***
Пришлось изрядно повозиться - пока окончательно заглушили паровую машину, пока избавились от воды в котле и трубах, пока все смазали и провели прочие необходимые мероприятия, то времени прошло изрядно. Хотелось помыться, стереть с себя сажу и копоть, отчистить масло и грязь с рук, но никто не станет ради полудесятка человек готовить посреди ночи баню. Да и усталость была сильнее интереса к гигиене, так что Ливитт просто потопал спать, на ходу перекусив холодной рыбой. Опять мало! И опять хочется есть. Ари вытащил застрявшую между зубами и десной рыбью косточку. Она была в крови. "Поцарапал", - злобно подумал Аарон, - "Мразь!" Перед сном Ари ничего особо нового в окружении не заметил - жировые лампы после отбоя гасили, так что определенных трудов стоило и просто добраться до родного закутка, не сломав по пути перегородок. Хотя и Аарон заметил, что хлипкие и убогие стеночки с тряпьем, во множестве присутствующие до их отбытия, почти везде были заменены на кирпичную кладку в несколько ярдов. Кажется, отдельные комнаты-отсеки начинают потихоньку превращаться в дома-общежития. Стараясь никого не разбудить, Ливитт сел на свою кровать. Ну, конечно, сперли то барахло, которое он оставил. Без сомнений, у него хватило прозорливости самые нормальные вещи брать с собой, в том числе и оружие, разумеется. А вот раздолбанные башмаки не погнушались и утащили. Ну и пес с ними. Будет повод не возвращать сапоги, если вдруг Капитан или кто еще удосужится вспомнить о том, что обувь-то дали Ливитту в пользование на время их маленькой экспедиции. Ночь пролетела быстро. Ливитт чудовищно не выспался и чувствовал слабость. "Мог бы и дать такой полезной команде поспать еще хотя бы часа три. Сука самодовольная". - раздраженно думал Ари про Капитана. - "Еще поп этот дурацкий, лысый хер, тащиться на этот его сектантский молебен. Аж кости ноют". Их собрали около генератора. Не всех, конечно: все население города вряд ли бы смогло комфортно разместиться на этой импровизированной площади. Кто-то работал, кто-то, как выяснил Ливитт, пойдет на молебен позже. "Да, что-то новенькое. Раньше ограничивались молитвами перед приемом пищи, а теперь вот так". На помост вышел тот самый лысый старик. На этот раз поверх шинели он надел нарочито грубые цепи с массивным темным крестом. "Вериги", - вспомнил Аарон их название. Мистер Лэнгфорд стоял рядом со священником, также нацепив на себя оковы аскета. "И ради этого было столько возни с печами и попытками притащить на своем горбу через чертову ледяную пустыню побольше металла? Ради поповских побрякушек?" Без всяких понуканий и воззваний повисла тишина, прерываемая только могучим и горячим дыханием генератора. Позвякивали цепи. В топке трещали тонны угля, сжираемого пламенем. Все это рождало в мыслях какие-то жуткие картины, словно возникающие из глубины мрачных веков. Аарон вспомнил печальные события шестисотлетней давности. Наверное, в похожей ситуации его предков тогда изгоняли из Англии. Фанатики. Теперь Ливитт стал припоминать все, что слышал про этого священника. Звал он себя Энтони Торольдом и утверждал, что до Ледового Исхода был настоящим епископом Рочестера и Уинчестера. Ари не знал, насколько это все правдиво - в последние годы, насколько он слышал, все эти церковные иерархии постоянно перетасовывались, но не то что бы ему были особо интересны эти подробности. В любом случае, он старался держаться подальше от важных дядь и после начала Великой Стужи. Торольд вскинул голову и развел руки. Его глаза зловеще блеснули в отблесках пламени теплогенератора и слабого масляного освещения города. - Много тысяч лет назад произошла история, заставляющая нас трепетать и по сей день. Человечество преисполнилось грехов, и Господь, в суровой мудрости своей, принял тяжелое решение: наказать оступившихся людей. Отче наш сожалел о необходимости сего, но иначе бы мы не очистились, и грехи бы разрушили наш мир! Но увидел Он, что не все грешники - и спас благое семя, даровав Ною знание о Ковчеге. - После уже десятки веков жили уже другие люди, что были лучше и праведнее допотопных, но и они все несли бремя Первородного греха. Жертва Сына освободила нас от этого. Тяжелые