Чарующая Венди

Она ждала ответа. Прошло некоторое время, прежде чем дверь открылась. Перед ней стояла Пирсон, на лице которой мелькали облегчение, смущение и беспокойство. — Миссис Монтгомери! С вами все в порядке? Мистер Монтгомери сказал, что вы... — она понизила голос и опустила глаза. Венди поникла, счастливая видеть ее приветливое лицо. — Я в порядке, спасибо, Пирсон... но я бы с удовольствием выпила чашку чая. Пирсон широко распахнула дверь, и Венди осторожно вошла внутрь, чувствуя себя в собственном доме какой-то незваной гостьей. — Дети на уроках? — Да. — Мне бы очень хотелось увидеть их, но думаю, что лучше сначала выпить чаю, — она медленно сняла пальто и шляпу. Плечи жутко болели, и Венди резко втянула воздух, когда их мышцы заныли. То, что всю ночь она просидела в тюремной камере, прислонившись к железным прутьям решетки, говорило само за себя. Пирсон помогла ей снять пальто и сочувственно пожала плечами. — Позвольте мне помочь вам, мэм. — Что ты знаешь о моем небольшом затруднении прошлой ночью, Пирсон? Пирсон провела ее на кухню. — Давайте сначала усадим вас, миссис Монтгомери. Повар вышел за провизией. Я поставлю чайник. — Я не навещала свою тетю вчера вечером, Пирсон. — А я знаю об этом, мэм, — Пирсон возилась у плиты. Венди снова опустилась на кухонный стул. "Зачем скрывать сейчас?" — Я отправилась с протестом суфражисток в Сады Кью, где мои соратницы подожгли чайный домик и сожгли его дотла. Нас арестовали, и я провела ночь в полицейском участке. — Да, я узнала об этом от мистера Монтгомери, — за этим последовала тишина, нарушаемая лишь звоном чайника. — Ты считаешь, что я поступила ужасно? Пирсон повернулась, ее лицо было прямым и суровым. Венди снова охватил стыд. Ее экономка выдвинула стул и придвинула его поближе к хозяйке, затем наклонилась и взяла обе руки Венди в свои, посмотрев ей прямо в глаза. — Я думаю, что вы самая храбрая и самая замечательная женщина, мэм. И я сожалею только о том, что не была там с вами. Венди разразилась изумленным и восторженным смехом. — Неужели? — Поверьте, это абсолютно точно. — Я даже не знала, что они собираются это сделать. Я просто думала, что это будут плакаты, женский марш или что-нибудь еще в этом роде. Я понятия не имела, что они думают о поджоге. Пирсон наклонила голову и наклонилась вперед. — Говорят, эти женщины уже делали это раньше, мэм. — Правда? — Да. Вандализм, поджог. Об этом писали в газетах. — Тогда какая же я глупая. Не скрою, в последнее время я немного увлеклась. — Мы все знали, что вы не сделали бы ничего подобного намеренно, но мысль о том, что вы проведете ночь в камере, наполняла нас ужасом. Хук только и делал, что маршировал отсюда в отделение полиции и требовал, чтобы вас отпустили! — Что сказали детям? — Просто, что вы все еще со своей тетей. Об остальном они и понятия не имеют. — А Джереми? Какова была его реакция? Прежде чем ответить, миссис Пирсон осторожно налила чай. — Мистер Монтгомери отнесся к ситуации в целом с некоторой озабоченностью. — То есть, пришел в ярость. — Не хочу лгать вам, мэм. — А где он сейчас? — Думаю, пошел в банк. — Но... я была в суде. И очень нуждалась в нем. — Знаю, мэм, — плечи Пирсон дрогнули. — Разве он не давал никаких указаний, что придет ко мне? — Он сказал, что сделает это, когда уладит кое-какие дела в банке. Я чувствую, что он ... — она глубоко вздохнула. — Да? — Он не мог полностью справиться с масштабом ситуации. — С масштабом? Да это я сидела за решеткой! И это меня заперли с пьяницами! А теперь я вышла. Есть вещи и похуже, Пирсон, поверь мне. Для меня этот ад закончился, но для многих он просто повседневная рутина. Приходится ходить по улицам, чтобы купить дочке подарок на день рождения. Необходимость осквернять свое тело невыразимыми способами, чтобы