Loving The Stars.

Они появляются внезапно. Одна большая машина с тонированным стёклами, отражающими раскопки. Майлз заворожённо следит до тех пор, пока не вспоминает, что вообще-то должен охранять периметр. Конечно, сложно это делать лишь со списком и ручкой, однако зачем-то его же поставили. Приходится броситься наперерез автомобилю, размахивая тетрадью. Ему кажется, что машина так и не остановится, и всё же он честно встаёт перед ней, ожидая худшего. К счастью, водитель замечает его, давя на тормоз. И выскакивает разгневанный и ругающийся на незнакомом языке. – Сюда нельзя, – как заведённый твердит Майлз, не соглашаясь убраться с дороги. Водитель продолжает что-то объяснять, несколько раз тыкая в тонированное стекло за собой. – Без пропуска вы не можете проехать дальше. – Пропуск? – бормочет мужчина с жутким акцентом. – К чёрту пропуск! Ты пропускать! – В инструкции… – Я говорить, к чёрту твои… – Достаточно, – ты не выдерживаешь спора, распахивая заднюю дверь машины. Оба замолкают, Майлз растерянно смотрит на тебя, твой водитель, напротив, больше подавлен. Вероятно, он не хотел, чтобы ты услышала, как он ругается. – У нас есть пропуск. Вытаскивая из кармана бумагу, ты показываешь её опешившему парню. Через стекла очков видно, как он вчитывается в строки, повторяя слова одними губами, чтобы удостовериться в их правильности. Несколько долгих секунд его глаза пробегают снова и снова по надписи, затем он выпрямляется и кивает. Что ж, с очередной проверкой никаких проблем. – Ты ведь знаешь, что лист чист? – интересуется водитель, едва Майлз спешит в караульную будку, чтобы поднять шлагбаум и позволить вам проехать. Как только парнишка скрывается, весь акцент пропадает, словно его и не существовало. – Правда? – ты удивляешься, переворачивая к себе показанный пропуск. – Не замечала. – В ЮНИТе нас обучали распознаванию психобумаги. – Тогда нам повезло, что он не из ЮНИТа, – Майлз машет тебе из будки, и ты возвращаешь ему жест, улыбаясь. – Пока ещё нет, – отзывается мужчина. – Надо признать, это довольно жутко. Вы возвращаетесь в машину, ты вновь занимаешь заднее сидение, откидываясь на него. Нет смысла спрашивать, что именно кажется жутким, это и так понятно. Твоего водителя зовут Майлз Стоул. И он только что встретил самого себя. Снова. Машина движется дальше, негромко урча мотором. Ты смотришь в окно, наблюдая, как величественное строение становится всё ближе и больше, возвышаясь над всем вокруг. Пирамида красива, как, впрочем, и все таинственные древние сооружения. Высокая, идеально ровная, сделанная из камня в те времена, когда из помощников были лишь руки, глаза и уверенность в том, что боги хотят именно этого. На твой взгляд, любой бы захотел нечто подобное в собственную честь. Не только боги, каждый. – Ужасное место, – вздыхает Майлз, ты не можешь винить его в этом. Каким бы красивым зрелищем пирамида не являлась, то, ради чего она создана, казалось чудовищным. И всё же довольно трудно удержаться от восхищения, когда видишь её прямо перед собой. – Таковы люди, – отвечаешь на незаданный вопрос, твой спутник кивает, подтверждая. – Уверена, что нас пустят в неё? Нетрудно обмануть блокпост, но… – Они не из ЮНИТа, – напоминаешь ты, в зеркале заднего обзора видна его улыбка. За время поездки вы подружились, приятно иметь в союзниках кого-то… сложно подобрать необходимое слово, ты отметаешь их все, не находя нужного. В конце концов, не имеет значения, как ты опишешь вашу совместную деятельность, вы здесь для разных вещей. Ты хочешь вернуть утраченное, а он – чтобы всё прошло хорошо. Майлз – твоя защита. Так было сказано. Археологические ленты останавливают вас, дальше начинается полоса раскопок, ни одной машине не позволено въезжать на неё. Выбираясь, ты успеваешь нацепить на себя очки авиаторы, как в дешёвых псевдоисторических фильмах. Почему бы не выглядеть круто, раз уж стоит произвести первое впечатление. Оказывается, производить его не на кого. Раскопки пусты. – Точно нужное место? – Майлз вылезает следом, захлопывая дверцу слишком сильно. – Должно быть, они не могли ошибиться. – Ой, погодите! – оглядываясь