***
Азир бесцельно прохаживался по одной из сохранившихся террас. Тревожность последних дней, словно забравшийся под кожу скарабей, не давала покоя. От Талии с Насусом всё ещё не появилось вестей. Пришлые кочевники с запада сообщали о пугающих магических вихрях, людях со светящимися глазами и гигантских дорменах, что безучастно брели к Неримазет. Слухи порождали смуту и сеяли зёрна сомнений в сердца тех, кто доверился ему. Послышались шаги. Азир развернулся и сделал традиционный приветственный жест ладонью. Его гостья, сопровождаемая песочным воином, коротко кивнула. В их прошлые недолгие встречи она так же не отличалась многословностью. Однако говорили они на едва ли значимые темы, когда Азир посещал восстановительные работы святилищ Солнца. — Как идёт подготовка храмов? Слышал, к вам вызвалось много добровольцев. — Служения уже начались бы, если бы ты дал разрешение. Как и наши воины были бы здесь и помогли в борьбе с предателем, — холодно ответила Леона, пройдя к небольшому столику и двум каменным стульям. Вопросительно взглянула. — Прошу. Азир сел первым, за ним последовала Леона. Он не спеша разлил по двум бокалам вино из продолговатой бутылки. Рядом лежали нарезанные ломтики козьего сыра на золотом подносе. Леона молча приняла угощение. — Однако, не думаю, что ты позвал меня ради простого отчёта, — небрежным движением она поправила длинную прядь, — не так ли? — Проницательно. Взгляд Азира скользнул по фигуре. Свободные одеяния позволяли увидеть больше, и зацепиться было за что. Прекрасно сложенная, с гладкой кожей и присущей женственной хрупкостью — все тяготы пустыни будто обходили Леону стороной, словно та застыла во времени после того, как взошла на Таргон. А ведь она совсем не выглядела как человек, готовый к тяжёлому горному походу. — Я хотел бы разрешить наше недопонимание, возникшее при официальном визите. — Недопонимание? Я думала, мы кристально-чисто поняли друг друга. — Леона потянулась за кусочком сыра и, откусив, пристально воззрилась на Азира. — За последние месяцы я узнал многое. Я знаю о даркинах, падших вознёсшихся, о веках анархии и бессмысленной бойни между теми, кого я назвал бы братьями и сёстрами. Я знаю, что за истинную веру убивали, и многим пришлось бежать на Таргон, пока всё не закончилось. Вы, Солари, спасли и укрыли людей в горах, а я обрёк эту землю на страдания. Но я вернулся. Солнце сочло меня достойным, это должно что-то значить… для таких, как мы. Закончив говорить, Азир отхлебнул вина. Горькая жидкость потекла по нутру, и хоть он уже не пьянел, вкус напитка дарил смутное ощущение, что он ещё человек. — Ошибаешься. Мы совершенно разные, и ты не смеешь ставить в один ряд восхождение на Таргон и восхождение на алтарь вопреки воле тех, кто нёс слово нашей веры. Хроники сохранили правду. Ты угрожал им казнью, если тебе не позволят вознестись. И если твоё возрождение что-то и значит, то лишь новые беды и войну, которую ты принёс за собой. — Так значит, — Азир устремил взгляд вниз, на утопающий в закатных лучах город, — я злодей? — Поступки говорят о человеке больше, чем слова. — Леона сделала ещё глоток. — Если ты взаправду хочешь возродить Шуриму, докажи. Не медли, прими нашу помощь и уничтожь предателя. Пока его силы невелики, мы ударим с двух сторон. Мы закончим всё до того, как польётся кровь невинных и хрупкий баланс, который мы удерживали все эти годы, исчезнет навсегда. — Не могу. Пустой бокал глухо ударился о поверхность стола. Брови Леоны взметнулись вверх, а уголки губ дрогнули. — Не забывай, с кем говоришь, император. — Она поднялась. — Ты сам хотел избавиться от недомолвок, но теперь их ещё больше. Твоя нерешительность погубит больше жизней, чем неверное решение. — Холод таргонского пика сквозил в её взгляде. — Благодарю за вино, мне пора. Азир не ответил. Леона покинула террасу, оставив за собой уловимый медовый аромат горной астильбы. Азир ещё несколько часов провёл в безмолвном бдении и раздумьях. В ладони он крепко сжимал футляр со злополучными обрывками свитка, нёсшими в себе раздор и спасение.***
