Чарующая Венди

— Знаешь, из Парижа как раз прибыло мое новое платье, но оно нуждается в такой большой переделке, что и не передать словами. Как только эта швея до сих пор находит себе работу, не знаю... За чаем Лиззи болтала просто без умолку. Венди непонимающе посмотрела на нее. — Во всяком случае, оно должно быть готово к вечеринке у Симмондов. Я очень надеюсь, что так и будет, потому что это платье, надеюсь, произведет впечатление, как и твое синее. Ты ведь помнишь его, дорогая Венди? Помнится, ты всегда считала его немного неприличным. — Хм... — мысли Венди сейчас блуждали где-то далеко. У нее была царапина на спине, которая очень болела. Она подняла руку, чтобы расеянно потереть ее. — А твое платье? Все еще в Париже? — О, право, Венди. Неужели ты не слышала ни одного моего слова? Ты выглядишь сегодня такой расеянной. — Мне очень жаль, Лиззи. Я не могла заснуть прошлой ночью. Очень устала... — это было правдой, она очень мало спала прошлой ночью. И Венди снова потерла царапину. Лиззи фыркнула. — И что-то не так с твоим корсетом, правда? Ты все время трогаешь свою спину. На самом деле, с корсетом все было в порядке, но царапина от этого меньше болеть не стала. И Венди это ощущение очень нравилось, оно напоминало ей о том, как она получила эту царапину прошлой ночью: она стояла почти голая, с одеждой, валяющейся у ног, а Джеймс крепко прижимал ее к грабу. И эта странная смесь удовольствия и осознавания всех неровностей коры заставляла ее кончить еще сильней. Она мягко улыбнулась. — Не улыбайся, Венди. Хочу заметить, что сегодня ты меня несколько раздражаешь, — Лиззи с досадой скрестила руки на груди. Подруга была из тех людей, которые быстро и часто раздражались, несмотря на то, что причин у них для этого было даже меньше, чем у большинства остальных людей. — Я же уже сказала тебе, что оно должно быть готово к вечеринке у Симмондов. И поскольку прием у них, я полагаю, что Джеймс тоже будет там. — Джеймс? — Венди сосредоточилась на имени. — Капитан Хук, конечно. Постарайся вспомнить! Он явно старается быть сдержанным, чтобы не оказывать на меня чрезмерного давления, я уже давно не видела его, но думаю, что это ненадолго. — Разве он не навещал тебя с того самого первого раза? — Ну... он очень занятой человек, да и я много дней была несвободна. Да и мама постоянно дома. Я даже думаю, что он хотел бы увидеть меня, когда она будет отсутствовать. Думаю, что он выжидает своего часа, когда сможет застать меня одну. Это будет просто идеально для визита... — Значит, больше он не приходил? Лиззи коротко выдохнула. — Угу, совершенно точно... Венди знала истинную причину, по которой ее подруга не дождалась еще одного визита капитана. На самом деле Джеймс Хук был занят исключительно другим, о чем Венди могла свидетельствовать: в своей постели в Клэридже, на полу своих апартаментов в Клэридже, напротив дивана в своих апартаментах в Клэридже, напротив вышеупомянутого граба в ее саду, прислонившись к вязу, крепко прижавшись ко второй серебристой березе справа, и на том довольно удобном маленьком холмике, аккуратно спрятанном за увитым жимолостью дровяным сараем. Но говорить об этом Лиззи она не решилась. ___________________________________________________________________________________ Неужели же в своем удовольствии она настолько зависела от Джеймса? Венди была отнюдь не из тех, кто в своем женском счастье полагался бы на мужчину, скорее была женщиной с современными — некоторые сказали бы агрессивно упрямыми и излишне дерзкими — взглядами, и, возможно, дважды подумала бы, прежде чем позволить мужчине диктовать себе каждое движение, но происходившее с ней сейчас казалось совсем другим. Никогда еще она не чувствовала себя настолько раскрепощенно, настолько непринужденно как со своей женской сущностью, так и с телом и умом. Больше, чем благодаря любому политическому памфлету или какой-то зажигательной речи, Венди чувствовала себя по-настоящему сильной женщиной благодаря тому, что Джеймс Хук поистине освободил ее тело, теперь она чувствовала