назад, ты видишь, как к вам спешит молодой Майлз, запыхавшись от быстрого бега. – Я забыл… забыл сказать, что сейчас никого нет. Исследовательская группа ушла на обед в лагерь, он недалеко, если вам надо… – Нет, – снова этот дикий акцент, непроизвольно морщишься. – Мы остаться. – Но ведь… – Читать пропуск? Мы приехали, это всё. Побудем здесь. – Переигрываешь, – ты пихаешь Майлза в бок, когда вторая версия кивает, соглашаясь. Он тоже заинтересованно смотрит на пирамиду, наверное, его редко допускали сюда так близко. Надо было спросить, пока была возможность. Говорить с компаньоном при нём самом выглядит очень странно, но парень, похоже, не замечает ваших бормотаний. – Ну, это же не я ношу авиаторы, – беззлобно смеётся мужчина. – Заткнись, – бурчишь ты, однако замечание тебе нравится. Вместо препираний и дружелюбных подначек, шагаешь к молодому Майлзу, останавливаясь рядом с ним. Он всё ещё стоит, запрокинув голову назад, пытаясь увидеть вершину. – Красиво? – Страшно, – отвечает он, кажется, время его не меняет. – Как представлю, для чего она, мороз по коже пробегает. – Не каждая пирамида должна быть гробницей, – ты стягиваешь авиаторы, вешая их на край кармана. – Иногда это алтарь. – Да, – на мгновение он разворачивается, краем глаза замечаешь, как Майлз подносит руку к лицу, стирая что-то. Слишком быстро, да и ты не тот человек, который желает нарушить уединение, поэтому продолжаешь смотреть вверх, разглядывая каменные ступени, местами побитые, но сохранённые практически полностью. – Извини, я не сразу заметил, что с твоей рукой? – А? – ты не сразу понимаешь, лишь после того, как парень показывает на твою левую руку, опускаешь взгляд вниз. Тёмная кожа блестит на солнца, закатанный почти до локтя рукав не прячет её. – Простая случайность, ничего такого. Захотелось необычности. – Ты сама это сделала? – Можно и так сказать, – твои пальцы скользят по галлифрейским письменам, очерчивая углублённые круги. Пульсации нет, конечность ощущается мёртвой, но ты знаешь, что это не так. Иллюзия спокойствия артефакта не обманывает тебя. Хочется поддержать разговор, спросить что-то в ответ, на ум ничего не приходит. Так же как со взрослой версией Майлза, ты не находишь слов, чтобы продолжить. Забавно, ты вызвалась в эту поездку, пытаясь заполнить пустоту в голове, а она всё ещё была там. – Что вы хотите найти? – интересуется Майлз, по тому, как ты приподнимаешь брови, он догадывается, что стоит пояснить. – В пирамиде. Археологи изучают историю, но ты же не археолог? В пропуске написано «исследователь пирамид». Обширное понятие. Ты усмехаешься, так вот, что психобумага предложила тебе. Смешно. – Лично я ищу прошлое, – неожиданно выговорить последнее слово трудно, приходится приложить усилие, чтобы оно прозвучало так же беспечно, как и остальные. Майлз понимающе кивает, даже если совершенно не догадывается об истинном значении. – Он, – бросаешь взгляд на мужчину, напряжённо вглядывающегося вдаль, – просто любит путешествовать. – Хотел бы я тоже, – сетует парень, ответная фраза так и рвётся, ты подавляешь её. – Кто знает, быть может когда-нибудь… – Сейчас, – прерывает тебя Майлз. Другой Майлз. – О чём ты? – не понимает его молодая копия. В отличие от него, ты смотришь в правильную сторону, замечая на горизонте вереницу машин. Укреплённые военные хаммеры, вряд ли археологам нужны пулемёты на крышах. Ровно по расписанию, стоит признать. Время ещё никогда не было таким точным, как сегодня. И всё же разговаривать о плане и претворять его – две разные вещи. Всего на миг ты позволяешь себе испугаться. – Ты знаешь, что делать, – компаньон тянется за спину, оружие не входит в список твоих любимых вещей, но ты здесь не для того, чтобы зачитывать его. Прежде, чем он попытается двинуться вперёд, ловишь его вторую руку, вкладывая в неё психобумагу. – Удачи, – короткое пожелание обжигает горло. – Она мне понадобится, – фыркает мужчина. – Но тебе нужнее. – Возможно, – дёргаешь парня за руку, – ну так что, хочешь увидеть пирамиду? По его побелевшему лицу ты читаешь верный ответ. Больше всего он желает находиться где-то в другом месте, у тебя