A Wealth of Intimacies

πάθει μάθος. В страдании есть познание. — Эсхил (VI-V век до нашей эры)

***

Когда к их айдольскому коллективу присоединился Сокджин, он занял ту же позицию, что и остальные трейни — не трогал Юнги, Чонгука и Хосока, уже числившихся в стае Намджуна, и считал, что это их личное дело, а не правила компании. Пиди-ним отвел Намджуна в сторонку и велел прекратить прием в стаю новых трейни, потому что со стороны это выглядело так, будто компания ставила фаворитизм выше таланта. Намджун понимал, что трейни могут уйти в любой момент, а члены стаи — нет, так что же ему оставалось делать? Все казалось логичным: его стая была уже полна. Многие трейни воспринимали это болезненно, словно они не были желанны в компании, чему та, конечно же, была совершенно не рада. Некоторые трейни-альфы не могли выносить ежедневное зрелище конкурирующей с ними стаи, не имея при этом своей, а Намджун с трудом выдерживал альф в общежитии, на своей закрепленной территории, в той же спальне, что и члены его стаи, беззащитные во сне. Кроме того, Намджун был слишком скор на расправу. Когда какой-то трейни-альфа бросил в сторону Чонгука «он просто безмозглый ребенок», Намджун мгновенно потерял контроль над собой и дернулся в сторону обидчика — на мою стаю? скажи это мне в лицо! — после чего Юнги пришлось его оттаскивать. — Думаешь, люди не будут говорить вещей еще хуже? — спросил он потом. — Но моя работа — это… — Нет. Ты защищаешь нас, если потребуется. Это не значит, что нужно кидаться на каждого разевающего пасть урода, Джун-а, — Юнги посмотрел на него с долей симпатии, и Намджун вздохнул, расслабляясь. Юнги кивнул — окончание разговора словно произошло безмолвно, и было понято обоими. Намджун все еще опасался, что стаю целиком отправят домой из-за слишком явной порой агрессии к другим альфам. Это было бы что-то с чем-то: триумфальное возвращение на родительский порог с тремя членами стаи, которых он не в состоянии прокормить. Господи, родители его просто убили бы. Иногда он с трудом засыпал, в любой миг ожидая нападения — едва переехав, на это обратил внимание Сокджин. — Мы же не в каменном веке, — беспечно бросил он однажды утром, когда Намджун выкатился из кровати немного опухший и страшно уставший, еле-еле сомкнув ночью глаз. — Никто больше не перегрызает друг другу глотки. Расслабься. Он жил с Сокджином всего несколько недель, но уже начинал понимать, что тот ему симпатичен как человек. Сокджин был веселым, в некоторой степени неловким, и на удивление равнодушным к своей внешности. Конечно, Сокджин по долгу службы скрабил и увлажнял кожу как и остальные, но никогда не кичился своей красотой. Многие омеги поступали иначе. Незнакомцы придерживали для Сокджина двери, альфы вытягивали шеи ему вслед, университетские приятели предлагали помочь с тяжелой сумкой, уличные торговцы частенько дарили Сокджину бесплатную еду — не раз покрасневший пожилой бета догонял его на улице и, запыхавшись, предлагал ему бунгоппанг со словами «да будут твои потомки здоровы и счастливы!». Сокджин кланялся с вежливостью, а потом радостно вгрызался в угощение, пока окружающие пораженно наблюдали за сценой. — М-м, уже третий за неделю! — бормотал он с набитым ртом. Сокджин родился в очень обеспеченной семье, и единственной жизненной невзгодой, которая за все время легла на его плечи, был старший брат-альфа, превзошедший его по учебе. Ныне Сокджин сочетал университет со стажировкой, а еще у него был парень по имени Шивон, о котором компания не имела ни малейшего понятия — и Сокджин быстренько позаботился о том, чтобы другие трейни ненароком об этом не проболтались. Они никогда не встречались с Шивоном лично — он ни разу не заглядывал в общежитие, не забирал Сокджина и не провожал его до порога. Намджун, тем не менее, видел фотку или даже две: на них был высокий загорелый альфа в расцвете сил, примерно двадцати с лишним лет от роду, с идеальной кожей и широкой мощной челюстью. В старшей школе он играл в баскетбол — это считывалось по его фигуре. Цепляющий взгляд, цветущий юный альфа — что еще Намджуну следовало ожидать? Но это означало, что Сокджин после практик сбегал на «репетиторство», чтобы вернуться в общежитие поздно ночью или рано утром и первым занять душ. Намджун всегда ловил на нем следы запаха Шивона. Однажды тот даже вернулся с засосом, оказавшимся угрожающе близко к запаховой железе на шее, после чего ему целую неделю пришлось носить свитер с высоким воротом, весело отшучиваясь на вопросы. Когда ты был Ким Сокджином, жизнь казалась беззаботной и легкой. Его затянули на прослушивание прямо с улицы, ему не приходилось вымаливать шанс, как в свое время Намджуну. Именно поэтому первое время он держался прохладно: не чувствовал, что у них есть достаточно точек соприкосновения. У Сокджина водились деньги, он был старше, учился в университете, отлично выглядел и встречался с альфой — в то время как Намджун был одиноким нищим трейни, музыкальным задротом, плюсом ко всему еще и со стремным лицом. Что вообще у них могло быть общего? Но все же, кое-что объединяющее обнаружил их хореограф: они оба не очень хорошо танцевали. Вместе с Сокджином он начал все чаще оставаться в танцевальной студии допоздна, отчаянно пытаясь улучшить навык. По мере того, как они танцевали, проклиная все на свете и запинаясь о собственные ноги, Намджун с некоторым разочарованием начинал проникаться тем, насколько Сокджин хороший парень. Все офисные нуны его обожали, сюсюкались с ним, заваливали комплиментами обходительность и вежливость; все работники и трейни компании от новеньких до самого Пиди-нима совершенно точно питали к Сокджину некоторую слабость. Сокджин, в свою очередь, выбирался из своей раковины смущения, и по мере того, как шли недели, становился все более смешливым и дурашливым, порой вызывая смех даже у Намджуна. Может, из-за его проблем с доверием к другим трейни, может, еще по какой-то причине, их будущий состав вскоре снова претерпел изменения. — Представь, Чонгук может смотреть щенячьими глазками не только на тебя, — поддразнил его Юнги через пару недель после того, как к ним въехал Тэхён. Тэхён был бетой — оформился всего несколько месяцев тому назад. Намджун, как и Юнги, убедительно его не понимали, но остальные члены стаи буквально помешались на нем, особенно Чонгук, осчастливленный появлением в общежитии парня почти того же возраста. За считанные дни они стали не разлей вода. Честно говоря, если Чонгук сходу отнесся к Тэхёну с таким обожанием, на то, видимо, была веская причина. Намджун никак не мог себе в этом признаться, но он совершенно точно ревновал. Чонгук вдруг поверх запаха стаи часто стал приносить на себе слабый акцент чего-то травянисто-земляного, мешающегося с неустойчивым, как вода, запахом Чонгука, сладостью Хосока, горьковато-резким запахом Юнги и запахом самого Намджуна — он понятия не имел, как пахнет для других людей, но знал, что сила его запаха доминирует над другими. Не зря же он был альфой. Неожиданным облегчением стало то, что этот факт раздражал и Сокджина. Несмотря на то, что альфой стаи был Намджун, а Сокджин не являлся даже ее членом, он часто брал с собой Чонгука, чтобы купить тому новые носки и варежки, отвозил его в школу по утрам, водил с собой в университет и даже, в один прекрасный день, был обнаружен Намджуном в общежитии в процессе превращения волос Чонгука в прическу Ичиго Куросаки — оба заливисто смеялись, а Хосок снимал их на камеру. Заглянув тогда в комнату, Намджун лениво подумал, что однажды Сокджин станет хорошим отцом — он был именно из тех омег, которые с нежностью заботились о близких, особо не задумываясь при этом над своими действиями — он был вежливым, добрым, полным дурацких полустарческих закидонов, над которыми Чонгук всегда находил время шутливо поиздеваться. Сокджину не понравилось предательство Чонгука в пользу Тэхёна так же сильно, как и Намджуну, и общая ревность их немного сплотила — не то чтобы Тэхёна они не любили, но титул Самого Любимого Хёна в глазах Чонгука определенно стоил того, чтобы желать его заполучить. — Ты всегда так добр с Чонгуком, — заметил Намджун, когда они с Сокджином шли в танцевальную студию для практики. — Особенно, когда ему одиноко или грустно. — Значит, ты не против, что Чонгук столько времени проводит со мной? — спросил Сокджин, щурясь в вечернем солнце. Уже настало лето, и вечер был ясным, хотя и не таким теплым, как могло показаться. — Нет, конечно. — Нет? В смысле… я же не в твоей стае, поэтому подумал… — Ага, но… когда он с тобой, все в порядке. Он не имел в виду, что Сокджин крадет внимание Чонгука, а хотел лишь поблагодарить его (не зная как) за поддержку и заботу о мальчишке, которые Намджун в таком ключе оказывать не умел. Чонгук все еще вел себя с ним стеснительно, вне зависимости от того, была на нем худи Намджуна или нет. Намджун добавил: — Да, ты просто очень хорош в… ну… в заботе о нас всех. — Ты хочешь сказать, в готовке для вас всех, — шутливо отозвался Сокджин. — Место омеги на кухне, да?.. — Эй, я никогда такого не говорил! — возмутился Намджун, чувствуя, как уголки губ расползаются в дразнящей ухмылке. — Мне нравится готовить, не переживай, — сказал Сокджин, толкнув его плечом, и Намджун уставился на носки кроссовок в надежде спрятать зародившийся на щеках румянец. Они остановились на перекрестке в ожидании зеленого света, и Сокджин продолжал говорить, уже перейдя на обсуждение хореографии, которую они оба пытались выучить; челка рассыпалась по его лбу, губы сердито надулись от нетерпения — светофор слишком долго не менял цвет. Это так мило, подумал вдруг Намджун, запоминая, как Сокджин выглядел в тот миг. Сокджин почти все время был обезоруживающе очаровательным: как ему это удавалось? Как можно было быть таким хорошим человеком, не стараясь слишком сильно или недостаточно, как Намджун? Загорелся зеленый свет, и они начали переходить дорогу, на середине миновав двух альф по меньшей мере лет на десять старше. Намджун не обратил на них ни малейшего внимания, пока альфа не присвистнул и не воскликнул вслед: — Отлично выглядишь, красотуля! Не хочешь поменять своего на мой узел? Не поверивший ушам Намджун дернулся. Сокджин только расправил плечи и схватил его за руку, ускоряясь, когда спутник начал замедляться. — Но они… — запротестовал Намджун. Ступор превратился в кипящий гнев, волосы на загривке встали дыбом. Смех прошедших мимо альф эхом добрался до его ушей, и Намджун тихо зарычал, но хватка Сокджина на его предплечье была на удивление крепкой. — Я не хочу, чтобы меня облапали или насильно пометили, поэтому мы просто уходим нахер, — сквозь стиснутые зубы ответил Сокджин. Вторая альфа крикнула вдогонку: — Куда ты, малыш?! Мы сможем о тебе позаботиться! Позвони, когда начнется течка! В этот раз Намджун зарычал по-настоящему, сжал руки в кулаки и непроизвольно обернулся, но Сокджин остановил его резким: — Нет. Намджун перевел взгляд на него. Глаза Сокджина были немного расширены — но не от ярости. В них был страх. — Джуни, нет. Снова зажегся красный, машины начали сигналить, и Сокджину, наконец, удалось оттащить Намджуна к тротуару, пока с той же стороны улицы донесся еще один громкий зазывающий свист. Намджун все еще был готов кого-нибудь избить, но Сокджин продолжал тянуть его за собой и отпустил руку только через квартал. — В этот раз хотя бы не гнались, — пробормотал Сокджин, покачав головой. — Очередной чудесный день в Сеуле, не правда ли? Намджун ни разу еще не встречал таких упырей. Какого хуя?! Он не единожды ловил на Сокджине чужие взгляды — на улице, в студии, и прекрасно знал, как это бывает. Но чтобы так… так! Намджун не хотел рычать, но снова не сдержался. Сокджин закатил глаза. — Добро пожаловать в омежий мир, Ким Намджун. Рад, что ты смог к нам присоединиться. Он в растерянности разжал кулаки. Если бы Сокджин присоединился к его стае, у Намджуна было бы полное право выбить все дерьмо из этих уебков — его запах на Сокджине обеспечил бы какую-никакую защиту, он мог бы подойти к ним и рявкнуть: — Скажи мне это в лицо! Как можно говорить такие вещи омеге! Сокджину! Но, прежде чем Намджун снова успел открыть рот, Сокджин добавил: — Я попрошу у Шивона куртку. Буду накидывать по вечерам на улицу, — пауза. — И не прикидывайся, что ты не делал так же, как они. — Не так! — вскинулся Намджун. Не кричал же он о… о своем узле на всю улицу, не спрашивал хвалебно про течки. В школе, конечно, он видел симпатичных омег, внимание которых было ему желанно, но он никогда не вел себя как полное дерьмо. Может, он пару раз и говорил что-то вслед, но… — Уверен, ты делал это первоклассно, — с иронией сказал Сокджин, как будто прочитав его мысли, и Намджун осознал, что ему некуда отступать. — Слушай, я вполне в состоянии с этим справиться. Справляюсь уже с тринадцати лет. Намджун застыл. — Тринадцати? — Я рано оформился, — Сокджин пожал плечами. Намджун все еще был зол, но при этом не понимал, на кого именно. — Альфы — просто мусор, — сказал, наконец, он. Сокджин рассмеялся и толкнул его в плечо. — Ты для альфы ничего такой. Немного заносит на поворотах иногда, но… — Сокджин игриво поддразнил: — я вижу, что ты стараешься. Злость и шок все еще горели в груди, зубы были крепко сжаты, как и руки — в кулаки. Все, что он хотел — это обнять Сокджина, удержать рядом, убедиться, что он в порядке. Предложить ему свой запах: защищающий, охранный. Но он не имел на это права, поэтому они просто шли рядом; Сокджин — все еще напряженный, Намджун — посылающий убийственные взгляды всем встречающимся на пути: только попробуй. Даже не думай об этом. Но некоторые все равно заглядывались на него, словно ничего с собой поделать не могли.