себя свободней, чем когда-либо прежде. Нынешний ее социальный климат, конечно же, вызывал любопытство,но именно с этой новообретенной сексуальной эмансипацией Венди и отправилась в следующий вторник на "лекцию для женщин" в кенсингтонский университет в Челси. Она не собиралась участвовать ни в чем воинственном, несмотря на то, что все эти годы тщательно следила за делом суфражисток. Венди даже написала миссис Панкхерст, выражая той свою поддержку и согласие, но не более того. Это было первое собрание, на котором она действительно присутствовала, и теперь была здесь скорее из любопытства, чем из-за чего-то еще. Венди знала, что лекция называется "Марш женщин" и основана на текстах песни суфражисток, которую сочинила сегодняшняя спикерша, Сесиль Гамильтон. Венди немного припоздала и тихонько проскользнула в дом, чтобы сесть где-нибудь позади. У говорившей женщины было удивительно нежное лицо, и она показалась ей чересчур женственной и хорошенькой. Неужели это ее удивляет? Неужели она ожидала, что все суфражистки будут грубыми и по духу, и по внешности? Но несмотря на свою утонченную внешность, говорила ораторша страстно и убежденно, ее сильный голос резко возвышался над собравшимися слушателями. Венди не могла не восхищаться ею. Могла ли она вообразить, что сделает нечто такое? Честно говоря, скорее всего, нет. Не потому, что не верила в идею суфражисток, а потому, что находила свои страсти направленными во что-то другое, туда, где они были безмерно удовлетворены. Ей вдруг пришло в голову, что если Сесиль Гамильтон получила бы такое же внимание от мужчины, типа Джеймса Хука, то у нее, может быть, меньше было времени и желания заниматься подобными делами. Возможно, это и был собственный способ Джеймса сдерживать женщину — доставлять ей частое и необузданное удовольствие до полного изнеможения для любых других занятий. — Разве она не прекрасна? Вопрос, а точнее, утверждение, исходило от женщины, сидевшей рядом. Венди повернулась: приятное лицо собеседницы обрамляли густые темные волосы. Она была очень красива, и ей было не больше двадцати лет. Большие карие глаза были устремлены прямо на Сесиль Гамильтон, а нежная кожа просто сияла от какого-то восхищения всем, что она видела. — Да, она очень хорошо говорит, — отозвалась Венди, не желая омрачать ее восхищение. — Она ведь писательница, знаете ли. И еще актриса. Удивительно, правда? Такое владение языком, такая радостная значимость каждого слова! — женщина была сияющей, сосредоточенной и гордой, такой непохожей на легкомысленный нарциссизм Лиззи. Венди она сразу же понравилась. Они продолжали слушать ораторшу, и Венди не могла не восхищаться самоотверженностью и пылкостью не только Сесиль Гамильтон, но и девушки рядом с ней, чье тело словно бы оставалось в состоянии какого-то постоянно напряженного ожидания на протяжении всей лекции. В конце концов она даже привстала и зааплодировала так сильно, что Венди испугалась, как бы она не отбила себе руки. Потом, когда аплодисменты смолкли, девушка торжествующе повернулась к ней, и Венди наполнилась ее радостным возбуждением. Та решительно протянула руку. — Меня зовут Лилли. Лилли Лентон. А вас? Венди тоже протянула руку, и Лилли с неженской силой пожала ее. — Венди... Дарлинг... то есть Монтгомери. — Вы идете на митинг завтра? — М-м-м... нет. — О, вам надо бы... — это совершенно вдохновляюще. Некоторые из нас впоследствии даже сделают себе имя, полагаю. — Сделают себе имя? Но чем? — Да той небольшой стычкой с полицией. — Неужели? И что же вы сделали? — Я разбила витрину магазина. Большого торгового центра в Найтсбридже. Это надо было сделать. Управляющий — довольно мерзкий человек, настаивающий, чтобы его работницы трудились в два раза больше, чем любой мужчина, которого он нанимает. — Больше?.. — это было все, что Венди смогла сказать. Лилли бросила на нее недоуменный взгляд. — Вы ведь никогда раньше не занимались подобными вещами, не так ли? — Нет. — Значит, вы не член профсоюза? Она имела в виду женский общественно-политический