Чарующая Венди

Дорога до полицейского участка казалась бесконечной, хотя она не могла быть длиннее нескольких миль. Венди так же грубо, как и сажали, вытащили из кареты вместе с Олив и Лилли. Здание из строгого красного кирпича недавней постройки угнетающе возвышалось перед ней. И Венди провели внутрь, к стойке, за которой сидел угрюмый сержант. Тот устало поднял голову, его большие усы, торчащие в стороны, подергивались и топорщились, не обращая внимания на застывшее лицо. Лилли и Олив поставили рядом. — Больше никаких шлюх, Джимми, — прохрипел он. — Сегодня у нас их полным-полно! Парламент должен соблюдать закон — депутаты должны найти кого-то еще, чтобы лезть под юбку! — с этими словами сержант издал хриплый смешок, перешедший в густой кашель. У Венди скрутило живот. Констебль, который привел ее сюда, облокотился на стойку. — Это тебе не шлюхи. Суффра-блядь-жистки, так, девушки? Сожгли дотла чайный домик в садах Кью, тупые стервы. Венди зажмурилась от этих гнусных слов. Конечно же, они обязаны были проявить хоть какое-то уважение? Человек за конторкой оглядел их, и глаза его потемнели от похотливого голода. — И чего же вы, блядь, этим добьетесь, милые мои? Просто трата времени. Если бы вы проводили столько же времени на спинах с раздвинутыми ногами, приветствуя мужчин, как вы приветствуете заключение в тюрьму, мы все были бы намного счастливее. — Предлагаешь трахнуть их, Джимми? — засмеялся констебль. — Можно... — сержант пристально посмотрел на Венди, его глаза задержались на ее груди, а язык высунулся между зубами, чтобы увлажнить губы. — Я бы не прочь попробовать вот эту... Что-то не узнаю тебя, милая. Ты что, новенькая? Смотри-ка, какая свеженькая. Наверно, вкусная... — Я уверена, что вам не позволено так обращаться ко мне, — сказала Венди, не в силах сдержать отвращения. — Ничего не говори, Венди. Ничего им не говори, — сказала вдруг Олив. Венди удивленно повернулась к ней. Олив впервые встретилась с ней взглядом, полным сочувствия и уверенности. Сержант усмехнулся и опустил голову на бумаги. — Правильно. Лучше всего покончить с этим. Сначала я займусь тобой. Этих-то двоих я знаю, хотя и уверен, что нам придется снова пройти через всю эту чепуху с новым именем, не так ли Лилли, сладкая моя? Или сегодня мы снова называем себя Мэй? — он бросил на Лилли кривую усмешку и снова повернулся к Венди. — Имя? У нее перехватило горло. Неужели она действительно назовет свое имя полицейскому сержанту? Ей придется быть честной. У нее и так уже было достаточно неприятностей. — Венди... Монтгомери. Олив взглянула на нее. Венди никогда раньше не упоминала свою фамилию в разговоре с другими женщинами. — Мисс или миссис? — Миссис. — Адрес? — Кэмпден-Хилл-Гарденс, 24, Кенсингтон, — она чувствовала, как в ней быстро и горячо поднимается стыд. Сержант поднял голову. — О, у нас сегодня арестовали настоящую маленькую леди. Как зовут мужа? — А вы должны это знать? Его взгляд стал жестче. — О да... я должен это знать. — Джереми Монтгомери, — теперь ее позор был полным. — Род занятий? — Банкир. — Что за преступление? — Поджог, — заявил констебль, арестовавший ее. — Умышленное уничтожение частной собственности, а именно чайного павильона в садах Кью. Голос Олив прозвучал отчетливо: — Венди не имела ничего общего с этим. Она даже не понимала, что происходит. Венди с благодарностью посмотрела на нее. — Вы должны отпустить ее сейчас же. Она совершенно невиновна, — добавила Лилли в защиту Венди. Но сержант остался невозмутим. — Завтра вашу судьбу будет решать магистрат. А пока вы были там, и это все, что имеет для нас значение. Вторая камера. Остальные могут войти в одну — посадите их вместе. Венди снова схватили за руки и потащили по узкому коридору в большую комнату, которую можно было назвать только клеткой. В