джин, пригубив виски. — Да, наверное. Так или иначе, я не знаю, чем бы я занимался, не будь я полицейским. Разве что рэп читал бы, — Намджун ухмыльнулся. — А ты? — Я? — Почему стал владельцем клуба? — А почему нет? — Джин пожал плечами. — Я ведь не идеалист. Это прибыльный бизнес, а главное, у меня всегда выпивка за счет заведения. — Ах вот оно что, — Намджун залпом допил остатки в своем бокале. — Просто ты не похож на парня, который любит зажигать в клубах каждую ночь. — Все немного иначе, когда это твой клуб, — вампир прищурился. — А на какого парня я похож? — Максимально интеллигентного. Знаешь, с двумя высшими образованиями, ценителя искусств и философии, который занимается архитектурой, а в свободные вечера читает лекции в местном университете. Джин мимоходом подумал, что с количеством высших образований Намджун не угадал — их у него было девять. Когда живешь долго и все это время не стареешь, можно пользоваться всеми преимуществами. Не то чтобы диплом по медицине из 1865 года мог ему как-то пригодиться сейчас, но саморазвитие ведь никто не отменял. — Что ж, люблю удивлять, — он допил собственный бокал. Тема как-то неожиданно сменилась с Намджуна на него самого, и было слишком много вопросов, ответить на которые он не был готов. Про детство, родителей, отношения, бизнес — да, пожалуй, про все. Не то чтобы у Джина за столько лет не появилось подходящих легенд на все случаи жизни, но Намджуну почему-то их рассказывать не хотелось. Казалось, что пока он не слышал историю про Ким Сокджина с богатыми родителями, живущими в Австралии и подарившими ему стартовый капитал для клуба, про парня, который прожигает ночи на безумных вечеринках и жизни не представляет без модных шмоток и тусовок, Намджун каким-то образом может видеть его настоящего. Уставшего, запутавшегося, отчаянно тянущегося к той частичке тепла, что этот человек дарит ему, просто сидя рядом и внимательно глядя в глаза своими умными и чуть пьяными. Джину хотелось сохранить этот момент до того, как Намджун познакомится с тем самым плейбоем из легенды, поэтому он поднимается из-за стола, демонстративно пошатываясь. — Ты обещал мне диван, — напомнил он, и Намджун подорвался с места, тут же ухватившись за стол — его опьянение, в отличие от Джина, не было притворным. Полицейский скрылся в одной из комнат, откуда вскоре донесся грохот. — Все в порядке! — прокричал Намджун сразу же. — Все под контролем, я не сломал диван, я его не сломал! — Сломал? — уточнил Джин. — Немного, — обескураженный Намджун вновь появился в дверях кухни. — Раскладной механизм заело, но ничего страшного. Ты все равно сможешь на нем спать. — Какая досада, — подколол вампир. — Я уж было подумал, ты пригласишь меня в свою кровать. Намджун немедленно покраснел, и Джин залился смехом, похожим на звук стеклоочистителя. — Я пошутил, офицер. Показывайте ваш диван.***
Часы напротив показывали семь вечера, когда Юнги открыл глаза. Пора было выбираться из постели и вершить великие дела. Он приподнялся, собираясь встать, но чья-то рука крепко ухватила его за запястье, снова опрокидывая на кровать. — Не так быстро, хен, — раздался хриплый со сна голос Хосока. — Хоби, нам нужно работать, — пробурчал Юнги, впрочем, не сильно сопротивляясь. — Надо связаться с союзниками и уточнить время прибытия, усилить наши патрули на улицах, помочь Джину и Тэ с чертовой вечеринкой… — Все это ждет полчаса, — губы младшего вампира безапелляционно накрыли его собственные. — Или час, — промурлыкал позади Чимин, очевидно, не спавший. — Расскажете мне про вечеринку? Или это страшные вампирские дела? — Это они, но тебе, пожалуй, стоит знать, потому что ты там тоже будешь, — Юнги нехотя выбрался из объятий Хосока и устроился поудобнее. — План таков: Джин должен собрать всех главных вампиров города и объявить, что передает власть Джиену. Так думает Джиен. На самом же деле… — На самом деле там будет бойня, — перебил Хосок, нахмурив брови. — Как мило, и я приглашен? — притворно восхитился Чимин. — Надеюсь, хоть в роли главного блюда? Не люблю быть просто перекусом. — Из людей с нашей стороны будете только ты и Чонгук, — Юнги вздохнул. — Не то чтобы нам хотелось тащить вас в эту клоаку, но нужно сразу заявить, чьи вы, в том числе и вампирам Джиена. Это вопрос вашей безопасности. Как только станет жарко, мы отправим вас наверх под защитой. — Скукота. Расскажите лучше про бойню. — План таков, — заговорил Хосок. — Все начнется, как обычный маскарад: выпивка, пафосные разговоры ни о чем, и так далее. В какой-то момент Джин должен будет