День не задался с самого утра. Чем больше песочных солдат Азир поднимал, чтобы сохранить порядок в Шуриме, тем сильнее донимала головная боль. Стоило задуматься о страже хотя бы во дворце, но прежде… Азир поднял посох, оставленный у стены, и вышел из покоев. Песок окутал его тело и превратился в золотые доспехи, а шёл Азир к одной из многочисленных сокровищниц столицы. Те располагались в тайных подземельях по всему городу и отличались размером и назначением. Каждую из них защищал страж — баккай, привязанный к одному месту клятвой-проклятьем. Опустившись на несколько этажей, Азир оказался перед массивными створками. От запечатанного входа веяло магией, а кончики пальцев покалывало, когда прикасался к шероховатой двери. На ней не нашлось привычной ручки или замочной скважины. Вместо них в центре зияла тонкая щель, а чуть выше располагалось углубление треугольной формы. Такая защита применялась повсеместно в старой Шуриме. Император отпирал печать посохом, остальным необходимым был амулет, особенный для каждого отдельного помещения. Азир отступил на шаг и просунул навершие в скважину. Ничего не произошло. Подождал несколько мгновений и, поминая скрупулёзность икатийских мастеров, вынул посох, повернул другой стороной и вставил обратно. Орнамент на двери озарился белым светом, внутри зашуршали шестерни механизма. Свет сменился голубым, мигнул, и с тягучим скрипом створки разъехались. Из глубины комнаты повеяло спёртым воздухом. Кристальные светильники, уцелевшие после взрыва, зажигались один за другим, освещая всё в приглушённых синих тонах. Внутри пространство заполняли десятки сундуков разных форм и размеров. В одном из углов виднелась груда сабель с украшенными рукоятями. Посередине, в очерченном круге на полу, свернувшись в клубок лежало существо. Азир прокашлялся. Баккай, покрытый бурой шерстью, заворочался. Чертами он напоминал минотавра с равнин Валорана, но значительно меньше и с кривым рогом. Редкому баккай доставалась приличная внешность, а ещё реже — нрав, но многих из них сочли полезными для работ вроде этой. Быть вечным стражем — участь малоприятная, но в ней эти недостойные находили искупление. — Какого… — Баккай поднял голову и вскочил, вытянувшись по струнке. — Простите, император, я… — Его глаза забегали, но наконец уставились в одну точку за спиной Азира. — Я не думал, что ещё увижу свет. — Всё хорошо. — Азир подступил ближе и брезгливо положил руку на стальной наплечник баккай. — Прошло много времени. — Много… — Баккай продолжал глядеть куда-то сквозь. — Я сто тридцать пять лет охранял это место, пока наверху н-не грохнуло. Я ждал, ждал и ждал, что кто-то из казначеев спустится, чтобы узнать. Я ждал… много ли? Думал, настал конец, и уснул. Я нарушил приказ! И клятву баккай. Мою судьбу решит Хранительница, но я не слышу её зова, не чувствую её. — Баккай тараторил без остановки. — Я приму любое наказание. Для баккай вы, император, — второй после неё. — Он рухнул на колено гремя доспехами. — Встань, — неодобрительно сказал Азир. Баккай поднялся и угрюмо уставился в пол. Широкие ноздри раздувались с громким сопением. — Шурима изменилась, но мы все — её часть, какой бы она ни была. Возьми себя в руки и