каждой клетке имелось отхожее место, открытое и незащищенное. В обеих сидели какие-то женщины. Ее посадили вместе с двумя другими. Металлические прутья и лязг ключей, когда дверь заперли, все это заставило Венди задрожать от отчаяния. Она отошла в угол и отвернулась. Разве можно было опуститься еще ниже? — Привет, моя красавица. Какая модная у тебя одежда. Венди огляделась. На нее исподлобья смотрели две женщины, чьи раскрашенные лица казались в свете лампы просто жуткими. На одной из них было малиновое платье с глубоким вырезом, на другой — пурпурное. Их пятнистые, сморщенные груди выглядывали из грязных кружев, а юбки были выше, чем требовала условность, открывая лодыжки и дешевые исхоженные сапожки. До Венди донесся запах дешевых духов, и ее чуть не стошнило. — Ох, Мардж, кажется, ей не нравится, как мы выглядим. И тут я подумала, что, может быть, у меня появится какой-нибудь забавный обычай. Я ведь не привередничаю, просто хитрю немного. Может, мне дать челюсти отдохнуть после того, как сосала член весь день. А твоя киска, дорогуша, должна быть сладкой и сочной, могу сказать. И че ты думаешь? Готова заплатить мне полкроны, если полижу тебя? Волна тошноты захлестнула Венди. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Она опустилась на пол и почувствовала, как глаза стали горячими и начали покалывать от слез. Крепко обхватив себя руками, Венди тихо заплакала, пытаясь заглушить хихиканье двух женщин, сидевших в камере. Время шло медленно и с какой-то тупой злобой. По мере того как проходили часы, в камеры приводили все новых заключенных: двух проституток и одного пьяницу, от которого несло несвежим джином. Она изучала их, когда позволял стыд. Все женщины, как она заметила, казалось, проводили время в хорошем настроении, вместе хохоча и делясь остатками еды, которая была у них с собой. В какой-то момент та, которую звали Мардж, неторопливо подошла, положив руку на бедро, и протянула Венди корку хлеба. — Голодная? Поешь. Тебе это пойдет на пользу, — она улыбнулась, и Венди почувствовала, что ужасно благодарна ей за это. Разве чем-то она отличалась от всех этих женщин? Чем-то была лучше их? Они улыбались сквозь все невзгоды. Они встречали ужасы с добротой и остроумием, а она сидела несчастная и одинокая. Она потянулась за хлебом и выдавила из себя ответную улыбку. — Благодарю тебя. Мардж опустилась по решетке вниз и уселась рядом с Венди. — Ты, должно быть, настоящая аристократка в такой-то одежде. Ты ведь замужем, не так ли? Венди кивнула и опустила голову. — Не волнуйся, дорогая. Скоро наступит утро, и твой муж внесет за тебя залог. Не могу припомнить, когда в последний раз кто-то платил за меня залог. Ты очень храбрая девушка. Чтобы сделать то, что сделала ты, нужно иметь мужские яйца и не совершать ошибок. Когда-нибудь такие, как ты и эта миссис Панкхерст, доберутся до них. Не знаю, как это изменит ситуацию для таких, как я, хотя бы потому, что я могла бы легко проголосовать за член, на котором скачу, вот и все! Ха! — она откинула голову и радостно захихикала. Теперь тошнота охватила Венди, наступив по другой причине. Ей было стыдно, что она еще и неадекватна, а также безнадежно слаба. Возможно, ей не следовало просто стоять в стороне, пока Олив и Лилли раздувают пламя. Что случилось с храброй маленькой девочкой, которая противостояла пиратам... которая посмотрела в глаза их грозному капитану и победила? Что он теперь о ней подумает? — Но я ничего не сделала, — пробормотала она. — Я просто стояла там. — Теперь уже это не имеет значения. У тебя есть дети? Венди кивнула. — Скучаешь по ним? Она снова кивнула. — Я тоже. У меня трое... — Здорово... — Они живут с моей мамой. Но я регулярно вижу их. Скоро у Элси (это моя дочка) день рождения. Скоро ей будет восемь. Она родилась у