удовлетворить свои основные жизненные потребности! Он и понятия не имеет, на что похожа жизнь многих людей в этом городе. И он даже не смог соблаговолить явиться в суд, чтобы добиться освобождения своей жены. Рука Пирсон напряглась. — Мне очень жаль, мэм. — Знаешь, мне бы хотелось иметь мужество сжечь парламент, Верховный суд и любое другое место, где правят мужчины. А его банк! Я бы сожгла его дотла в одно мгновение! Но я этого не сделаю, Пирсон. Ради моих детей я не могу и не буду этого делать. — Вы все еще очень, очень храбры, миссис Монтгомери и являетесь вдохновением для всех нас. Но, если позволите спросить, если не ваш муж внес залог за вас... кто же тогда это сделал? Венди не колеблясь ответила ей: — Капитан Хук. — Это тот длинноволосый джентльмен, что приходил к вам? — Да. — Понятно... — миссис Пирсон села, стараясь взять себя в руки. — Что? Ты выглядишь обеспокоенной. — Не думаю, что в данный момент он слишком нравится мистеру Монтгомери. — Нет, конечно, я тоже не думаю. — Я даже думаю, что у него есть некоторые опасения относительно характера отношений между капитаном Хуком и... вами. Венди глотнула чаю. Было слишком жарко. — Я уверена, что у мистера Монтгомери нет никаких оснований для беспокойства, — продолжила Пирсон, стараясь говорить спокойно. Венди посмотрела в глаза экономке. Между этими двумя женщинами всегда существовали доверие и глубочайшее уважение. — Капитан Хук делает меня очень счастливой с тех пор, как вернулся в Англию, Пирсон, — Венди говорила совершенно прямо. — Счастливее, чем вы были в последнее время, миссис Монтгомери? — Гораздо, гораздо счастливее. Пирсон нежно улыбнулась ей и сжала руку. — Тогда я рада, что он здесь. — Он помчался в суд, чтобы внести за меня залог. — Это говорит лишь о том, что он настоящий джентльмен. Венди издала легкий смешок. Опять этот термин. Она представила, как его металлический крюк врезается в угрюмого члена команды. И громко вздохнула. — Да, но... я замужем не за капитаном Хуком. Я теперь пойди и глянь, как там дети. А то не думаю, что мисс Стоктон будет очень любезна, если я прерву ее уроки. — О, мисс Стоктон может с разбега прыгнуть в Серпентайн. Но она все равно будет очень рада видеть вас, миссис Монтгомери. Мы все беспокоились о вас. Венди изо всех сил вцепилась в руку экономки и улыбнулась ей с благодарной нежностью. — Спасибо, Пирсон... за все. Допив чай и успокоившись, Венди поднялась по лестнице в классную комнату и осторожно постучала, прежде чем открыть дверь. Питер и Джеймс тепло улыбнулись ей. Она взглянула на мисс Стоктон, которая тоже встала и улыбнулась. — Извините, что прерываю, но я бы хотела лишь ненадолго обнять их. Можно? — Конечно, миссис Монтгомери. Питер, Джеймс... чего ж вы ждете? На этих словах мальчики вскочили со стульев и подбежали к ней, чтобы крепко обнять. Венди крепко прижала к себе их крепкие маленькие тела и снова почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Мама! Мы скучали по тебе! Сегодня утром папа был в отвратительном настроении. Я ничего не мог сделать правильно, — надулся Питер. — Не волнуйся, дорогой. Теперь я здесь. А у твоего отца слишком много забот. Я уверена, что скоро он будет в гораздо лучшем настроении. — Ты здесь, мама, и это все, что имеет значение, — улыбнулся Джеймс. Она наклонилась и поцеловала его в ямочку на щеке. — Пойдем чуть позже в парк, ладно? Сейчас мне нужно заскочить к Джейн. А вам будет лучше заняться арифметикой. Она снова поцеловала их и закрыла дверь, чтобы они продолжили свои занятия. Тем временем Джейн весело играла в детской, и, когда Венди подошла к ней, заковыляла вперед, протягивая ручонки для объятий. Венди взяла ее на руки и крепко прижала к себе. — О, как же я скучала по твоему запаху, Джейни, моя самая драгоценная