***

Намджунова стая была полной до тех пор, пока он не наткнулся на Тэхёна, плачущего в комнате для практики. Этаж уже опустел — остальные трейни давно ушли, и Намджун торопился сбежать поскорее вслед за ними — он влетел сюда из студии в поиске своих наушников, а нашел Тэхёна, который сидел перед зеркалом весь в слезах. Стоило ему услышать шаги, как Тэхён подскочил и начал ожесточенно вытирать лицо рукавом. — Прив, — выдавил он, стремительно собирая рассыпанные рядом вещи — рюкзак, ручки, учебники. Намджун не умел себя вести с плачущими людьми. Сказать по правде, ему становилось невероятно некомфортно, если рядом кто-то рыдал. Он завис, чувствуя инстинктивное желание защитить, которое немного сбило с толку. Большую часть времени, которое Тэхён проводил неподалеку от Намджуна, он вел себя тихо; с другими он был громким и непоседливым — Намджун не особо понимал, как это работало. — Э-э… ты в порядке? — Ага. Да, — Тэхён явно не хотел говорить с ним. — Круто. Ну лан. Он спросил, Тэхён ответил. Все ок, правильно? Но Сокджин на это сказал бы, что Намджун даже не попытался. Что Сокджин сделал бы на его месте? — Ну, может ты хочешь типа… поговорить об этом? — добавил Намджун. Хосок справился бы лучше. Или Чонгук. Да даже Юнги. Кто угодно подошел бы в этой ситуации лучше. — Нет, все хорошо, — не поднимая взгляд на него, сказал Тэхён: — просто сегодня, ну… папин день рождения. Первый раз встречаю не с семьей, они дома сейчас празднуют по традиции. Вот. Только без меня. Потому что я тут. Тоска по дому — ну слава богу. С ней Намджун справляться умел и даже понимал это чувство. Опасение, что Тэхён недоволен группой и думает уйти, отступило на дальний план. Тоска по дому? Фигня. — Да, знаю. Это отстойно. Тэхён кивнул, подтверждая, что это действительно было отстойно, и добавил: — И еще… мои друзья из школы запостили общую фотку. Они сейчас в боулинге, но сегодня я с ними виделся во время обеда, и они ни слова не сказали. Я даже спросил, не хотят ли они вечером куда-нибудь сходить, поэтому… судя по всему, они просто не хотят со мной гулять, — из-за его пристыженного тона Намджун чуть не кинулся за Юнги, чтобы нанять того для заказного убийства. Как можно скорее. Он взлохматил волосы на затылке: — Слушай, боулинг — это ведь скукота. Я больше люблю игровые автоматы. Это веселее, разве нет? Больше экшена. Может, хочешь пострелять роботов? — Что, прямо сейчас? — изумился Тэхён. — Ага. Я знаю одно место, они допоздна работают. — О-о, — Тэхён быстро протер кулаками заплаканные глаза: — хорошо. Тэхён все еще выглядел неуверенно — и Намджун, зная, что он в этом плох, молчал почти всю дорогу до ближайшего торгового центра, где в одном из закутков стояло несколько дешевых покоцанных аркадных автоматов. Он опустошил свои карманы, пустив на игру всю мелочь, они застрелили несколько десятков роботов, и Намджун закинул приманку — держался от спутника на расстоянии, не прикасался, не смотрел в глаза. Тэхён попался на крючок как миленький: после третьего раунда защиты планеты от вторжения, он вдруг сумбурно заговорил о том, как ему одиноко, как он скучает по родителям, братьям и сестрам, бабушке и дедушке; о том, что группа — это, конечно, круто, но совсем не то же самое, правда ведь? В школе ему не особо удавалось заводить друзей — ровесники считали его чудаком, а он стеснялся и чувствовал себя не в своей тарелке, (Намджун вдруг нутром понял, что его травили), а еще смеялись над его мечтой стать айдолом, над его стажировкой в качестве трейни. — И к тому же, — пробормотал Тэхён: — у меня нет здесь своей стаи, как у вас. Внутри Намджуна что-то вдребезги разбилось. Он сдвинул ногу, принимая более устойчивое положение. В руках до сих пор был пластиковый автомат для отстрела роботов, появляющихся на экране. — Компания велела мне больше не принимать в стаю новых трейни. Это выглядит так себе, поэтому… — Оу, — Тэхён в упор глядел на сбитые носки своих ботинок. — Ага, да. Я все понимаю. Конечно, я это не к тому говорю… Вот. Не подумай. На последнем слове его голос предательски дрогнул, выдавая подступивший к горлу ком слез. Намджун многое мог вынести: Сокджина, закатывающего глаза в момент, когда Намджун осознал, что свистеть людям вслед — проблематично; Чонгука, меняющего любимых хёнов по пять раз на дню; Юнги, едва выражающего нужду в своем альфе, потому что он крепко сошелся с Хосоком, и Намджун вдруг понял, что сможет вытерпеть и ад, который ему устроит компания, если тот не послушается их. Он все сможет вынести. Только не вид Тэхёна, плачущего от безысходности и тоски среди дерьмовых игровых автоматов в сраном торговом центре. — Только знаешь что? — сказал Намджун. — Правила созданы, чтобы их нарушать. Круглые блестящие глаза Тэхёна стали еще шире, когда в них засияла надежда. Чтобы коснуться носом его шеи, Намджуну пришлось наклонить его голову, чувствуя, как мальчик поддается, задержав дыхание от восторга — и тогда Намджун спросил себя, станет ли когда-нибудь обряд принятия нового члена стаи менее волнующим; через миг он ощутил выброс адреналина от откликнувшегося на призыв инстинкта, принесшего уверенность в своих силах. Все было верно. Все было правильно. Как тогда с хозяйкой ресторана и Юнги, на них накричал пожилой аджосси — «стая должна заниматься помечанием дома, а не при всех». Но оно того стоило, потому что Намджун еще ни разу прежде не видел Тэ таким счастливым. Стоило ожидать, что его незамедлительно вызовут на ковер к Пиди-ниму. — Ты, как и все юные альфы, думаешь не головой, а инстинктами. Возьми себя в руки и научись их контролировать. Ты не можешь просто метить каждого приходящего трейни— — Не каждого, — сказал он, чувствуя, что должен защитить честь стаи. — Снова перебиваешь? На том и закончим. И ему пришлось заткнуться. Ощущения были омерзительные. Но он продолжал вспоминать о них с Юнги после пибимпапа на двоих, о тонущем в его худи Чонгуке, о Хосоке, притянувшем его к себе тогда на ночной остановке, и о Тэхёне, с широкой улыбкой называющем их «братьями по стае». Он думал в первую очередь о своей стае и должен был ее защищать. Терпеть ради них. Внезапно проскользнула мысль о Сокджине, который даже не удивился, почувствовав, что Тэхён теперь принят. Он словно всегда был на два шага впереди. Возможно, так оно и было. Намджун хотел возразить, доказать, что выбирал ребят не случайным образом, не из жалости или играющих гормонов — эти люди? Его члены стаи? Они не были случайными. Когда они были вместе, все обретало смысл. Им было лучше вместе. В конце встречи его спросили, в стае ли два других трейни — Сокджин и Хёсан. Он покачал головой. — Желательно, чтобы это так и оставалось, — вздохнул Пиди-ним. — Не имеет значения, в стае кто-то или нет — если они перестают соответствовать требованиям, мы отправляем их домой. Ты когда-нибудь терял члена стаи? — Нет, — признался Намджун. — Это неприятно, парень. Намджун подумал, что за опыт пришлось Пиди-ниму пережить, чтобы говорить с такой горечью в голосе. Зачем он это сказал? Ради компании или ради благополучия самого Намджуна? Пиди-ним снова вздохнул: — Это наносит ущерб и альфе, чтобы ты понимал. Намджун вышел со встречи, чувствуя себя униженным. — Нахуй их, — заявил Юнги, когда поверженный и опозоренный Намджун вернулся в общежитие. — Ага, легко сказать, — отозвался тот. Они были обязаны компании абсолютно всем: тренировками, жильем, шансом попасть в музыкальную индустрию. Хосок присел на диван справа от Намджуна, Чонгук слева. Юнги, прислонившись к дверному косяку, смотрел на них, не отрываясь, пока Тэхён приобнимал его сзади, ища успокоения и комфорта, который друг другу могли дать только члены стаи. Сокджин и Хёсан болтали на кухне, готовя ужин — сегодня был их черед; кроме того, они не были приглашены на общий стайный сбор. Меньше чем через год Хёсан покинет их и уйдет из компании, но как и множество других вещей, им пока не суждено было этого знать. — Менеджеры думают, что стая нас ослабляет, — с сердитым упрямством заявил Юнги: — но это может выделить нас среди остальных. Придать нам силы. Поэтому мы должны бороться до конца. Боже, как же он оказался прав.