есть, что предложить ему. Вы поднимаетесь по каменным ступеням на вершину, на ней расположен храм, но он интересует тебя в последнюю очередь. Естественно, хочется задержаться и осмотреть его, ты душишь желание при его появлении. Если когда-нибудь тебе понадобится, Доктор… Мысли застывают, об этом нельзя думать. Доктора здесь нет, к счастью, для тебя и военных. Отыскивая закрытый досками проход, вы с Майлзом расчищаете его. Такая же каменная лестница уводит вниз пирамиды, спускаться приходится осторожно. Луч фонарика шарит по стенам, выхватывая из темноты выпуклые изображения. Как и снаружи, внутри все стены покрыты барельефами. Некоторые крошатся от времени, другие оплетённые паутиной словно недавно высечены, удивительная детализация. Те, кто создавал их, отнеслись к своим творениям с должным упорством. Ты касаешься барельефа распахнутой морды оперённого змея. Принадлежность храма не оставляет простора воображению, ты знаешь, кому он был посвящён. К сожалению, определять время не умеешь, но если строение из поздних времён, то Майлз зря назвал его пугающим. Не все боги требовали жертв, по крайней мере, один из них. А может его поклонники были такими. – А твой друг? – Он выполнит свою задачу, мы свою, всё честно, – нет, это никогда не было честным. Но у тебя нет права вмешиваться, ты просто надеешься, что Майлз другой версии именно такой, каким тебе рекомендовали его. Умеющий находить общий язык. Выстрелы снаружи заставляют вздрогнуть. Одиночные. Ну, не пулемёты, уже радует. – Как мы выберемся? Они, наверное, видели нас. Сложно не заметить тех, кто поднимается по ступеням, – вы выходите в узкий коридор, приходится прижаться к стене, чтобы протиснуться в него. – Откуда ты знаешь, куда идти? И зачем мы идём? – Слишком много вопросов, – стонешь ты. – Притормози. – Если это люди Карлайла… – Кто такой Карлайл? – тупик, отлично, чуть ранее Майлз интересовался твоей способностью находить пути, и она не работала нормально, как оказывается. Вы движетесь обратно, чтобы скользнуть в другой более разрушенный проход. – Не знаю, – теряется парень. – То есть, они иногда приезжают, пытаются выгнать всех. Им не нравятся раскопки. Говорят, что Карлайл запрещает, но я никогда не видел его. – Боссы не ездят на разборки. Сюда. Цепочка на твоей шее натягивается, только так ты понимаешь, куда именно следовать. Ключ тянется вперёд, будто привлекаемый сильным магнитом, теперь он ведёт вас, а не ты. Майлз послушно пыхтит сзади, кажется, почти не дрожит и не бормочет что-то себе под нос. Каменные стены сужаются, задевать их не хочется, однако выбора не остаётся. Наконец, проход расширяется, выводя вас в просторное помещение. Такое же тёмное, как и остальные коридоры, как жаль, что в пирамидах не додумались делать окна. И всё-таки небольшое свечение есть. Оно отбрасывает жёлтые блики на стены, непрерывно мигая. Фонарь на крыше большого синего ящика всегда радует тебя своими отблесками, сколько бы времени ни понадобилось найти его. – Это… – Майлз выбирается из коридора после тебя, застывая на месте. – Это должно быть здесь? – Нет, – смеёшься ты. – И сейчас мы его уберём. Ключ привычно скользит в ладонь, когда ты стягиваешь цепочку через голову. ТАРДИС продолжает моргать светом, словно машина на сигнализации. Если подумать, то так оно и есть. Ты касаешься правил на двери, прослеживая выпуклые буквы кончиками пальцев. Тёплые и приветливые, пусть и не такие знакомые, как когда-то. Белый фон местами стёрся, довольно странно, обычно корабль не позволял себе выглядеть так неопрятно. Возможно, ему пришлось ждать слишком долго. – Я, конечно, не знаток истории, но вряд ли у ацтеков была полиция. И современный английский. – Как знать, – не соглашаешься, в конце концов, ты часто видела ТАРДИС там, где ей быть не положено. Но она всегда была там, где должна быть. И сегодня не исключение. – Останешься и встретишь людей Карлайла? – Вот уж нет, – едва дверь открыта, Майлз первым протискивается вперёд. Ты даёшь ему несколько секунд форы, понимая его удивление. А после заходишь, тщательно закрывая дверь. Почему-то машина времени не любила отправляться без этого.