ответь: что ты знаешь о Хранительнице и сколько здесь золота? Азира равно интересовали оба вопроса. Мистическая праматерь-баккай, что управляла младшими духами, защищала самые глубокие подземелья столицы. Даже императоры не имели над ней власти. — Она — первая среди нас. Та, что ведает. Её слово — закон среди изгоев и крупица среди песков. Быть баккай — значит предать Шуриму, но предать Хранительницу — значит исчезнуть. Страж замолчал. Азир не спешил с расспросами и обдумывал услышанное. На уроках Насус рассказывал историю того, как появились вознесённые. Тысячелетия назад, вместе с аватарами Таргона, люди воздвигли первый Солнечный Диск в Неримазет. С его помощью они собирались проводить обряд, что даровал силу Солнца. Неизвестно почему первый диск раскололся, а второй построили в Шуриме совместно с магами Ишталя. Прикоснуться к божественной силе удостоили Сетаку, королеву-воительницу. После вознесения она с чаликаром в руках повела империю к стремительному расширению и процветанию. Тогда об этой истории знали многие, но только посвящённые хранили знание о том, что Сетака была второй. Её старшую сестру Солнце отвергло. О причинах догадывались, но не говорили вслух. После невероятного позора сестра Сетаки утратила имя и превратилась в изгоя. Сама Сетака презрела родную кровь и изгнала её во тьму шуримских подземелий. Там, среди могущественных артефактов и особо опасных магических изобретений, первый баккай обрела цель. Ритуал вознесения совершали всё чаще, и всё реже он проходил удачно. Баккай становилось больше, а власть Хранительницы — ощутимей. С тех времён жрецы Солари ужесточили подбор кандидатов и отдалились от стремлений смертных императоров ширить государственные границы. А о баккай, позорном отражении вознесённых, все предпочли забыть. — Золото. Баккай дёрнулся, будто снова уснул. — Четыреста пятьдесят три тысячи сто тридцать две золотые монеты. Ровно двести тысяч серебряных. И двадцать одна икатийская сабля по полторы тысячи золотых за штуку, — отчеканил он на одном выдохе. — На этом всё. Дальнейшие распоряжения в скором времени. Азир развернулся и покинул сокровищницу, оставив баккай одного во тьме. Предстояло обойти ещё больше десяти таких же, в каждой опросить и записать состояние казны. Если он победит Зерата, новые войны грянут незамедлительно. Золото поможет как победить новых врагов, так и создать крепкие союзы. Остальные баккай не сообщили ничего нового. Двое сошли с ума и бормотали о многоногом стрекоте, а один в припадке напал на Азира, и сдерживающая печать испепелила духа на месте.***
Оставалось последнее дело — лично посетить Хранительницу в катакомбах под Шуримой. Раньше она с подопечными отвечала за барьер над столицей и оберегала от магических происков врагов. Ходили слухи, что и удар Мировой Руны ей по силам сдержать, но никто и не думал, что угроза империи последует из самого её сердца. Мало надежды на хороший исход теплилось у Азира. Стоил ли того риск? На её территории мог остаться навсегда, окружённый баккай, и стать ещё одним экземпляром подземного хранилища. Спустившись к нижним уровням, где бил источник Матери Жизни, он направился дальше, вглубь. Один из тёмных ветвистых коридоров закончился глухим тупиком. По памяти Азир нащупал нужную выемку на холодной стене. Слегка надавил — и механизм, простоявший без дела тысячи лет, заскрежетал и открыл проход. Азир шагнул во тьму. Туннель, ведущий вниз, постоянно то сужался, то расширялся, и спустя полчаса Азир вышел в просторную залу, выдолбленную в камне сотнями рабов. Сюда вели ещё шесть-семь одинаковых проходов, если не больше. О всех тайных ходах во