***

Чего Намджун не знал — так это того, что Сокджин хочет не просто удовлетворить базовые потребности во время течки, но и получить удовольствие — с чем мог помочь только партнер. В идеале омега заранее знал, какой альфа составит ему компанию, и уже имел бы с ним интимную связь прежде: возможно, Сокджин собирался позвать такого альфу? — Шивон? — неверяще переспросил Намджун. Чимин поднял голову. Втроем они отправились на ужин: Бангкок, отдельно зарезервированный зал в корейском барбекю-ресторане, ожидающий снаружи шофер, два телохранителя и переводчик, ужинающие за стеной. Уже давно они не имели возможности просто выйти погулять. Обслуживающий персонал состоял из профессионалов высокого класса — и то они были смущены, принимая троих из стаи Намджуна в своем ресторане — что никак, впрочем, не отразилось на обслуживании или еде, та была великолепна, и парни наслаждались ей в обществе друг друга: чтобы наесться до отвала, два его омеги заказывали все больше мяса, шутили и громко смеялись. Приватные залы, охрана, преследование — все в какой-то мере стало привычным настолько, что даже имя «Шивон» показалось приветом из прошлой жизни: грубым наброском, попавшимся среди рембрандтовских картин. Сидящий напротив Сокджин вытаращился на него, пока Чимин беззаботно прощебетал: — Ой, а что за Шивон? — Мой бывший из университета. Я с ним расстался еще до того, как ты пришел в группу. Намджун его ненавидел. — Ох, какая неожиданность, — Чимин ухмыльнулся, звеня длинными сережками и откидывая назад платиновые волосы. Когда Пак Чимин из благовоспитанного напористого невысокого подростка успел превратиться в машину для убийств, преисполненную омежьего очарования? Кто бы мог подсказать, подумал Намджун. — Я почти не знал Шивона, — возразил Намджун — но да, возможно, он ему не нравился. Именно Сокджин бросил его, а не наоборот, но почему-то именно Сокджин каждый раз очень замыкался в себе, получая звонки Шивона, пытавшегося выяснить, что произошло, и в чем он провинился. Намджун наблюдал за происходившим с полупочтительного расстояния: после того, как пахнущий девушкой-альфой Сокджин однажды вернулся со студенческой вечеринки с опухшими губами и засосами, Шивон перестал даже писать. — У Шивона уже есть партнер, — Сокджин закатил глаза: — кто-то мне рассказал, что он родил ему близнецов в прошлом году. — Плодовитые альфы — это замечательно, — позабавился Чимин, и Намджун почувствовал легкое раздражение. Но к кому еще Сокджин мог обратиться? Намджун смотрел на него, забыв, что нужно моргать, когда в голову пришла внезапная догадка. У Чимина появилась та же мысль. — Значит, попросишь Джебома? — Я рассматривал такой вариант, — признал Сокджин. — Но я не стану ему звонить. Чимин постучал по скуле пальцами, подпирая голову. На его лице отразилась задумчивость. — Джебом был миленьким. До сих пор не понимаю, что между вами произошло, — и палочками потянулся к грилю за мясом. Намджун и Сокджин обменялись короткими взглядами. — Учитывая обстоятельства, я, пожалуй, как и другие звезды, воспользуюсь наймом, — с тенью стыда сказал Сокджин. Для найма партнеров, с которыми можно было провести гон или течку, существовали целые сервисы; несмотря на то, что ныне их деятельность была признана законной, сама практика до сих пор некоторыми считалась обычной проституцией. Омеги чаще предлагали себя альфам, страдающим во время гона, чем альфы продавали себя омегам. Намджун ни за что бы не подумал, что Сокджин решится нанять альфу. Но Сокджин был далеко не первым знаменитым омегой, оказавшимся в такой ситуации. Для них существовали глубоко засекреченные, абсолютно закрытые компании, специализирующиеся на предоставлении партнеров политикам, актерам, артистам — всем, у кого были деньги и нужда в абсолютной секретности. Намджун, конечно, слышал о таких компаниях, но не предполагал, что кому-то из них понадобится такая помощь. Он ощутил слабую надежду, что Сокджин почувствует к этой идее отвращение — но что Намджун сказал о необходимости вернуть гормоны Сокджина к нормальным показателям? Им совершенно необходимо сделать все, что потребуется. Это включало и наемную помощь тоже. Общий отпуск, во время которого Сокджин должен был пережить течку, определили в промежуток между азиатской и европейской частью тура. Большинство из них обрадовались возможности отдохнуть перед Европой — в том числе и Намджун. Но, как и вся их деятельность, течка Сокджина оказалась стиснута рамками плотного расписания. Всего через пару дней после открытия, что тот собирается прибегнуть к найму, Намджун каким-то образом оказался в его номере вместе с другими членами стаи — заинтригованными донельзя, потому что Сокджину из компании под названием «Сотовые решения» пришло электронное письмо с профайлами потенциальных кандидатов. Они продавали мобильные телефоны или секс-работников? Черт знает. Намджун понятия не имел, что делал там — он, скорее, предпочел бы вломиться к Юнги на VLive, который тот вел вместе с Хосоком, чем сидеть в тускло освещенном углу комнаты, пока Чимин и Тэхён, завладевшие планшетом Сокджина, валялись у того на кровати. Чонгук выглядел смущенным, но любопытство перебарывало страх, и он выглядывал у членов стаи из-за плеч. Сокджин находился посередине клубка из тел и конечностей младших, и на его лице явно читалось раздражение. — Этого же не могут в самом деле звать Ральфио? — хихикнул Чимин, тыкая в экран. — Или как оно произносится? Рал… фо? Ой, погодите, да он иностранец! Боже, выглядит как топ-модель Гуччи! Тэхён вытащил у него айпад и поднес к своему лицу: — Ну привет, Ралфо! Они радостно рассмеялись. Сокджин пытался вырвать планшет из загребущих лап макнэ, которые приперли его со всех сторон. Со своего места Намджун смутно видел, что представляли из себя эти профайлы — студийные портреты, снимки обнаженного тела и крупные кадры стояков с узлами, чтобы клиент мог получить реалистичное представление о кандидате. Сокджин, анонимность которого была полностью неприкосновенна после подписания контракта, отправил свои предпочтения в «Сотовые решения», чтобы вскоре получить с три десятка подходящих ему альф. Ни за что бы Намджун не подумал, что Сокджин хоть раз станет кого-то искать таким образом. Считалось, что альфы-женщины лучше подходили для течек: меньше был шанс повреждений кожи от натуральной физической агрессии. Но Сокджин попросил к рассмотрению только альф-мужчин, что немного удивило — Сокджин бывал и с женщинами. В остальном, он желал кого-то одного возраста с собой или старше, вплоть до тридцати пяти лет, то есть заметно более зрелого: на целое десятилетие, подумал Намджун. Неужели Сокджину нравилось именно такое? Альфы-мужчины постарше с шестью кубиками и большим узлом? Как минимум однажды Сокджин нашел достаточно привлекательным Намджуна — или привлекательным хоть чуть-чуть, но Намджун был не уверен, что тот случай в Маниле имел хоть какое-то влияние на нынешние предпочтения Сокджина и сложившую ситуацию в целом. Непрошеные воспоминания пришлось поскорее оттолкнуть. Профайлы содержали в себе и отзывы от прошлых клиентов, и Тэхён громко зачитывал их вслух: — «Ральфио удовлетворил меня целиком и полностью, за время шестидневной течки не пришлось прибегнуть к секс-игрушкам ни разу. Прекрасный узел, отличный оральный секс. Счастливая заказчица, омега тридцати четырех лет». Сокджин нахмурился. — Может, Ральфио предпочитает женщин-омег? — Ой, перестань, — Чимин выдрал у Тэ айпад, пролистывая ниже, чтобы зачитать самому. — Ральфио выпадет счастливый шанс переспать с самим Всемирным Красавчиком — очень сомневаюсь, что он будет огорчен. Хм-м… — он наклонил планшет: — его член не такой красивый, как предыдущий, вам не кажется? Тот был чуть более… — Какая вообще разница? — перебил Намджун, открыв рот впервые за десять минут. Четыре члена его стаи воззрились на него с кровати с такими лицами, словно вовсе забыли, что он здесь. — Он же будет внутри. Какая разница, как он выглядит? — Она есть, если ты любишь делать минет, — резонно возразил Тэхён, косясь на заливающегося краской Сокджина: — как некоторые, например… — Лишняя информация! — в ужасе вскрикнул Чонгук. — Он мне сам рассказал! — обиженно отозвался Тэхён. — Айщ, я был пьян! — вскинулся Сокджин, давая младшему подзатыльник. — Если я тебе что-то рассказываю, это не значит, что… Оглушенный Намджун сидел на кресле в углу и молчал, пока на постели царил хаос. Кроме времен, когда Сокджин встречался с парнями, бывали и единичные случаи, когда он приходил прямо на практику или выходил из номера пахнущим свежестью вымытого тела с легким намеком на запах незнакомого Намджуну беты или альфы. В то время как все остальные изнывали от нетерпения, если кто-то умалчивал подробности о весело проведенном с кем-то времени, Сокджин всегда держался скрытно, а Намджун никогда не лез в его личную жизнь. Он не хотел лезть, да и в конце концов, подобные ночи были в равной степени редки для всех и всем необходимы. Намджуна волновала только частота: бывал ли Сокджин с кем-то больше одного раза. Беспорядок на отельной кровати каким-то образом улегся, и Чимин пихнул Сокджина в плечо. — Хён, давай дальше смотреть! Когда открылся следующий профайл, все четверо невольно охнули. В какой-то момент Намджун покинул их — после Ральфио, Дэвона и Гёншика — и вряд ли кто-то заметил, что он ушел. Интересно, как они отличат хренового альфу от хорошего только по изображению на экране? В голове возник образ стоящего на коленях Сокджина с влажным открытым ртом и затуманенным желанием взглядом, с огромной пядью альфы, зарывшейся в его волосы… Не зная, как себя чувствовать, Намджун разозлился. Уже примерно год Сокджин владел в Сеуле собственными апартаментами, располагающимися в том же комплексе, что и их общежитие. У всех, кроме Намджуна, теперь были свои квартиры: у него хватало на собственную денег, но не желания. Общежитие было его домом. Стая была его домом. Когда Сокджин приобрел апартаменты, Намджун запаниковал: он собрался уходить? Уже, так скоро? Ему казалось, что у стаи есть хотя бы еще пара лет до распада. Но квартира оказалась просто вложением в недвижимость, Сокджин редко там бывал. Они все ночевали в общежитии, уединяясь в своих апартаментах только если им вдруг казалось, что нужно провести время наедине с собой. Даже Юнги и Тэхён не задерживались там дольше, чем на два дня — тоска по стае не щадила никого, и они возвращались, готовые обниматься и просить прощения за свое исчезновение. Без стаи они казались себе ничтожными, и Намджун ощущал это еще острее, чем следовало бы. Иногда Сокджин без предупреждения пропадал в своих апартаментах, и Намджун каждый раз задавался вопросом: а не встречается ли он там с кем-то? Сокджин был взрослым свободным омегой, вольным делать все, что захочется до тех пор, пока он оставался внимательным и осторожным. Это правило работало для всех, Намджун напоминал о нем без устали: если хотите переспать с кем-то, то вперед — но будьте внимательны и осторожны. Течка подпадала под общее правило. В некоторой степени секс во время течки считался даже менее значимым: с ее началом омеги шли на любые ухищрения, лишь бы удержать партнера рядом для удовлетворения своих потребностей. Секс в иное время был выбором для обоих партнеров и, возможно, именно поэтому даже более интимным — так почему же Намджун не мог избавиться от ощущения, что внутри что-то ворочается, заставляя испытывать раздражение и тошноту? Почему только от одной мысли о чертовом Ральфио хотелось рычать? Если бы только он не знал ничего, не вникал в происходящее — оставаться в неведении всегда было проще, как всегда это бывало в иных случаях с другими людьми, проходившими через их постели, пока время бежало вперед. Боже, как бы он хотел не знать ничего.

