δὶς ἐς τὸν αὐτὸν ποταμὸν οὐκ ἂν ἐμβαίης. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. — Гераклит (VI–V век до нашей эры)
***
Намджун никогда не думал, что станет вожаком буйной стаи юнцов, сам будучи еще ребенком, но, когда это случилось, ему пришлось учиться на ходу. Годами он мучительно пытался стать хорошим лидером и альфой, медленно учился ответственности, и ему нравилось думать, что у него получалось все лучше. Он не был идеален — далеко нет. Хэштеги #идеальныйальфаидеальныйлидер льстили, конечно же, но никогда не отражали его истинное восприятие самого себя. У него было так много недостатков. Взять, к примеру, Чимина. Чимин крутил своими бедрами перед всяким, кто осмеливался взглянуть, и с годами его самоуверенность и мастерство только возрастали. Когда Намджун погружался в себя, он становился неуязвим к его чарам: Чимин мог хоть тереться о него и припадать всем телом — как он часто и делал безо всякой определенной цели — если Намджун был в плохом настроении, он игнорировал его, а в хорошем — не отрываясь от телефона, бормотал «ты такой хороший танцор, Чимин-а». Расцветавший от комплимента Чимин отлипал и вприпрыжку отправлялся на поиски другого члена стаи в надежде заслужить очередную похвалу. Намджун оказывался в безопасности. Особенно падки на хлопанье Чиминовых ресниц были Намджун и Чонгук — неважно, выпрашивал он вкусняшки из лежащего рядом пакета или пытался с кем-то потанцевать прямо посреди гримерки — они все равно неосознанно велись. Альфы и омеги, ничего удивительного. Намджун не смог бы с уверенностью заявить, что вся стая Чимина обожала, но притом это было невозможно отрицать. Несмотря на то, что Намджун знал, как даже малейшие проявления невнимания ранят омег, ему довольно часто приходилось просить Чимина оставить его в покое. Для него естественно было тянуться за одобрением к альфе, но Намджуну не всегда хватало терпения, и он часто благодарил судьбу, что в стае помимо него было еще пять человек, способных дать Чимину желаемое внимание, потому что порой Чимина оказывалось слишком, слишком много. Сокджин, напротив, оставался для него загадкой: он никогда не извивался перед Намджуном в потребности услышать, что он милашка, и это было логично — тот все-таки был их старшим хёном. Вместо этого Сокджин безрассудно носился по общежитию, складываясь от хохота пополам; пытался успокоить нервы перед шоу, замыкаясь и умолкая; посреди фотосета внезапно напоминал всем, что он, возможно, самый прекрасный омега, которого когда-либо видел мир — Намджуну редко удавалось угадать, какого Сокджина ждать утром нового дня; чаще всего все эти Сокджины сменяли друг друга за несколько минут. В противоположность Чимину, ухмылявшемуся симпатичным незнакомцам (ох, несчастные зарубежные репортеры) с выражением «Я мог бы заставить тебя вылизывать мою обувь три минуты подряд, и ты бы меня за это только поблагодарил», Сокджин только фыркнул и громко рассмеялся, когда его в третий раз подряд избрали первым в голосовании «Самый желанный омега Южной Кореи». — Какое-то неправильное голосование — почему только Корея? Где голосование на самого желанного омегу мира? Напишите им, что всемирный красавчик готов побеждать везде! Сокджин знал, что выглядит обезоруживающе прекрасно, но Намджуну не понаслышке было известно, что Сокджину не нравился собственный вес и плечи — в предебютные времена моделеподобные черты привлекали к нему агентов многих компаний, пытавшихся затащить в трейни прямо на улице. Всё же, омеги должны были быть миниатюрными, как Чимин. Несмотря на недовольство, на людях Сокджин провозглашал широкие плечи своей самой прекрасной деталью. И снова, в отличие от Чимина, типичные инстинкты омеги прослеживались у Сокджина в ином отношении: он не искал внимания, а старался дарить заботу. Сокджин кормил их с самого первого дня, постоянно ругался, что члены стаи недостаточно чистоплотны или мало спят, при малейшем чихе из ниоткуда возникал с витаминами и салфетками наперевес, и даже проводил беседы о правилах безопасного секса — слава богу, только с макне. Видя их динамику — Намджуна как вожака и лидера, Сокджина как самого старшего хёна и омеги, приглядывавшего за всеми, Намджун совершенно не мог винить фанатов за то, что их прозвали Истинными. Кого, если не их? Что ж, это могли бы быть Намджун и Юнги, хотя тот, наверно огрызался бы на любое чрезмерно настойчивое проявление власти от альфы. Согласно наблюдениям фанатов, Намджун всегда стремился прикоснуться к Сокджину: его руки обнаруживали на плечах Сокджина во время церемоний и красных дорожек, пальцы замечали на Сокджиновом рукаве, ладонь — на колене, когда на интервью они оказывались рядом. Намджун знал, что это правда: Сокджин особым образом заземлял его сознание. Им было столь комфортно друг с другом, что они, пожалуй, вели себя как супруги — по крайней мере, Намджуну казалось, что они должны себя так вести. Можете называть это импринтингом, эффектом Вестермарка, запечатлением — чем угодно, но Намджун восхищался обоими омегами своей стаи, их силой, их талантом. Часто он даже забывал, что омеги были омегами. Нередко ему приходилось внимательно смотреть в сторону бесстыдно пялящихся чужих альф, иногда Чимин и Сокджин сами оказывались возле него, если что-то вызывало у них дискомфорт. Это могли быть другие артисты на награждениях, персонал концертных площадок в турах — и одного убийственного взгляда Намджуна обычно более чем хватало для напоминания людям, под чьей защитой эти омеги находятся. Но, честно говоря, чаще он об этом забывал. Резкое осознание накрыло вновь, когда прямо посреди бесконечно тянущегося тура Сокджин сказал ребятам, что собирается пережить течку — первую с их дебюта. И каким-то образом все моменты, когда Намджун старался быть и был хорошим вожаком стаи, все секунды саморазвития и саморефлексии, которые он когда-либо проводил, попросту пошли по пизде.***
Конечно же им не было нужды формировать стаю — то, что они, будучи еще подростками, съехались в одну комнату и жили практически друг у друга на головах, не значило, что им необходимо становиться стаей. Хоть одна айдол-группа была стаей? Ни одна. Однако теперь тот факт, что они стали стаей, был одним из ключевых моментов в их популярности. Видимо, ответственность за это стоило взять на себя Намджуну. — Ты харизматичен от природы, — однажды честно сказал ему Хосок. Тэхён быстро согласился: — Да, людей такое привлекает. Намджун пробормотал что-то в ответ, смутившись — а в глубине души польстился, все равно сомневаясь, что его загадочность вызывает у окружающих подобные эмоции. Он все еще помнил скромный конференц-зал в маленькой звукозаписывающей сеульской компании, где десять лет назад началась их группа и стая. Он надел свои новые громоздкие солнечные очки, черные, блестящие, и растянутые джинсы с цепями на поясе. Он чувствовал себя очень, невероятно круто — и хотел стать рэпером сильнее всего на свете. Мин Юнги в рот ебал субординацию, и это было замечательно — иногда люди слишком осторожничали с Намджуном, боялись сглупить в опасении, что он разозлится. Юнги, ненамного старше и заметно ниже, чем он, вообще не казался напуганным внешним видом Намджуна. Юнги был угрюмым, сонным бетой с волосами, перепачканными гелем для укладки, и тонкой, как ивовый прутик, фигурой, но он читал рэп так, что все остальное переставало иметь всякое значение. За считанные минуты Намджун понял, что Юнги был крут. Ну, типа. Очень крут. Он ни за что и никогда не признается в этом Юнги, но та секунда была подобна любви с первого взгляда: раньше он ни разу не встречал человека, столь похожего на себя, того, кто разделял бы его амбициозность насчет музыки и успеха, кто был вдохновлен теми же рэперами, кто хотел бы привнести в музыкальную индустрию что-то новое. Юнги же увидел Намджуна, того, кем