меня, когда я сама едва вышла из детского возраста. Люблю ее всем существом. Это, кстати, единственная причина, по которой я сегодня работала. Я копила деньги на куклу, в которую она просто влюбилась. Тем не менее, я думаю, что они выпустят меня через день или около того. Сержант неравнодушен к тому, чтобы немного прогуляться со мной, если ты понимаешь, о чем я. Обычно это срабатывает, и он соглашается на минет, — вполне довольная своим планом, она подмигнула Венди. — Ты позволяешь ему это? — Венди недоверчиво уставилась на нее. Хук познакомил ее со всеми видами интимной близости, но сама мысль о том, что эта женщина может предложить такой поступок ради своей свободы, вызывала у нее отвращение. — Конечно. В конце концов, это моя работа. Держи их счастливыми, и жизнь пройдет веселей. Даже у такой прекрасной леди, как ты. Ты ведь делаешь порой своего мужа счастливым, правда? Венди, нахмурившись, отвернулась. — Не уверена, что это так. Я его вообще давно ничем не осчастливливаю... — Ну, ты бы так и делала, если б он тебе нравился. Разве не так? Не так уж много у людей радостей, что дарит им секс? Венди предпочла промолчать. — О, ты должна позволить нам научить тебя кое-чему. Ты научишься, а потом сможешь и показать это своему мужу. Поверь, это сделает жизнь вас обоих только счастливей. Но ведь все было совсем не так, правда? Венди вдруг представила себе не Джереми, а Джеймса. Джеймса, который целует ее, которого Венди ощущает внутри, в своем теле, Джеймса, доставляющего ей удовольствие. И внезапно дух товарищества, всегда царящий в женском обществе, вдруг отозвался в ней, и она почувствовала непреодолимое желание поделиться своим положением. — Вообще-то... в этом отношении за мной больше чем присматривают. — Что же это значит? — То, что у меня есть... кто-то еще. — О, благослови меня Господь... у тебя есть хахаль, правда? Венди повернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Ну да, есть. — Молодец, дорогая! И какой он, хорошо к тебе относится? — Очень. — Ну что ж, неудивительно, что тебя не заинтересовал ловкий язычок Бетси — а он и вправду ловкий, скажу я тебе. И что же он делает, этот твой хахаль — он немного грубоватый, полагаю, не так ли? — Нет, он пи... — Что? — Он... пират. Мардж замолчала, а Венди подняла голову и увидела, что глаза ее широко раскрыты и в полном шоке смотрят на нее. Затем она откинула голову, открыла рот и издала самый долгий и пронзительный смех, который Венди когда-либо слышала. — Пират? Тогда я, блядь, царица савская, дорогуша! Ты слышала это, Бетси? И чем же он занимается, твой чертов пират? — ее смех заливисто разносился по камере. У Венди снова упало сердце. — Что ж, иногда и последователь Веселого Роджера тоже может быть хорош! Годится! — Бетси присоединилась к ним, и вскоре все женщины в комнате истерически захохотали. Наконец Мардж вытерла слезы и нежно похлопала Венди по плечу. — Ладно, не сердись. Нам всем нужны наши маленькие фантазии. Когда-нибудь я расскажу тебе свою. Пират, говоришь? Как бы я хотела! Святые да хранят нас. Мне повезет, если я подцеплю только какого-нибудь сифилитического юнгу из Портсмута! Венди закрыла глаза и уши от всего этого, мысленно торопя время. Казалось, прошел целый год, прежде чем слабый свет зари пробился сквозь узкие щели зарешеченных окон в дальнем конце комнаты. А потом было еще ожидание, пока солнце медленно заняло свое место в небе. Примерно в семь часов каждой из них через решетку передали по маленькой миске каши. Венди пришлось воспользоваться уборной. Она была мучительно смущена, но остальные женщины регулярно ходили в нее ночью, совершенно не чувствуя себя виноватыми. Тогда почему бы не попробовать и ей? Она и так терпела всю ночь, и когда наконец ей удалось сходить туда, бедная Венди спросила себя: "Ну