***

— Рэпмон-хён, ты меня не хочешь? Грубо возвращенный в реальность Намджун подавился водой, понимая, что в конференц-зале компании после общего показа их дебютных концептов остались только он и Чимин. Тот смотрел на него с невинно-нежным выражением, теребя черную кепку, надетую козырьком назад. Намджун знал его меньше года: мальчишка ворвался в студию, общежитие и их жизни, как попрыгунчик, как добродушный и одновременно бесшабашный малыш, талантливый настолько, что даже не знающий иногда, что с этим талантом делать. Часть управляющего персонала компании все еще стояла прямо за полуоткрытой дверью зала, что-то обсуждая между собой — и что бы ни случилось далее, подумал Намджун, у сцены будет достаточно свидетелей, что ее начал не я. — Что? — выдавил он. Чимин снова принял радостно-упертый вид. — Ты меня не хочешь? Я очень хорош, правда! Я сделаю все, что захочешь! О боже, одного из них выкинут за сексуальные домогательства буквально накануне дебюта, и Намджун уже не был уверен, кого именно. — Чимин-а, послушай, — начал он, чувствуя, как щеки начинают гореть. Дело было не в том, что Чимин был непривлекательным омегой — он был, конечно же, веселым, красивым и миниатюрным, словно вытащившим сразу несколько счастливых омежьих билетов. Он всю зиму упорно трудился над своим прессом, приобретая уверенность в себе, когда видел, что мускулы становились рельефнее, и Намджун, несомненно, вполне мог оценить, насколько Чимин был притягателен. Но в группе не было места, эм… смешению. — Я о тебе высочайшего мнения, — сказал он. — И я, э-э, крайне польщен, что ты видишь меня в таком свете?.. — Что? — Да, конечно, я понимаю… видимо, я пахну для тебя очень привлекательно? Но, эм… нам следует, как бы, держать свои инстинкты под контролем, и я… э-э… Пораженный Чимин застыл, моргнул и вдруг громко засмеялся: — Господи, нет! Я к тебе не подкатываю! Хён, это так неловко. Но точно не так неловко как момент, когда Чимин придвинулся на стуле ближе, и Намджуна парализовало. — Твоя стая. Я хочу к тебе в стаю. И я в курсе, что ты не принимаешь трейни, но текучка стажеров закончилась, состав известен, мы через несколько месяцев дебютируем, а я уже снял несколько влогов. Я не ухожу, так что… я ведь все еще могу присоединиться? Сосуществование стаи с Сокджином и Чимином было самым мирным за все время, что Намджун помнил себя в общежитии — скорее всего потому, что с обоими омегами он сошелся нормально и не чувствовал необходимости защищать от них ребят. Но он всерьез не задумывался, что… — Тэхён сказал, что ты, видимо, не хочешь, чтобы в стае были омеги, — возобновил напор Чимин. — С чего бы? Чимин наклонил голову. — Потому что ты романтик, и единственный омега, которого ты планируешь пометить — это твой будущий истинный партнер? — он встрепенулся. — Хён, это правда?! Ты весь покраснел! — Это неправда, — выдавил Намджун, чувствуя себя так, словно его затравил маленький пушистый комочек, и в свою защиту добавил: — я не ищу партнера. Я присматриваюсь пока и вовсе не тороплюсь кого-то привлечь. — Ладно, хорошо, — Чимин сделал вид, что ответ его удовлетворил. — Но почему тогда Джин-хён до сих пор не в стае? — Ну, потому что… компания, и… просто потому что. Чимин сменил тактику — и надулся. — Но мы скоро дебютируем! Больше не будет отбора, почему ты не хочешь меня принять? Я буду замечательным членом стаи! Я… я буду помнить про все дни рождения, обнимать крепче всех, и… замолвлю за тебя словечко перед омегами, которые тебе понравятся! Ну дава-ай, Мони-хён, — Чимин начал ныть, открывая руки для объятий, наклоняя голову в предлагающем шею движении: — прими меня! Давай, скорее! — О боже, — в ужасе выдохнул Намджун. Он пометил Чимина позже, в общежитии — в тишине, спокойствии и безопасности их дома, поскольку чувствовал, что это стоит сделать там: пока другие спали, он толкнул сопящего на соседней койке Чимина и разбудил его. Приводить его в чувство даже не пришлось, он спешно нырнул к Намджуну под одеяло, и тот уткнулся носом в его шею, оставшись рядом до самого утра. Первую ночь позволительно было спать вместе. Чимин свернулся рядом, как мышонок, во сне тихо посапывая Намджуну в грудь — его запах выдавал удовлетворенность от получения желаемого, а маленькая улыбка — довольство самим собой. Когда Чимин заснул, и его непрерывные заигрывания, бравада, показуха улетучились, он стал похож на ребенка с круглыми щечками и слишком большими заботами, пытающегося заморить себя голодом до идеальной версии самого себя, существовавшей только в его голове. Ты прекрасен таким, какой ты есть, Пак Чимин — хотелось сказать Намджуну и одновременно не верилось, что он может такое сказать. Запах Чимина на нем был мягко-цветочным, и в том, как он смешался со стайным, была своя прелесть: темный акцент Чонгука, более слабые полутона его бет — землистый, горький, сладкий. Омеги пахли успокаивающе для всех, и Чимин не был исключением. Намджун осторожно потянулся на кровати, вслушиваясь в приглушенный шум общежития, далекий звук сигналящей на улице машины, скрип оконной рамы, гудение старых труб в потолочных перекрытиях и шесть дыханий, которые уже запали ему в память навечно. Он узнавал каждого даже в темноте лишь по тому, как они дышали — разный ритм, вдох и выдох. Все теперь были в его стае. Все, кроме Сокджина. Вопрос Чимина был к месту: почему не Сокджин? Во-первых, Сокджин никогда не изъявлял желания. И в любом случае, запрет все еще распространялся на всех, хотя Чимин был прав: они могли теперь позволить себе подобное, потому что их состав уже стал известен широкой публике, ожидающей дебюта новой группы (не знали в лицо только Тэхёна, который был секретным мембером). Намджуну, наверно, стоило поговорить с Сокджином о присоединении к стае, потому что он был замечательным и абсолютно точно мог быть с ними. Намджун иногда даже чувствовал, что он уже тут. Пробормотав что-то во сне, Чимин прижался ближе, и Намджун завис между нежностью и желанием скривиться от отвращения, потому что несмотря на всю свою прелесть, Чимин все же оставался потеющим подростком, не всегда вовремя меняющим носки (справедливости ради, как и Намджун). Чимин завтра будет снова спать в одиночестве, но сейчас вторжение в личное пространство было допустимо, когда обмен запахами значил так много, он мог и должен был оставаться так близко. Омегам, он вдруг понял, не зря дозволялось больше, чем остальным. Намджун решился поговорить с Сокджином о стае прямо с утра и провалился в сон. Очнулся он от того, как Чимин выкарабкался из его постели, дважды его случайно пнув коленом и пробормотав извинения — он торопился в ванную, чтобы успеть прежде, чем ее снова займут. Остальные зашевелились. Намджун закрыл глаза и задремал, снова проснувшись, только когда большинство кроватей опустели. В воздухе сильно пахло Чимином. Теперь вся стая проведет по крайней мере полдня, обнимаясь с ним и восстанавливая баланс запахов, который подойдет каждому. Из дверей показалась голова Хосока: — Завтрак готов! — громко объявил он, прежде чем исчезнуть с не сходящей с лица радостной ухмылкой, которая появлялась каждый раз, как стая становилась все больше: наконец-то у Хосока появился еще один мембер, которого можно оккупировать для объятий. Встав с кровати на прохладный пол, Намджун нацепил очки и огляделся — единственным, кто еще спал, был Сокджин, до ушей закутанный в одеяло; его окрашенные в шоколадный цвет волосы были рассыпаны по подушке. Сокджин, как известный коллекционер подушек и одеял, всегда любил завернуться в них так, чтобы не видно было даже носа: типичная привычка омеги, которую Намджун находил весьма милой. Не успев даже подумать, Намджун уже сидел на краю его постели и мягко тряс за плечо — ему подвернулся идеальный момент, чтобы спросить. Лучше не придумаешь. Сокджин протестующе застонал, перевернулся на спину, моргнул и проснулся. — Чимин-а? — он потер кулаком глаза, сфокусировал зрение, и глаза его расширились от удивления. А затем Сокджин вдохнул носом глубже. — Оу, — он резко сел, оглядывая комнату: — э-э… мне стоит вас поздравить? — Ну, да. Наверно. Ну как бы, да. Этим он имел в виду «да, и есть классная идея — как насчет того, чтобы тоже присоединиться к стае? Потому что ты очень веселый и умный, всегда присматриваешь за нами, даже когда тебе не нужно этого делать, и иногда я не знаю, что творю, но ты всегда тут как тут, чтобы помочь мне, и я все время думаю о том, чтобы пометить тебя, ты идеальный и остроумный, и может быть как-нибудь ты случайно захочешь, чтобы я стал лидером твоей стаи? Потому что ради тебя я буду стараться изо всех сил — я сделаю что угодно, чтобы заслужить это звание». Вместо этого он просто встал, чувствуя себя по-дурацки, очень неловко и неуклюже, отмечая про себя, как потрясающе Сокджин выглядит, даже едва проснувшись. От его вида захватывало дух — немного румяный ото сна, с взлохмаченными волосами, мускусным ароматом, чуть усилившимся в постели и осевшим на мягчайшую кожу, сосредоточившись на непомеченных шее и горле, и все слова, которые Намджун когда-либо (если бы) знал, вдруг испарились. Ему удалось лишь смущенно пробормотать: — Там завтрак готов. Вот. Сокджин отвел глаза, избегая встречаться с ним взглядом. — Круто. Спасибо. И в тот день ни один из них больше не посмотрел на другого.

***

Несмотря на то, что их фанаты постоянно волновались, что они перерабатывают и могут тем загнать себя в могилу, Намджун ненавидел перерывы. Перерывы означали необходимость разлуки, разъезды в разные города, растущую тоску по стае, начинающую пожирать их всех изнутри. Когда приближался очередной перерыв, Намджун старался вести себя равнодушно: у всех была семья и друзья, с которыми хотелось встретиться, и это никак не должно было затрагивать дела стаи. Намджун старался скрыть, насколько жалким делало его расставание с мемберами, как будто этого никто не знал. Стоит ли напоминать, как он потерял паспорт и отправился в одиночестве в Сеул, пока все развлекались без него в Финляндии? Стоит ли говорить о том, как он, мрачнее тучи, запирался в студии и ничего не писал в общий чат, потому что не хотел портить им веселье? Как он накручивал себя, а потом довел до панической атаки из-за навалившегося синдрома разлуки, убедив, что им лучше без него? И нужно ли кому-то напоминать, как стая по возвращении в Корею обнаружила его свернувшимся калачиком в кровати с пустым взглядом в стену, дрожащим от силы болезни, слишком ослабшим и разбитым, чтобы делать что-либо? Чтобы восстановиться, ему потребовалось множество спонтанных обнимашек от Чимина и Хосока; внезапных посещений Юнги, просто так приходившего посидеть рядом в студии; просьб Тэхёна и Чонгука, непрерывно умолявших поиграть с ними в приставку; громких жалоб Сокджина, нывшего, что запаха Намджуна на нем слишком мало, и воровавшего его одежду: вся стая упорно и долго показывала, как она в нем нуждалась. Он медленно приходил в себя, но страх их потерять так и не отступил. Кем, в конце концов, будет альфа без своей стаи? Лихорадочные стадионные туры идеально справлялись с тем, чтобы удерживать их вместе целыми месяцами, но теперь необходимость провести отпуск из-за течки Сокджина означала, что им предстоит разлука — пускай и недолгая. Намджун невольно считал дни до перерыва, вычеркнув очередной из мысленного календаря, когда они сели в свой приватный самолет, вылетевший из Осаки в Сеул. Все в салоне, кроме него, давно спали. Прошедшие недели были непрекращающейся свистопляской: от лос-анджелесских шоу-награждений и промо-съемок до концертов в Гонконге, Таиланде и Японии. Вся стая была измотана — но Намджун все равно не мог сомкнуть глаз. После приземления им предстояли двухдневные съемки музыкального видео, а потом фансайн в Чонджу. И только потом долгожданный для кого-то перерыв. Когда Сокджин впервые рассказал им о течке, это казалось безмерно далеким, а теперь она была буквально на пороге. Сокджин уже