он в действительности являлся, а не просто неуклюжего альфу со слишком дерзкими для своего положения мечтами. Как только они, запершись в маленькой студии, включили друг другу любимую рэп-музыку и показали свои навыки, Намджун ощутил прежде не испытанное чувство домашнего уюта, не ослабевавшее с тех пор. Инстинкты Намджуна, находящегося поблизости от Юнги, все еще были активны, в то время как Юнги держал себя в очень строгих рамках — многие путали Юнги с омегой из-за его размеров, и Намджун просто хотел его обезопасить. В конце концов, Юнги снисходительно позволил Намджуну распространить на себя его влияние. Рискованное дело: когда уже казалось, что для хип-хоп группы уже сформировался основной костяк, от них ушел Хёнчоль. Они не смогли это предвидеть. Хёнчоль был трейни наравне со всеми, но, уходя, он не оставил даже малейшей записки — просто собрал вещи и отправился домой. Возможно, это был знак, что они никогда не смогут дебютировать. У них не получится. В подавленном настроении они с Юнги той же ночью пошли в дешевый ресторан возле общежития и заказали один пибимпап на двоих, потому что на большее не хватило денег. Они обсуждали уход — подсчитывали возможный ущерб, задумываясь последовать за Хёнчолем. Возможно, лучше вернуться домой — подкопить немного и попробовать опять, чуть позже? Разлука с Мин Юнги казалась невыносимой. Намджун некоторое время сонно пытался учуять Юнги, случайно касаясь его волос носом. Юнги успокаивающе пах уютом, почти по-домашнему, если честно. Ситуация тем вечером казалась беспросветной, в запахе Юнги чудилась озлобленность и горечь из-за ухода Хёнчоля; Намджун прислонился к нему как можно ближе, словно пытаясь спрятаться вместе в углу ресторанчика, сидя на полу за низким столиком, опираясь спиной на вытертые подушки. Они соскребли подсохший рис со дна миски. На хмуром лице Юнги читалась обида — и Намджун придвинул тарелку к нему, предлагая остатки в попытке утешить. Честно говоря, он хотел накормить Юнги, но знал, что непрошеные знаки внимания от альфы почти всегда оказывались не нужны незаинтересованным в них людям. Едва Намджуну удалось побороть инстинкт, как Юнги повернулся к нему и сказал: — Ладно, я в деле. Намджун моргнул. — Каком? — Этом. Нашем, — у Юнги был решительный вид: — Что бы ни случилось, что бы ни произошло, мы будем идти вместе. Мы с тобой против всего мира. Так? — Так, — подтвердил Намджун. Юнги кивнул. — Хорошо. Ну, ты понял. И затем Юнги наклонил голову набок, призывно обнажая шею там, где это было необходимо — и Намджун в изумлении уставился на него, прежде чем что-то глубоко первобытное взяло над ним верх и вынудило опуститься к шее Юнги, чтобы запечатлеть на ней свой запах. До сих пор он метил только членов семьи, бету, на которую у него был краш в средней школе, и одну омегу, которая однажды провела с ним период гона. И все. Помечание своим запахом Юнги ощущалось совершенно иначе: впервые Намджун по-настоящему объявил кого-то своим, оставив на Юнги свой аромат, из-за выброса феромонов более острый и сильный, чем обычно. Он с усилием толкнулся в его шею и… — Йа, только не здесь! — крикнула хозяйка через мгновение после того, как Намджун закончил, но не успел отстраниться. Они страшно смутились, рассыпаясь в извинениях; на щеках горел жар стыда от того, что их поймали, но Юнги слегка улыбался. Когда они бежали в общежитие, на улице лил дождь, и узкие темные улицы Ноньён-дона блестели между неприметными серыми домами, возвышавшимися над ними — но весь страх испарился. Хёнчоль ушел. И что? Они смогут. Они есть друг у друга. Теперь они стая — Намджуну рано или поздно потребовалась бы своя, и теперь в ней был Юнги. Самый первый, и, как выяснилось, далеко не последний.***
Компания отнеслась с большим недоверием к их решению сформировать стаю, но Намджун твердо стоял на своем. На их. — Это личное решение, — он был готов возражать, потому что прекрасно знал — никаких запрещающих создание стаи бумаг он не подписывал. Любая попытка насильно разделить ее привела бы к катастрофе, и, конечно, Пиди-ним отступился, сказав напоследок, что если хоть один провалит промежуточный отбор, то вылетят оба. Это их напугало? Нет. Они просто стали работать еще усерднее. Хёнчоля вскоре заменили. Новый мальчишка оказался очень талантливым уличным танцором. Они с Юнги не очень поняли, к чему был танцор в хип-хоп группе, но сразу стало ясно, что у Хосока есть стальной стержень внутри. Хосок, в свою очередь, узнав, что в группе уже есть стая, в недоумении нахмурился. Для людей их возраста формирование стаи было очень редким делом — конечно же, дружить не возбранялось, но связывать друг друга узами в двадцать лет? — Вы встречаетесь? — наклонив набок голову, прямо спросил Хосок. Юнги покосился на Намджуна: — Ты думаешь, я стал бы с этим встречаться? — Йа! — запротестовал Намджун, и парни рассмеялись: — У меня есть свои приемы. Омеги и беты ко мне тянутся. — Ага, — сказал Хосок. — Конечно. Намджун немного расстроился. Хосок, кажется, хотел расспросить об их стае побольше, но не знал как. С ними жили еще двое трейни, которые в конце концов ушли, но компания продолжала настаивать на том, что группа должна танцевать. Намджуну было трудно понять, как можно танцевать и читать рэп одновременно. Это же безумие! Хосок предложил свою помощь, и они стали проводить в танцевальной студии много времени, отрабатывая базовые движения. Вспоминая те времена, Намджун думал о зимней стуже и вечерах, когда они с Хосоком возвращались домой по заиндевевшему скользкому Сеулу, пряча носы и уши в слоях шарфов и курток. Намджун без уточнения понял, когда Хосок однажды спросил, чья это была идея. Намджун выдохнул. — Юнги. — Серьезно? — Хосок вскинул бровь: — Хотя, наверно, это логично. Ты едва ли смог бы уговорить его хоть на что-то. Намджун и не подумал оскорбляться — это была правда. — К тому же ты младше Юнги. Он твой хён. — Да, но при этом он бета. — А что, разве всем бетам нужны альфы? — резонно спросил Хосок. — Нет, — Намджун исправился: — но Юнги — да. Возможно, Хосок еще не до конца понимал, как тяжела была жизнь трейни, и — если однажды у них получится — каким обременительным будет бытие айдолом. Чтобы выжить, было мало друзей. Нужна была стая. — Значит, Юнги тебя выбрал, — вслух задумчиво сказал Хосок, будто не совсем понимая его мотивы. Намджун смущенно склонил голову. Разве он был плохим альфой? Юнги особо не нуждался в нем, был до упрямства независим, и Намджуну не требовалось исполнять свои предписанные обязанности рядом с ним слишком часто — но между ними существовала нить, связавшая их вместе, и часто для понимания друг друга слова были не нужны. Лучшие друзья, члены стаи — вместе, со щитом или на щите, как в древние времена, которыми они оба восхищались. С другой стороны, Юнги тщательно прятал свои стайные инстинкты: они жили внутри, но он не давал им волю. Однажды Намджун пришел домой раньше обычного и обнаружил на своей койке Юнги, зарывшегося носом в подушку в обнимку с намджуновым худи. Застыв в дверях, он подавил внутренний крик, потом притворился, что ничего не видел, и стремительно вышел из дома. Погулять. Когда Намджун вернулся, обогнув пешком несколько кварталов, Юнги был уже в душе. Простыни пахли им сильнее обычного, и это возымело эффект той же ночью — он спал, как младенец, и выспался так хорошо, как никогда. Возможно, Юнги испытал то же самое. Стало понятно, что Юнги нуждается в том, чтобы быть помеченным запахом вожака больше, но не знает, как попросить. Поэтому Намджун стал делать это чаще — Юнги, опять же, никогда не напрашивался, лишь слабо напоказ протестовал с «эй, что за…», когда Намджун утыкался носом ему в шею. Юнги тихо ворчал, а потом расслаблялся от прикосновения. Спустя годы Юнги все же научился выражать свою потребность в этом — стая