почему, почему я так стеснялась?" В конце концов отчаянные времена требовали отчаянных мер. Это она поняла много лет назад в далекой стране. Через некоторое время наконец в камеру вошел сержант. — Венди Монтгомери! — позвал он. Венди быстро встала. — Что? Мой муж пришел, да? — спросила она. — Должно быть, ему рассказали, что я здесь. Он ведь собирается внести залог, не так ли? — Ваш муж? Но здесь нет человека по имени Монтгомери. Хотя там и околачивался всю ночь какой-то парень. Волосы у него буйные, как у моей тети Милдред. И он совсем не понравился мне. Сегодня утром он снова пришел, чтобы спросить о вас. Даже слишком настойчиво. Правда, ничего такого, с чем мы не смогли бы разобраться. Встретитесь с ним в суде, как и положено, — сержант подошел к ней и бросил на Венди тот же взгляд, от которого по коже побежали мурашки, что и накануне вечером. — Он еще здесь? — Да, никак не мог выпроводить его из участка. Может, он до сих пор болтается где-нибудь поблизости. Но если вернется, то опять получит... — Вы сделали ему больно? — Венди все больше и больше впадала в панику. Сержант прищурился и ухмыльнулся. — Да не сильно-то я его ударил. Чего вы так всполошились, миссис Монтгомери? Разве он муж вам? Она поднялась, и ее вывели из камеры. — Мы еще увидимся, дорогуша! — напоследок крикнула из камеры Мардж. Обернувшись, Венди улыбнулась. — До свидания, Мардж, Бетси. Да благословит вас Бог. — Ах, лучше не полагаться на него, моя дорогая. Я сама себя благословлю, вот что! — и Венди ушла, а в ушах у нее продолжал звенеть смех Мардж. Хотя Венди и держала глаза открытыми, пока ее выводили наружу, но почти ничего не увидела. Возможно, вспышку бордового цвета, возможно, блеск металла, но ее перемещение в полицейский фургон было настолько быстрым, что даже если б Джеймс и смог дать знать о своем присутствии, у нее оставалась бы для этого только доля секунды. Полицейская карета снова тронулась с места. Олив и Лилли нигде не было видно. На то, чтобы добраться до магистрата, ушло совсем немного времени. Ее провели через черный ход, и она была даже рада отсутствию зевак. Войдя внутрь, Венди оказалась в галерее и остановилась перед высоким постаментом. Огляделась по сторонам. Кроме нескольких клерков, вокруг никого не было. Не было Джеймса. Не было судьи. И никакого Джереми. Она думала, что по крайней мере он будет здесь. В конце концов, у него была власть. И он по-прежнему оставался ее мужем. Сердце Венди бешено заколотилось. Оно заколотилось так, что даже грудь начала болеть. Довольно скоро попросили всех встать, и в зал вошел судья. Это был худощавый мужчина лет шестидесяти, лицо его было мягким и задумчивым, с радостью отметила Венди. Следуя какому-то судебному протоколу, судья обратился к ней: — Миссис Венди Монтгомери, сегодня вы предстаете перед судом по обвинению в умышленном причинении ущерба частной собственности путем поджога. Это не суд, заметьте, а всего лишь предварительное слушание до тех пор, пока суд не будет организован. А что вы можете сказать на эту тему? — Я была лишь свидетельницей этого инцидента, ваша честь, но ради моих детей я заявляю о своей невиновности в этом случае. Я и понятия не имела, что собираются делать мои спутницы. Когда я поняла это, то попыталась остановить их. — Не имели понятия, говорите? И все же вы были в садах Кью в ночь на девятнадцатое, не так ли? — Была... — Да, но сады Кью закрыты для публики по ночам, миссис Монтгомери. Люди обычно чувствуют, что для того, чтобы оценить местные родрдендроны, необходимо хоть немного дневного света, — он усмехнулся своей собственной шутке, заставив остальных засмеяться. — Следовательно, вы вторглись на чужую территорию. — Я признаю это, но понятия не имела, что должно было произойти там, внутри. Я подумала, может быть, что мы развесим