союз, организацию, основанную миссис Панкхерст. Венди подумывала о том, чтобы присоединиться к ним, но не хотела слишком расстраивать Джереми, и она знала, что тот расстроится. — Ну, я внимательно следила за всеми вами и даже писала миссис Панкхерст, выражая свою поддержку. Но нет... я никогда не делала ничего подобного. — Вы должны сделать что-то большее. Это самое чудесное ощущение в мире. Венди подумала, что то, когда язык Джеймса пробегается по лону, когда два его пальца касаются чувствительного местечка внутри, и есть то самое чудесное ощущение. Она знала, что это так. Потому просто улыбнулась Лилли. — Мне пора возвращаться. — И куда? К мужу и детям, без сомнения. Но это не должно помешать вам присоединиться к нам, — Лилли не отставала от нее и взяла Венди под руку. — У нас с подругой есть небольшая идея. Венди не могла не быть заинтригована, а уверенная в себе девушка, вцепившаяся в ее руку, излучала какое-то неясное очарование, которому было трудно противиться. — Вы знаете чайный домик в Кью? — В садах? — Да. Мы намерены провести там небольшое мероприятие. — А что именно? Какой-то марш с плакатами? Лилли слегка ухмыльнулась ей. — Что-то вроде того. Может быть, вам будет интересно прийти на него? — Не особенно. Я очень рада оказать вам свою поддержку, но не думаю, что смогу позволить себе тратить на это время или... — Портить себе репутацию? — Ну да, наверное. — Но сидеть сложа руки и мило кивать, когда люди говорят что-то, с чем ты согласна, так ничего не добьешься, Венди. Важны дела, а не слова, вот о чем мы говорим. Мы должны бороться за то, чтобы заставить тех ужасных людей сесть и принять это к сведению. И мы не остановимся. Нам нужны такие женщины, как вы, — прекрасные, элегантные женщины, которых мужчины уважают и слушают. Когда такие женщины, как вы, вступают в борьбу — женщины, на которых, как они всегда думали, можно положиться, думали, что они всегда останутся дома и будут хорошими маленькими женушками, — вот тогда мы действительно начинаем что-то делать. Венди нахмурилась. Так вот кем она была — хорошей маленькой женушкой? Она даже не думала о том, что без ведома мужа сбежав в "Клэридж" и проведя весь день в объятиях пирата, убившего бесчисленное множество мужчин, — все это было бы достойно хорошей маленькой женушки. И сомневалась, что даже Лилли так подумает. Ее наверняка шокирует, если она расскажет об этом? Будет ли та считать, что Венди находится в таких же тисках зла мужчин, как и любая эксплуатируемая служанка? Лилли достала визитку и нацарапала на ней адрес. — Держите. Я вижу что-то в ваших глазах, Венди. Вы — одна из нас. Приходите и посмотрите на все сами, — она сжала руку Венди и поспешила прочь. Венди взглянула на визитку. Это был адрес в Хайгейте. Она сунула ее в перчатку и пошла домой. ___________________________________________________________________________________ Она ничего не рассказала Джереми о своем визите на собрание. Вместо этого она сказала ему, что посещала лекцию о коллекции экзотических бабочек в Музее Естественной истории. И он казался удовлетворенным. А на следующий день отправилась в "Клэридж". "Самое чудесное чувство в мире..." — слова Лилли Лентон пронеслись у нее в голове, когда голова Джеймса зарылась между ног, а его язык доставлял сильнейшее наслаждение, пронзавшее Венди насквозь. Когда после этого он снова поднялся с самой плутоватой ухмылкой, какую только можно себе представить, она не смогла сдержать радостного смешка. — Ты мерзавец, самый настоящий мерзавец, — рассмеялась она, притягивая его к себе и крепко целуя, чувствуя на губах странную соленость собственного удовольствия. — Мерзавец, и не стану с этим спорить, — согласился он. Ее тело расслабилось от удовольствия, которое он доставил ей своим ртом. — А другие мужчины поступают так? — поинтересовалась Венди. — Хм... иногда, хотя и не так часто, как следовало бы. Если бы больше женщин были удовлетворены таким образом, мир стал бы намного веселее. Она снова рассмеялась. — Как странно. Я только вчера думала об этом. — По какой-то