девочка, — она представила себе Мардж с детьми и понадеялась, что скоро та сможет обнять их. Остаток дня прошел быстро. Она наслаждалась счастливым времяпровождением с детьми в парке во второй половине дня и в нужное время вернула их к чаю. Только когда они уже укладывались спать, Венди услышала, как открылась входная дверь, потом захлопнулась, и в коридоре послышались шаги. В горле у нее пересохло, а желудок скрутило. — Я скоро вернусь и расскажу вам одну историю, — она поцеловала мальчиков в макушки и направилась к лестнице. Она стояла наверху, пока ее муж снимал пальто и шляпу в холле внизу. Он поднял голову и посмотрел на Венди, но почти сразу же снова опустил ту. Венди спустилась вниз. Джереми не произнес ни слова, пока она не оказалась рядом, но больше откладывать было нельзя. Он по-прежнему не смотрел ей в глаза. — Когда они тебя отпустили? — Сразу после одиннадцати. — Полагаю, придется туда вернуться? — Да, я должна явиться в полицейский участок, пока судья не поговорит с остальными участницами. Он натянуто и горько ухмыльнулся. — Твоими сообщницами по преступлению. — Они не были моими сообщницами, Джереми. Я ничего не сделала. — Но ты же ведь была с ними, не так ли? — он держал шляпу, крутя ею в руках, расставив ноги и все еще не глядя на нее. — Мне позволено протестовать, Джереми? Я не собиралась делать ничего преступного. — Вторгаясь на чужую территорию? Это преступление, знаешь ли. — Удивлена, что ты знаешь подробности. — Я читал подробности в "Стандарте", — он махнул вечерней газетой и наконец бросил в сторону Венди пронзительный взгляд. — Почему ты не приехал туда, Джереми? Он отвернулся и потер лоб. — Я... это было слишком неожиданно для меня. — И как, по-твоему, я должна была освободиться?' — Ну, ты ж явно была права. — Даже так? А откуда ты знаешь? Он пожал плечами. — А-а-а... тебе сообщил Джеймс Хук, — сказала она, почти удивляясь собственной дерзости. Джереми сначала ничего не ответил, но потом она услышала бормотание. — Черт бы побрал этого чертового человека. — Если б не этот "чертов человек", я бы до сих пор сидела за решеткой. — Я уже собирался. Просто не думал, что все пойдет так быстро... а в банке сейчас такие неприятности, — в конце его голос упал до невнятного бормотания. — Да ладно, Джереми. Мне очень жаль, что нарушила твою работу неудобством, связанным с тем, что я ночевала в камере. Он резко обернулся, и его некогда ангельское лицо окаменело от гнева. — Да. Да, ты должна извиниться. Ты опозорила меня. Эти слова ошеломили ее. Решимость Венди поколебалась. Джереми почувствовал это и воспользовался преимуществом, подходя к ней и поднимаясь во весь рост. — Представь себе, извиниться. Да. Ты опозорила меня и наших детей. Она покачала головой. — Не смей этого делать. — Не сметь что? Говорить правду? — Приводить сюда детей. Они ничего об этом не знают и знать не хотят. — И ты думаешь, им никто не скажет? Думаешь, они не услышат ни слова об этом? Какой позор для них! — Знаешь, что я думаю, Джереми? Думаю, они бы мной гордились. И думаю, они будут гордиться тем, что их мать отстаивает то, во что она верит, и терпит из-за этого лишения. Вот пример, который я хочу им дать. И я смогу научить их этому, тогда если буду делать что-то правильно. Он покачал головой, и глаза его сузились в смятении. — Ты говоришь такие глупости, Венди, — с таким же успехом он мог ругать маленького ребенка. — Глупости? Это то, что ты думаешь? Да они бы гордились мной, знаю. И ты тоже должен был бы. Его нижняя губа изогнулась вниз. — Гордиться? Гордиться? Скажи спасибо, что я не ужасаюсь. Ты нарушаешь общественный порядок. Общаешься с поджигателями. Проводишь время в камере. Ты позоришь наше имя, Венди. Слезы уже грозили пролиться из глаз, но Венди сдержала их и твердо сжала челюсти. — Помню время, когда ты говорил, что гордишься моей независимостью. — Да, но ты стала слишком независимой, — он отвернулся, ощетинившись от ярости. — Я тебя больше не узнаю. Ты больше не та женщина, на которой я женился. Она закрыла глаза. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь редким шарканьем ног Джереми. — Я буду спать в другой комнате. Ты можешь оставить кровать себе. Он быстро вышел, и она услышала, как вдалеке хлопнула дверь. Венди стояла в коридоре, и одиночество снова окутывало ее. Она утешила себя тем, что рассказала сказку детям, держа их на руках. Потом приготовила на ужин суп, который и съела вместе с Пирсон на кухне, а потом отправилась спать. Где сегодня были Мардж и Бетси? А где Лилли и Олив? Внутри у нее была какая-то странная боль, будто она скучала по всем им. Она надеялась, что они в безопасности. И даже надеялась, что они в тепле. Она услышала шаги Джереми в коридоре, когда он уходил в другую комнату. Теперь она обычно уходила в голубую спальню, чтобы посмотреть, не дежурит ли в саду Хук. Но только не сегодня... Это ведь ее дом, не так ли? И ее дети! Тогда почему же она чувствует себя такой чужой и далекой от всех? Она взглянула на свадебную фотографию на туалетном столике. Двое молодых людей улыбались, сияя от счастья, впереди их ждало радостное будущее. Она вспомнила обеты, данные ею в тот день, их священное таинство, ту глубокую преданность, которую она испытывала, произнося их. Теперь она с трудом узнавала в этих двоих себя и Джереми. Весь дом показался ей вдруг чужим. И все же это был дом ее детей. Им ведь здесь было самое место, не так ли? Ответственность. Опять это слово. Оно резонировало в ее сознании, как какой-то огромный, угрожающий и угнетающий зверь. Но это и вбивалось в нее всю жизнь. Даже находясь в Неверленде, она не избежала этого. Разве не поэтому она вернулась? Потому что была ответственной? Но теперь, когда ее дети мирно спали, это тяготило Венди больше, чем когда-либо. Где же она ошиблась? У нее не было ответа, но она знала, что это ее долг — исправить все. ______________________________________________________________________________ На следующее утро Джереми и Венди завтракали в ледяном молчании. Дети присоединились к ним и обеспечили желанное тепло среди этой бесконечно холодной атмосферы. Джереми не попрощался с ней и уже почти ушел, даже не попрощавшись с детьми. Венди заметила, что Питер сердито смотрит отцу вслед, пока они идут по коридору. — Почему папа всегда спешит? — Твой отец много работает, чтобы у тебя всегда были хорошие вещи. — Но мы всего лишь хотим побыть на свежем воздухе, — добавил Джеймс. — Мне не нужно много. У меня есть деревянный меч. А мужчине больше ничего и не нужно, — сказал он, взмахнув рукой над головой и приняв, как он полагал, мужественную позу, с суровым лицом и нахмуренными бровками. Она рассмеялась и провела руками по голове сына. — Это правда? В половине одиннадцатого Венди явилась в полицейский участок Кенсингтона. Лилли и Олив она видела позже в тот же день, и, следовательно, завтра должны были появиться новости по этому делу. Стоит ли ей волноваться еще сильней? Если эти две женщины будут свидетельствовать против нее, она предстанет перед настоящим судом, а вместе с этим и перед лицом постоянного позора и стресса, которые это навлечет и на них. Венди не была уверена, что сможет поступить так с кем-нибудь. Уставшая, она вернулась домой, так как накануне почти не спала. А вскоре после обеда раздался звонок в дверь. — Ответь, Пирсон, — Венди хоть и ждала чего-то, но осталась в гостиной. Пирсон открыла дверь, чтобы сообщить ей о посетителе. Но на этот раз в ее голосе прозвучала некая многозначительность. — Капитан Хук, мэм. И Венди внезапно пронзила обезоруживающая дрожь. Его