вынудила его ослабить узду, в которой он себя держал. — Это все сила любви, — с уверенностью сказал ему Чимин однажды. Но уже с самого начала Юнги и Намджун вели себя не общепринятым образом. Они были юными и слишком разными для того, чтобы заключать брак (который, если и случится, точно был бы не друг с другом), хотя стая стала центром их жизней. — Да, — невольно ответил Намджун, раздумывая обо всем этом, пока Хосок шел рядом: — Юнги-хён меня выбрал. И в его голосе слышалась гордость. Первое время Хосок осторожничал, не совсем понимая, как следует себя вести и позиционировать себя по отношению к Намджуну. Но факт, что Намджун был вожаком стаи, даже такой маленькой, явно его впечатлял. Хосок оставался трейни, несмотря на тяжесть нахождения вдали от дома, одиночество, усталость, работу до изнеможения, страх и горечь расставания с альфой, бросившей его ради омеги. Хосоку было тяжело, но у него был внутренний стержень, и Намджун продолжал раскидывать свою одежду по дому со слабой надеждой на то, что для Хосока его запах станет успокаивающим. Он даже бросил как-то худи на его койку — что было грубейшим вторжением в личное пространство — и притворился, что это была случайность. Когда Хосок загнал Намджуна в угол кухни и прочитал ему лекцию, что кидать свою пропотевшую грязную одежду на его кровать — это признак дурного тона, тот стыдливо спрятал взгляд, чувствуя боль от не выраженного вслух отказа. Когда Хосок, сердито насупившись, вышел, из-за угла выглянул Юнги: — Перестань так стараться. Намджун застыл. — Что? О чем ты? Юнги ткнул на стоящую рядом с Намджуном миску риса. — Ты все прекрасно понял. — Нет, — Намджун рассеянно выворачивал на лицевую сторону брошенную в него худи: — Не понял. Через пару мгновений Юнги добавил: — Я за. Если тебе вдруг нужно было благословение. Намджуна бросило в жар. — Да забей. Круто, конечно. Но забей. В следующий же отсев одного трейни выкинули, другой ушел сам — тот, что постоянно говорил о совместном дебюте, о том, как он готов выкладываться на все двести процентов, как он мечтает дебютировать… боже, и это снова было больно. — Вау, — Хосок присел на койку, одну из семи в их маленькой спальне: — Ужасное ощущение. — М-да, — зло хмыкнул Юнги из дверей, стоя рядом с Намджуном. Две кровати, где еще вчера ночевали трейни, были уже без постельного белья и белели голыми матрасами. — Мы хотим навернуть бульгоги, чтобы успокоиться. Пойдешь с нами? Хосок нахмурился. — Мы на диете. — Ага, — беспечно подтвердил Юнги: — Так пойдешь? Хосок моргнул, а затем на его лице расцвела слабая улыбка. — Да, конечно. Пойду. Это была еще не стая, но уже союз.***
Весь ужас их дебютных дней даже рядом не стоял со страхом ответственности от целиком распроданного стадионного тура. Они теперь жили в аквариуме, за которым наблюдал весь мир, и их жизни начинали казаться ненастоящими. Если кто-то из них появлялся в относительно недорогой шапке, на следующий день она пропадала изо всех магазинов. Если Тэхен постил селку, она набирала больше лайков за час, чем жило людей в Ильсане. Их одевали в до безумия дорогие дизайнерские шмотки с головы до пят, модные дома умоляли в запросах взять на шоу их пиджаки или, хотя бы, пару носков. Вместе с тем им были недоступны простые радости обычных людей: они не могли выйти в магазин или на пробежку в городской парк. Когда Намджуну удавалось выскользнуть без сопровождения, он этому поражался и одновременно радовался — ночные прогулки с друзьями, встречи в кофейнях. Если их не узнавали, это ощущалось как маленькая победа, словно они отвоевывали назад частичку себя. Жить так было тяжело — оно того, безусловно, стоило. Но это было тяжело. Обыкновенным омегам течка не доставляла больших проблем: они звонили на работу, брали отгул, запирались со своими партнерами и трахались до потери пульса, либо справлялись своими силами — не суть важно. Они спокойно могли пойти в аптеку за пластырями для течки и не бояться, что об этом узнает слишком много людей. Для Чимина и Сокджина это не работало. Ничему не уделялось столько же внимания, как любовной жизни стаи или подозрительной ее нехватке: теории охватывали тайных истинных, внебрачных детей, жесткие ограничения компании, полиаморные отношения всей стаи, а также предположения о Намджуне как об излишне ревнивом вожаке, запрещавшем остальным встречаться. Честно говоря, они сами пришли к этому соглашению, успешность карьеры была приоритетнее романов. Их не устраивала перспектива быть пойманными со спущенными штанами. Так они продолжали петь о романтике и пылкой любви, не переживая этого — только мечтая. Незадолго до начала большого стадионного тура все ребята должны были обязательно провериться у врачей, чтобы иметь представление о возможностях организма: в крови Хосока было мало железа, и он нуждался в таблетках, Юнги требовались глазные капли и запас его обычных медикаментов, Намджуну выписали новое снотворное, потому что порой он с трудом засыпал. Сидя в кабинете врача, он думал, что у визита Сокджина к врачу будет подобный исход — таблетки, капли, мази. Он ошибся. В тот день все ребята были в общежитии — они все еще звали общежитием общую квартиру, теперь уже в многомиллионном жилом комплексе, как будто все еще спали в одной комнате на деревянных койках. Стая все реже оказывалась дома без присутствия персонала, но им, как и любой стае, требовалось время наедине. В гостиной царил хаос — Тэхён показывал с Ёнтаном недавно выученную команду «умри», однако пёс был не настроен сотрудничать, из-за чего хозяину приходилось вслух защищать честь своего питомца под громкий смех стаи. Сокджин вошел со своим привычным приветствием, но стоило ему переступить порог, как Намджун понял — что-то не так: глаза не улыбались, плечи были напряжены, жесты и поза скованны. Самым говорящим был аромат — медовый мускус, смешанный с запахами стаи, изменился и стал более острым. Адреналин — понял Намджун. Словно перед выступлением на сцене. Сокджин посидел с ними чуть-чуть и вскоре вышел на балкон позвонить родителям. Намджун наблюдал за его силуэтом через стеклянную стену, разглядывая недавно подстриженные каштановые волосы, поврежденные высветлением, напряженные губы, то растягивающиеся в улыбку, то превращающиеся в невеселую ухмылку и затем — в плотно сжатую линию. Закончив разговор, Сокджин не спешил возвращаться. Намджун задумался над тремя вечными вопросами: в порядке ли стая? В безопасности ли? Счастлива ли она? Просторный балкон выходил на реку Хан, как всегда мечтал Юнги, и там они могли отдыхать на шезлонгах среди живых дизайнерских растений, за которыми в их отсутствие ухаживали горничные. Сокджин сидел на краю одного из шезлонгов, кусая заусенец большого пальца — верный признак потерянности, тем более у опрятного омеги, регулярно делающего маникюр. Когда Намджун вошел, Сокджин не удивился и не стал возражать, когда тот опустился на шезлонг напротив. — Как ты? — Намджун кивнул в сторону телефона. Сокджин улыбнулся. — Хорошо. В порядке. Даже голос звучал иначе. — Ты уверен? Что случилось? Это был не совсем приказ рассказать — ему и не нужно было приказывать. Сокджин повел плечами, будто не желая избавляться от груза. — Кое-что будет… Боже, это так глупо, — Сокджин выдохнул, раздраженно и расстроенно разом. Намджун промолчал, и тот продолжил: — Я сдал анализы. — Так, — Намджун не хотел торопить его, хотя чувствовал, что напряжение не исчезает. — И-и… Я, ну… Я довольно близок к тому, чтобы превратиться в евнуха или бесплодный кусок мяса. Намджун снова остался тих. — У меня очень низкий уровень гормонов. Он фыркнул — Сокджин пах, как обычно. Хотя возможно ли такое вообще учуять? — Они что-то прописали? — быстро соображая, спросил Намджун: — Таблетки, уколы? — Я так и спросил, но нет. Это из-за подавителей. Как мне было сказано, находиться