Совершенность несовершенства

На базе нас было около полусотни. И все — дети сотрудников Ведомства, больше половины — сиротами. Оказавшись среди себе подобных, я практически сразу почувствовал себя частью этой касты отщепенцев, людей практически без будущего. Но людей, горящих, следующих воле родной страны, трудящихся ради всеобщего блага. Если Учиха всегда дистанцировались от меня, чувствуя стыд за судьбу, на которую меня обрекают, то на базе я обрел настоящую семью, тех людей, что были близки мне по духу, которые всё понимали. Мы готовы были впитывать речи идеологов, готовы были забыть о нормальной жизни ради великого. Так было проще — отдаться делу и любить тех, с кем предстояло рисковать жизнью… Я до сих пор помню, как в первый раз увидел Рин. Она улыбалась, о чём-то разговаривая со сверстницами. Шёл первый день обучения, и все мы ждали, когда наставник появится в классе и расскажет, что нас ожидает в ближайшие годы. Я сидел на задней парте, одновременно радуясь тому, что наконец-то вырвался из-под дядиной опеки, и, переживая, смогу ли освоиться и найти друзей. Погруженный в размышления, я продолжал смотреть на Рин, и она это почувствовала. Обернувшись, она встретилась со мной взглядом. Я вздрогнул, опомнившись, и осознав, что как дурак пялюсь на незнакомую девчонку. «Привет, я Рин», — представилась она. — «А ты, наверное, из клана Учиха?» «Откуда ты знаешь?» — не задумываясь о том, как невежливо это прозвучало, удивленно спросил я. «У тебя на рубашке вышит герб», — сказала Рин, и я почувствовал себя идиотом. «Как тебя зовут?» — она сделал вид, что не видит моего замешательства. Наверное, в этот момент я в неё и влюбился. На моём месте любой бы влюбился в эту милую и симпатичную девочку. Слишком добра она была, слишком искренне сияли её глаза, слишком тёплой была её улыбка. Я был просто счастлив, когда узнал, что мы с Рин будем учиться в одной тройке. Вот только третий член мини-группы, Какаши стал причиной того, что все мои детские надежды на взаимность чувств к Рин пошли прахом. Потому что она была влюблена в него. Молчаливого и холодного сына героя войны, вошедшего в историю своим умением вытаскивать отряд из любых передряг с минимальными человеческими потерями. Мои безымянные предки канули в пучину небытия безвестными, оставив лишь фамилию, которая будила в моих сокурсниках скорее презрение, берущее корни из неуважения пролетариев к буржуа, а вовсе не уважение. Меня считали избалованным ребёнком властной семьи, а его — скромным сыном героя. Радовало, что хотя бы Рин понимала меня. Я старался быть как можно активнее вовсе не из-за того, что в прежней жизни мне многое позволялось, я лишь хотел заставить мир открыться в ответ на открытость. Но, стараясь видеть хорошее в людях, Рин не верила и в мизантропию Какаши. А я и не думал её разубеждать, потому что, хоть и злился, но считал это подлым — выставлять человека за его спиной в дурном свете, пусть даже вполне заслуженно. Я просто старался быть собой и быть с ней, быть полезным, надеясь на лучшее. Надежда — это всё, что тогда у меня было, кроме мыслей об улыбке Рин, от которых нестерпимо мучительно, но одновременно так приятно ныло сердце. Три года мы тренировались бок о бок. Привыкали сутками не спать и обходиться без еды и воды, учили иностранные языки и боевые искусства. Не было такого оружия, с которым нас не учили бы обращаться. К тринадцати годам в реальном бою я смог бы справиться с ракетной установкой, но нас растили не для войн, а для диверсий и шпионажа. Та самая миссия, в ходе которой я потерял имя и лицо на долгие годы, была разведывательной. Перед нами поставили цель: достать опытные образцы нового биологического оружия, разрабатываемого соседней страной в горной лаборатории. Информатор должен был передать нам материал у места выброса отходов. Но в назначенное время он так и не объявился. Вероятность того, что его раскрыли, была велика. Казалось, международного скандала не избежать, поэтому наш командир решил, что если и отвечать, то за дело, и направил несколько групп на территорию лаборатории для захвата образцов. План базы у нас был благодаря тому же информатору. Шанс прокрасться незамеченными оставался, учитывая, что при нас были передатчики, генерирующие помехи камер наблюдения. Сработай мы оперативно, проникновения никто бы не заметил. Но человеческий фактор, как всегда, стал причиной провала. Информатор, надёжный человек, как заверял нас командир разведки, раскололся при первых же угрозах расправы. Мы попали в засаду. Конечно же, мы отбивались, как могли, но, когда выход из лаборатории был буквально за поворотом коридора, я понял, что