выбрал альфу: все поздравления Дэвону. Намджун знал только его имя, в то время как Чимин дразнил Сокджина разными подробностями, почти не переставая. Профессионал ли он? Можно ли ему доверять? Но в ту минуту Сокджин спал в хвостовой части их маленького самолета, откинувшись в замшевом кресле и прислонившись к закрытому иллюминатору. На лоб была глубоко надвинута бейсболка, лицо закрывала маска, в руках лежал Арджей. Сокджин был высоким и сильным, но внешность могла быть обманчива: под идеальным лицом скрывались внезапные перемены настроения, смех, шутки, любовь к голубому цвету, большим уютным худи, свитшотам и вкусной еде. У Сокджина был нежный внутренний мир. Знал ли Дэвон, как нежно с ним нужно обращаться в течение будущих четырех дней? Или сколько там займет все это. Намджун не мог быть уверен в этом вовсе. Образ Дэвона отравлял его рассудок: он представлял его моделью, высоким, мускулистым и сильным, как одного из их телохранителей. Также он прекрасно понимал, что течка не предполагала романтики и мягкости. Течки были жесткими, грубыми, имеющими одну цель — насыщение. Сокджин не захочет нежностей — омеги во время течек всегда становились абсолютно бесстыдными. Сокджин тоже станет таким. По крайней мере, так думал Намджун. У него не было опыта: только истории, фильмы, в том числе и порнографические. Возможно, Сокджин тоже не знал, чего ожидать, и это доводило Намджуна до ручки. Напротив Сокджина спали Чимин и Юнги. Рядом, прислонившись к плечу хёна, с открытым ртом дремал Тэ. Вдоль прохода в отключке сидели утомленные менеджеры, среди которых сопел Чонгук. Иллюминатор возле Намджуна зиял ночным мраком, и в глубине него мерно мигал огонек на левом крыле самолета. Гудение двигателей успокаивало, и, закрыв глаза, он мог учуять запах каждого члена стаи — все были рядом. Едины, в безопасности, и, можно надеяться, счастливы. Но однажды Намджун потеряет все это — и не на несколько дней, не на время перерыва, отпуска, отъезда, а навсегда. Однажды он, Чонгук и беты пойдут служить в армию: пятеро из них смогут зачислиться все вместе, потому что стаям это дозволялось. Тоска по их омегам, тем не менее, будет адом на земле. И их омеги будут ждать — в это хотелось бы верить, по крайней мере, хотя многие альфы возвращались и находили дома чужака, приведенного омегой. Такое случалось сплошь и рядом. Но допустим, Чимин и Сокджин сумеют устоять против искушения других стай, откажут всем посягающим на них альфам. Может, всемером они смогут вернуться после армии к музыке, может и нет — но слава такого уровня, такого абсурдного размера, которого они достигли, так или иначе будет временной. Она должна понемногу растаять и исчезнуть, и с этим придется смириться всем. Однажды они придут на награждение, чтобы уйти с пустыми руками, и это не будет ничьей виной — ни фанатов, ни их самих: когда-нибудь появится другая группа, которая сумеет их превзойти, поскольку людская любовь никогда не бывает вечной. «Усталость сострадать» превращающаяся в «усталость от кумиров». Так что да, какая бы слава их ни окружала, рано или поздно она спадет. Она должна это сделать, и они навсегда потеряют свои великолепные годы, ушедшие безвозвратно, но оставившие след. Какая-то часть Намджуна уже ждала этого: уход из айдол-индустрии в тридцать с лишним лет и наконец-то долгожданный отдых от всего. Он повязан с музыкой навечно, так или иначе, но ему необязательно быть айдолом самой известной группы в мире, чтобы продолжать заниматься любимым делом. Будет непросто привыкнуть, но он сможет справиться с угасающей славой. Они все смогут. Однако вряд ли он сможет выдержать потерю стаи. Перерывы всегда ему об этом напоминали, а течки по природе своей были очень напряженным периодом времени для омеги — и физически, и эмоционально. Что если меньше, чем через неделю Сокджин объявит, что нашел себе нового альфу? Такое бывало, и не раз. Они все смотрели «Красотку»: омега встречающаяся волей случая с нереально богатым альфой, нуждавшемся в партнере по гону — и бам, они уже влюблены. — Эй, — мягко позвал Хосок, заглядывая Намджуну в лицо. Их разделял маленький столик напротив. Казалось, что Хосок спал, но тот молча изучал его некоторое время, прежде чем окликнуть — в его чертах не было ни следа сонливости. — Не хочешь поговорить? Намджун, словно пойманный с поличным, неловко поерзал в кресле. — Все хорошо, — устало сказал он, вместо того, чтобы озвучить убивающие его вопросы. Однажды ты покинешь меня и всю стаю, и что я буду делать? Как я буду дальше жить? — Ага, конечно. Рассказывай, — подбодрил его Хосок, не поверив услышанному, и мягко ткнул его носком ботинка под столом. Намджун вздохнул, кидая взгляд на спящую стаю. — Я просто переживаю, — признался он. — Все слишком хорошо, и у меня предчувствие, что скоро настанет черная полоса, и случится что-нибудь плохое. — Что, например? — спросил Хосок. Самолет тряхнуло — Сокджин зашевелился во сне, прижав к себе Арджея покрепче. Например, я потеряю его. Например, потеряю всех вас. Он покачал головой и ответил, что засыпает. Посмотрев на него с беспокойством, Хосок промолчал. Пробуждение настигло его в миг удара колес о посадочную полосу Инчона. Оглядевшись, он увидел потягивающихся вокруг мемберов, тянущихся за раскиданными сумками. Время было доставать головные уборы и маски, которые могли обеспечить хоть какую-то приватность в заполненном людьми аэропорту. Корейские журналисты и фанаты уже ждали их, но охрана давно научилась прокладывать им путь в хаосе зала прибытия. Сокджин, одетый в обтягивающие джинсы и оверсайзный джемпер нежно-голубого цвета, с кепкой на голове и закрывающей нижнюю часть лица маской, пах полудремой, самолетом и своей стаей. Все они понимали, что с тех пор, как пару дней назад Сокджин перестал принимать гормональные препараты, до течки начался обратный отсчет. Сокджин был уже зрелым омегой, и его тело могло жестко опрокинуть его в ожидаемое состояние безо всяких церемоний и прелюдий. Толпа, приветствующая их прибытие, оказалась больше, чем они думали; однако телохранители, создав коридор, без затруднений сопровождали их по дороге к ожидающим снаружи машинам. Повсюду щелкали яркие вспышки, и воздух резонировал от духоты и громких криков — в центре всего этого Намджун шел рядом с Сокджином, опустившим глаза вниз. Чувствуя подступающую злость, Намджун кинул взгляд на окружающих, и положил ладонь на чужую поясницу. Кто-то в толпе издал слишком громкий крик, и Сокджин вздрогнул — Намджун, не медля, приобнял его за плечи. Неожиданно для всех, Сокджин прильнул к нему и, почти вжавшись в Намджуна, позволил провести себя сквозь столпотворение. Они добрались до машины в целости и сохранности, и когда дверь захлопнулась, Намджун через окно проверил, добрались ли остальные до своих дверей. — Спасибо, — Сокджин выглядел уставшим. Его глаза налились кровью и немного опухли — но он был как всегда недосягаемо красив. Без подавителей. Его запах уже усилился. — Не за что, хён, — Намджун потянулся и без протестов со стороны старшего застегнул на нем ремень безопасности, мельком обратив внимание на расширившиеся от удивления глаза. Он был готов дать любому из них что бы им ни потребовалось. Намджун все еще был нужен. Но чувство собственной необходимости продержалось всего час: только войдя в общежитие, уставшие, но счастливые от возвращения домой, они обнаружили посылку для Сокджина. — Что ты заказал? — заинтересовался Юнги — главным любителем онлайн-шопинга был именно он. К чему выходить из дома и коммуницировать с людьми, когда можно купить вещи всего за пару нажатий? — А, — Сокджин сунул плоскую коробку под мышку: — видимо, это от моего партнера по течке. Он предложил прислать мне какую-нибудь одежду. — Как романтично, — зевнул Тэхён. Не будь они такими убитыми долгим перелетом, посылка с подарками для грядущей течки тут же спровоцировала бы череду колких шуток, но всего через шесть часов им предстояло ехать на место съемок нового клипа. Тихо пожелав друг другу приятных сновидений, они разбрелись по комнатам. Наконец-то оказавшись в кровати, Намджун задумался, как мудро со стороны альфы было прислать одежду: облегчить процесс привыкания, познакомить их заочно за счет запаха и понизить шанс того, что Сокджин оттолкнет его, когда течка начнется. Да, нанятый Сокджином человек был профессионалом. Конечно, он прекрасно понимал, что делал. Интересно, Сокджин уже распаковал посылку? Надел на себя рубашку альфы, прежде чем забраться под одеяло и провалиться в сон? Чувствуя укол едкого разочарования, он перекатился на спину и уставился в потолок спальни. Он был дома: это хорошо, он давно этого ждал. Он был дома со своей стаей. Обычно ничто не могло сделать его счастливее, но сейчас он чувствовал лишь головную боль. Пора поспать — давай, просто закрой глаза. Давай, время уходит… Просто расслабься и прекрати переживать. Нужно выспаться. Ничего страшного не произойдет. Дыши — ничего страшного больше никогда с вами не случится. Но, закрыв глаза, он видел лишь кошмары — призраки и видения, которые предпочел бы забыть.

***

Для их первого японского альбома Пиди-ним пригласил Ито Соту — известного японского продюсера, узнав о котором, Намджун и Юнги были вне себя от счастья. Не каждой группе удавалось заполучить себе Ито Соту! Пиди-ним знал его уже довольно давно и пару раз даже с ним работал, так что прямо перед приездом зарубежного продюсера он провел с парнями небольшую беседу: усердно работайте. Не жалуйтесь. Сделайте так, чтобы компания вами гордилась. Теперь вы профессионалы — ведите себя соответствующе. Когда Сота прилетел в Сеул и сразу присоединился к ним в студии, Намджун был полон желания доказать, насколько он хорош как рэпер, и как классно разбирается в хип-хопе. Сота был бетой далеко за тридцать лет, и с угловатого лица оценивающе смотрел своими умными глазами, блестящими из-под черных волос со светлым мелированием. Намджун разговаривал с ним на английском — выяснилось, что это проще, чем коммуницировать на японском, которым Намджун владел не очень хорошо, или на корейском, которого не знал Сота. В возрасте Намджуна Сота успел пожить в Нью-Йорке — там он работал продюсером для бруклинских хип-хоп групп. Боже, как же круто! Сота даже позволил называть себя «Сота-хён»! С его прилетом стая стала проводить в студии круглые сутки, попеременно работая вместе над японскими словами, записывая вокал и наблюдая за сведением дорожек. Сота был впечатлен и полон нескрываемого энтузиазма. — В твоей стае нет слабого звена, — заявил он Намджуну через пару дней. Его лицо озарила счастливая ухмылка: — Спасибо, Сота-сонбэнним! — Я же говорил звать меня хёном. — Хён, — исправился Намджун, звуча благодарно: — да, прошу прощения. Сота улыбнулся. — Ты классный парень, Намджун. Как думаешь, почему я не стал рэпером-айдолом? Сам знаешь, что люди говорят, айдолы не могут быть настоящими рэперами, но ты, парень, их не слушай. Конечно, макияж и танцы — это отстой, но возможность читать рэп — это главное. Совсем недавно Намджун преобразился: его черная перманентная завивка отправилась на свалку истории, и ее место занял платиново-белый андеркат. Его стая неустанно повторяла, что он выглядел «по-странному горячо» — спасибо, Чимин  — но теперь он стал больше похож на типичного айдола, и был не совсем уверен, нравится ли ему это. Его друзья-рэперы не упустили шанса прокомментировать изменения во внешности, и далеко не все сделали это в положительном ключе. Намджун подумал, что всем его знакомым из андерграудного сеульского хип-хопа стоило бы послушать, что сейчас говорил ему Сота. Пиди-ним появлялся лишь периодически, и остальное время Намджун, Юнги и Сота работали втроем, кругами слушая песни множество раз и то и дело меняя настройки баса и вокала. Их смешанное общение на японско-корейско-английском языке забавляло всех, Юнги улыбался и смеялся, Намджун был в приятном возбуждении из-за альбома, а Сота