дворце знали единицы, а те, что давно не использовались, запечатывали по разным причинам. Помещение обступали статуи вознесённых: Насуса, Ренектона, Атрокса, Раста и прочих. Единственный широкий путь, вымощенный чёрным мрамором, вёл к арке, которую охраняла каменная фигура Сетаки. Одной из величайших почестей во всей Шуриме считалось пройти под этими сводами во внутреннее хранилище и задать вопрос первой из баккай. Ответ менял не только судьбу счастливчика, но порой и будущее всей империи. Не каждому императору удавалось побывать здесь при жизни. Но Сетака давно мертва, и даже возжелай Азир, просить разрешения не у кого. Пару минут он неуверенно разглядывал знакомые образы. Глубоко вдохнул и двинулся мимо арки, вниз по холодным ступеням. Во рту пересохло, появилась неприятная горечь. Кожа зудела, а глаза слезились от блёклой дымки. За ним наблюдали. Его испытывали. Ему не были здесь рады. Арка осталась позади, и с звучным грохотом её перекрыла монолитная стена. Пути назад не осталось. Вокруг одна за другой вспыхнули голубым пламенем жаровни. Из глубины донёсся потусторонний, удивительно вкрадчивый голос: — Так-так, и кто тут у нас? Звериный лик, благородная осанка, высокомерный взгляд. Неужели старшие братья вспомнили о нас? Хранительница вышла на свет, неторопливо ступая каждой из шести лап. Азир буквально кожей ощущал её силу — не вознесённой, но и не баккай. Полое тело, формой не похожее ни на что из когда-то виденного, заканчивалось длинным, словно у ящерицы, хвостом. Из трещин в гладкой серой коже сочился голубоватый свет. Две полузвериные головы на толстой шее глядели с высоты пяти человеческих ростов. — Я — Омах Азир, последний император Шуримы! — Во-о-т оно что! Прости старую, не признала, глаза уже не те. Думала, петух какой забрёл, чего в наше время только не бывает? Ну ты проходи, раз император. Рассказывай, что привело. Гостям мы всегда рады. Из углов комнаты послышались сбивчивые шепотки. В укромных тенях пряталось множество младших баккай. Выглядели они хуже тех, что остались наверху. Полупрозрачные тела истончились, пропали личные черты. Но глаза… Они ярко светились самыми разными оттенками, как последнее напоминание о человеческой природе. — Шурима нуждается в помощи. — А вот на память, мой золотой, я не жалуюсь. Спасибо, что спросил. — Хранительница и не собиралась его слушать. — Не припоминаю времён, когда родная Шурима обходилась без нас. — Взамен я… Хранительница вспыхнула голубым пламенем. Глаза-огоньки вокруг хищно замерцали. — Взамен ты что?! Сделаешь баккай людьми? Или объявишь полноправными гражданами? Не ври самому себе! Ничего ты не можешь. Я вижу насквозь всю твою залитую солнцем душонку. Вам, живым, никогда не было дела до нас. Всё, что баккай слышали и получали, — это презрение, помыкательство и приказы. Сотни, сотни и сотни лет… искупление вечной службой на благо — так вы говорили, да? Но те времена прошли, а мои дети… Взгляни! Они ослабли, усохли. Их ты хочешь отправить на войну?! Великодушным жестом позволить умереть за великую цель, за спасение Шуримы? И покончить с тяжкой мукой вечной не-жизни? Так ты бы сказал? Нет. Я не позволю. Азир перехватил посох, осторожно подбирая слова: — Тогда что вам нужно? Если я один не смогу это дать, найду тех, кому по силам. — Ты так простодушен. Пришёл, начал торговаться, будто на базаре. Знаешь, Сетака была такой же. Ох моя дорогая сестра, сколько времени утекло! Но она умерла, а я — нет, вот какая незадача! Явись ты сюда с ней, посмела бы я вякнуть хоть слово против её воли? И ты бы не просил смиренно, а требовал, подчинял, гордо и без прикрас. — Хранительница