Рин осталась у противника. Её, конечно, спасли, но ради этого пришлось спровоцировать обвал в горах. Я оказался ближе всего к месту взрыва. Практически погребенный заживо, я заставил товарищей бросить меня, надеясь на то, что когда обвал закончится, наша группа зачистки заберет на родину моё тело и на похоронах хоть кто-нибудь помянет меня добрым словом… Но меня спасли раньше, чем я примирился с мыслью о смерти. В байке об Обито Учихе есть доля правды. В тринадцать лет я впал в кому. Правда, всего на месяц. Я очнулся в бункере, одной из сверхсекретных баз Ведомства. Меня сшивали по кусочкам по приказу прадеда, которого все давно считали мертвым. В своё время он полностью отказался от гражданской личины, став агентом самого высокого ранга, успев прожить несколько жизней под чужими именами и с чужими лицами за те десятилетия, что мы чтили его память всем кланом. Видимо, он чувствовал, что его конец близок и во мне увидел прекрасную возможность не дать умереть вместе с ним его идее. А идея была грандиозная. Он хотел изменить мир, войдя в мировое правительство. Но к моменту, когда, наконец, приблизился к цели, был уже слишком стар. Его задумка выходила за рамки человеческой жизни, воплощение плана заняло бы десятилетия, которых у него не было. А вот у меня были. Правда, для того, чтобы всё получилось, надо было разобрать меня и склеить по частям. Но с первой частью прекрасно справился обвал, а вторую взял на себя с детства знакомый и самый близкий тебе человек. Та, кто знал, как вытащить из пропасти человека, потерявшего всё, при этом заставляя его падать глубже и глубже. Даже у неё это вышло не сразу. Было нелегко сделать меня тенью предка, его настоящим и будущим. То, что мир болен и несправедлив, то, что я никому не нужен, было очевидно. Сложность была не в самой идее, сложность была в пути. Я должен был стать способным на всё. На любые аморальные и отвратительные методы, самым нейтральным из которых было убийство. Я был готов убивать, ведь я совсем недавно служил солдатом в непрекращающейся войне разведслужб, но, как у каждого здорового человека, в моём сознании блестел предохранитель, разрешающий убивать лишь в самом крайнем случае. Именно этот предохранитель служил помехой — мешал мне стать тем, кем я должен был. Поэтому его целостность была лишь вопросом времени. Он сломался, когда умерла Рин. Она погибла на задании, по нелепой случайности попав в стычку с представителями местной организованной преступности, даже не с контрразведкой. Никто её не защитил, никто не спас, никто не пришёл на помощь. Рин умерла глупо и бездарно. Так не должно было случиться. Я не за это отдал свою жизнь. К миру, который не смог сберечь самое светлое, что в нём было, у меня не осталось жалости. Ради неё я обязан был его сломать. Так же, как он сломал меня. Пока мой наставник был жив, я делал всё, что он мне велел. Больше не спорил, не припирался. Когда это было необходимо, отключал разум. Когда не мог больше подавлять пережитые потрясения, надевал маску или темные очки. Плакал и делал то, о чём сейчас даже вскользь упоминать едва в состоянии. Потому что не хочу, чтобы даже тень этой грязи коснулась тебя. Но я обещал быть честным. Поэтому должен. Дистанционное обучение, безусловно, было идеальным вариантом для Дейдары. Никаких людей — никаких проблем. Хотя одна оговорка, всё же, существовала. Материаловедение невозможно изучать без практики, поэтому для дистанционных студентов раз в месяц в университете проходил интенсив-практикум: два дня с восьми и до восьми в закрытой лаборатории проводились экспериментальные задания, столь важные для выработки компетенций и получения зачета. Но это, в сущности, не было проблемой. Уже на вступительных экзаменах Дейдара понял, что в техническом ВУЗе, где большая часть студентов не интересуется светской жизнью и даже не смотрит телевизор, он может чувствовать себя свободно. Заходя в здание, петляя в лабиринте коридоров, он изредка чувствовал на себе робкие взгляды, но по опыту знал, что девушки, боящиеся смотреть на него иначе, как вскользь, будто случайно, ни за что не подойдут знакомиться. К счастью, в группе не было девушек вообще, и студенты в принципе не проявляли друг к другу интереса. Дистанционное обучение словно было создано для тех, кого не интересовали лишние социальные контакты, особенно в ущерб изучению любимого предмета. Если и им было что-то известно о Дейдаре, то это явно не имело для них достаточно значения, чтобы пытаться пойти на контакт, и его это более чем удовлетворяло. Можно было спокойно учиться, ни на что не отвлекаясь. Пребывая в легкой эйфории от того, что наконец-то