называл их «талантливыми детками». Остальная стая занималась танцевальными и вокальными уроками — не стоило распыляться на все подряд, потому что Юнги и Намджун были действительно заняты важным делом. Намджун в некоторой степени скучал по остальным, что ощущалось довольно странно — он все так же каждый вечер возвращался в общежитие, в их спальню со сдвинутыми койками, где сопели шестеро его мемберов. Стайному альфе позволялось сильно скучать. Когда в один из вечеров Сокджин зашел в студию, чтобы поздороваться, Намджун обрадовался. Подарив ему нежную улыбку, старший хён напомнил, что все уже уезжают домой. Нужно ли их с Юнги подождать? Скорее всего, не нужно — они были на пике творческого хаоса, сводя вместе одну из новых японских песен. — Если хочешь, можешь остаться и подождать их, — предложил Сота на японском, широким жестом указывая на большой стол со звуковым оборудованием и экранами. — Да нет, ничего страшного, — отозвался Сокджин, наклоняясь к монитору через плечо Намджуна, который ощутил прилив родного знакомого запаха, смешанного со стайным. — Узнаете новые штуки о… э-э… — он со смущенной улыбкой перешел с японского на английский: — Протюсировании? — добавил он, глядя на Намджуна с приподнятой бровью. — Продюсированнии, — поправил он. — Протюсированнии, — уверенно повторил Сокджин. Сота вместе с Намджуном рассмеялись, и тот мягко получил по плечу от хёна. — Я произнес точно так же, как ты! — Про-дю-сирование, — настойчиво ответил альфа с ухмылкой, ловя руку Сокджина своей, прежде чем тот успел добавить второй удар. Сокджин надулся, но его глаза заблестели весельем; Намджун нежно сжал его ладонь и погладил большим пальцем. Маленькие детали: вот по чему он так скучал, когда думал о стае. Широкие искренние улыбки Чонгука, нытье Хосока, низкий смех Тэхёна, надутые губы Чимина, вопли Сокджина. Каково ему без этого раньше жилось? — Протюсирование, — передразнил Сота. — В Японии тебя назвали бы «каваии». — О, не стоит, — смущенно Сокджин склонил голову и пробормотал. — Увидимся в общежитии? Ладонь проскользнула в ладони Намджуна, когда он ее вытаскивал, оставляя на руке немного запаха в незаметном помечающем жесте. Они дебютировали девять месяцев назад — столько же Сокджин был в его стае. Лучшие девять месяцев в его жизни. — Да, до вечера, — отозвался он, обещая, что вернется, а не останется ночевать тут. Сокджин улыбнулся ему. Когда дверь хлопнула, они развернулись к монитору. Сота откинул свои волосы назад и перешел на английский: — Черт, как вы вообще можете концентрироваться на работе, когда рядом разгуливает такая кокетка? Чтобы понять, что под «кокеткой» имелся в виду Сокджин, им с Юнги потребовалась пара секунд. Тот вскинул брови, посмотрев Намджуну в глаза, и тот нахмурился, с неодобрением качнув головой — со времен дебюта он уже наслушался всяких комплиментов о Сокджине, в равной степени исходивших и от бет, и от альф. Пиди-ним появился примерно через час, засияв при виде Соты, и назвал его добрым старым другом. Пиди-ним хорошо говорил на японском, и они пару минут похлопывали друг друга по плечу, вспоминая какой-то общий рабочий момент из далекого прошлого. — Он самый веселый парень из всех, кого я знаю! — воскликнул Пиди-ним. — Твои шутки всегда на высоте! — Что есть, то есть, — рассмеялся Сота. — Хочешь новую? Зачем омегам ноги? Пиди-ним ухмыльнулся в предвкушении. — Может, младшим стоит закрыть уши? Ладно, давай. Зачем же? — Чтобы не оставлять след, как слизни, — засмеялся Сота, и Пиди-ним подхватил его веселье. Юнги выглядел сбитым с толку и смущенным, но Намджун был готов вливаться в большую игру — и он рассмеялся тоже, потому что такой анекдот он раньше не слышал. — Ты нисколько не изменился, — заключил Пиди-ним. — До сих пор разбрасываешься анекдотами направо и налево! Ребят, вам стоит поучиться. Они усердно работают? — Как никто, — заверил его Сота, и Намджун расправил плечи. — Хорошо. Просто замечательно. Этот человек — настоящий гений, не забывайте! — Ой, это слишком, — Сота изобразил неловкость: — какой из меня гений. Намджун и Юнги жаждали такой похвалы и признания от Пиди-нима сильнее всего: чтобы он назвал их пионерами индустрии, воздал по заслугам за вклад в музыкальное продюсирование, сказал, что гордится ими. Может, предложил бы выпить шампанского и выкурить сигару. Может, разрешил бы называть себя хёном! Ах, мечты. После его ухода они, будучи окрыленными, принялись за работу с удвоенной силой. Через несколько дней они всемером появились на общем сборе в студии; Сота опоздал, сославшись на работу допоздна и бессонные ночи. От него слабо тянуло сексом и сладковатым запахом неизвестного омеги. Намджун знал, что Сота с кем-то сожительствует у себя на родине — но не является с ним партнерами — на шее его не было укуса. Когда в комнате повисло небольшое напряжение из-за того, что все семеро смогли учуять причину его опоздания, Сота рассмеялся: — Ночной Сеул сводит с ума, согласны? Вы еще так молоды, вам совершенно необходимо временами выбираться куда-то, чтобы повеселиться. Куда вы ходите, ребят? Готов поспорить, и от фанатов перепадает лакомый кусочек? Все семеро замерли, чувствуя, как начинают краснеть — они никогда подобным не занимались! И они были не просто жаждущей развлечься молодежью, у них были собственные концерты, фансайны, появившийся за девять месяцев опыт! У Намджуна проскользнула мысль, что он хотел бы обладать хотя бы долей той уверенности, что была у Соты в общении с омегами, чтобы не было этого ступора, когда он приближался к красивому или красивой омеге, скованных движений — и все же. По крайней мере, он становился все лучше, учился коммуницировать с ними, просто представляя перед собой Джин-хёна. Когда рядом был Сокджин, все становилось проще. Когда они вслух признали, что не устраивают и не участвуют ни в каких диких тусовках, Сота покачал головой. — Хей, студентик, — обратился он к Сокджину, которого начал так называть с недавних пор. — Ты здесь самый старший, так почему ты не вытаскиваешь стаю потусить? Тебя бог одарил всем чем нужно, чтобы везде попадать в вип-списки — не стоит растрачивать свою красоту и сладкий запах впустую. — Эм, — пробормотал Сокджин. Его уши покраснели. — Половина стаи еще несовершеннолетняя! — нахмурился Хосок. — Меня это в свое время не останавливало, — засмеялся Сота. — Так, что тут у нас? Он потянулся к своей сумке, вытащил оттуда нераспакованную виниловую пластинку в блестящей обложке и подал Тэхёну в задрожавшие от изумления руки: — Ты сказал, что любишь джаз — начни с этого, парень. У вас же есть проигрыватель для пластинок? — Да, — убедительно соврал Тэхён, и его глаза засветились счастьем предвкушения, пока он вертел в руках пластинку. Чонгук и Юнги тут же окружили его, чтобы оценить подарок вместе. — Спасибо вам огромное! — Не за что, — ответил на английском Сота. Тэхён едва сдерживался, чтобы не запрыгать на месте от счастья, с гордостью тыкая пластинкой в Сокджина. Позже в тот же день они закончили записывать весь вокал, и Сота спросил Намджуна, заинтересован ли тот в записи коллаба — Сота как раз вел небольшой проект, где помощь Намджуна очень пригодилась бы. Был ли он заинтересован?! — Конечно! Я обязательно найду время, только скажите, когда! — вне себя от восторга воскликнул он. Стоящий рядом Чонгук смотрел на альфу своей стаи с огромной гордостью. — Поверить не могу, что он хочет с тобой сотрудничать, хён, — встрял он. — Поскорее бы Бан-ним узнал об этом! — Ага, — счастливо выдохнул Намджун. Тем же вечером стая праздновала окончание японского альбома в общежитии заваренным раменом и небольшой миской мороженого — они разместились прямо на полу в гостиной, поджав под себя ноги и рассевшись вокруг низкого стола. На спор они решили поговорить по-японски, и это испытание спровоцировало кучу смешков и шутливых истерик. — Нечестно! — крикнул Хосоку Юнги, и тот, хохоча, рухнул на колени хёна, хлопая в ладоши. Пытаясь сдержать смех, Юнги снова повторил: — Это нечестно! В гаме Намджун еле услышал, как зазвонил его телефон — слава богу, что он оставил звук включенным: это был Сота-хён, попросивший Сокджина вернуться в студию, чтобы перезаписать его часть. — Немного не та тональность, — сказал он. — Я как-то выпустил это из виду во время записи. Было уже поздно, но совершенству нет предела, верно? Намджун сообщил хёну об известии, виновато склонив голову. — Э-э, один отрывок твоего вокала… — пробормотал он. Сидевший по-турецки Сокджин, уже одетый в пижаму, мгновенно залился краской. Последнее время он часто посещал дополнительные уроки пения, стараясь угнаться за уровнем Чонгука и Чимина, которые обладали врожденным даром. Он весьма продвинулся как вокалист, но, видимо, недостаточно? Сокджин переоделся и собрал вещи. Кончики его ушей все еще алели, когда он надевал ботинки в прихожей, и общая атмосфера праздника уже казалась разрушенной. Члены стаи высыпали в узкий коридор, сгрудившись в проеме. — Файтин, хён! — сказал Чимин. Тот кивнул, поджав губы. Было очевидно, что он чувствовал себя уязвленным — словно его ткнули в то, что он не так хорош, как остальные. Когда он ушел, празднование продолжилось, но вшестером все казалось уже не тем. Намджун допоздна не мог сомкнуть глаз, набрасывая идеи для коллаба с Сотой, и в два часа ночи, посмотрев на часы, удивился — время пролетело слишком быстро. Сокджин все еще не вернулся. Не задумываясь особо, он отложил телефон и опустил голову на подушку. Их с Юнги Сота задерживал до трех-четырех утра. Ничего удивительного не было. Чуть позже он пробудился, чтобы, как обычно, пересчитать членов стаи по головам: все ли шестеро были на месте? Привычка Хосока бормотать во сне выдернула Намджуна из полутранса пробуждения почти сразу, и он по запахам понял, что их пять. Хорошо, пять. Стоп — всего пять? Он резко сел, чуть не ударившись головой о верхнюю койку. Выбравшись из постели и взяв телефон, он вышел, чтобы набрать Сокджину. Моргнув, он замер на полпути в гостиную: на кухне горел свет, и он двинулся туда, на ходу натягивая свою длинную футболку для сна пониже. Лодыжки обдало холодом от открытого где-то окна — пижамные штаны были ему коротки с тех пор как Чонгук постирал их в прачечной при неправильной температуре. На новые денег не было. Слава небесам — Сокджин был дома. Он стоял между раковиной и микроволновкой, прислонившись спиной к кухонной тумбе, и сжимал в руках кружку. Он был в той же одежде, в которой уехал; красные электронные часы на микроволновой печи показывали половину шестого утра. Хён поднял на него взгляд, и Намджун застыл, увидев его заплаканные глаза. Сокджин чуть вздрогнул из-за его появления — испугался. — Ой, Намджун-а. Он быстро вытер лицо рукавом. Аромат Сокджина был печально-горьким, и это мгновенно принесло Намджуну волнение — живот скрутило от плохого предчувствия. Он запнулся, не зная как говорить с плачущим человеком. Как всегда. — Запись хорошо прошла? Сокджин не раз плакал из-за ошибок в выступлениях — перепутанной хореографии, сорвавшегося голоса, слетевшей ноты. У всех было право на ошибку, но Сокджин трудился так, словно у него их быть не должно было вовсе. — Нет, пожалуй, — тихо ответил он. Не зная, что предпринять, Намджун просто смотрел на него: они оба достаточно сблизились со времен принятия Сокджина в стаю, чтобы делиться переживаниями и запахами, даже когда Намджун того не ожидал. С остальными он должен был вести себя, как лидер стаи и группы, но лишь с Сокджином он мог позволить себе немного расслабиться. С ним он ощущал себя свободнее, мог быть самим собой. Более уверенным в своих словах, действиях и жизни. Но когда кто-то плакал, все это переставало иметь значение: Намджун просто чувствовал, как у него отнимается язык. Как его успокоить? Обнять? Сказать «я рядом»? Раскрыть руки для объятий и предложить «пометимся, если хочешь»? — Ну, музыкальная индустрия — это жестокий мир, — начал он издалека. Нижняя губа Сокджина