***

Первое, что делает парнишка, когда вы материализуетесь в штаб-квартире ЮНИТа, выскакивает за дверь, его глаза чуть не выпрыгивают из орбит, настолько сильно он таращит их. Снаружи слышится подсказка с направлением туалета. – Первая поездка всегда запоминающаяся, – говоришь ты, выглядывая из ТАРДИС. Осгуд понимающе улыбается. – Мы позаботимся о нём. – Не сомневаюсь. Что с… другим? – То, что происходит со всеми рано или поздно, – женщина поправляет очки, вам обеим не нравится говорить об этом, но ты не могла не спросить. Всё же вы с Майзлом провели четыре дня, пока добирались из Австралии в Мексику, не имея при себе ничего, кроме карманного временного манипулятора и уходящего срока. – Вы вернулись в правильное время, кстати. – Хоть что-то, – ты пытаешься отряхнуть одежду, после ползания в коридорах пирамиды она выглядит отвратительно, грязная, порванная в месте, где ты зацепилась за острый край барельефа. Вероятно, стоит принять душ и позволить себе отдохнуть, прежде чем продолжать всё остальное. Впрочем, ты не особо знаешь про это «остальное». И, быть может, не хочешь знать. – Группа Доктора вернулась пару часов назад. Если хочешь… – Нет, – Осгуд замолкает, когда ты прерываешь её. Её плечи опускаются вниз, на лице куча сочувствия, немного раздражающая своим появлением. – Спасибо, Петронелла. Всё, чего я хочу – завалиться на кровать и проспать сутки или больше. Женщина поднимает руки в шутливом жесте примирения, и ты киваешь ей, принимая его. – Отдыхай, – шепчет она тебе вслед. Выделенная комната выглядит так, как ты оставила её утром. Путешествия во времени отличались именно этим, странной возможностью пропасть на половину недели и вернуться почти в тот же самый день. Столько лет, но привыкнуть всё равно трудно. Ты делаешь несколько шагов внутрь, раздвижная дверь за спиной закрывается, позволяя тебе оказаться одной. В коридорах штаб-квартиры постоянно сновали люди, куда-то спешили, о чём-то переговаривались и что-то таскали туда-сюда. У тебя было много возможностей выяснить, но ты просто не собиралась этим заниматься. Это временный союз, и то, что тебе дали допуск к различным уровням, никак не влияло на желание быть частью этой организации. Ты бы никогда не захотела оставаться здесь. Поэтому в комнате почти не было твоих вещей. Чтобы вся обстановка напоминала о недолговечности пребывания. Однако несколько всё-таки есть. Открываешь ящик стола рядом с кроватью, проверяя. Протягиваешь руку, чтобы поймать катающийся предмет. Тяжёлая металлическая сфера с углублениями будто этого и ждёт, бросаясь тебе в ладонь. Такая же тёплая, как и всегда. Немного напоминает уменьшенную версию диско-шара, только этот не отражает свет, наоборот, он поглощает его. Дверь приходит в движение, ты быстро кидаешь сферу назад в ящик, задвигая его. – Пугать не было моим планом, – чужой голос вызывает дрожь в руках, которую ты успешно прячешь, прижимая пальцы к полировке стола. – Вы быстро вернулись. Осгуд сказала, что тебе захотелось немного уединения. – Поэтому ты здесь? – бормочешь ты больше для себя. – Чтобы нарушить его? Доктор игнорирует вопрос, и хотя комната погружается в тишину, почувствовать на себе этот цепкий взгляд не трудно. Он проскальзывает по тебе, подмечая малейшие детали в одежде, в позе, даже в состоянии. Будто рентген, просвечивающий каждый дюйм твоего тела и сознания. Определённо что-то инопланетное. Если бы кто-то спросил, ты бы ответила – это чертовски неудобно. – Ты не используешь защитное покрытие. Конечно, Рука Омеги привлекает в первую очередь. – Оно стёрлось в путешествии. В Мексике очень трудно найти что-то подходящее. Отсутствие ответа подсказывает, что, в общем-то, твои слова не были нужны. Повелительница отлично понимает сложности дальних путешествий без ТАРДИС, нет необходимости доказывать что-либо. Возможно, ты поясняешь, потому что сама хочешь услышать. – Могу поделиться своим опытом. В Гренландии холодно. – С каких пор тебя беспокоит холод? – усмехаешься ты. – Нет, не для меня. Для тех, кто был со мной. Мне не так сильно досталось. Хотя, если вспомнить… – Не надо, – почти шепчешь, но тебя всё равно слышат. – Я не хочу знать. Наконец, ты оборачиваешься. Открываешь рот, чувствуя, как все слова застревают, едва взгляд наталкивается на Доктора. Пытаешься сказать