мог заниматься интересным делом и не ловить на себе косые взгляды, Дейдара решил рискнуть сходить в перерыве между парами в университетский кафетерий. К его счастью, и здесь на него внимания практически не обращали. Спокойно отстояв очередь и сделав заказ, Дейдара сел за свободный столик в глубине зала и приступил к обеду. Надо сказать, готовили здесь не так плохо. Пиротехник даже задумался над тем, не взять ли что-нибудь с собой, чтобы съесть дома на ужин. Его взгляд расфокусировано скользил по группам студентов, что-то оживленно обсуждающих или просто, уставившись в смартфоны, поглощающих еду. Ничто не привлекало внимания — обычный день из будней университета. Но вдруг среди десятков шумных юношей и девушек Дейдаре показалось, что он увидел знакомый профиль. Ему на мгновение показалось, что в паре десятков метров от него за столиком с обычными студентами сидел Обито, оживленно что-то рассказывающий соседям по столу. Но этого быть просто не могло. Конечно, пиротехник знал, что Учиха учился в том же университете, что и он, но ни на миг не представлял, что тот может вот так запросто заявиться в учебное заведения без сопровождения, как простой студент. Да, именно, Дейдаре просто показалось. Ведь если бы это был его бывший напарник, то где-нибудь поблизости обязательно крутился бы… — Тсукири-сама, здесь не занято? Разрешите присесть, — на место напротив, улыбаясь, опустился Кимимаро, поставив перед собой поднос, на котором стояла лишь бутылка минеральной воды. — Я же не сказал да, хм, — настроение моментально испортилось. К телохранителю Обито Дейдара относился с недоверием после того, как узнал, что тот регулярно рапортует обо всем, что происходит в жизни Учихи Ведомству. — Увы, я сел быстрее, чем вы успели подумать, — скорбно пожал плечами Кагуя. — Но, если вы против, я, конечно, не посмею ослушаться. Понимая, что все реплики агента не более, чем провокация, Дейдара заставил себя подавить гнев, и ответил: — Раз уж сел, то сиди. Приятного аппетита. — Спасибо, и вам приятного аппетита, Тсукири-сама. Прошу простить мою неучтивость. — Послушай, Кагуя, что ты тут забыл? — пропустив любезность мимо ушей, понизив голос, выпалил Дейдара. Если уж этот товарищ решил поговорить, то пусть говорит. — Учиха-сама учится в этом университете, я думал, что вы… — Кимимаро не успел договорить. — Я знаю, хм, — перебил его Дейдара. — Почему он решил появиться здесь посреди учебного дня как простой студент? Вы каждый день сюда ходите? — Ну что вы, Тсукири-сама, — улыбаясь, покачал головой Кагуя. — Это в первый раз. — Та-а-ак… — протянул пиротехник. — Только не говори мне, что… — Он здесь, чтобы увидеть вас, Тсукири-сама, — закончил фразу агент, улыбаясь ещё более приторно. Скрипнув зубами, Дейдара приложил все усилия, чтобы снова подавить приступ негодования. Телохранитель вполне мог просто его провоцировать, а Обито пришел сюда элементарно ради того, чтобы посмотреть, на что и как расходуются спонсорские деньги его компании, ежегодно перечисляемые университету. Конечно, одно другому не мешает, но мотив, озвученный Кагуей, не мог быть единственным. — Тогда скажи ему, что через десять минут я рассчитываю встретиться с ним его у перехода в лабораторный корпус. Пара у меня начинается уже скоро, так что долго ждать его я не буду, хм, — собравшись, проговорил Дейдара. Переход в лабораторный корпус временно был закрыт из-за ремонта, поэтому вряд ли кто-то смог бы застукать их там. — Его одного, — не дожидаясь едкого вопроса, тут же добавил юноша. Усмехнувшись, агент кивнул и поднялся из-за стола. Решение на сей раз воздержаться от колкости далось ему нелегко, но обострять и так не самые дружеские отношения с пассией коллеги было, в конце концов, не слишком разумно. По крайней мере, обострять до крайности. Дейдара, старавшись выглядеть спокойным, попытался доесть обед, но из-за переживаний просто не смог этого сделать: в горле будто ком стоял. А ведь был обычный день. Наверное, всё просто шло слишком гладко… — Дейдара-семпай, я так рад тебя видеть, — при виде пиротехника Обито сразу же полез обниматься. Дейдара, держа в поле зрения коридор, не стал сопротивляться, — пока поблизости никого не было, можно было позволить себе некоторые вольности. — Я тебе больше не семпай, — тихо проворчал он, краснея и растворяясь в тепле объятий. Одеколон Учихи в этот раз был более сладким, даже приторным, но не менее приятным, чем привычный, потому что аромат неизменно смешивался с естественным запахом обладателя, становясь оружием, перед которым было не устоять. — Как скажете, Дейдара-данно, — прошептал Обито, пользуясь тем, что Дейдаре-данно было слишком