на подавителях почти десять лет подряд из-за айдольского образа жизни — это ненормально. «Полное подавление гормонов вредно для здоровья» — это цитата, — Сокджин изобразил в воздухе кавычки и закатил глаза, одновременно заливаясь краской от смущения. — Так что они сказали мне слезать с подавителей, ну… немедленно. — Но это ведь спровоцирует течку, — пробормотал Намджун, чувствуя, как на затылке волосы встают дыбом, и фокусируясь целиком на сидящем напротив Сокджине. — Да, мне следует восстановить естественный гормональный фон, или что-то такое. Это несложно, по сути, но у нас просто безумное расписание. Ветер отбросил волосы с Сокджинова лба и окрасил кончик носа в алый потоком прохладного весеннего воздуха. Сокджин был самым прекрасным омегой, которого Намджун когда-либо видел — с самого первого дня и навсегда. Сокджин печально дернул плечами. — А еще они сказали, кхм… Короче, если я ничего не предприму, в долгосрочной перспективе это мне навредит. — В долгосрочной перспективе?.. — Бесплодие, видимо. Намджун вздрогнул: — Что? — Ну или, как минимум, будет очень тяжело родить. — Нет, — сказал он. — Это абсолютно недопустимо. У всех после этого все-таки еще должна была быть жизнь — потому что однажды аквариум разобьется, и они окажутся свободными от этой безумной погони за временем. Они жертвовали некоторыми аспектами в процессе, откладывали планы, и Сокджин всегда пах — фертильным, что ли? Для Намджуна. Всегда так было. Конечно же, у него будет возможность зачать и выносить детей, это даже не подлежало обсуждению. Но в ближайшие три месяца их расписание было таким плотным, что не подразумевало ни единого пробела. Каждый день был давно расписан по минутам, сняты отели, заключены контракты с площадками и охраной, куплены билеты, и все это не только для самой группы, но и для десятков членов стаффа, путешествующих вместе с ними. Они не могли изменить даты или планы, это было невозможно, только если не возникала ситуация, непосредственно угрожающая жизни. Но… — Мы найдем время, — сказал он. Осознание, что Сокджин войдет в скорую течку, оседало внутри, укладываясь теплой тяжестью в районе сердца. Его пальцы нервно сжались на коленях. Сокджин нахмурился: — Ты уверен? — Да, хён. Это слишком важно. Ты слишком важен, имел в виду он. Они не собирались рисковать абсолютно всем, чтобы в конце концов остаться ни с чем: его радовала одна только мысль о детях, жизнь которым однажды мог бы дать Сокджин — темноволосых малышах с большими карими глазами, маленькими пухлыми губками, пятками, маленькими пальчиками и будто фарфоровыми щечками. Возможно, даже с ямочками. Он взял себя в руки. — Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Намджун, и Сокджин с заметным облегчением выдохнул. То, как напряжен он был, стало еще заметнее, когда Сокджин подсел к нему и доверительно уткнулся в шею носом. Прежде чем наклониться к нему в ответ, Намджун в изумлении застыл и рассеянно погладил Сокджина по спине. Они сделают все, что потребуется.***
Приехавший в Сеул пухлощеким и с очаровательными кроличьими зубками Чонгук очень сильно пах своими родителями и смотрел на Намджуна как на самое потрясающее, что он видел в своей жизни. Он был слишком маленьким и ещё не прошел период оформления, поэтому без тени сомнения можно было заявить, что в его глазах при взгляде на Намджуна была только чистота искреннего восхищения. Даже благоговения. Огромного благоговения. Чонгук был донельзя стеснительным, но при этом настойчивым, бормоча: — Хён, не могли бы вы научить меня читать рэп? Если только у вас появится свободная минутка… Чонгук ходил за ним по пятам, и Намджуну это льстило. — Я тоже хочу однажды стать рэпером, — стыдливо признавался Чонгук: — Как вы и Юнги-хён! Наверно, если буду усердно учиться, я смогу стать хоть чуть-чуть похожим на вас!.. Круто, да. Намджун отращивал волосы, чтобы заплести дреды, поэтому Чонгук в его крутости даже не сомневался. Он был до безумия талантлив, хорошо танцевал и пел, и через несколько лет обещал вырасти в завидного красавчика — в нем сошлись все ключевые ингредиенты безумной популярности. Чонгук внимательно наблюдал за Намджуном, Юнги и их взаимодействием как членов стаи: возникшей привычкой касаться руками друг друга, находясь рядом; Намджуном, быстро опускающим голову, чтобы носом провести по юнгиевым волосам. Во взгляде Чонгука была задумчивость. И как Намджун должен был поступить? Юнги вместе с остальными уехал домой на Соллаль — это был заслуженный отдых после месяцев изнурительных тренировок. Родители Чонгука укатили в Таиланд на свадьбу друга, и ему пришлось остаться на праздники в Сеуле. Впервые с момента создания стаи Намджун оказался разлучен с Юнги дольше, чем на день; они оба ни разу не задумывались о продолжительных каникулах всерьез. На второй же день Намджуна накрыло непроглядной тревогой — дозвонившись до Юнги, он с радостью вздохнул, когда тот снял трубку. Намджуну нечего было сказать, если честно: они просто лениво поболтали ни о чем, но ему полегчало. К концу третьего дня он понял, что непрерывная головная боль одолевает его уже сутки — он пах непривычно, аромат Юнги выветривался. Ну конечно, разлука стаи. Закинувшись ибупрофеном, Намджун отчаянно понадеялся, что вскоре ему станет получше, но через пару часов, лежа на своей койке с блокнотом и ручкой в руках, он почувствовал, что не может ничего написать. Он был абсолютно разбит. — Хочешь, хён? Он распахнул глаза и увидел чью-то макушку возле края кровати. Он сел: Чонгук смотрел прямо на него, протягивая… одну из футболок Юнги. Намджун ее искал, но не нашел, потому что Чонгук перестирал недавно всю корзину грязного белья — но эта осталась. Бездумно выхватив футболку, он глубоко вдохнул запах на ткани — запах Юнги, призрачный, слегка отдающий потом аромат беты, и рухнул на матрас с рыком удовольствия. — Спасибо, — выдавил он, жмурясь. — Не за что, — Чонгук тихо шаркнул. — Если понадоблюсь, то я буду в гостиной делать домашку. Ладно, хён? Намджун кивнул в футболку, чувствуя, как головная боль понемногу отступает. На ткани ощущался и другой аромат: это был молодой запах Чонгука, еще не определенный, но уже вполне явно принадлежащий только ему — запах человека, близкого к репрезентации. Он сосредоточился на нем, вдыхая его в смешении запахов стаи. Приятный, тёплый. Это было приятно, словно наркотик. Как бы получить больше? Он снова сел и краем глаза заметил футболку Чонгука на койке мальчика, потянулся за ней и прижал к себе. Да, так лучше: запах Чонгука усилился. Он не считал минуты, не знал, сколько он пролежал в одной позе, вдыхая аромат двух футболок. Когда он, наконец, поднялся, голова была почти чистой, симптомы разлуки ушли. Чонгук обнаружился на кухне — он уминал хлопья с молоком. Намджун попытался вспомнить, когда ел последний раз — еще до отъезда Юнги? Есть хотелось страшно. Чонгук с набитым ртом спросил: — Хочешь тоже? Что за замечательный ребенок, подумал Намджун, пока Чонгук насыпал ему полную тарелку хлопьев. Он протянул руку и нежно потрепал его по волосам. Чонгук мгновенно покраснел. — Что? — спросил Намджун, вытаскивая ложку из ящика и быстро закидывая в рот хлопья. — Ты пахнешь мной? — осмелился спросить Чонгук: — Как Юнги и я? Это… э-э… классно. Он моргнул. Да, это было хорошо. Ну, типа. Очень хорошо. Намджун поставил миску на кухонную тумбу. — Эй, ты никогда не думал присоединиться к стае? Чонгук выпучил глаза, в потрясении раскрывая рот — его выражение сменилось от шока на предвкушение за доли секунд. Намджун проглотил полупрожеванные хлопья и сонно пожал плечами. Когда вечером вернулся Хосок, Намджун и Чонгук валялись на полу гостиной и играли в Марио Карт. Чонгук со счастливым видом утопал в одной из XXL-худи Намджуна, купаясь в его запахе. — Добро пожаловать домой, Хосок-хён, — радостно