дрогнула, и он отставил кружку. — Не думаю, что с моим вокалом вообще были проблемы. Он просто хотел… Намджун нахмурился. — Кто «он»? Сота-хён? Сокджин опустил голову: — Не зови его хёном. С чего бы? Сота-хён со всеми держался так классно и благородно. Сокджин зябко обнял себя за плечи, будто пытаясь стать меньше. — Мне кажется, он хотел затащить меня в постель. — Сота-хён? — снова сказал Намджун в искреннем изумлении, и Сокджин раздраженно посмотрел на него, опять услышав почтительное обращение, но кивнул. В голове не укладывалось: Сота был намного старше, совсем взрослый и в отцы им почти годился. Он совсем не был похож на того, кто мог бы… — Ты уверен? — Конечно же, я уверен. Он говорил… всякое он говорил. — Например? Румянец на щеках Сокджина стал ярче, выдавая растущее в нем негодование. Его лицо исказилось от злости. — Я не обязан тебе это повторять! — Сота-хён, наверно, просто с тобой заигрывал, — Намджун озадаченно почесал затылок, признавая такую вероятность. Соту явно привлекали омеги, он отпускал несколько комментариев за время работы. Но это лишь слова, многие люди говорили всякие вещи, не факт, что они претворяли их в жизнь. — Ты симпатичный, вот он и флиртует, — протянул он. — Взгляни на себя, хён. Конечно он не удержался. Сокджин пораженно смотрел на него. — Значит, моя красота — это оправдание, чтобы делать со мной все, что захочется? — Ну, если он тебе делал комплименты… — Это были не просто комплименты! — Сокджин с трудом удержался от крика, понизив тон, чтобы не разбудить стаю: — Он продержал меня в студии несколько часов, пытался облапать и говорил всякие вещи, и… В чертах Сокджина промелькнуло недоверчивое удивление, сменившееся печалью. Его плечи поникли. — Ты думаешь… я все это выдумал? Намджун колебался, чувствуя, как аромат Сокджина и его вид кричат о том, что он сходит с ума. — Нет, — он говорил медленно, подбирая слова как можно тщательнее: — Нет, мне просто кажется, он флиртовал, а ты неправильно понял, но… Он не знал, какой реакции ожидать, но точно не думал, что Сокджин огрызнется. — Пошел ты нахуй! Чуть не задев его плечом, он стремительно прошел мимо и, поскольку в маленькой квартире деться им было особо некуда, направился прямо в спальню. Намджун в замешательстве глядел ему вслед, в пустоту черного дверного проема. В груди зарождался сердитый рык. Нахуй? Откуда это вообще взялось?! Намджун вернулся в спальню: Сокджин уже был в постели, завернувшись в одеяла лицом к стене. Он снова плакал? Неизвестно — они оба очень редко доводили ссоры до такого исхода. Поскольку другие спали, говорить было нельзя, поэтому Намджун просто лег к себе. Таращась в темноту, он закипел — нахуй меня? Он старался быть вежливым! Ладно, даже если Сота что-то ему и сказал, Сокджину не стоило воспринимать это так близко к сердцу. Со времен их дебюта им что только ни говорили, одно хуже другого! Нужно было просто сказать «спасибо, хён», если Сота вдруг говорил, что ты симпатичный малыш, и работать дальше. Только им не хватало, чтобы Сота заявил Пиди-ниму, что с ними тяжело найти общий язык! Утром Намджун очнулся от тяжелого сна, наполненного дурными мыслями. На соседней кровати все еще, как обычно, спал Тэхён. Продрав глаза, Намджун увидел, что рядом с ним, свернувшись так, чтобы утыкаться младшему лицом в грудь, лежит Сокджин. Намджун моргнул — Тэхён замечательно умел обнимать и часто сам забирался в постели к другим, чтобы пообниматься, абсолютно наплевательски относясь к тому, насколько их кровати были узкими. Роясь на кухне в поисках рамена, он получил сообщение от Пиди-нима — в нем говорилось, что японский альбом будет готов для прослушивания завтра после полудня. Ощутив пробежавший по телу ток, он кинулся в спальню: — Альбом готов! Его все еще полусонная стая издала нестройный хор растерянных восклицаний. — Завтра после обеда встречаемся с Пиди-нимом для прослушивания! Ожидаемо, что первым очнулся Юнги. — Уже? Сота-хён быстрее ветра, — он поднял голову с подушки. — Да, он просто безумно крутой, — выпалил Намджун, набирая ответ. Оторвав от телефона глаза, он увидел слушающего Сокджина, поднявшего голову с тэхёновой груди — он смотрел прямо на Намджуна, но в них не было ни капли тепла. Тот проигнорировал: злость из-за вчерашнего улетучилась, и он больше не хотел ругаться. У них с Сокджином просто была разная точка зрения на комплименты Соты: один думал, что они безобидны, а другому, судя по всему, следовало поскорее отрастить кожу потолще. Вчера он послал его прямо в лицо. Знает ли он, как на это отреагировал бы иной лидер стаи, будь он на месте Намджуна? День был слишком важным, чтобы подробно копаться в том, что там с Сокджином произошло: вокал и вокал. Он просто не хотел напоминаний, что его выбрали не за талант, а из-за внешности, так что Сота-хён, видимо, просто невольно надавил на больное. Когда они встретились с Пиди-нимом и Сота-хёном в офисе компании и прослушали треки, Намджун едва удерживал себя от приятной дрожи. Это достойная заявка для дебюта на японском музыкальном рынке. Песни звучали отлично: партии Сокджина были идеальны. В конце концов, он справился! Стоило ли так переживать? Сокджин сидел рядом с ним в течение всей встречи, но так ни разу и не поднял голову. Его аромат был едко-сухим, транслируя беспокойство и одолевающий его страх. Намджун не понимал, в чем дело. Вокал в порядке, в чем дело? Сокджин спел отлично! Альбом вышел просто потрясным! И самое важное — Сота-хён был доволен результатом и их совместным трудом. Прокручивая все это в голове, он все равно не мог насладиться встречей до конца, чувствуя себя не очень приятно. Что он упускал? После окончания все они поклонились Соте, и тот дружелюбно расхохотался: — Мы теперь друзья! Обнимемся! Намджун радостно обнял его с благодарностью за помощь, остальные повторили за ним. Обойдя вокруг стола, чтобы обнять каждого, Сота подошел к Сокджину последним и за талию притянул его к себе, обращаясь ко всей стае: — У вас все будет хорошо, ребята, — пообещал Сота и ухмыльнулся Сокджину. — У вас всех все будет хорошо, да ведь? Уши Сокджина горели красным, и он не поднимал глаз. Намджун не хотел, чтобы хён смущался — вокал получился отлично! — Мы очень благодарны вам. Правда, Джин-хён? Сокджин посмотрел ему в глаза без малейшего намека на радость. Выдерживая зрительный контакт, Намджун замер. — Да. Спасибо, Сота-сонбэнним, — наконец, сказал он. — Хён, — повторил Сота, сжимая пальцы на талии Сокджина: — Я же сказал тебе прошлой ночью, разве нет? Для тебя всегда «хён». Пиди-ним поднялся со своего места. — Может, отпразднуем? Они отправились на ужин, и Сокджин отпросился в общежитие, сославшись на разболевшуюся голову, и уехал. Пиди-ним был очевидно недоволен подобной вольностью: далеко не всегда компания оказывала честь айдолам в виде обеда с их продюсерами! Но Сокджин настоял, и Пиди-ним многозначительно посмотрел на Намджуна. Когда стая поступала как-то неправильно, вина всегда ложилась на него. Все остальные, тем не менее, отлично повеселились. Вечер был прекрасным, и их даже узнала официантка. Черт возьми, да их все чаще теперь узнавали на улицах; люди шептали вслед «это Рэп Монстр!» . У них был хайп, лайки, отзывы, появляющаяся репутация, и не за горами — японский альбом! Когда они вернулись в общежитие, вшестером наперебой обсуждая тур по Японии, и поднялись по лестнице, чтобы ввалиться в прихожую и развязать шнурки, Намджун шутил с Тэхёном и смеялся. Скинув обувь быстрее всех, Чонгук отправился на поиски Сокджина и через пару мгновений вернулся. — Хён плачет, — обеспокоенно сказал он, расстроенно глядя на членов стаи. Когда кто-то из них грустил, первым на разведку всегда отправляли Хосока. Толпа из шести человек, пытающихся докопаться, в чем дело, мало способствовала успокоению. Намджун равнодушно опустился перед телевизором в гостиной, часто бросая взгляд на дверь в спальню. — Он выглядел убитым с самого утра, — заметил Юнги. — Там были проблемы с вокалом, — ответил Намджун. Юнги нахмурился: — Его партии в полном порядке. Прежде чем ответить, Намджун помедлил: — Может, Сота ему что-то сказал. Я понятия не имею. Чимин прикусил нижнюю губу, растерянно рыская взглядом по комнате: — Он пахнет иначе. — Да, я тоже заметил, — встревоженно подтвердил Тэхён. — Он очень сильно плакал, — уточнил Чонгук, и в его голосе был слышен страх: Сокджин никогда не позволял остальным видеть себя настолько разбитым. Хосок долго не появлялся из спальни, и парни со временем умолкли, каждый занявшись своим делом. Когда он вернулся, все взгляды тут же обратились к нему. — Сокджин-хён уснул. Можете тоже идти ложиться. — Что случилось? Ты узнал? — встрепенулся Чимин. — Там личные проблемы, — Намджуну показалось, что после этих слов Хосок посмотрел на него, прежде чем снова вернуться в спальню. На следующее утро они встали к уже готовому завтраку: Сокджин приготовил им рис со множеством разных панчан и расставил все на низком столике в гостиной. — Кушайте, — с максимально напускной радостью сказал он: — Нам понадобятся силы. Он все еще оставался тише обычного, даже несмотря на то, что общее состояние стаи вроде бы понемногу приходило в норму. Намджун не знал. Он не знал ничего о той ночи в студии целых четыре месяца. Сота-хён уехал, и Сокджин после этого продолжал игнорировать Намджуна еще некоторое время, но расписание было слишком плотным, и им следовало выполнять свои обязанности — так, мало-помалу они начали разговаривать снова о предстоящих событиях, о том, что заказать на ужин, о рабочих вещах, и спустя время ссора показалась далекой и забытой. Они снова начали обниматься, чтобы пометить друг друга, облегчив тем самым нараставшую из-за конфликта и игнорирования тоску по члену стаи. В конце концов, они ссорились и плакали не в первый и не последний раз. Сокджин делал это редко, но даже он достигал точки невозврата, после которой оставалось только хорошенько выплакаться — Намджун решил для себя так. Весна превратилась в лето, прошел их первый юбилей, и Намджун через пару дней отправился в свой любимый книжный магазин — вечер выдался свободным впервые за долгое время. На пути туда он столкнулся с Доёном — своим приятелем, тоже рэпером из айдол-группы, тоже лидером, увы не стаи, но своих ребят — пятерых бет и омег, дебютировавших годом раньше. Доён был высоким красивым бетой с выкрашенными в фиолетовый волосами — и его группа уже взяла несколько наград! Стая Намджуна выиграла только одну. Доён предложил выпить вместе кофе. Так они оказались в маленьком кафе в паре кварталов от магазинчика, на ходу обсуждая свои айдольские дела и делясь опытом. Когда зашла речь про Соту, Намджун посетовал, что тот до сих пор не написал ему насчет обещанного коллаба. — Ито Сота? — уточнил Доён. — Вы работаете с этим ублюдком? Намджун отшатнулся. — Что? Нет, я имел в виду Сота-хёна. Доён скривился — явно не от счастья. — Ага. Мы с ним тоже работали — только вот трек, который он для нас написал, провалился, и он даже не перезвонил. И слава небесам, иначе… Намджун нахмурился: — Иначе что? — Ну, он… омерзительный? Об этом все знают, ты что, сидел в бункере? Твои парни должны были понять, нет? — Намджун покачал головой, и Доён, оглядевшись вокруг, наклонился ближе: — Он распускает руки. Пристает к омегам в половину младше себя. И я бы не хотел, чтобы моих омег лапали или метили во время записи. Но это так, личные предпочтения как лидера группы. В его голосе звучал сарказм. Потеряв дар речи, Намджун уставился на него: — Ты серьезно? — Чувак, я видел своими глазами, — серьезно ответил Доён: — Любого спроси! Не начальников или продюсеров, конечно, он ко всем втирается в доверие, чтобы в случае чего его можно было покрыть. Спроси артистов, с которыми он работал — он ни шанса не упускает. Вот что значит бета с комплексом альфы. Доён закатил глаза и сменил тему, но Намджун, словно громом пораженный, не мог даже пошевелиться и поднести к губам