приятно, чтобы прерывать контакт из-за негодования. Где-то вдалеке послышалось эхо шагов. Инстинкты бывшего агента сработали практически моментально. Не разрывая объятий до конца и придерживая юношу за плечо, он увлек того за собой в уборную, расположившуюся прямо напротив той самой наглухо закрытой двери коридора, ведущего в лабораторный корпус. В туалете он, не давая семпаю отреагировать, затолкнул того в ближайшую кабинку и, протиснувшись в неё сам, закрыл дверь. — Что ты…? — Дейдара, просто верь мне, — сразу же отрезал Обито, быстрым движением сгреб пиротехника в охапку и поднял на руки. Краснея от негодования и странного жара, который становился только сильнее от каждого нового прикосновения бывшего напарника, Дейдара не сопротивлялся. Он чувствовал себя настолько смущенным, что не смог прошептать ничего, кроме как: — Учиха, ты… В это время скрипнула дверь туалета. Кто-то зашёл в эту отдаленную часть корпуса по нужде. Расчет Дейдары на то, что сюда никто не сунется, оказался неверным. Нашелся студент-социофоб, решивший потратить лишние пять минут ради того, чтобы справить физиологические потребности в гордом одиночестве. Судя по звукам шагов и шороху одежды, он был достаточно мнительным, потому что, спустившись на корточки, осмотрел низ всех занятых кабинок. Дейдара бросил быстрый взгляд на Обито, который предугадал этот маневр нежданного «гостя». Тот только улыбнулся и слегка пожал плечами, показывая, что это просто старые привычки оперативника. — Я тут надолго, так что не переживай из-за меня, — обращаясь к неизвестному студенту, громко сказал Учиха. — Съел, видимо, что-то не то, вот и прихватило. Ответом было безмолвие, только бряцнул ремень расстегиваемых брюк. Видимо, реплика завела студента, любящего уединение, в тупик, но нужда была настолько сильной, что несчастному пришлось принять то, что он не один в уборной. Дейдара закатил глаза и, неслышно вздохнув, положил голову на плечо бывшего напарника, наконец, смирившись с положением дел. Отзываясь на проявление нежности, Обито крепче прижал юношу к себе и, поцеловав того в макушку, лицом зарылся в светлых волосах семпая, вдыхая легкий аромат цветочного бальзама, которым неизменно пользовался Дейдара… Нервный студент уже ушел, а бывшие напарники всё не меняли поз, делая вид, что просто не заметили этого. *** Пиротехник медленным шагом шёл домой. Субботний день, центр, вечер, преходящий в ночь, — мимо сплошным потоком проходили весёлые компании. Одногруппники сейчас, должно быть, точно также направлялись в караоке-бар, чтобы отметить первый успешный день учебы и знакомство. Зазывалы приглашали всех, но из шестидесяти человек приняли приглашение лишь около полудюжины. Дейдара не принадлежал к их числу. Как и большей части группы, лишние социальные контакты не были ему в радость. День действительно оказался продуктивным, поэтому надо было отдохнуть, но только не в шумной компании, да и пить ему всё равно нельзя… Дорога до дома занимала не менее двух часов, но юноше нужна была эта прогулка, чтобы привести в порядок мысли. Его очень беспокоила встреча с Обито. Вроде бы, причин для тревоги не было. Подозрительным поведение Учихи нельзя было назвать. Захотел совместить приятное с полезным — посмотреть университет и встретить бывшего напарника. И Дейдара был очень рад этой встрече, только вот что-то в этой ситуации казалось неправильным. «Если выехать сейчас, через пять часов буду на месте», — молнией мелькнула в голове мысль. А вслед за ней отрезвляющие воспоминания об обещании, о том, что он больше не поедет к маме один. Но сейчас был так необходим беспристрастный собеседник, а, кроме матери, подобных людей в окружении совсем не осталось. Анко работала на Ведомство, нагружать Ино своими тараканами он не хотел, об Обито даже речи идти не могло. А кто ещё был хоть сколько-нибудь рядом, чтобы ему можно было доверить свои не до конца формализованные переживания? Не осознанно, Дейдара усмехнулся. Меньше месяца прошло, а он снова словно стоял в тупике. Ведь он смог добиться, чего хотел. Хороший мальчик снова был рядом, и, серьёзно, пусть ситуация в целом не сахар, но ведь раньше, когда пиротехник был совсем один, когда не мог ни двигаться, ни творить — только смотреть в камеру в надежде на чудо, всё было намного хуже… Пусть не идеально, идеал — не достижим, но он смог достучаться до Тоби. Только вот Тоби уже не существовало. Человек, носивший очки в идиотской оранжевой оправе, навсегда сняв их, будто вместе с ними утратил некую незаметную, но очень важную часть себя. Нет, он по-прежнему смущал и даже заставлял злиться, постоянно улыбался «семпаю» и подходил всё