прощебетал Чонгук, но Хосок, не отвечая, оглядел их широко раскрытыми глазами и уставился на Намджуна. — Ты принял ребенка? Это, по-твоему, допустимо? — Я не ребенок, — сияющая улыбка Чонгука исчезла. Его распирало от гордости, что его приняли в стаю, но выражение Хосока его впечатление омрачило. — Ясно, ты думаешь, что достаточно вырос, — Хосок выглядел так, словно не собирался делать ему выговор. Все его внимание было сосредоточено на вожаке. — Присоединение к стае — это не дело прихоти, Куки. Что если возникнут проблемы с компанией? Что вы тогда будете делать? Запах Чонгука, сладкий от удовольствия, окрасился волнением. — Но все будет хорошо!.. — Ты спросил разрешения у родителей? — Нет, но Намджун-хён… — То есть ты… Хосока на полуслове прервал раздавшийся низкий рык — простейшее предупреждение от Намджуна. Хосок удивленно моргнул, словно видя его впервые; Чонгук страшно покраснел и опустился на пол. Его черные волосы торчали в разные стороны, а ноги полностью скрывал подол худи. В защиту Намджуна, он не отличался обыкновением рычать на безобидных бет с солнечными улыбками. Но теперь у него была стая, и Хосок должен был понимать, что, наезжая на Чонгука, он непосредственно вступал в конфликт с Намджуном. — Понятно, — Хосок отвел взгляд: — Поздравляю. Когда он отступил и вышел, Намджун вздохнул с облегчением. Стая в порядке. Стая в безопасности. Стая счастлива? Он потерся плечом о плечо Чонгука. — Не переживай из-за него. Я с тобой. Это было глупо, слова звучали чуждо на его языке. Чонгук тоже выглядел удивленным, но потом оторвался от дисплея и повернулся к нему. — Спасибо, альфа-хён, — едва слышно поблагодарил он, поднося рукав худи к лицу, чтобы глубоко вдохнуть. У Намджуна внутри все сжалось — еще никогда его не звали так, ни разу не искали столь явно его запаха. — Да, — он дернул плечами: — Я рядом. Чонгук просиял застенчивой улыбкой: — Ты такой крутой! Бремя ответственности прибавилось в виде четырнадцатилетнего мальчишки: симптомы стайной разлуки уже давно покинули его, но отныне ему нужно было заботиться о новоявленном члене стаи, защищать его в подобных ситуациях, показывать, что он не одинок. Намджун думал, что Юнги, когда вернется, сначала убьет его за это, а затем, скорее всего, полезет метить ребёнка своим запахом — трепать по волосам и за щеки, потому что он любил его не меньше Намджуна. Он вполне может вынести двоих. Это была стая достойного размера, правда?***
У них было очень плохо с соблюдением личных границ — а это значит, что их не существовало. Все знали, когда, как и с кем Чонгук потерял девственность, какая часть задницы Чимина была наиболее предрасположена к случайным прыщикам, и всем было известно друг о друге определенно больше, чем они были готовы признать. (Дрочить в спальне было запрещено — золотое правило, но продолжительность принятия душа постоянно влекла кучу насмешек). Юнги по привычке надевал любые чистые трусы, какие попадались под руку, и ему плевать было, чьи они. Все это терпеть не могли — но даже годы спустя, имея на банковском счету огромные суммы, а за спиной — сотни песен и шоу, Юнги невозмутимо продолжал это делать. Чимину тоже было сложно соблюдать личное пространство. Он стал буквально одержим предстоящей течкой Сокджина, видимо, частично от зависти. Поначалу он запаниковал, что подавители ему тоже навредят, и заметно расстроился, узнав, что для него негативный эффект минимален. Сокджин принимал подавители намного дольше и в более высокой дозировке. Чимин, не переставая, говорил «секс-отпуск» вместо «течка», непонятно где подцепив этот английский термин. Его знания в языке были заметно ограничены, но словосочетание плотно засело в голове и не давало ему покоя. — Давай начистоту, — сказал он: — никто из нас не трахается столько, сколько следовало бы. Дело было не в недостатке партнеров, не в необходимости хранить тайну, а в том, что в глазах фанатов должна была сохраняться иллюзия доступности. Ну и, конечно, в вечной паранойе «а что если в моем номере есть скрытые камеры». Намджун вдоволь нагляделся на пострадавших из-за этого айдолов других групп, которые вылетали из компаний, оказывались брошены и опозорены. С ними такого не должно было произойти. От случая к случаю они, конечно же, трахались: с членами стаффа; людьми, которых знали с дебюта; айдолами, встреченными на награждениях — всё-таки все остро нуждались в разрядке. К зависти остальных парней, Хосок переспал с главной вокалисткой женской группы, полностью состоящей из омег — не стоит уточнять, какой; Тэхён втихую встречался с одним из визажистов компании — красивым дружелюбным альфой, наполовину тайваньцем — и это было самое длительное, что они могли себе позволить. Эти маленькие интрижки никогда не приводили ни к чему хорошему: все, что они могли дать взамен — это «я скучаю» через девять часовых поясов или написать номер комнаты одному из команды стаффа во время тура, а наутро притвориться, что ничего не случилось. Никаких публичных свиданий, публичных проявлений привязанности, публичного раскрытия отношений, ничего подобного. Как будто ничего не происходило. Тэхён не плакался Намджуну, когда визажист бросил его через смс прямо посреди тура, да и Чимин ему не жаловался. Мешала ли карьера жить его стае лучшей жизнью? И что Намджуну было делать с осознанием, что однажды все они влюбятся надолго и покинут стаю? Он ни в чем не был уверен. Ночуя с Тэхёном в одной комнате через пару дней после разрыва, они вдруг заговорили о любви и отношениях, о том, насколько это было для них невозможно — а на фоне ноутбук Намджуна светился романтической комедией. — Так будет не всегда, — попытался он утешить Тэ: — Однажды ты обязательно сможешь гулять с кем-то за руку и целовать его на людях. Просто не сейчас. Еще рано. На экране разворачивалась история любви альфы и омеги. Милый омега, залившийся краской, играл смущение, пока сногсшибательная альфа кормила его вишнями — типичный ухаживающий жест. Тэхен вздохнул. — Ты когда-нибудь любил, хён? — Конечно. — Нет, по-настоящему. Есть влюбленность, от нее с ума сойти можно, но я о любви, когда ты… просто чувствуешь его всем сердцем, до самой глубины души. Намджун задумался. Он был всего лишь человеком — и он грешил как все. Омеги с милыми глазами и белыми длинными шеями — чаще всего в номере отеля во время тура, где он всегда чувствовал себя немного отчужденным от своего истинного я. Однажды он даже встречался с милой омегой, они познакомились через общего друга-продюсера через пару лет после дебюта: она была симпатичной и умной, любила хип-хоп, изучала изящные искусства и с пониманием относилась к бешеному расписанию Намджуна и его обязанностям как вожака стаи, не вникая в подробности его личных дел. Беспорядочный секс и флирт в какао-ток продолжались пять недель, но Намджун требовал слишком много: никто не должен был знать. Ни друзья, ни родители, ни… Поэтому он покончил с этим первым. Было нечестно столько требовать и не отдавать взамен почти ничего. Была ли это любовь? Разбило ли ему сердце их расставание? Он думал над этим. В тот день Сокджин, сделав ему чай, выслушал его нытье о том, как Намджун хочет найти себе омегу — не сейчас, но однажды, и заявил ему прямым текстом, что Намджуну, черт возьми, двадцать один год, у него полно времени, и все должно образоваться в будущем. Однако с годами облегчение от одной проведенной с кем-то ночи почти перестало приносить удовлетворение. Это того не стоило. С новостями о течке Сокджина Намджун стал опасаться скандала — если люди узнают, слухам не будет конца. Болтовня о грядущем событии, конечно же, стала одной из главных тем разговоров в стае. Они вдруг снова решили обсудить это по пути на американское шоу, всемером — в костюмах винном, терракотовом, темно-сером, сиреневом, ультрамариновом и