сделать объявление. Только это будет не то объявление, о котором думает Джиен. Он скажет, что мы атакованы, и попросит помочь ему защитить Сеул. Есть нюанс: сначала мы должны убедиться в двух вещах: что союзники прибыли и что жители города защищены — то есть, что въезд в Сеул закрыт для вампиров, а наши патрули усилены и не допустят никакого кровопролития со стороны пришлых. — По нашим расчетам, — Юнги перехватил инициативу, — союзники из Тэгу, Пусана и Осаки будут тут через три дня. Джиен давит на Джина, поэтому затягивать с вечеринкой нельзя — ее тоже нужно организовать не позже, чем через три дня. — Как все сложно, — Чимин пожал плечами. — А нельзя просто разослать главным вампирам города предупреждения? Зачем эти пафосные вечеринки? — Вампирский этикет, — поморщился Юнги. — А еще подготовка к вечеринке позволяет нам выиграть время до прибытия союзников — в этот период Джиен не будет ничего предпринимать. — Ясно, а теперь о важном, — Чимин привлек Юнги к себе, наблюдая, как Хосок прижимается к нему сзади. — Мне нечего надеть. — Думаю, мы подберем тебе смокинг, — ухмыльнулся вампир, коротко припав к его губам и сразу же отстранившись. — Наш Чиминни должен быть самым красивым. — И не только он, — Хосок снова развернул Юнги, покрывая короткими поцелуями его линию челюсти. — О, я сегодня в центре внимания? — заметил он, закрывая глаза и запрокидывая голову. Язык Хосока плавно ласкал его шею, вызывая легкую дрожь. — Всегда, хен, — маленькие пальчики Чимина пробрались под футболку, с нажимом проводя по позвоночнику и заставляя его чуть прогибаться навстречу. Руки Хосока скользнули под резинку пижамных штанов Юнги и мягко сжали его ягодицы. — Хен, — Хосок ненадолго оторвался от его губ, чтобы заглянуть в глаза. — Ты ведь не против? Зубы Чимина сомкнулись на его загривке. — Черт, просто делайте что хотите, — выдохнул Юнги, подавшись бедрами вперед, чтобы потереться твердеющим членом о Хосока. Хоби коротко усмехнулся, продолжив терзать его рот, но теперь иначе — напористо и жестко, до кровавых капелек на вечно обветренных губах. Чимин где-то там внизу стягивал с него штаны, покрывая поясницу и ягодицы контрастно-нежными поцелуями, и от этого коктейля Юнги изнутри плавился, как воск в их умелых руках. Хосок, оставив кроваво-красную дорожку из следов на его шее, спустился ниже, разукрашивая бледные ключицы одному ему понятными узорами, и даже не видя, Юнги знал, что это красиво — каждый укус, каждое свирепое касание его губ к тонкой светлой коже чувствовались как благословение, потому что… это же Хосок. От Хосока и синяки на бедрах, оставляемые стиснувшими их изящными пальцами, и кровь на губах, и ссадины на ключицах — великолепно, а можно еще? Чимин, через него перегнувшись, свежие раны зализывает, пока Хосок, спускаясь вниз, новые оставляет, и Юнги стонет в голос, потому что нельзя так с ним, слишком нежно, слишком жестоко, слишком хорошо. Хоби втягивает в рот затвердевший розовый сосок, а Юнги пальцами ему в волосы зарывается, лишь бы не оторвался, только бы продолжал эту сладкую пытку. Но Хосок путь вниз продолжает, распластывая его спиной по подушкам, а Чимин ласково за ним следует, зацеловывая и успокаивая пылающую кожу собственным языком. Плоский живот дергается, когда острые клыки Хосока оставляют на нем свою метку. Бедра Юнги рефлекторно толкаются вверх, и Хосок задерживает хищный взгляд на острой бедренной косточке, через мгновение смыкая на ней зубы. Юнги скулит тоненько, а Хосок спускается чуть ниже и по-хозяйски раздвигает его колени, устраиваясь между ними. А дальше — абсолютная темнота, потому что Юнги зажмуривается крепко-крепко в момент, когда строгие губы Хосока накрывают головку его члена. Медленно вокруг языком обводит — Юнги крупной дрожью прошивает, и по уздечке кончиком языка игриво вверх-вниз, чтобы взглядом проследить, как тонкие пальцы впиваются в простыни по бокам от бедер. Чимин наверху сосок языком ласкает, повторяя дорогу Хоби неспешно, шаг за шагом, добавляя больше ощущений в этот букет. Хосок же зубы вокруг члена чуть сжимает, не сильно, почти нежно, и Юнги ахает, выгибаясь на простынях и раскидывая ноги шире в стороны. Чимин наконец спускается вниз по его телу, и Хосок от его члена отрывается, чтобы слиться с ним в поцелуе там, внизу. Юнги глаза приоткрывает, и зрелище плавит его не хуже ощущений. Он нетерпеливо губу закусывает и полустонет-полуворчит, требуя внимания. Разорвав поцелуй, Хосок Чимину кивает с усмешкой, и тот тянется за смазкой. Выдавливает вначале себе на ладонь, сразу же