присутствие не было особенно неожиданным и уж точно не было нежелательным, но сегодня ей нужно было немного побыть одной. Мысли Венди все же были слишком заняты. — Спасибо, Пирсон, — сказала она, вставая и подходя к окну. Джеймс влетел в комнату и быстро закрыл за собой дверь. Он подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи. Было бы так легко, так естественно откинуть голову назад и раствориться в нем, как она всегда делала. — Я так скучал по тебе, — прошептал он, прижимаясь губами к ее шее. — Джеймс... — у нее перехватило горло. — Хм? — жужжал он у ее кожи, а поцелуи успокаивали щекотку его усов. — Я... Пожалуйста... не сейчас. Он помолчал, вопросительно подняв глаза. — У меня было такое запутанное и тревожное время. Я... не думаю, что в настроении. Он нежно повернул ее к себе и погладил по лицу, изучая то с преувеличенной нежностью, как бы умаляя ее беспокойство. — Именно поэтому я и здесь... чтобы поднять тебе настроение. Ты знаешь, что я могу... и знаешь, что я это сделаю, — он ухмыльнулся и дразняще провел большим пальцем по ее нижней губе. В любом другом случае это стало бы единственным соблазном, который и был ей нужен, но почему-то сегодня она сопротивлялась. — Нет, Джеймс, правда, — Венди вырвалась из его объятий и отступила к камину. Она не осмеливалась взглянуть на Хука. На мгновение в комнате воцарилась тишина. — Что он тебе сказал? — холодно прозвучал его голос. — Кто? — Сама знаешь кто. Он. Монтгомери... — Он был вполне предсказуем. — Тогда почему же ты страдаешь? Она сердито посмотрела на него. — Потому что... я взрослый человек, с чувствами и совестью. Хук нахмурился, скривив губы. — Как неудобно. — Что? — его легкомыслие взбесило ее. — Ничего, — ответил он с преувеличенной легкостью. — Ты ведь взрослая, позволь тебе напомнить. И как таковые мы должны иметь дело с последствиями наших действий. Он фыркнул и отвернулся. У него не было ответов на эту проблему. Давно выросший Джеймс все же оставался ребенком. Венди вдруг почувствовала прилив какого-то удовлетворенного превосходства. Это, конечно, не устраивало ее, но давало некую эмоциональную дистанцию, чтобы продолжить. — Я несу ответственность за благополучие своей семьи. И сейчас делаю Джереми очень несчастным. Мне это совсем не нравится. — Не говори глупостей, — Хук добежал до нее в три шага. — Он делает тебя несчастной. Он не подходит тебе, не подходит, он слаб и безжизнен. Ты говоришь о последствиях и ответственности. А как же твоя ответственность перед самой собой? Теперь уже она не смогла этого вынести и в отчаянии поднесла руки к голове. — Прекрати. — Нет. Не прекращу, — Хук крепко схватил ее и притянул к себе. Венди подняла голову, снова попав в атакующую синеву его взгляда. Губы Хука прижались к ее губам, и он сжал ее так сильно, что стало даже больно. Она хотела бороться с ним, сопротивляться, но, словно по какому-то предопределенному пути, ее губы приоткрылись, и она прижалась к нему, такая благодарная за его физическое присутствие, такая реально обожающая его. Его рука опустилась вниз, уверенно поглаживая ее талию, обвиваясь вокруг, чтобы обхватить ее зад. Он просунул свой крючок между ними и уже держал его наготове, чтобы разрезать ленты на выпуклости ее груди. Старинные часы на каминной полке пробили два. Венди с грохотом вернулась к домашней реальности своей жизни. Страсть оказалась раздавленной обязанностями. Она откинула голову назад и сжала руки в кулаки, чтобы прижаться к его плечам. И легонько толкнула его. — Не сейчас, Джеймс. Пожалуйста, остановись. Венди оттолкнула еще сильней, но он, казалось, только становился сильнее. Теперь она уже просто сопротивлялась, отталкивала его, отворачивалась. У нее ничего не получалось, и Венди охватила паника. Его дыхание было горячим и