конкретной причине? — Просто я ходила на собрание суфражисток. Джеймс приподнял бровь. — В самом деле? Я читал об этих женщинах — они любопытные... — А разве ты не согласен с избирательным правом женщин? — У меня никогда не было повода всерьез задумываться об этом. Неверленд вообще не управляется тем, что можно было бы назвать демократией. На самом деле, он вообще не управляется. И пусть это продолжается как можно дольше. Она улыбнулась и поцеловала его в правый сосок, который дразняще примостился под подбородком. — Я полностью согласна с избирательным правом женщин. — Меньшего я и не ждал... — Итак, а каковы же твои взгляды на права женщин, Джеймс? — она села, вызывающе подняв бровь. — Я не знаю даже, что у меня за окном... Я вообще склонен относиться ко всем одинаково пренебрежительно, независимо от пола. — Ты не относишься ко мне с пренебрежением. — Твой муж может не согласиться. Она обвила его ногой и наткнулась на твердую длину напряженного члена. Венди опустила глаза и взяла его в ладонь, вспоминая, что Джеймс только что сделал с ней. Ее большой палец скользнул по твердой плоти головки, заставив Хука глубоко вздохнуть. — Если то, что ты сделал со мной, делается нередко... можно ли... отплатить тебе тем же? — она посмотрела на капельку прозрачной жидкости, вытекавшую из кончика, и язык быстро скользнул по нижней губе Венди. Сначала Джеймс просто затаил дыхание, как будто ее предложение вызвало в нем сильное волнение. Он погладил ее по волосам. — И ты еще спрашиваешь о равенстве мужчин и женщин, Венди... да если ты сделаешь это для мужчины, он будет как тесто на ладони — податливый, покладистый и теплый. Он будет твоим навсегда. В этом, совершенное ты создание, и заключена твоя непререкаемая власть над мужчиной... — Ну что ж... — задумчиво произнесла она, соскальзывая с кровати, — тогда я проявлю ее. Джеймс опрокинулся навзничь, и вокруг них воцарилась удивительная тишина. Его дыхание замедлилось, он лежал совершенно неподвижно. Венди приблизила лицо к члену и внимательно посмотрела на него. Казалось, он живет собственной жизнью, и все же она обожала его, потому что это был член Джеймса. Подняв глаза, Венди встретилась с ним взглядом. Тот был сосредоточенным, но сияющим от какого-то удивления. Она осторожно коснулась языком самого его кончика. Джеймс выжидающе напрягся. На этот раз Венди размашисто провела языком по головке, заставив его резко дернуться. — Спокойно... — промурлыкала она, подражая его собственному тону. Длина плоти стала, казалось совершенно неожиданно, самой восхитительной, желанной вещью, какую только можно себе представить. Венди охватило чувство голода, страстное желание, которое можно было утолить, только полностью погрузив его в рот. Она даже не думала об этом — не могла, а тело так просто отказывалось от такого анализа — оно жаждало только удовлетворить свои желания. И вот, открыв рот, она сомкнула губы над гладкой головкой и начала посасывать ее. Джеймс застонал. Он часто стонал, когда был с ней, но это был совсем другой стон. Это был, решила она, самый изысканный звук, который она когда-либо слышала. Это доставляло ей такое же удовольствие, как и любое прикосновение, которое он дарил. Она втянула щеки, наслаждаясь тем, как плоть, как бы она ни была тверда, все же немного поддалась ее рту. У него самого была странная текстура. Легкая соленая влага смешивалась с усилившейся влажностью ее собственного рта, вызывая у нее необъяснимый трепет. Пока она сосала, язык продолжал порхать вдоль щели, подразнивая и щекоча. И снова раздался тот же стон. Сам того не сознавая, Джеймс заставил ее удвоить усилия. — Поглоти меня адское пламя! А ты уверена, что делаешь это — ух! — первый раз? — М-м-м... — что-то промычала она. И это было больше всего похоже на утверждение, учитывая, что рот заполнен восставшим мужским членом. Рука Джеймса потянулась вниз и сомкнулась вокруг ее запястья, потянув его вверх. — Обхвати его ладонью и держи крепче. Ласкай его, пока сосешь! О боже, ты просто сладкая морская сирена! — он выгнул