плакаты, вот и все. — Плакаты. И что же это за плакаты? — Плакаты, пропагандирующие избирательное право женщин. — А вы ведь как раз принадлежите к движению за избирательные права женщин, не так ли? — Да, я поддерживаю право женщин иметь право голоса. — И вы воинственны в своих убеждениях? — Нет. Это был первый раз, когда я... — Венди замолчала. Она чувствовала себя ужасно одинокой. И снова оглядела галерею. Там по-прежнему никого не было. — В первый раз, что? — Никогда не думала, что стану частью этого движения. Я просто хотела, чтобы мой голос был услышан, чтобы он был причислен к возрастающему числу людей. — И вы считаете, что сжигание чайного домика — это способ донести ваш голос? — судья неодобрительно поднял бровь. — Как я уже сказала, я и понятия не имела, что они намеревались сжечь домик. Я не поддерживаю умышленное повреждение чьего-то имущества. — И все же вас нашли там с двумя другими женщинами. По крайней мере, одна из вас устроила пожар, — он повернулся к полицейскому констеблю, в котором Венди узнала того, который первым схватил ее. — Когда вы нашли миссис Монтгомери, у нее в руках было какое-нибудь зажигательное устройство или контейнер с керосином? — Я не могу быть уверен, ваша милость. — Но я не поджигала его, клянусь вам. — В данный момент я разговариваю не с вами, миссис Монтгомери, — судья свирепо посмотрел на нее, прежде чем снова повернуться к полицейскому. — А может, и нет. Я не уверен, — пробормотал констебль. — При обыске не было ли у нее чего-нибудь, что могло бы повредить чужое имущество? — Нет, ваша милость. — У нас есть еще свидетели? — Только две женщины, арестованные вместе с миссис Монтгомери. — А, мисс Лентон и мисс Уорри. Они ведь нам известны, не так ли? — Уже очень хорошо, ваша милость. — Они здесь? — Сейчас нет, ваша милость. — Как вела себя миссис Монтгомери, когда вы подошли? — Она оставалась неподвижной. — Даже не сбежала? — Нет, она этого не сделала. — А другие женщины? — Они побежали прочь, бросая на ходу какие-то предметы. — Хм-м... — судья снова повернулся к Венди, и тонкая морщинка прорезала его рот. — Должен признаться, я склонен поверить вашему рассказу, миссис Монтгомери. У вас безупречная репутация, и ничто не указывает на злой умысел с вашей стороны. Вы можете мне не поверить, но я испытываю некоторое сочувствие к суфражисткам, как и моя жена, а я-то знаю, что с ней лучше не спорить. Однако мне хотелось бы, чтобы все происходило более цивилизованно, — судья устало вздохнул и коротко покачал головой. — Мне нужно допросить мисс Лентон и мисс Уорри. Я не могу полностью освободить вас до тех пор, должен сказать. Вы оштрафованы на пятьдесят фунтов за незаконное проникновение и должны внести залог в размере двухсот фунтов. Я полагаю, ваш муж здесь, чтобы встретить вас? Венди резко втянула воздух и покачала головой. — Что? Значит, мужа здесь нет? Ему ведь сообщили, не так ли? — он повернулся и спросил клерка, кивнувшего головой. — Ну, я... — судья явно был сбит с толку. — Если залог не может быть внесен, то, боюсь, миссис Монтгомери, вам придется оставаться под стражей до тех пор, пока не состоится суд. Констебль, будьте добры, проводите миссис Монт... — Я внесу за нее залог, — раздался низкий голос с галереи. Венди резко вскинула голову. Там стоял Джеймс. Грудь его быстро вздымалась и опускалась, он явно торопился на суд. Он стоял, высокий и сильный, с распущенными волосами. Венди казалось, что с таким же успехом он мог находиться на носу своего корабля, благополучно ведя его по морям. Ее охватило такое обожание, что она едва удержалась, чтобы не вскарабкаться на галерею и страстно не расцеловать его на глазах у собравшихся свидетелей. Судья уставился на Хука с выражением полнейшего изумления. Он был явно ошеломлен экзотической внешностью