испытания вытерпели люди после. Нашествия язычников, пламя еретиков, гниль болезней, ложь папистов. Все отступило, когда восторжествовала истинная вера. Прогресс, - смачно произнес священник это слово, - мы, британцы, покорили половину мира и повели всех в лучшую жизнь, неся свое бремя. Мы сокрушили язычников и негодяев, не знавших или забывших слово Иисуса. Но так думали мы, что благом одарены - и благо несем. Возгордились мы. Стало закатываться христианское смирение наше, последнего праведного народа. Мудрые решения претворяла в жизнь наша последняя королева, мир праху ея. Но то было лишь каплей благочиния в море грехов. Стали люди чванливыми негодями. И наслал Он на нас воздаяние. Пришла Великая Стужа. Бич божий. Обещал Господь никогда более не уничтожать род людской через потоп. Но и разве топит нынче Он? - Энтони Торольд подался грудью вперед, будто требуя ответа от собравшихся. - Мы ждали Страшного Суда - но он ли это? На протяжении веков видели мы то, что можно считать волей всадников. Но сорваны ли печати? Но облачились ли убиенные в белые одежды, спрашиваю я вас? Случилось ли великое землетрясение? Пали ли звезды с неба? Стало небо свитком, луна кровью, а небо власяницей? Возможно - скажет мне кто-то, видя шторм на горизонте. И вспоминая события в южных странах, где сама земля раскололась? Возможно! Или нет? А дальше? Что еще говорит нам Откровение Иоанна Богослова? Вы слышите трубы и ангелов? Я не слышу. Или наш генератор подобен им? Почему нет? Ведь только глупец трактует Библию буквально. Лысый старик уже давно сошел с помоста. Вся толпа, завороженная его грубым и резким, но властным голосом, двигалась кругом вокруг теплогенератора. Как ни странно, своеобразную проповедь было слышно даже не во главе колонны. Свои наставительные монологи епископ периодически разбавлял положенными молитвами и благословениями. - И я просто скажу всем, кто судит: не нам судить. Он рассудит. Настало ли время пришествия или же Он ниспослал нам очередное очищение? Нет нужды рассуждать о таком. Мы смиренно принимаем любой вариант. Наша задача - готовить наш дух к Суду, даже если это не его начало. Мы должны вспомнить христианские истины. Мы должны отсечь от своего общества еретиков и сомневающихся. Но мы и должны бороться с природой и не проявлять слабость перед лицом испытания сего. Но не ради спасения нашей жалкой плоти. А для того, чтоб каждый имел время и возможность осознать свои грехи и искупить их. Быть может, Господь посылает нам сим знак? Ведь если бы возжелал Он нас уничтожить, то не спаслись бы мы из Лондона? Ход завершался. Торольд вновь восшел на импровизированную кафедру-трибуну. Взяв в руки лежащий рядом с корпусом теплогенератора гигантский гаечный ключ, он замахнулся. - И я обращаюсь не только к британцам, братьям моим по вере. Но и к бывшим подданным короля Фредерика. Пусть вера ваша имеет ошибки и отступления, в отличие от нашей, истинной церкви, от англиканского учения. Хотя и по моему скромному мнению в ней тоже много нюансов не следует трактовать превратно... Но все же мы вышли из учения первых христиан. И потому нет нужды нам больше разделяться. Пора воссоединиться всем верующим, как было ранее, многие века назад. Мы должны завершить все распри и схизмы. Как все вместе мы совершали общие дела - от наказания еретиков до обращения к правильному пути дремучих варваров. От сооружения храмов во славу Его до свершения кары магометанам. Ари заметил, что какой-то прыщавый юнец, тоже в рясе и с веригами переводил слова епископа датчанам. И те вроде как проникались, пусть и голос парня звучал мерзко. А слова Торольда прерывались его же интенсивными ударами по корпусу генератора. Сейчас звук напоминал гротескную пародию на церковный колокол. "Вот оно, наше настоящее". - хмуро думал Ливитт, отбивая в нужные моменты вместе со всеми поклоны. - "На обломках цивилизации кучка безумцев неистово ударяется в веру, чтобы сохранить остатки рассудка". Наконец-то дело стало подходить к концу - Ари уже думал, что это никогда не закончится. Очень хотелось, наконец-то пожрать и выпить пусть даже теплой водички. С другой стороны, во время этой странной литургии не нужно было особо ничего делать - вместе со всеми изображать религиозный трепет. Глупо, зато в тепле и без особых затрат сил. И пусть Ливитт не знал особых тонкостей христианского богословия - и не хотел знать, но у него возникало устойчивое ощущение, что старый священник делает очень многое по своему разумению, а не как должно быть заведено. Всех их заставили опуститься на колени. - Отче наш, сущий на небесах!..***