чашку кофе. В следующие пару дней он провел детективное расследование: поспрашивал знакомых об опыте работы с Сотой, и ни один из айдолов его предположений не опроверг — все, как один, согласились, что с Ито Сотой опасно оставаться в комнате наедине. Знал ли об этом Пиди-ним? Знал ли об этом хоть один глава компании, или подобное распространялось только слухами среди юных артистов, которые не могли сказать ни слова против, боясь потерять работу? И самое отвратительное и шокирующее — распускание рук, которое Намджун несколько месяцев назад просто решил проигнорировать. Сокджин ведь говорил, что он прикасался к нему. Хватал? Пытался обнять? Намджун сжал зубы. Пометить? Когда до его ушей добрались слухи о двух омегах, почти десять лет назад пытавшихся подать на Соту в суд за изнасилование (в итоге дело было замято), Намджун подумал о широких улыбках Сокджина, его безудержном смехе, умении видеть в людях хорошее, его доверчивости и теплоте, а потом о студии, где он был совсем один наедине с Ито Сотой — и с трудом подавил желание что-нибудь разбить. Клокочущая ярость застелила ему рассудок. Хотелось закричать и разорвать кого-нибудь на куски. Насколько же жалок был Намджун? Настолько, что прежде чем откровенно поговорить с Сокджином, ему потребовалось два дня, чтобы собраться с духом. Иронично, что он даже не запланировал этого, не подбирал заранее слова, а просто сказал: — Насчет Сота-хёна. О том случае. Сокджин, растягивавшийся перед зеркалами с поднятыми руками над головой, моментально застыл как статуя — страх. Это был самый настоящий ужас, а Намджун все это время убеждал себя, что ничего кошмарного не произошло. Почему? Потому что Сота был с ним так добр, что он даже не смог представить обратную сторону медали? Что он понятия не имел, как вести себя, если бы обвинения Сокджина оказались чистой правдой? Или нечто еще более мерзкое: потому что он хотел коллаб? Блять, он продал ради этого Сокджина, самого себя? Сокджин медленно опустил руки, готовый немедленно уйти, как показалось Намджуну. С тревогой Намджун выпалил: — Почему ты мне не рассказал? — Что не рассказал? — Про…! — язык вдруг перестал поворачиваться, стал тяжелым и сухим: — Про то, как он ведет себя с омегами… с тобой повел. Сокджин равнодушно смотрел на него некоторое время: — И как же он себя повел? — Он… он же тебя домогался, — испуганно сказал Намджун. — Пытался прикоснуться. И всякое другое делал… — И даже больше, — апатично ответил Сокджин, и у Намджуна сердце ушло в пятки. — Ты должен был мне рассказать, — едва слышно. — Так я рассказал. Ты просто мне не поверил. Намджун схватился за голову. Он провалился целиком и полностью, как лидер группы, как лидер стаи, как альфа, как друг, в конце концов. Разочарование в себе, убийственное чувство вины накрыли с головой, словно помноженные на дни отрицания и игнорирования истины. — Блять, — пробормотал он, смаргивая слезы злобного бессилия. Блять, блять, блять! Почему-то Сокджин подошел и обнял его, чтобы успокоить — как делал всегда, хотя в тот момент он заслуживал этого меньше любого человека на планете. Намджун сжал руки в кулаки, вцепившись в ткань сокджиновой футболки, и стиснул зубы, пытаясь бороться с прошивающей тело дрожью. Как вообще Сокджин не покинул стаю той ночью? Намджун должен был защищать его и хранить безопасность: одним из немногих преимуществ нахождения в стае для омеги была дополнительная гарантия защиты, но Намджун проебался. Он отправил Сокджина на растерзание, а потом велел не жаловаться. Как, почему Сокджин не отказался от него после такого? Он спросил это у него, уткнувшись носом в широкое плечо. Сокджин вздрогнул и отступил, сжимая его руку. — Намджун-а, — он выглядел шокированно: — Я бы от тебя не ушел. Я понимал, что мы должны в первую очередь думать о нашей карьере. Да и кому мы смогли бы рассказать? Кто бы обеспечил должную правовую защиту? Никто. Но я бы не покинул тебя. Джуни… И он снова обнял его, успокаивая и помечая своим ароматом: Намджун позволил себе шмыгнуть. Совсем чуть-чуть, конечно же, где вы видели лидера-плаксу — кто вообще захочет следовать за таким альфой? Постепенно приходило осознание, в какой опасности тогда оказался Сокджин, почему он был полон ужаса — и все, что теперь можно было сделать — только сдерживать слезы ярости. — Он же не… ну, — выдавил из себя Намджун: — Не навредил тебе? — Ты уверен, что хочешь это знать? — тихо спросил Сокджин. Следующий час они провели в обнимку, прислонившись к зеркальной стене. Намджун чувствовал себя истощенным. Он бережно держал Сокджина за запястье, считая пульс и впитывая тепло чужой кожи, пока подушечкой пальца медленно втирал в нее свой запах. Сокджин, положив голову на его плечо, тихо рассказывал: о просьбах «расслабиться» и предложениях обсудить кое-что. Поначалу ничего, казалось бы, оскорбительного или опасного — Сота помассировал ему плечи, потому что это был хороший способ расслабить артиста перед записью, но затем он начал отпускать комментарии об его «отвлекающей внешности» и «спелом запахе». Сокджин проглатывал это, пытаясь списать на дружелюбие. Как вишенка на торте — пара подмигиваний. Возможно, часть подобного Намджун мог представить и сам. Но о том, что случилось после, он даже предполагать не мог. — «Я могу взять твои худшие попытки записи, проиграть твоему боссу и сказать, что это лучшее, чего я смог от тебя добиться — ты хочешь опозорить свою стаю? Или будешь умнее? Ты ведь умный малый. Такой красавчик как ты, да еще и студент — конечно, ты совсем не глупый. Ну-ну, не замирай, мне не нужно, чтобы ты превращался в бревно. Мы хорошо проводим время, Джинни. Ты же понимаешь, что это честно — просто не стоило так вести себя, дразниться, а потом ускользать. Думаешь, тебе все дозволено, благодаря своей красоте? Просто побудь немного хорошим омегой и встань для хёна на колени, хён быстро управится». Эта часть. Эта часть, и момент, где он хватал его за руки, пальцами прикасался к шее и запаховой железе, пытался зажать в угол, усадить на диван, чтобы почувствовать себя выше и значительнее, задавить авторитетом и весом. Вот это все Намджун не мог даже представить, когда увидел Сокджина рыдающим на кухне в полшестого утра. Больше ничего не было. Сокджину удалось убежать, он был слишком шокирован, чтобы даже заплакать, и смог отпустить себя только через три квартала. Сота использовал хорошие записи, не став воплощать угрозы в жизнь, улетел в Японию, и на протяжении нескольких месяцев о случившемся знали только Сокджин и Хосок, который не рассказал об этом никому. Да и кому он мог? Что можно было сделать в такой ситуации? Ничего абсолютно. «Дерьмо случается». — Думаю, что такие вещи в принципе очень распространены в индустрии, — после долгого молчания сказал Сокджин. — Это не первый раз, когда кто-то обращается со мной подобным образом, но пока что он зашел дальше остальных. Пока что. Ошарашенный этими словами Намджун впервые по-настоящему задумался, что его стае стоит покинуть индустрию развлечений. Они могут уехать на юг и жить вместе с семьей Тэхёна. Стать фермерами, все семеро. Намджун смог бы их защитить. Защитить Сокджина. — Хён, — тихо сказал он. — Не имеет значения, кто это будет: незнакомец или близкий человек, например, Хёвон, Седжин или… — Седжин? — перебил Сокджин, звуча в равной степени готовым засмеяться и изумленным. — Да кто угодно — вот об этом речь. Я всегда буду верить тебе. Клянусь, всегда, — он с трудом сглотнул: он уничтожит их, разнесет на части, ничего не оставит. Пусть только тронут. Даже если он окажется один против всего мира, он разорвет на куски любого, кто напугает Сокджина. — Отныне и впредь. Просто назови мне имя. Укажи на этого человека, и я позабочусь о том, чтобы он больше никогда не побеспокоил тебя. Обещаешь? — Обещаю, — Сокджин заглянул ему в глаза и прижался: — Ты, добрая душа. Все, что Намджун смог сделать — это сжать его плечо в ответ: — Ага. Намджуну много раз говорили, что взросление — это тяжело, и та ночь в комнате для тренировок определенно была из самых болезненных. Но настоящая боль пришла позже — два года спустя, когда они наконец-то начали побеждать на шоу, давать концерты с солд-аутом на родине и за границей, и настало время для очередного японского альбома. Пиди-ним сказал, что снова приглашает для работы Соту. Намджун узнал первым, стая еще ничего не подозревала. Услышав имя, он засунул руки в карманы, и его плечи поникли. Его затошнило. А потом он попросил о личной встрече с Пиди-нимом, держа в голове слова Сокджина: были и другие, были беты, были альфы, но никто не вел себя так, как Ито Сота. У Намджуна появилось правило не оставлять члена стаи наедине с незнакомым человеком. Порой он даже не дозволял этого с людьми, которых они знали довольно давно, если чувствовал тревогу: с тех пор ни разу больше его парни не оставались в студии или отельном номере с кем-то чужим. Как минимум, он позволял оставаться вдвоем или с менеджером, которому доверял. Было ли это порой неудобно? Да. Сомневался ли он, что поступает правильно? Ни разу. Разница между их публичным образом и личными делами была такой огромной, что порой могла затмевать все и делать их уязвимыми: вряд ли кто-то задумывался, насколько тяжела была их жизнь, что они могли подвергаться подобному. Популярность не означала, что они защищены ото всех невзгод — напротив, она привлекала больше грязи. А это значило, что никто, кроме Намджуна, не сможет защитить его стаю. Когда Намджун ворвался в офис Пиди-нима солнечным утром вторника, его усадили за широкий стол. Взяв себя в руки, он сходу заявил: — Мы не станем работать с Ито Сотой. Пиди-ним изумленно воззрился на него: — Прошу прощения? Намджун был юношей — всегда ли ему таким оставаться? Когда он уже наконец повзрослеет? Его руки вспотели, и он ни разу в жизни еще не перечил Пиди-ниму, который дал ему все, в том числе и стаю — смысл жизни. — Я отказываюсь с ним работать. — Что ты несешь?! — Пиди-ним понемногу выходил из себя. Намджун выдал заготовленный заранее ответ: — В последний раз Сота-ним причинил моей стае дискомфорт, и я больше не позволю ему иметь с нами дело, — в ушах звенела кровь. Достаточно ли они уже успешны, чтобы Пиди-ним не выкинул их на улицу за подобную дерзость? — Дискомфорт, — повторил Пиди-ним, наклоняясь над столом: — Что ты имеешь в виду под дискомфортом? Черт возьми, работа — это не всегда приятно и весело, ты не знал? Слушай сюда, я знаю Соту со времен, когда ты еще и двух слов не мог срифмовать, так что тебе лучше объясниться как следует! Намджун не собирался выдавать ни имен, ни подробностей: они не имели значения и не должны были. Он не станет втягивать в это имя Сокджина. Значило только: — Он больше не приблизится к моей стае. Никогда. Пиди-ним глядел на него расширенными от удивления глазами: — Парень, слушай… — Никогда, — прорычал Намджун. — Блять, — выдохнул Пиди-ним. Это была даже не встреча: по сути, ничего не решилось. Его выгнали со словами, чтобы он «успокоился нахуй», и, трясясь от адреналина и волнения, Намджун переживал насчет того, что он натворил. Но через пару дней компания наняла другого продюсера, корейско-японского бету, знакомого Юнги. Официальной причиной был назван конфликт в расписании. Сокджин, услышав имя Соты, побледнел как мел — но Намджун под столом сжал его ладонь: они выстоят. Они уже выстояли, ведь официальная причина была лживой. — Как жалко, — сказал вдруг Чонгук во время одного из уличных фотосетов, когда они разбрелись по парку и снимались возле деревьев и прудов. Он покачался на пятках и огорченно добавил: — Мне так понравилось работать с Сота-хёном тогда! — Хей. Чонгук-и, сделай мне одолжение? — попросил Намджун, и Чонгук вопросительно поднял брови. — Больше никогда не зови Соту своим хёном. Чонгук опустил голову, и Намджун понял его, прекрасно понял: взрослеть было пиздец больно. Оставалось лишь надеяться, что они хоть в какой-то мере поступали верно.