ближе и ближе. Но раньше всё было не так. Может, просто Дейдара изменился или излишне идеализировал прошлое? Нет, дело совсем не в этом. Но в чём тогда? В кармане завибрировал телефон. Это, должно быть, Обито. Хочет увидеться. «Дейдара-данно, я заеду за тобой в десять? Можем подняться на пятидесятый этаж моего офиса. По ночам вид на город просто прекрасен». Что и следовало ожидать. «извини, я устал. в другой раз», — быстро набрал ответ и отправил его Дейдара, отправив телефон обратно в карман толстовки, предварительно отключив звуковые сигналы оповещения, включая вибрацию. Он не хотел продолжать диалог. Мимо прошла смеющаяся парочка. Молодой человек обнимал девушку за талию, но его рука то и дело норовила сползти ниже. Его спутница смущенно делала ему замечания, но особо не сопротивлялась. «Может, я просто боюсь близости? Или мне неприятно, что мы никогда не сможем также спокойно прогуливаться по улицам?» Нет, это было бы слишком просто. Да и телеэпопея навсегда отбила у Дейдары желание проявлять чувства хоть сколько-нибудь публично. Дело было в другом, но пока он не мог или просто не хотел понимать, в чем именно, изводя себя тревогой и снова погружаясь в одиночество. Желудок ныл. За день так и не удалось нормально поесть. Из-за встречи с Обито он не доел обед, волнуясь, как всегда. Но, не смотря на голод, заходить никуда не хотелось. Надо было просто дойти до дома. А ведь идти ещё так далеко… Мимо прошла смеющаяся компания школьников. Отводя от них взгляд, Дейдара невольно подсмотрел семейный ужин пожилой пары в кафе через дорогу. Женщина перекладывала мужу в тарелку кусочки рыбы, а тот заботливо кланялся ей. Оба они буквально сияли, счастливые и спокойные. От их вида сделалось совсем тошно, и юноша, не задумываясь, нырнул в ближайшее свободное такси и, выпалив адрес, откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Пытаясь отогнать навязчивые неприятные мысли он, как обычно, потянулся к телефону, но только-только нащупав его в кармане, заставил себя оставить гаджет. Если Обито ответил, то ему пришлось бы прочесть сообщение, которое не могло не высвечиваться даже на заблокированном экране. А если не ответил? Пожалуй, это было бы даже хуже. Закусив губу, Дейдара достал из сумки блокнот для скетчей и, чтобы скоротать время, начал рисовать абстрактные формы. Ровные геометрические контуры складывались в хаотичную мозаику, поверх неё возникали завихрения водных потоков. Каждый новый завиток будто погребал под собою клетку изломанных линий. Волны пытались очистить лист, но это было невозможно. Углы смеялись им в лицо, затягивая в свой хаос и делая его ещё более беспорядочным. — Извините, а Вы случайно не…? — послышался голос таксиста. Они встали в пробку, и можно было немного расслабиться. — Случайно да, — не дослушав, ответил Дейдара, прекрасно понимая, о чём будет вопрос. — Вы знаете, моя дочь… — неуверенным голосом продолжил мужчина. Подавив раздражение, пиротехник отвлекся от рисунка, поймав взгляд водителя в зеркале заднего вида. — Как зовут Вашу дочь? — Минако. — Замечательно, — отозвался юноша и, подписав рисунок «Прекрасной Минако-чан», вырвал лист из блокнота и протянул водителю. — Не бог весть что, но зато с автографом. Не веря своим глазам, таксист взял рисунок и аккуратно, боясь помять, сложил в папку с документами, лежащую в бардачке. — Спасибо огромное, Тсукири-сан, Минако будет просто счастлива! — смущенно поблагодарил он Дейдару. — Ну что вы, это же просто каракули, — улыбаясь, отмахнулся Дейдара и, не слушая дальнейших благодарностей, наконец, смог выдохнуть. Стоило сделать пусть микроскопическое, но доброе дело, как хватка тревоги стала слабее. Не настолько, чтобы он смог взять в руки смартфон, но в достаточной мере для того, чтобы можно было погрузиться в легкую дремоту по дороге домой… «Дейдара-семпай», — Тоби улыбается, пряча глаза за очками. Половина его лица покрыта шрамами. Каждый из них, кажется, тоже улыбается и манит. «Тоби, можно я…?» — не в силах больше подавлять желание тихо спрашивает Дейдара. «Дейдаре-семпаю всё можно», — улыбка на лице напарника становится теплее. Дрожащей от волнения рукой юноша прикасается к сетке неровностей и впадин на лице собеседника, медленно и мягко скользит по ним, пытаясь запомнить каждый сантиметр замысловатого рельефа. «Тоби, ты снимешь очки?» — просит пиротехник после десятка безуспешных попыток поймать взгляд через тёмные стёкла. «Нет, Дейдара-семпай, Тоби не может этого сделать», — едва заметно качает головой напарник. «Но ты же сказал…» «Дейдара-семпай может снять их сам. Тоби — хороший мальчик и не обманывает Дейдару-семпая». Ободренный этими