Аарон был готов славить бога просто за то, что все это закончилось, а лысый фанатик перестал колошматить по генератору. "Доиграется, хер лысый! Кто будет генератор чинить, когда он доломает его, м-м? Кто будет лезть в глубину чертовых механизмов? Конечно глупый, бедный и несчастный Ари!" Тем не менее, крестный ход не освободил людей от очередной молитвы перед принятием пищи. На завтрак, помимо рыбы и остатков консервов и картошки подали кое-что новое - морскую капусту, добытую со дна. Кто-то, сидевший неподалеку от старшего помощника капитана, мистер Эйкина, сморщился и с отвращением пожевав водоросли, выплюнул их на тарелку. Старпом заметил и отвесил смачный подзатыльник привереде. А затем вскочил и рявкнул на всю столовую. - Идиоты, жрите водоросли. Или вы видите на столах лимоны? Свежие овощи? А знаете, что будет, если вы не будете жрать то единственное относительное свежее и относительное зеленое, что у нас тут есть? А будет вот это! - И мистер Эйкин раззявил свою пасть с когда-то давно искореженными деснами и выпавшей много лет назад половиной зубов. - Я вижу уже у половины из вас явные признаки цинги. Кто-то устал чрезмерно. А кто-то чувствует помрачение духа. У кого-то распухли десна. А некоторых словно ночь всю били по рукам и ногам - и синяки оттого. Наш мудрый Капитан, мистер Лэнгфорд, принял решительные меры для противодействия страшной болезни. Уж поверьте мне, сухопутное мясо, вы не знаете, в отличие от старых моряков, что такое "цинга". И лучше вам не познавать в полной мере этого. Нам не нужно, чтоб вы просто легли в уголку и сдохли. Городу это не нужно. Поэтому если увижу, что коль кто не жрет чертовы водоросли, то самолично пройдусь по спинами тех придурков плеткой десяток-другой разов! И тем, кто работает за пределами Нового Вифлеема, будут теперь выдавать это в пищу в том числе. И если я узнаю, что кто-то не ест свою порцию, а бригадиры не впихивают эту дрянь в глотки подчиненным... После этого воцарилась гнетущая тишина. Ари, как и многие другие, в страхе ощупывал языком собственные десна. Распухшие. И оставляющие на языке легкий привкус железа. Ливитт с энергией накинулся с грубо порубленные листья ламинарии. Вкус был мерзким: склизкие, холодные и похожие на старую жесткую подметку. Но испытывать тяготы болезни, от которой моряки-британцы особенно сильно страдали на протяжении веков, ему не хотелось. Он надеялся, что водоросли позволят ему излечиться и не превратиться в гниющий заживо кусок опухшей плоти.***
Последние разведывательные и рыболовецкие команды спешно возвращались вместе с порцией снеди: если охотники не добывали ничего, то они отправлялись на помощь к рыбакам. Скоро наступит буря, и добывать еду будет затруднительно. Ливитту и его людям не удавалось удовлетворительно починить "Ютландию". Не было ни времени, ни толком ресурсов для того. Но у них получилось сделать максимальное из возможного, и судно могло кое-как передвигаться с опорой на все те же два восстановленных колеса. Хотя скорость из-за общего износа и ненадежности деталей упала еще больше. Тем не менее, подобный агрегат существенно ускорил транспортировку добытого угля от карьера к Новому Вифлеему. "Ютландия" была вся забита им, а в воздухе витала пыль. Она забивалась в легкие, заставляла задыхаться и мерзко кашлять. - Не от цинги сдохнем, так легкие выхаркаем, братцы. - Мрачно твердил Ари своей команде. Высвободившихся людей, ранее занятых в переноске угля, распределили на другие работы. В ту же штольню или на добычу рыбы и водорослей. Работы по разработке глиняных залежей были приостановлены. Снежный купол был признан в достаточной мере укрепленным, чтобы выдержать удары бури. Еще проснувшись Ливитт смог как следует разглядеть его изнутри. Снега там осталось не так и