изумрудно-зеленом — впихнувшись в салон лимузина. У Чонгука ни разу не было настоящего гона, последняя течка Чимина прошла еще в предебюте; у бет ее тем более не было, поэтому даже Юнги, при всем напускном безразличии, был заинтригован. Смутившись от такого количества внимания — это было заметно по ярко заалевшим кончикам ушей, Сокджин негромко протестовал: — Да с чего вы вообще взяли, что это будет весело! — Ну хён! — Чимин ухмылялся: — Тебе нужно будет несколько дней оставаться в постели! Что в этом грустного? Настоящий секс-отпуск! — Хватит использовать это слово, — вскинулся Намджун. Продолжая досаждать Сокджину, Чимин, конечно, его не послушал. Оба омеги развалились в конце лимузина на широком сиденье: остальные мемберы занимали боковые. — Когда у тебя последний раз была течка, — продолжал наседать Чимин, — как долго она длилась? Три дня? Четыре? — Ты думаешь, я помню? — резонно спросил Сокджин: — Мы тогда еще даже не дебютировали! Может, в этот раз тело решит отыграться на мне за все пропущенные годы, и вы меня не увидите до августа! Чимин надулся. — Ну ты же по мне соскучишься? — С чего бы? Я буду в секс-отпуске. — Так ведь не может быть? — Хосок забеспокоился, поглядывая на Намджуна, словно тот был экспертом: — Чтобы одним разом за все годы? Чимин и Сокджин, умолкнув, уставились на них. — Конечно же нет, — строго ответил Чимин: — Господи, ты же с нами живешь. Ты что, не учил в школе базовую омежью анатомию? Видимо, недостаточно прилежно. Врач посоветовал Сокджину иметь в запасе десятичасовой промежуток после того, как он перестанет принимать подавители, но даже с четкими инструкциями, как высчитать время ее наступления, их менеджеры затруднялись найти в расписании достаточный по длительности перерыв. Стая, технически, могла бы выполнять расписание без Сокджина — но у людей мгновенно возникли бы закономерные вопросы — а течка была слишком личным делом, и Намджун совершенно не горел желанием рассказывать всему миру, что Ким Сокджин скоро впадет в состояние неутолимой жажды. В конце концов после множества предложений и отказов им удалось утвердить новый график, в котором появилось пять дней отпуска, многократно облегчавшие всем жизнь. Чонгук и Хосок тут же решили поехать домой, чтобы повидаться с родными, пока Чимин и Тэхён незамедлительно начали планировать встречи со своими многочисленными сеульскими друзьями. Юнги нашел время для долгожданного коллаба с немецким диджеем; Намджун крепко задумался, за какой из множества своих проектов ему следует взяться. — Ты не поедешь к родителям? — спросил Юнги — и Намджун вдруг понял, что даже не подумал об этом. Все время он неосознанно чувствовал, что должен оставаться в общежитии, в пяти минутах ходьбы от сокджиновых апартаментов. Омеги во время течек были чувствительны ко всему, а Намджун, всё-таки, семь лет назад стал вожаком стаи: он должен был быть настороже, просто на всякий случай. Помимо этого, его выводила из себя необходимость расставаться с членами стаи, рассыпающимися по стране, даже на время — ему спокойнее было оставаться в общежитии в ожидании них. Несмотря на круговерть планов, никто ни на секунду не забывал, чем они обязаны внезапному перерыву. — Хочу секс-отпуск, — на весь лимузин заявил Чимин, вырвав Намджуна из размышлений о заготовленных для интервью ответах: — И чтобы с кем-нибудь высоким, горячим и сильным… Чтобы закинул на плечо и… Тэхён ухмыльнулся, Юнги состроил рожу отвращения, Чонгук чуть покраснел, а Намджун почувствовал раздражение: — Джин-хён не этим будет заниматься. Чимин снова его проигнорировал, поглаживая колено сидящего рядом старшего. — Давай вместе выбирать. Я тебе найду самого потрясного альфу, вот увидишь! — Я еще не решил, что буду с этим делать, — отрезал Сокджин, и, несмотря на то, что Намджун не понимал, что происходит, он не был тупым. — Ты разделишь с кем-то течку? — ошеломленно спросил он. Уши Сокджина покраснели: — С… Он прокашлялся. — С кем? — Еще не знаю, — Сокджин не отрывал взгляд от ботинок. — Я в деле! — Чимин поиграл бровями и улыбнулся: — Время искать самого шикарного! Это была шутка, Намджун знал, и только это помогло сдержать рык на своего младшего омегу. Он до последнего надеялся, что Сокджин, возможно, решит справиться самостоятельно. Откинувшись на сиденье с мечтательным вздохом, Чимин закинул ногу на ногу: — Эх, секс-отпуск! В конце концов, Чимин был прав. Лимузин замедлился, приближаясь к красной дорожке. Настало время собраться. Намджун выходил первым: вспышки камер, крики, пронзившие воздух — все обрушилось на него как неожиданный удар волны, и он застыл, как идиот, с комком в горле и бешено бьющимся сердцем. В своем роскошном костюме он почувствовал себя ничтожным. Неужели за все эти годы он так ничему и не научился?***
Спустя месяц после принятия Чонгука в стаю, Намджун и Хосок пошли на рэп-баттл, проходивший в забитом до отказа андеграудном клубе. Толпа пульсировала, распространяя наэлектризованную энергию, и зал шумел. — Они были охуенны! — выпалил Хосок, стоило им выбраться, потным насквозь от духоты, тесноты и волнения. Намджун, будучи запредельно впечатленным, держал лицо. — Да, было пиздато, — спокойно заключил он. — У них чувствовалось это!.. Ну ты понял, то самое, особенное! — У них был свэг, — задумавшись, ответил Намджун. После пропитанного адреналином анализа только что увиденных рэперов, их разговор вдруг свернул в сторону, где они начали обсуждать то, чем Намджун раньше делился только с Юнги: когда они дебютируют? Окончателен ли их нынешний состав? Достаточно ли они хороши? Хосок разделял их сомнения; они вместе ждали автобус на остановке, коченея от ледяного ветра. Намджун быстро написал, что возвращается, в чат стаи, названный ими «Дела стаи». Юнги редко присылал что-то кроме пальца вверх, и Намджун использовал чат, чтобы осведомляться о местонахождении ребят — продолжительное время не получая новостей от Юнги и Чонгука, он становился беспокойным. в общаге — самым частым был ответ Чонгука, часто сопровождавшийся улыбчивыми эмодзи. даже сейчас, спросив: вы ребят где? он получил: в общаге :) — от Чонгука, а Юнги отправил палец вверх, означавший «плюсую». хорошо, написал Намджун. я скоро вернусь. И, несмотря на то, что стая была дома, а сам он стоял на остановке вместе с Хосоком, Намджун добавил: будьте осторожны. Затем он убрал телефон, внезапно осознав, что Хосок видел переписку. — Так глупо, — пробормотал Намджун, шаркнув ногой: — Я типа… просто волнуюсь. Инстинкт, наверно. — Ты очень хорошо к ним относишься, — сказал Хосок. — Они черпают у тебя столько силы. Даже уверенности. Тебе так легко и естественно дается это, да? Вести их за собой. Далеко не все альфы были хороши в лидерстве, и Намджун сомневался в себе. Слышать от Хосока, что он выполнял свое дело вполне сносно, тем не менее, помогло ему немного расслабиться. Это ощущалось естественно: у него словно был старший и младший брат — один за ним повторял, второй строил из себя безразличного, но всем подряд хвастался членами своей стаи за их спиной. Прежде чем Намджун успел сказать что-то вроде «да ладно, не такой уж я хороший альфа, мне просто повезло с ребятами», как Хосок внезапно сделал шаг вперед и врезался в него — Намджун застыл от неожиданности, но не отшатнулся — Хосок помедлил, а потом схватил его за полы куртки, притянул младшего к себе и уверенно уткнулся носом в его грудь. Хосок пах сомнениями и страхом быть отвергнутым — и это было абсолютно абсурдно. Он был одним из самых талантливых людей, которых Намджун когда-либо встречал, очень добрым к окружающим — порой даже слишком, и Намджун знал, что всегда будет стоять за него горой и убьет или покалечит любого, кто попытается причинить ему вред. Поэтому он обернул руку вокруг хосоковых плеч и прижался к его шее, влажной и грязной от пота после