быстрым, а его открытый рот словно бы пожирал кожу, царапая ее зубами. Пальцы Хука сжались на заднице, а металлический крюк уже приготовился вонзиться в нее. — Прекрати... прекрати! Джеймс, прошу тебя, прекрати! — ее руки замахали на него, в опасной близости от острого, яркого металла. Она чувствовала, как его возбуждение вливается в нее, а хватка становится еще крепче. — Позволь мне пойти! Джеймс! Ты меня пугаешь! И вдруг, словно потоп затопил преисподнюю, он обмяк. Руки Хука упали по бокам, и, тяжело дыша, он сделал неуверенный шаг назад. Она встретилась с ним взглядом. Там, в самом центре, багровое пламя угасло. Венди отступила и отвернулась от него, стараясь успокоить дыхание и прийти в себя. — Я думаю, тебе лучше уйти прямо сейчас. — Венди… Она не осмеливалась взглянуть на него. Но слышала, как в его голосе прозвучало раскаяние. — Моя Венди... мне очень жаль. Бывают моменты, когда я ничего не могу с собой поделать. Ты же знаешь. Меня знаешь. Лучше, чем кто-либо другой. — Тебе не следовало этого делать. — Но я же остановился. — С трудом. Ты мне напомнил... — Что? Прошлое?.. — он подошел к ней сзади и, хотя на этот раз не касался ее, стоял так близко, что она чувствовала его горячее дыхание, шевелившее волосы у нее на шее. — Да. — И именно поэтому я тебе и нужен. Вот почему я здесь. Твой персональный злодей, Венди. — Не говори таких вещей. — Ты говоришь, что я тебя пугаю. Это не я пугаю тебя, а твои собственные чувства. Ты не боишься меня, и никогда не боялась. Ты мне сказала — я тебя люблю, я до сих пор тебя люблю. Но ты обожаешь во мне опасность, ты обожаешь парадокс во мне так же, как и тогда, только теперь ты понимаешь это полностью. И именно поэтому ты боишься, так как знаешь, что не можешь жить без этого. — Ты зашел слишком далеко. — Иногда мое желание к тебе становится сильнее. Моя преданность, мое обожание настолько полно, что я теряю себя. Но я остановился, Венди. Я остановился. Только у тебя есть сила сделать это. У тебя одной. — Тогда это ты нуждаешься во мне. Он стоял так близко. Его слова обвивались вокруг нее и будто проникали внутрь. — Да. Ты мне очень нужна. Ты мне нужна, как нужен воздух и вода. Что плохого в том, чтобы признать это? Она отрицательно покачала головой. — Ничего. Но ты манипулируешь мной в своих собственных целях, говоря, что это я нуждаюсь в тебе. — Но это так. О, как ты это делаешь. Мы живем друг через друга, разве ты не видишь? Венди сделала шаг, увеличивая расстояние между ними. — О, прекрати говорить эту чепуху. Никто так не говорит в реальном мире, в этом мире. — Но это и мой мир тоже. — Нет, это не так. Твой мир является одной из фантазий, некоей мечтой. Тем, где ничто не имеет значения, нет ответственности, нет последствий, я уже говорила это раньше. — Не обманывай себя. Как же я теперь здесь, если я всего лишь фантазия? Как ты можешь видеть, слышать, обонять и прикасаться ко мне? Как ты можешь чувствовать, что я двигаюсь внутри тебя так же мощно, словно я твоя жизненная сила, и думать об этом? Как ты можешь хотеть меня сейчас больше, чем своего собственного рассудка? Венди закрыла глаза, отгораживаясь от него, подавляя свое желание. — Я же просила тебя уйти. Наступила тишина, хотя она все еще чувствовала его так же ощутимо, как свою собственную кожу, которая горела под ее пальцами, когда он касался ее. — Да. Я так и сделаю... пока. Иногда должно быть время помолчать. Венди прислушалась, чувствуя, как он отступает к двери, и наконец почувствовала себя достаточно сильной, чтобы повернуться к нему. — Иди домой, Джеймс. Иди домой, пока все не испортил, — из ее глаз выкатились слезы. Она даже не заметила, что плачет. Он посмотрел на нее, и лицо его было таким сосредоточенным и серьезным, каким она никогда его не видела. А потом он ушел...