спину, когда ее язык с силой скользнул вокруг головки. Венди торжествовала. Она сделала, как было предложено, и вновь почувствовала, что пыл ее растет. Теперь губы скользнули по его головке, прежде чем выпустить ее с пухлым "хлопком". Она заставила его выдержать охлаждение члена в течение нескольких секунд, прежде чем снова заключить его в теплую влажную радость своего рта. — Ты и есть фея. Самая настоящая фея... Такие муки не могла придумать ни одна женщина. — Никакая я не фея, Джеймс. Просто женщина... На этот раз она принялась сосать без паузы. Она не была нежной, даже могла бы сказать, что церемонии в данном случае не желательны. Она обнаружила, что наклоняется все сильней и сильней, и вскоре начала наслаждаться легким удушением, когда головка его члена все глубже вдавливалась в рот. Она знала, что именно произойдет довольно скоро. Но ни разу ей не пришло в голову остановиться. Венди ощущала его растущее наслаждение и готова была почувствовать и его освобождение. Теперь Венди шла к этому с твердой решимостью, так же раствовришись в нем, как и он в ней. Но Джеймс, всегда джентльмен, наконец-то осознал это. Он мог бы без колебаний пролить кровь мужчины на палубу, не спрашивая разрешения, но не мог пролить свое семя в рот женщины без ее согласия. Руки обхватили ее голову и попытались оттащить. — Пожалуйста, пожалуйста... прекрати. Я же сейчас... кончу... Не надо, — Хук боролся с собой. — Венди... я же просто не смогу сдержаться! И от его слов — хотя и произнесенных неосторожно, когда удовольствие уничтожило все приличия — Венди тряхнуло. Она не помнила, чтобы когда-нибудь раньше слышала, как это произносят вслух, хотя и знала об их существовании. В конце концов, оно даже возглавляло список "дерзких слов, используемых школьницами". Однако никогда еще не слышала его от мужчины... Она даже не остановилась, когда он почти простонал: — Венди, дорогая, используй просто руку, приласкай меня рукой, или я выплеснусь тебе в рот. — Но я хочу, чтобы ты это сделал, — на секунду она оторвалась от члена. Но только на секунду. — Ах, ты, суч... — но было уже поздно... Венди опустила голову, и ее язык, губы и щеки в конце концов и привели его к восторгу. С довольным ворчанием, Джеймс грубовато толкнулся в рот, кончая так сильно, что его семя даже ударило в небо рта четырьмя сильными выплесками. Она не торопилась освобождать опавший член и позволила оставаться ему во рту, пока он не опал окончательно. Это было любопытно: семя казалось теплым, скользким и соленым. Но все это был он, Джеймс, и она по-прежнему обожала его. И проглотила все это прежде, чем успела задать себе вопрос. Хук откинулся на постель, волосы беспорядочно разметались вокруг него, глаза были закрыты, а сам он молчал, если не считать судорожных вздохов. Она никогда не видела его таким ошеломленным. Джеймс Хук был как тесто на ладони. Интересно, что сейчас подумала бы о ней Лилли Лентон? — Ты не должна была этого делать, — пробормотал он, немного придя в себя. — Тебе не нужно было ничего этого делать, и уж тем более того, что случилось напоследок. Для этого нужно быть действительно особенной женщиной. — Тебе не понравилось, Джеймс Хук? — Нет, конечно понравилось. Мне очень понравилось это. Она поднялась выше и устроилась удобней. — Интересно, что бы сказала бы по этому поводу миссис Панкхерст? — усмехнулась она. — Кто это? — Лидер движения суфражисток. — Кто? — он резко повернулся, прижимая ее к себе. — Да мне все равно, что скажет по этому поводу твоя миссис Панкхерст. Просто пообещай мне, что будешь делать это еще... — Только тогда, когда я сама захочу, мой прекрасный капитан. — Я не твой прекрасный капитан. Но зато я твой очень, очень ужасный капитан. Она протянула руку для поцелуя. — Обещай мне, что ты никогда не перестанешь быть моим ужасным капитаном. — О ... — его лицо немного утратило веселость. — Обещаю и сделаю это. Венди, я клянусь тебе в этом всем своим существом. Он соскользнул вниз и снова уткнулся головой между ее ног. "Ах... Он и впрямь, как тесто на ладони..."