человека, стоявшего сейчас перед ним. — Вы, сэр? Это... ваш муж, миссис Монтгомери? — Нет... он... он мой друг. — Ваше имя, сэр? — Я капитан Джеймс Хук, ваша честь. — Вы служите в морском флоте, капитан? — Не совсем. — В торговом флоте? — Что-то вроде этого. Я, конечно, перевожу кой-какие товары. — А как вы познакомились с миссис Монтгомери? Какая-то часть ее ужасно хотела, чтобы Хук признался в этом, объявил всему миру, что они любовники, что он заберет ее от всего этого безумия и будет жить с ней в Неверленде или в какой-то другой, но далекой стране до конца своих дней. Джеймс посмотрел на нее сверху вниз и открыл рот. Казалось, он и собирается сказать именно это. Собирается сказать то, чего они оба хотели. Но Хук заколебался и моргнул, прежде чем снова посмотреть на судью. — Я являюсь клиентом мистера Монтгомери и знаком с его семьей через свои финансовые дела. — Речь идет не только о залоге в двести фунтов. Штраф миссис Монтгомери в размере пятьдесят фунтов стерлингов за незаконное проникновение также должен быть оплачен. Хук сунул руку во внутренний карман и достал чековую книжку, которой помахал перед собой. — Кому же мне его выписать, ваша светлость? Судья прищурился и снова взглянул на Венди. Он даже чуть откашлялся и внимательно присмотрелся к ней. — Очень хорошо. Мне кажется, миссис Монтгомери, что вам очень повезло с выбором деловых партнеров мужа. Как только капитан расплатится по счету с клерком, вы можете идти до дальнейших распоряжений. Я поговорю с мисс Уорри и мисс Лентон и выясню истинную природу событий тринадцатого числа, а до тех пор вы будете каждый день являться в местный полицейский участок. А пока я советую вам проявлять осторожность в делах и в обществе, с которым вы общаетесь. Я заметил, что ваш муж не присутствует в суде. Без сомнения, ему потребуется какое-то покаянное объяснение ваших действий. Возможно, вы не найдете его таким же снисходительным, как я. Вы свободны. И можете уйти. — Благодарю вас, ваша светлость, — Венди посмотрела на Хука снизу вверх. Он улыбнулся, и ее вывели из зала суда. Расплатившись по счету, он спустился к ней в вестибюль. Венди пришлось физически сдерживаться, чтобы не броситься в его объятия. Глаза его блестели, а губы подергивались от восторга. — С тобой все в порядке? Она кивнула. — Благодарю тебя, о, как же я благодарю тебя. Он оглянулся, и Венди проследила за его взглядом. Рядом стояли клерки и полицейские, внимательно наблюдая за ними. — Идем. Меня ждет экипаж, — Джеймс протянул ей руку и жестом указал на дверь кареты. Оказавшись в кабине, он надежно закрыл дверцу, притянул Венди к себе и поцеловал ее. Крепко и долго. Теперь же у нее покатились слезы — слезы облегчения и радости от того, что он снова рядом. — О, мой дорогой, мой Джеймс, моя любовь, Спасибо тебе, спасибо. — Я приехал, как только смог. Я не мог прорваться сквозь поток карет, как твой полицейский эскорт, — Хук притянул ее к себе, но когда она крепко сжала его, он с явной болью втянул воздух. — Ты ранен? — с тревогой спросила Венди. — Местная полиция была не в особом восторге от того, что вчера вечером я дежурил возле участка. — Да, сержант что-то говорил мне. И что же они сделали? — Ничего особенного, не бойся. Я скорее впечатлен своей сдержанностью. Убийство нескольких констеблей местной полиции не помогло бы тебе в поисках свободы. Во всяком случае, я забыл кое-что жизненно важное, — он поднял свою изуродованную руку. К ней была прикреплена деревянная рука, а не его крюк. Он ухмыльнулся Венди, притягивающей его к себе для еще одного поцелуя. — Мне очень жаль, Джеймс. Ну и дура же я. Жалкая дура! — Дура? Нет, Венди. Ты просто замечательна. Моя отважная, храбрая девочка. Осмелюсь предположить, что арест был довольно утомительным. Но... ты ведь знала и худшее, не так ли? По