обхватывая член Юнги и начиная медленно ласкать его, и Хосоку передает бутылочку. Хосок на пальцы щедро льет и пристраивает Юнги ко входу сразу два, но Чимин быстро качает головой, и он оставляет один и осторожно вводит на одну фалангу. Юнги извивается и дышит тяжело, а затем тихим стоном просит продолжать. Ему больно и некомфортно, но это же, черт побери, Хосок, так что еще ему — охуенно. Хосок аккуратно проталкивает палец дальше. Юнги хмурится, и губы Чимина сразу же к его лбу припадают, морщинку разглаживая, а потом нежно в уголок рта его целуя. Чимин смотрит озабоченно, стараясь уловить любые изменения в его лице, а Юнги не хочет так, не хочет, чтобы он беспокоился. Он криво усмехается ему. — Все в порядке, оппачка не девственник, — говорит охрипшим голосом. Хосок поднимает бровь и хмыкает, неторопливо добавляя второй палец. — Давно это было? — спрашивает. — Давненько, — Юнги на секунду сжимается вокруг его пальцев, но тут же пытается расслабиться. — Юнги-хен, такой узкий, такой тесный для меня, — шепчет вдруг Хосок, глядя на него глазами обезумевшего хищника. Юнги переводит взгляд на Чимина и видит в нем тот же голод. Он сглатывает, вдруг подаваясь навстречу пальцами. Боль все еще чувствуется, но раздираемые в стороны мышцы вдруг расслабляются и расходятся сами. — М-м, смотрите, кто любит грязные разговорчики, — мурлычет Хосок. — Какой хороший хен. Ты будешь послушным сегодня, да? Скажи мне. — Д-да, — выдавливает, на пальцы насаживаясь. Член уже огнем горит, а Чимин ласкает его все так же лениво, и Юнги собственные пальцы тянет и стискивает поверх его, но Хосок смеется и его руку убирает. — Не так быстро, хен. Мы будем делать, что хотим, — и, изогнувшись, дразняще целует его прямо в налитую кровью головку члена. — Хоби, пожалуйста, — просит сквозь стиснутые зубы. — Что такое? — спрашивает Хосок вкрадчиво. Юнги хочет что-то сказать, но лишь захлебывается воздухом, когда он вводит третий палец и сразу же сгибает их под тем самым углом. Юнги трясет, а Чимин с его ключиц выступившие капли пота тут же слизывает, улыбаясь, будто это клубничное мороженое, и ладонь с члена совсем убирает. Хосок повторяет, и Юнги, кажется, теряет сознание на несколько секунд, потому что в следующий момент, когда он открывает глаза, Хосок уже толкается в него членом, и это правда, действительно больно, но он же замирает внутри него, а потом целует его щеки, нос, сомкнутые от боли веки, нежно собирая губами выступившие вдруг слезы, и Юнги не может понять, в раю он или в аду. Задница определенно в аду, но с другой стороны, здесь Хоби убирает с его лба налипшую прядь волос и целует вот так трепетно, а член, зажатый между ними, ничуть мягче не становится, и каждый вдох Хосока по нему удовольствием перекатывается. — Двигайся, — хрипит он. — Давай. — Точно? — Хосок сдерживается, сколько может, но Юнги сцепляет ноги у него на пояснице и сам толкается навстречу, забирая в себя последние сантиметры, их разделяющие. И угадывает с углом, потому что член Хосока попадает точно по простате. Выгибается ему навстречу и кричит, срывая голос к хуям. Хосок начинает двигаться, стараясь не спешить, и Юнги все еще больно, но уже плевать, потому что у него каждое движение искрами из глаз. Между ними мелькают картинки, которые Юнги никогда не забудет, они с ним еще лет на тысячу, а может, и на десять тысяч — глаза Хосока, в его собственные смотрящие со смесью голода и нежности, пальцы Хосока, с его собственными переплетенные, там, ниже, член Хосока, в нем исчезающий целиком, а рядом Чимин, лежащий на боку и ласкающий сам себя, не отрывая от них двоих жадного взгляда, и это, блять, невероятно горячо. И Юнги срывается. Он бросает свое тело Хосоку навстречу, нарушая им поддерживаемый ритм — дико, голодно, быстро, раз за разом. Он зубами ему в плечо впивается, чувствуя на губах теплую кровь. Он короткие обкусанные ногти вонзает ему в спину изо всех сил — чтобы быстрее, чтобы злился и не щадил. И Хосок дает ему то, что он требует — врывается в него резко, зло и глубоко, каждый раз задевая простату. Юнги надолго не хватает — он изливается между их животами бурно и обильно, но Хосок не позволяет ему отдышаться, еще больше ускоряя темп. Он догоняет его через несколько секунд и яростных, хаотичных толчков, пытается выйти, но Юнги не дает, обхватывает его ногами, пока он не кончает в него, падая взмокшим лбом на его плечо. — Охуенно, — шепчет Хосок в его начавшую заживать ключицу. — Охуенно, — соглашается Юнги, обнимая его. — Охуенно, — вторит Чимин, вытирая ладонь салфеткой.