словами, Дейдара тянется к знакомым очкам, касается холодного пластика оправы, но дальше руки будто не слушаются его. Юноша не может заставить себя пошевелиться. Его охватывает страх, иррациональный страх, что если снять очки, то Тоби просто исчезнет. Они стоят, замерев. Кажется, проходит вечность. Тоби молчит и продолжает улыбаться. Откуда-то издалека слышится гул. Понимая, что в любой момент всё может исчезнуть, Дейдара шепчет: «Тоби, помоги мне», — но прежде, чем напарник успевает ответить, сон обрывается. — Мы приехали, Тсукири-сан, проснитесь, — сказал водитель, развернувшись к пассажиру. — Замечательно, — отзывался Дейдара, чувствуя себя абсолютно разбитым. Расплатившись, он вышел из такси и перешёл через дорогу. До дома предстояло пройти ещё пару кварталов. Он никогда не говорил свой настоящий адрес таксистам, подозревая, что те могут использовать информацию в личных целях. Десятиминутная прогулка была небольшой платой за внутреннее спокойствие. Вопреки опасениям, у его подъезда никто не дежурил, в квартире тоже было пусто. Дейдара вздохнул, окинув взглядом безмолвное помещение. Нет, конечно, Обито сейчас был бы совсем не кстати. Неловкостей на сегодня было достаточно. — Пустота, — проговорил Дейдара, неосознанно желая разрушить тишину. И вздрогнул от звука своего голоса, словно понимая, что пустотой тут и не пахнет. «Вытеснение» подходило куда больше, но углубляться в эту тему не было ни желания, ни сил. Только когда за окном окончательно стемнело, юноша смог успокоить ноющее чувство в груди и попытаться найти его причину. Сидя на диване он крутил в руках порядком потрёпанные временем очки в оранжевой оправе. Глаза закрывались, но обрывать день, не разобравшись, никак нельзя. Он знал, что никогда не будет готов, но дело было не только в нём. Не глядя, снимая блокировку с телефона, он набрал заученный наизусть номер. — Слушаю тебя внимательно, — прозвучал искаженный связью усталый голос. Дейдара почувствовал укол совести: он совсем не думал ни о позднем времени, ни о возможных делах Обито. — Я не вовремя? — спросил пиротехник, стараясь сдержать переживания. — Я же ответил, значит, всё в порядке, — теплоты в тоне заметно прибавилось. — Хочешь встретиться? — Мне надо тебя увидеть, — Дейдара не стал откровенно лгать. Встречаться с Обито ему совсем не хотелось — это была необходимость. — Я приеду, — спустя пару секунд молчания прозвучал ответ. — Если ты занят, я сам могу или… — чувствуя ещё большую вину, предложил было Дейдара, но Обито оборвал его практически на полуслове. — Я приеду. Жди меня, хорошо? — голос звучал безапелляционно. — Хорошо, — подчинился ему юноша. Услышав удовлетворительный ответ, Учиха положил трубку. «Тогда отдыхай. Пожалуйста, напиши мне, как будешь дома». Дейдара подавил желание снова набрать Обито и попросить не подрываться посреди ночи ради него, предложить самому приехать. Нет, что сделано, то сделано. Да и потом бывший напарник ни разу не приглашал к себе, так с чего он взял, что тот захочет видеть его у себя дома? А учитывая, что Кимимаро под капельницами никуда не деть, вряд ли бы Дейдара смог открыто поговорить с хозяином квартиры при таких обстоятельствах. Сейчас можно было только подготовиться к приезду. Вздохнув, пиротехник пошёл на кухню, чтобы вымыть скопившуюся в раковине за неделю посуду и не позориться перед гостем. Только домывая последнюю тарелку, он понял, что если бы ждал Тоби, то не пошевелил бы и пальцем. Рука дрогнула, и тарелка упала на пол, с оглушительным звоном разлетевшись на мелкие кусочки. — Я сильно тебя отвлёк? — вместо приветствия выпалил Дейдара. Он нервничал, тщетно пытаясь подавить волнение. — Если бы я был сильно занят, то не смог бы приехать, — улыбнувшись, ответил Обито. Думая, что вечер будет свободным, он перенёс на завтрашнее утро встречу по стратегии компании в сегменте бытовой техники. Звонок семпая оторвал его от сопоставления прогнозов на позапрошлый год и реальных его итогов, для отслеживания динамики надо было ознакомиться с горой документов, под что и была расписана ночь, но теперь аналитика отменялась. Топ-менеджеры подождут. Юноша поверил. Или сделал вид, что поверил. — Проходи, — послышалось приглашение, и Обито поспешил разуться. Судя по всему, предстоял напряженный разговор. Люди искусства склонны к неврозам и истерии. Но если Дейдара позвал его вместо того, чтобы просто запечатывать переживания в себе, значит, ситуация не была безнадёжной, или всё-таки…? Они прошли на кухню, и Дейдара разлил по чашкам свежезаваренный чай, предложил что-нибудь приготовить, но Обито отказался. Чем меньше оттягивать неприятный момент, тем лучше. В