много на самом деле. Если бы шторм задержался еще на неделю, то они бы спрятались от него в куда как более надежном строении. Близился вечер. Ветер становился все более порывистым, а снег усиливался. Во тьме и морозе жестокой полярной ночи "Ютландия" шла с последней партией угля. За ней тянулись углекопы с фонарями и мешками с углем, прячась от метели за корпусом сухопутного корабля. Выдолбленную за эти недели штольню закрыли, оставив там инструменты и надеясь, что буря не сможет растрясти скалы настолько, что случится обвал. Механический уродец спешно разгрузили и загнали в холодный тамбур, который построили из освободившего снега при замене оного в стенах на кирпич. Ари и другие лихорадочно проводили последние приготовления. В тамбур ворвался незнакомый Аарону парень. - Давайте, давайте, быстрее! Шторм здесь! Бросайте все, мистер Лэнгфорд приказал всем спрятаться внутрь города, задраить и укрепить все проходы. Он здесь! Быстро всё закрыли и плотно законопатили все щели "Ютландии". Проход извне в тамбур тоже уже заделали. Тот парень помогал другим и старался подгонять всех. Вот и всё. Люди спрятались в городе. Проход из тамбура также заложили. Очередная молитва. И даже сквозь рокот голосов Торольда и Лэнгфорда, сквозь рев топки генератора, сквозь лязг-звон по корпусу последнего, даже сквозь всё это - все слышали. Стена купола была толстой, бесспорно. Дым из генератора уже давно не просто вылетал в дыру в своде: за прошедшие дни оставшиеся в городе инженеры сумели из добытого с ковчега и вновь выплавленного металла сделать сложную и хитроумную систему труб и теплообменников. Не было риска отравления жителей угарным газом, при этом воздух прогревался более эффективно, и меньше тепла в буквальном смысла вылетало в трубу наружу. Также это снижало риск расплавления снега купола и последующего обрушения. Отработанный же и заметно остывший газ все же имел достаточно низкую плотность, чтобы без проблем удаляться за пределы Нового Вифлеема. Таким образом, не было больше и такого большого отверстия, через которое в город мог бы залетать снег и ветер. Хотя инженерам и пришлось сделать множество вентиляционных окошек, но обновление воздуха под куполом посредством оных было регулируемым. И даже несмотря на такую улучшенную изоляцию, несмотря на весь шум города, его сердца и проповедников - все услышали шторм. Каждый слышал, как там, за стеной, неистово ревет, вопит, воет чудовищный ветер. Это было действительно страшно. Вскоре пришли вести, разошедшиеся среди жителей, как круги на воде от брошенного камня: в одной из небольших пристроек плохо заделали проход. Беда ждала того, кто попытался устранить проблему: снаружи бушевала ледяная аномалия. Вошедший в пристройку мигом отморозил себе конечности, что пальцы пришлось почти на месте ампутировать грубыми врачебными кусачками. Говорили, что замерз расположенный за стеной спиртовой термометр. В голове у Ари такое уложиться не могло. Он и о существовании крепкого спирта слышал только в баснях пьяных моряков и представить себе не мог, что такая жидкость, очевидно, заставляющая сгорать изнутри того, кто ее выпьет, словно само жидкое пламя, может замерзнуть. Начитанный Несбитт рассказал, что коль так, то снаружи, стало быть, холоднее, чем сто семьдесят три градуса Фаренгейта ниже нуля. Осознание этого заставляло инстинктивно отодвигаться от вроде и толстых, но на деле таких хрупких и ненадежных снежно-кирпичных стен подальше, лишь бы стать поближе к генератору. Всем было очень страшно и холодно. И даже если свист морозного кнута не было слышно в реальности, то люди очень просто додумывали его. Или будто ледяная петля затягивается на шее каждого. Каким-то образом, кучкуясь, будто воробьи лондонской зимой возле вентиляционной шахты подземки, "Мягкой лондонской зимой былых лет", - поправил себя Ари, люди расселись вокруг теплогенератора. Преисполняясь глубочайшего трепета и страха перед природой и тем, кто, по мнению большинства горожан, стоит за ней, все сидели молча, а если и переговаривались, то небольшими репликами и шепотом. За фонарями около стен уже и не следили, масла им не подливали, так что лампы стали гаснуть. Тени скрывали