клуба, оттого сделавшего обмен запахом более особенным. К моменту, когда вдали показался автобус, Намджун уже ощущал на своей коже Хосока, мог отличить его запах от Юнги и Чонгука, которые всегда были с ним. Обменявшись взволнованными улыбками, они рухнули на сиденья, оба немного пораженные случившимся. — Юнги будет рад, — первым нарушил молчание Намджун. Хосок расцвел смущенной, но ослепительной улыбкой: — Правда? — О да. Он уже несколько недель достает меня вопросами, когда я спрошу тебя об этом. Ты крутой, Хосок-а, — ответил он, и тот склонил голову. Они сидели рядом, прижавшись плечом к плечу в поиске того же контакта, который был у них несколько минут назад. — Что ж, компания меня убьет, но вы важнее, ребята. Так что — если тебе что-то понадобится, я… Все еще румяный от стеснения Хосок поднял голову: — Пожалуйста, перестань раскидывать по общежитию свою одежду. — Это было для тебя, — не имея ничего в свою защиту, выдавил Намджун. Хосок выглядел потрясенным. — Вот как? — пауза. — Ох… — Ага, — неловко почесав затылок, подтвердил Намджун. — Круто. В смысле, все равно приберись. Но это круто. После чего они рассмеялись. Улицы за окном блестели в свете ночных фонарей, им, еще черноволосым, было по семнадцать лет, на щеках угадывалась детская пухлость, а ботинки с металлическими набойками казались самой крутой вещью на свете. Они еще ни разу не читали перед более чем двумя сотнями зрителей, но, наверно, будет круто, если однажды их число сможет достигнуть пятисот? Когда-нибудь? Совершенно случайно? Голова Хосока неуверенно легла на его плечо, но Намджун сдержался, чтобы не прижаться к ней щекой. Четверо, включая его самого, подумал он. Отличный размер для стаи.***
Первым, что Сокджин сказал ему, было: — Ох, слушай, тебя кто-то ударил? В тоне слышалась жалость, потому что в его глазах Намджун явно получил по роже от более статусного и сильного альфы — синяк на скуле все еще не сходил. Но правда была в том, что пару дней назад он просто врезался в дверь. Намджун был в студии, пытался записать по черновикам первую версию песни, но дело шло нехотя, он отвлекся, в горле пересохло, нервы были на пределе. По дороге за водой на кухню он слишком близко познакомился с распахнутой дверью, с размаха влетев в нее и согнувшись от сильной боли. Увидев его, Юнги раздраженно попытался выудить правду. — Ты подрался с альфой? Колись, давай. Он оскорбил твою мать? Эминема? Издевался над Чонгуком? Для низковатого беты Юнги располагал парой весьма внушительных кулаков — и был более чем готов всегда пустить их в ход, если дело того стоило. Особенно, если вопрос касался благополучия их макнэ. — Хён, я правда просто ударился о дверь, — вздохнул Намджун. — Я почувствовал, что тут появился новый омега. — Ой, завали, а то я сейчас блевану, — Юнги сунул ему в руки пакет со льдом. Он не мог отвлечься, потому что этаж словно целиком наполнился этим ароматом, сладким и сочным, одновременно заманчивым и обезоруживающим, медово-мускусным, заставляя принюхиваться в попытке расшифровать. Взрослый омега, без пары, с достаточно зрелым ароматом. Сколько ему лет? Где был этот омега сейчас, и почему он вообще оказался в компании? Намджуна редко можно было отвлечь человеческими запахами, без разницы, имел источник запаха партнера или нет, но не до такой же степени. Чей это аромат? Почему у него до сих пор не было истинного, когда он пах такой обещанной теплотой, так вкусно и правильно? После чего он влетел в дверь, и, через несколько дней — в Сокджина. Он снова получил по лицу, но в этот раз, к счастью, только образно. Медовый мускус немного изменился, теперь на нем был сильный налет неизвестного запаха альфы. Намджун почувствовал себя сбитым с толку, потерявшим след, из-за чего встретил новенького с растерянностью во взгляде. Кто-то представил их друг другу, и Намджун пожал Сокджину руку. Тот был на пару лет старше, учился в университете и до безумия хорошо выглядел. Он казался занятым кем-то; много шутил и сверкал белозубой улыбкой. Намджун с трудом удерживался от взглядов на его бледную изящную шею без следов метки. Запах другого альфы ощущался пикантным, перечным — и намекал о юношеском романе. Хосок и Чонгук уже были очарованы сокджиновыми дружелюбными улыбками. Юнги все еще вел себя настороженно. У Сокджина не было опыта ни в вокале, ни в танцах, но компания решила, что привлекательный омега может отлично им послужить: на возжелание альфам, на зависть омегам, на восхищение бетам. Еще ни один омега, из встреченных Намджуном, не был настолько безукоризненно притягателен. Одним словом: Ким Сокджин. — Да, конечно, — грубо ответил Намджун. — Несомненно, нам очень пригодится твоя помощь. Большинство айдол-групп были сегрегированными с целью избежать конфликтов и слухов: обычно сочетались альфа и несколько бет или несколько бет и омег. Новой группе Намджуна предстояло стать иной, представить мощное высказывание их поколения против архаичных представлений, что альфы и омеги не могут сосуществовать без становления партнерами, что альфы не могут быть друг другу близкими друзьями без возмущений и соперничества, что омеги всегда будут друг другу завидовать… Но Намджун опасался, что уже проебывается по всем фронтам. Как вообще звали альфу из университета Сокджина, с которым тот встречался? Намджун порой забывал о нем. Время шло, они становились ближе, засыпали друг на друге в комнате для практики, лицезрели друг друга полуобнаженными в раздевалках и отелях, Сокджин мог уткнуться головой в изгиб намджуновой шеи во время просмотра фильма — и это всегда было лишь стайным инстинктом, ничем большим. Идеальный омега — согласно многочисленным корейским и международным рейтингам и статьям — был в стае Намджуна, и был, в каком-то смысле, его. Как вожака стаи, конечно. Не как просто альфы. Стоило бы усвоить это с самого первого дня, прежде чем в голову начали лезть всякие дурные мысли. — Нет, ну вы представляете, что новенький заявился помеченным запахом какого-то альфы? — он спрашивал это у своей стаи несколько раз, однако остальные понятия не имели о чем он — видимо, не заметили. Возможно, чтобы чувствовать такое, необходимо быть альфой, думал Намджун. Другие просто не обращали внимания на то, как Сокджин пах. Но прочие альфы в компании и в студии тоже не подавали никаких признаков заинтересованности в этом. Запах соперника должен быть намного, намного мягче — нашептывали Намджуну инстинкты. Скорее всего, окружающие едва замечали его, но Намджуна он сводил с ума своей навязчивостью и силой. По правде говоря, это был первый тревожный звонок для Намджуна, один из огромного множества, которые последовали после.***