крайней мере, ни один негодяй не заставлял тебя ходить по доске. Она рассмеялась сквозь слезы. — Наверное, я справилась, но, признаюсь, это было ужасно. Ужасно. Мужчины обращались с нами отвратительно. — С нами? — Я познакомилась там с другими женщинами. Если ты думаешь, что я храбрая, то эти женщины живут в аду каждый день жизни и все равно смеются. — В чем же их преступление? — Они... женщины ночи. — Шлюхи? — О, Джеймс, не употребляй это слово. Они такие — какие есть. Какой выбор дает им наше общество? Именно для таких женщин, как они, я и хотела бы сделать больше. Неужели у нас никогда не будет свободы? — Я могу дать тебе свободу. Я могу забрать тебя от всего этого и оставить в живых. Она посмотрела ему прямо в глаза. Голубизна его глаз поглотила ее. Джеймс понизил голос до интимного шепота и погладил ее по лицу. — Пойдем со мной, Венди... пойдем со мной. — Не могу. — Можешь. Легко. — Но дети… — Возьми их с собой. — Но я не могу бросить их отца. Я не могу бросить своего мужа. Он усмехнулся, и лицо его исказилось. — Мужа? Он даже не может заставить себя явиться на судебное заседание. Как он смеет называть себя мужем? Свинцовая тяжесть легла на плечи Венди. А где Джереми? Неужели она ему так противна? — Ты сообщил ему о моем положении? — Конечно, еще прошлой ночью. — И что же? Джеймс посмотрел в окно, его лицо было напряжено от презрения. — Он выразил... крайнее разочарование твоими действиями. Он был смущен, встревожен... и бормотал что-то о позоре для всей семьи. — О, не надо, — Венди опустила голову. — Этого я не вынесу. Хук взял ее за голову и повернул лицом к себе. — Нет, можешь. Если он видит в тебе только зеркало своего собственного успеха, тогда ты сможешь и должна это вынести. Как он может не видеть того, что у него есть? Как же он может не желать взрастить это и не восхвалять перед всем миром? Дурак! Слабак! Он даже не может показать свое лицо, чтобы поддержать тебя и привести домой. Я прогнал бы людей и за половину той желтобрюхой трусости, которую он проявляет. — Он мой муж... — Венди произнесла эти слова без всякой уверенности. — Нет. Но только не он. Он не достоин тебя. Она задрожала почти в рыданиях. — Он объяснил тебе, почему не пойдет в суд? — Он сказал, что ему нужно остаться с детьми. Сказал, что пошлет весточку судье, когда сможет. — У детей есть няня, и им он совсем не нужен. Да и вообще он так редко их видит, что они его почти не знают. — Именно так. — О, Джеймс... что я наделала, что я наделала? — Венди подняла дрожащую руку, чтобы не прикусить губу, и глаза ее затуманились, когда они подъехали к дому. Он снова притянул ее к себе. — Ты пришла в себя, моя прекрасная девочка? Ты сделала то, чего я от тебя ожидал, то, ради чего я вернулся. А ведь я пришел забрать свою Венди Дарлинг и нашел ее. — Но я уже не Венди Дарлинг, я Венди Монт... — поцелуем Хук заставил ее замолчать. Так они и оставались, их губы слились, а души без слов кричали, отчаянно пытаясь впитать в себя все остальное, пока они не приехали в Кэмпден. — Я не могу перестать целовать тебя, — всхлипнула она с легким смешком. — И не переставай. Венди отчаянно отстранилась, оглянувшись на входную дверь. — Мне надо идти. Я должна, — она повернулась к нему с мягкой улыбкой. — Спасибо, что выручил меня. — Не благодари меня за это, Венди. Она опустила глаза. — Я пришлю тебе весточку. — Нет. Приходи сама. Венди больше ничего не сказала. Она выбралась из кареты. Никто не приветствовал ее в дверях. Венди долго стояла на улице, снова чувствуя себя ужасно одинокой. Оглянувшись, она посмотрела в окно кареты на красивое лицо Джеймса. — О, Джеймс... и что же мне теперь делать? Экипаж отъехал прежде, чем Джеймс успел что-то ответить. Венди повернулась, поднялась по ступенькам и позвонила в колокольчик на входной двери.