что-нибудь, одновременно с этим понимая, что не можешь произнести ничего связного. Абсолютно ничего. – Я просто желаю удостовериться, что с тобой всё хорошо, – она всегда знает, о чём ты спросишь. – Со мной всё хорошо, – удивительно, но тебе удаётся справиться с голосом до того, как он предаст тебя. Это требует много затрат, и все они окупятся в конечном итоге. – Тебе не обязательно приходить каждый раз, чтобы проверить это. – Наши мнения расходятся, – по крайней мере, Доктор не двигается, что даёт определённую надежду. Ты хочешь закончить разговор побыстрее, завершить самую ужасную часть дня, забыв о ней до следующего. – Ты не в порядке. – Я не просила твоей оценки! – гнев врывается в сознание ярким туманом, застилающим зрение. Снова и снова, всё повторяется опять, как было и до этого. Странно, что ты злишься только сейчас, даже зная, как всё произойдёт. И пусть слова всегда разные, эмоции на них одни и те же, да и смысл похожий. Доктор приходит, чтобы показать заботу, но она тебе не требуется. – Да, не просила. Я даю её, потому что волнуюсь. – Не о чём волноваться. – Это мне решать. – О, правда? – резко шагаешь вперёд, останавливая себя почти сразу. Подходить не хочется. – И давно ты эксперт в этом? Разве у тебя не было этой, как там её, социальной неловкости? Как давно ты владеешь способностью распознавать чужое состояние? Нечестные слова, ты знаешь. Несмотря на некую отстранённость, Доктор улавливает настроения лучше, чем многие. – С момента… – Не смей, – обрываешь ты. – Не говори этого. Тягучее молчание разливается в комнате, пока инопланетянка подбирает правильные слова взамен тех, которые ты отвергаешь. На самом деле объяснить сложно, всё звучит похоже, и ты точно не желаешь слышать об этом. Мерцающие глаза всё ещё не отпускают тебя, заставляя смотреть в ответ. Прервать этот контакт очень тяжело, тебе хочется, но ты не можешь. Расчёсывая волосы пальцами, Доктор пропускает пряди между ними, огорчённо вздыхая. – Знаешь, было бы лучше, если бы мы могли сесть и обсудить всё. Задать вопросы, получить… – Хочешь вопрос? – ты внезапно понимаешь, что не даёт тебя покоя. И раз уж стоит задать вопрос, у тебя есть довольно отличный. Повелительница осторожно кивает, возможно, догадываясь. – Почему ты не ищешь себе спутников? Судя по лицу, действительно догадывается. Лёгкая полуулыбка выглядит кривой и натянутой. – Я ищу, пока что ни один не подошёл. Слова настолько фальшивые, что ты морщишься, когда слышишь их. – Серьёзно? – качаешь головой. – У тебя было много времени, чтобы придумать нормальную версию, и ты выбираешь эту? Мы буквально в здании, где каждый второй готов отдать всё за то, чтобы путешествовать с тобой. Они живут ради этого. – А ты? – звёзды в глазах вопросительно горят, часть тебя ненавидит себя за то, как на мгновение сердце отзывается на этот свет, словно тянется к нему, пытаясь достичь. – Ты живёшь ради этого? Ответить на вопрос невозможно, Доктор прекрасно понимает, поэтому и спрашивает. Шагаешь ещё ближе, сокращая расстояние. Твоя собеседница продолжает стоять там же, хотя на лице мелькает быстрая эмоция, которую сложно распознать. – Мне не нужна твоя защита. – Я знаю, – растеряно спотыкаешься прямо на шаге, чуть не падая вперёд. Сильные руки ловят тебя, удостоверяются в твоей возможности стоять и мгновенно исчезают, будто обжигаясь через прикосновение. Согласие не то, что ты была готова услышать. – Люди храбрые и стойкие, они могут защищаться сами, я признаю это и принимаю. Ты права. В этом здании полно удивительных личностей, готовых шагнуть в ТАРДИС. Только я не могу оставить одно дело и хвататься за следующее. – И я твоё дело? – голос сбивается, последнее слово ты шепчешь, не пытаясь произнести громче. – Сейчас – да. Видимо, Доктор и правда обладает каким-то сверхъестественным пониманием, покидая тебя сразу после признания. Словно знает: остаться одной для тебя будет лучше всяких слов. Ты так и замираешь посреди комнаты, не понимая, что делать дальше. Чрезмерное откровение всегда бьёт сильно после нескольких лет недосказанности, обрывочных намёков и частых, пусть не всегда полностью информативных, разговоров. Несмотря на сближение, она редко бывала настолько честной и открытой. Но в одном она была неизменно правдивой. Ты не представляла, как трудно пережить регенерацию.