Потребовались годы, чтобы мир перестал кричать и возмущаться по поводу их стаи. Совсем молодые парни, некоторые еще подростки, дебютирующие в качестве айдолов, будучи стаей? Компания точно заставила их связать друг друга узами в попытке сделать это жестоким маркетинговым ходом! Неважно, как давно они дебютировали. Спустя год, два, пять лет — их продолжали спрашивать, каково им быть стаей. Кто-то думал, что стая — фейк, кто-то — что их принудили, и если Чимин вдруг чихал на публике, на Намджуна незамедлительно сыпались шишки за то, что он недостаточно хорошо следит за мемберами. В то же время на ютубе обретались сотни — тысячи? — видео с заголовками вроде «16 минут того как все коллективно сходят с ума от омега-лайн» — компиляция моментов, где Чимину и Сокджину все сходит с рук, потому что почему бы и нет; «привычки Хоби метить мемберов стаи УВУ КОНТЕНТ», раскрывающий годы бэкстейдж и онстейдж материала, где Хосок обнимает мемберов, трется носом, зарывается в шеи, пока все принимают его проявления привязанности со смущенными и благодарными улыбками; «самые яростные моменты беты лил мяу мяу» — где Юнги абсолютно насрать на все вокруг происходящее, даже на Намджуна, где Юнги смотрит на альф в два-три раза больше него самого с нескрываемым отвращением на лице — и заставляет кого-то из них даже поежиться от этого; «Намджун охраняет свою территорию (внимание: пугающе И горячо)», где Намджун смеряет взглядом неожиданно приближающихся к стае людей, где он садится или встает между стаей и журналистами — скрыто, тактично указывая мельчайшими жестами, что здесь альфа — он, с руками, оборачивающимися вокруг талий и плеч мемберов, пальцами, невесомо касающимися волос, пока все позволяют ему это, не моргнув и глазом в ясном определении принадлежности, пока намджуновы глаза ясно сигнализируют окружающим «этот — мой». Все их поведение между собой тщательно разбиралось, анализировалось, критиковалось, подлежало обожанию. В то время как многие фанаты указывали на промахи Намджуна, большинство любило сам факт того, какой сплоченной и дружной стаей они были, несмотря на столь юный возраст, когда никто из них не имел традиционных партнеров, вокруг которых могла бы быть построена стая. Даже сейчас, находясь в Лос-Анджелесе и после награждения накануне восстанавливаясь с помощью радио-интервью, Намджун предполагал, что, несмотря на все их достижения, вопросы снова коснутся динамики их отношений. Радиоведущая — женщина-альфа — обведя взглядом всю стаю, спросила: — Давайте теперь поговорим о том, что вы не просто айдол-группа, но еще и стая. Попытавшись сконцентрироваться, Намджун сдержал вздох — он был истощен, как и все остальные. В Америке они были уже почти шестьдесят часов: приземление, сразу поездка на студию для съемки ток-шоу, репетиция, съемка, фотосет для соцсетей ведущего шоу, интервью в отеле, немного сна, подъем, мейк-ап, стилисты, очередная съемка, потом еще одна в даун-тауне города, еще одно интервью, практика для вечернего выступления, примерка, возвращение в отель, грим, подготовка речи, сконцентрироваться на вечере, сесть в лимузин, обсудить секс-отпуск, потерять концентрацию, красная дорожка, награждение, отель, общий стрим на VLive, четырехчасовой сон, интервью, поездка на радио, а потом самолет в Сеул, до которого оставалось несколько часов. Все они были на последнем издыхании, и их вид почти умолял: ради бога, дайте нам выспаться. Но нет, их снова собирались закидывать прежними скучными вопросами: вы же стая! Расскажите побольше! Это не нарушает личных границ, люди просто должны знать побольше! Радио-интервью снималось на видео, поэтому все происходящее в студии записывалось, чтобы быть выложенным позже. Прекрасно осведомленный об этом Намджун старался придать себе жизнерадостный вид несмотря на то, что однотипные вопросы уже достали его донельзя. — Ага, мы уже долгие годы являемся стаей, — ответил он. Ребята сидели вокруг широкого стола, вооруженные микрофонами и наушниками. Немного волнуясь, Намджун, как всегда, переводил остальным, но к счастью Сокджин сидел рядом — и под столом их колени соприкасались. Намджун сфокусировался на этом. Напротив них Хосок лучился внутренним светом, который пересекал все языковые барьеры. Тэхен и Чимин были тише, чем обычно, стараясь уловить, о чем идет разговор. — Такое распространено в Южной Корее? Ваша музыкальная индустрия строится на этом? В Штатах очень редко можно встретить молодых людей такого возраста, состоящих в стае — неважно, работают они вместе или нет. Повернувшись к стае, он перевел вопрос — такое они слышали часто. Чонгук, осмелев, наклонился к микрофону перед собой и заговорил на английском: — В Корее немного, э-э, айдолов в стаях? Да, но мы — мы стая, и. Мы вместе хорошая стая. И затем он подарил ведущей сверкающую улыбку. — Что же, вполне могу поверить, глядя на вас, — рассмеялась она. — Ребята, как часто вы ругаетесь, ссоритесь? Намджун перевел, и вдруг решил высказаться Хосок. — Да, мы ругаемся, — со смешком сказал он: — Но чуть-чуть? И мы находим, э… Хосок забыл слово. — Компромисс? — подсказал Намджун, встречаясь с ним взглядом и повторяя слово на корейском. — Да, компромисс, — Хосок кивнул. — А, видите ли, наш альфа помогает — если мы ругаемся, он всегда помогает. Очень хороший лидер стаи, понимаете? Намджун склонил голову, пряча смущенную улыбку. Ведущая засмеялась. — Так значит у вас нет проблем с тем, чтобы держать стаю в подчинении? — обычный вопрос от одного альфы другому, но в этом случае явно не в контексте вызова — ее шею украшал след партнерского укуса, возможно, сделанного несколько лет назад. — Это они держат меня в подчинении, — быстро отшутился Намджун. — Это замечательно! Как вы думаете, бытность стаей помогает конкурировать с другими исполнителями в музыкальной среде? — В некоторой степени, — признал Намджун, не став переводить ребятам, так как вопрос показался ему слишком сложным. — Мы всегда вместе, что мне, конечно, не может не нравиться. Мы поддерживаем друг друга, и мы всегда дома, где бы ни оказались, потому что, как бы… потому что у нас всегда есть наша стая. Порой, когда у нас появляется индивидуальное расписание или другие… ситуации, это становится тяжело. — Разлука? Синдром отмены? — Да, это довольно тяжко, — признал он. Ведущая смотрела на него, не отрываясь, в ожидании продолжения, и он пожал плечами: — Такова жизнь стаи — семьи, если угодно. — Семья! — с другого конца стола воскликнул эхом Тэхён, с пониманием закивав. Намджун поборол желание с нежностью улыбнуться. — Замечательно, замечательно! — ведущая понимающе улыбнулась, и Намджун каким-то образом ощутил ее эмпатию. — Есть ли в планах принятие в стаю большего количества членов? Возможно, девушек, парней? Истинных партнеров? Американцы — каждый чертов раз! В такие моменты Намджун становился непревзойденным мастером увиливания от ответа: конечно, желание сфокусироваться на своей карьере было для них приоритетным, но давление при нежелании подвести мягкосердечных фанатов тоже присутствовало непрерывно. Если хоть один из них признает, что встречается, многие за них порадуются, многие зальются слезами горя, и Намджуна эта мысль очень расстраивала. И опять же: секс-отпуск. Сокджин сидел рядом, очевидно смущенный вопросом. Что Намджун должен был сказать? Возможно «нет, никто не встречается, но Сокджин сейчас ищет партнера, чтобы провести течку. Знаете сносного альфу? Позвоните нам?» Намджун решил ответить отрицательно. — Мы сконцентрированы на нашей работе, так что… — Какая жалость, — глаза ведущей не сходили с Сокджина, даже несмотря на то, что на шее у нее был след — неудивительно, Сокджин всегда притягивал взгляды альф. — Мы так не думаем, — возразил Намджун. Журналисты. Порой их нужно ставить на место. К счастью, она двинулась дальше. — Кто был инициирован в стаю первым, а кто — последним? Юнги, который всегда все понимал, но никогда не предлагал свою помощь, поднял руку: — Я — первый. Да. По контексту догадавшийся о заданном вопросе Сокджин прильнул к микрофону и ответил: — Я последним. — Недостающий пазл! — воскликнул счастливый Чонгук, улыбаясь во весь рот — эту фразу он взял из какой-то песни, как понял Намджун. Сокджин непонимающе моргнул, глядя на Чонгука. — Да, он был нашим недостающим пазлом, — негромко сказал Намджун, потянувшись, чтобы коснуться изгиба шеи Сокджина и чуть его приобнять — это была роскошь, недоступная другим альфам. Кожа при прикосновении показалась разгоряченной. Сокджин вопросительно посмотрел на него. — Тогда я стал цельным, — Намджун помедлил, убрал руку и добавил: — Мы, стая. Мы стали цельными. — Замечательно! Десять минут спустя, по пути к машине, которая должна была отвезти их в аэропорт, Хосок и Тэхён передразнивали экзальтированные «замечательно!» ведущей. В Америке всегда все было «замечательно». Прямо перед посадкой член стаффа, улыбаясь, показал Намджуну тренды мирового Твиттера: #НашНедостающийПазлДжин находился на третьем месте.