прошлый раз, когда они вот так сидели на этой кухне, ему пришлось сказать юноше правду. И сейчас, судя по всему, предстояло то же самое. — Ты можешь считать меня помешанным, — наконец, начал Дейдара, прервав тишину ожидания, — но сделай, пожалуйста, то, о чём я тебя попрошу, — тихо, но твёрдо проговорил он, стараясь не отводить взгляда. Настойчивость интриговала, и Обито понимал, что уже заранее согласен на всё: не потому что так надо, а потому что преодоление себя похвально, а семпай, вызвав его на этот разговор, явно что-то в себе переборол. — Обито, дай мне попрощаться с Тоби, — выдохнул Дейдара. Обычно в подобных ситуациях он краснел, но сейчас был бледен. Значит, за просьбой скрывалось что-то большее, чем простые чувства. Выходит, именно из-за той странной, но удавшейся роли Обито мальчик казался отстраненным. Из-за своей привязанности к Тоби он не мог впустить того, кто за ним стоял, того, без кого никакого Тоби бы не было. Но если сейчас, переступая через стыд, переступая через гордость Дейдара решил попрощаться с чувствами к несуществующему человеку, значит, он действительно хочет… Обито показалось, что что-то кольнуло в груди. Забавное чувство, но какое же тревожное. — То есть я…- — Да, я знаю, что это странно, — почувствовав, что Обито не выступает против, перебил Дейдара. — Просто, пожалуйста, надень свои, то есть его очки и поговори со мной, как Тоби. — Да, конечно, Дей…- надевая протянутые очки, пытался вставить пару слов Обито, но его снова перебили. — И никогда, никогда после не вспоминай это, хорошо? — в ещё большем смятении попросил юноша. — Да, как скажешь, — пообещал Обито перед тем, как вернуться к образу Тоби, забыть который он ещё не успел. — Тоби так рад снова видеть Дейдару-семпая! — буквально растянулся в улыбке хороший мальчик. — Тоби, я тоже очень рад тебя видеть, — Дейдара словно вернулся в один из последних школьных дней, дней бесконечных занятий в библиотеке, бенгальских огней и глупостей напарника. В его глазах стояли слёзы, но юноша их совсем не замечал. Он был просто счастлив снова слышать и видеть близкого человека. Пусть даже его не существовало на самом деле. — Почему Дейдара-семпай плачет? Кто-то обидел Дейдару–семпая? — не смог не отреагировать Тоби. — Я сам кого хочешь обижу, хм, — поспешно вытирая глаза, проворчал Дейдара. — Ты обещал мне, что вернёшься и не вернулся. Тоби же хороший мальчик, разве нет? — Дейдара-семпай, — растерянно протянул Тоби. — Тоби думал, что Дейдаре-семпаю будет лучше без Тоби. Тоби должен был уйти, чтобы Дейдару-семпая вылечили после теракта. — Но что если я хотел снова встретиться с тобой намного больше, чем выздороветь? Что если я каждый день ждал, что ты вернёшься? — хотелось прекратить это и немедленно, но Дейдара дал себе слово, что он позволит себе выпустить из себя всё, что его тяготило, чтобы расстаться с Тоби, чтобы идти дальше. — Дейдара-семпай скучал по Тоби? — будто не веря своим ушам тихо проговорил напарник. — Да, черт побери, я скучал по тебе, и мне было очень, очень плохо. Я не мог ни о чём думать. От отчаянья я даже согласился сниматься в той идиотской программе, просто чтобы заставить тебя вспомнить обо мне, о том, что я жив, и что я тебя жду, — слёзы катились одна за другой непрестанным потоком, и Дейдара больше не пытался их скрыть или утереть — слишком много их было, слишком важно было не отвлекаться от самого разговора. — Ты мне обещал, — облокотившись на стол, закрыв ладонями глаза, пиротехник вздрагивал от судорожных всхлипываний, выпуская эмоции, которые копились и подавлялись долгие месяцы. — Ты же обещал мне… А потом пришёл Обито и сказал, что тебя нет и не будет. Я думал, что он это ты, пытался себя убедить, но ведь это не правда… Тебя же нет, тебя же никогда не было. Ты только в моей голове, Тоби. Да что же со мной не так… Понимая, что слова здесь не помогут, Тоби просто слушал семпая, позволяя тому выплеснуть эмоции, осторожно гладя его по голове, показывая, что он не один, что напарник рядом и слушает, что понимает и поддерживает. Дейдара не сопротивлялся. Он был близок к тому, чтобы перестать что-либо понимать, настолько его захлестнули чувства. Сделав усилие над собой, он снова поднял взгляд на непроницаемые стёкла. — Мне раньше никогда не было настолько больно, Тоби. Разве что, когда мама заснула, но это было так давно, что я уже почти забыл, что чувствовал тогда. Ты оставил меня, когда был так нужен. Я знаю, что всё неоднозначно, но не могу принять, что на самом деле тебя никогда и не было, что ты — просто его маска, просто роль. Ведь не настолько же я идиот, чтобы… — до конца значит до конца, проговорил про себя