границы города, купол исчезал во мраке, лишь в генератор продолжали люди энергично зашвыривать уголь, стараясь отвлечь себя от страха. Это был отличный момент для очередной проповеди епископа, вещающего в рупор на всю площадь. - Братья и сестры во Христе! Ныне мы все заперты по воле Его вместе. Вот мы и отдали свои души в полную власть нашего Бога. Будто ковчег Ноя, наше пристанище сейчас в центре бури, уничтожающей всех неверных. Мы проделали большую работу. Но я не забуду вновь напомнить вам. Делаем все это мы не столько ради спасения тел своих земных, сколь ради душевного спасения, истинного. Ведь сказано было в книге Екклесиаста, сына Давидова, - священник прочистил горло - "Труд глупого утомляет его, потому что не знает даже дороги в город". Мы должны помнить, зачем мы это делаем. И там же мы прочтем: "Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него". Совершая труд, делаем мы это во славу Господа. Направит же нас к действительно полезному, к действительному правильному и праведному труду лишь мудрость Писания, апостолов и учителей церкви! Вместе, идя от греха, идя с благочестивыми людьми, вроде нашего славного Капитана, Божьей милостью получившего свою власть и взвалившего на себя ответственность! Ведь у апостола Павла в послании к римлянам было сказано, что нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены! Власть же нашего Капитана, чем быть может она, кроме как не божественного происхождения? Только от Него и происходит она, и потому приведет нас к спасению! Мы будем трудиться и дальше, преисполняясь страхом не перед ветром и льдом, но перед величием Господним, но помня о любви Его к нам. В трудах наших мы будем следовать сей великой цели. И не позволим никому смутить нас и отвратить с этого пути. Праведные будут следить за соблюдением всех правил Божьих и знании каждым своего места, и преклонении перед Замыслом, и Провидением! Тех же, кто не желает следовать наущению, тех же, кто смущает умы невинных агнцев, запрятавшихся среди нас козлищ, - холодный взгляд Торольда прошел по смотрящим на него тысячам пар глаз. Ари показалось, что епископ посмотрел прямо ему в глаза. И словно жестокая усмешка на мгновение проступила на лице священника, - тех, я вас уверяю, мы найдем. Мы научим их благочестию. Наш славный град, наш Новый Вифлеем, божьей милостью, быть может, обреченный стать началом для царства Господа и Христа Его, он есмь единый храм последних христиан. И мы не будем терпеть в нем вероотступников, еретиков, развратников, предателей, фарисеев, и прочих упорствующих грешников и негодяев! Лысый старик развел руки. Лязгнули вериги. Пламя генератора вновь отразилось в очах Торольда и блеснуло, будто нимб, на гладкой голове. - Ведь вы, братья и сестры, вы не хотите последовать в Преисподнюю вместе с мерзавцами? Ведь вы верите и делаете все для своего спасения? Толпа ответила согласным ревом. Священник соединил ладони в кротком жесте перед собой, а на суровом лице у него появилась светлая улыбка, каковая бывает только у добрых и у считающих себя таковыми людей. Аарон передернуло, словно одержимого в храме. Торольд улыбался только тонкими губами. Глаза его будто выворачивали души каждого. - И вы сами хотите, чтобы я, чтобы мистер Лэнгфорд и чтобы все, кому не безразлична судьба нашего начинания, чтобы все мы - следили друг за другом и скорейшим же образом и надлежащим же путем отделяли зерна от плевел? Так помолимся же за то, чтобы Бог дал нам сил. Чтобы дал Он нам прозорливость! Чтоб смогли мы изгнать из нашего Храма недостойных! Чтоб ренегаты и грешники, схизматики и иудеи не отравляли своим гнилым дыханием наш пресветлый дом! Вы хотите выставить нечистых вон, в холодный и жестокий мир снаружи?! - Да-а-а-а!!! Этот долгий вечер завершился очередной молитвой. Ари молился сильнее всех, стремясь скрыть дрожь страха и перед тем, что было за стенами города, и перед тем, что было внутри него. Он пытался убедить себя, что лорд-епископ просто строгий и жесткий человек, а потусторонним и пугающим он показался лишь из-за общей нервной обстановки. Но Ливитт знал. Тысячи сходящих с ума от страха и голода людей были заперты все вместе на долгие дни шторма.