Дейдара, собираясь с духом, — чтобы влюбиться в обычную маску. Чувствуя, что собеседник собирается что-то сказать, юноша поспешил его остановить: — Молчи, пожалуйста, помолчи. Я просто хочу, чтобы ты это знал. Что я люблю тебя, до сих пор люблю, несмотря ни на что. Пусть даже тебя не существует. Я хочу, чтобы ты знал, как важен для меня, — он перевёл дыхание и продолжал, а Тоби слушал, замирая от каждого слова семпая. — Обито сказал мне, что использует меня ради какой-то своей цели. Но ведь и я использовал его, чтобы только создать иллюзию того, что ты рядом, чтобы и дальше заблуждаться, чтобы тонуть в своём отчаянье, потому что он — это не ты. Я попросил его дать мне поговорить с тобой, хотя понимаю, что тебя нет, и ты только в моей голове, но я надеюсь, что в какие-то моменты он правда был тобой, а, значит, и ты реален, сейчас реален. Пожалуйста, Тоби, скажи мне, что это так и есть… — Да, Дейдара-семпай, — тихо проговорил напарник, ласково гладя Дейдару по щеке. — Тоби сейчас с Дейдарой-семпаем. Тоби любит Дейдару-семпая больше всего на свете и сделает всё, что скажет Дейдара-семпай. — Тогда, Тоби, поцелуй меня, — еле слышно прошептал Дейдара. Подавшись вперёд, он почувствовал, как его губ мягко касаются губы напарника. Казалось, от этого краткого, едва ощутимого прикосновения он начал таять, забывая о боли и обидах. Пусть это в первый и последний раз, но пусть это будет. Лучше сейчас, чем никогда. — Тоби, я не хочу тебя отпускать, — прошептал он. — Но Тоби всегда с Дейдарой-семпаем, — слышался тихий спокойный голос. — Да, — судорожный всхлип, — и от этого так тяжело. Так больно. Любить того, кто есть только в твоём сердце… Но, — семпай снова посмотрел на тёмные стёкла, — это лучше, чем совсем не любить… — слёзы застилали взгляд, но утирать их было бесполезно. Дейдара не понял, как это произошло, погрузившись в свои страдания, но через пару мгновений помутнения он осознал, что Тоби прижимает его к груди, а он, не переставая вздрагивать из-за избытка чувств, обнимает напарника в ответ. — Тоби просит Дейдару-семпая простить его за всю боль, что Тоби причинил Дейдаре-семпаю. Тоби хотел, как лучше, и Тоби всегда будет рядом, — звучал голос агента где-то на границе сознания. Понимая, что приходит пора прощаться, прощаться навсегда, Дейдара прижался к напарнику ещё сильнее, всхлипывания усилились. Сознание изо всех сил вытесняло рассудок, порываясь полностью отдаться чувствам, но ради себя нельзя было в них тонуть. В прошедших месяцах было достаточно горя и страданий. Пора было начать от них избавляться, пройти пик. Нечеловеческим усилием юноша заставил себя оторваться от влажной от слёз рубашки. — Тоби, я никогда тебя не забуду, — прошептал он. — Никогда. — Спасибо, Дейдара-семпай. Слова Дейдары-семпая делают Тоби счастливым, — с удивлением Дейдара заметил, что напарник тоже плачет. Пусть голос его ничем не выдавал чувств, он по-прежнему был спокоен и мягок, но мокрые дорожки, бегущие из-за очков к подбородку, выдавали переживания Тоби… Или не Тоби? В любом случае это давало надежду. Благодаря им прощальная улыбка получилась искренней и вовсе не вымученной, чего так боялся пиротехник. — Тоби, спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни. Прости, что не был хорошим семпаем. — Дейдара-семпай — самый лучший семпай, — слегка покачал головой Тоби, улыбаясь. — Прощай, Тоби, — прошептал Дейдара, чувствуя, что только-только приостановившиеся слёзы потекли с новой силой. — Прощайте, Дейдара-семпай, — тихо прозвучал ответ. Дрожащей рукой юноша потянулся к очкам и, заставляя себя не думать ни о чём, медленно снял их с напарника. Мокрые от слёз глаза Обито были закрыты. Он будто понимал, как тяжело будет его собеседнику сразу столкнуться с его взглядом. Но так нельзя было стоять вечно. Открыв глаза, он посмотрел на Дейдару, от скорби которого щемило сердце. Зрительный контакт длился пару мгновений — ровно столько, чтобы юноша успел понять, что прощание окончено, и Тоби больше нет. Истерика разразилась с новой силой, и всхлипывая ещё более судорожно, он прижался к Обито, словно стремясь раствориться в нём и перестать чувствовать боль утраты. Она была настолько велика, что Учихе казалось, мальчик утратил возможность чувствовать, подчиняясь ей, буквально погружаясь в неё с головой. Боль было невозможно сдержать — ей необходимо было дать выход, поэтому Учихе ничего не оставалось, кроме как стараться удержаться на плаву под напором эмоций и, не переставая, отдавать своё тепло Дейдаре, обнимая его и гладя по голове, давая понять, что он с ним, что он рядом, что боль — далеко не всё, что осталось в жизни после утраты…