надолго замолчала. — Нам нужен покой. Просить о милости баккай больше не станут. Азир замялся. — Зерат не оставит вас. — Имена-имена… У баккай их нет! Они пустой звук. Ты знаешь, что хранится там? — Она указала во тьму за спиной. — А что лежит глубже, в самых недрах? Вы веками стаскивали под землю всё тайное. Всё, что хотели забыть. Покой баккай под надёжной защитой. Не притворствуй, что тебя волнует наша судьба. Причин продолжать разговор больше не осталось. Азир пожал плечами. — Последний вопрос: я выйду отсюда живым? Огоньки вокруг загорелись особенно ярко. Они ждали этого мгновения, предвкушали выбор праматери. — Живым? Пожалуй. Надолго ли? Сильно сомневаюсь. Грядёт время, когда всё станет едино. Иди уже, не мозоль мне глаза. Хранительница замолчала, а младшие духи разочарованно потускнели.***
Унылые тени, порождённые тусклым светом кристаллов, тянулись вдоль зала собраний. Не так давно Азир приказал обставить помещение мебелью и привести в приличный вид. Рабочие справились быстро и получили щедрую плату, а он, склонившись над ворохом свитков, размышлял о делах насущных. Рядом, постоянно меняя форму и очертания, роился песок. С Хранительницей разберётся позже. Не имея над ней власти, Азир опасался бунта неприкаянных духов или ещё чего похуже, но баккай, что остались наверху, потеряли связь с праматерью. Значит ли это, что она ослабла? Или скрывала подлинную силу? Сплошные догадки, без Насуса тут нечего и думать. В дверь постучали. Немедля песочные слуги распахнули створки, и внутрь прошла Кассиопея. — Срочное дело привело тебя в столь поздний час, госпожа посол? Азир устало потёр глаза. Бумажная работа вызывала не меньше головной боли, чем создание тысячи воинов, но передать её всё ещё некому. — Не срочное, но, может быть, особенно важное. — Кассиопея улыбнулась и подошла к противоположному краю стола, за которым сидел Азир. — Позволишь? Он коротко кивнул в ответ. — Я слушаю. Обтягивающее атласное платье с глубоким вырезом открыло великолепный вид, когда Кассиопея согнулась в учтивом поклоне. Один змеиный хвост, не сокрытый иллюзией, губил всю красоту. — Есть одно дело, о котором я должна рассказать. — По чьему приказу? — Азир сложил пальцы перед собой. — Личная… инициатива. — Кассиопея поджала губы. — Скоро поймёшь почему. Личная? Азир начинал раздражаться. Все, кто связывал жизнь с Чёрной Розой, теряли свободу выбора, даже если сами об этом не подозревали, а своеволие пресекалось без исключений. Знакомство не понаслышке с методами Ивейн не оставляло сомнений, что послу доверять нельзя. Но дать ей высказаться, почему бы и нет? — Для нас обоих очевидно, что моя госпожа спланировала твоё возвращение. О своей роли я узнала, когда прибыла к гробнице, вместе с отрядом и Сивир. Чаликар послужил ключом, а её кровь — вратами, через которые ты вернулся. Я ранила её, а змеиный страж — меня, так я получила… эту внешность. Я не желала убивать Сивир, но таков был приказ. Азир с интересом слушал. Подтверждения ранним умозаключениям складывались в цельную картину, но лишённую ключевых деталей. — Зачем госпоже понадобилось всё это затевать, — Кассиопея играла с чёрной прядью, — я не знаю. Но у неё всегда есть мотив. — И для чего ты это мне рассказываешь? — Я слышала, что Сивир жива. Если… когда она вернётся, реакция на моё присутствие может оказаться довольно острой. Твоя пра-пра-пра- и так далее внучка — особа импульсивная, и ей тяжело сдерживать свои порывы. Азир уловил фальшь в голосе. За схожим тоном придворные часто скрывали правду или недоговаривали часть. — Тем не менее твоё признание выглядит изменой тем, кому ты служишь. Так не ценишь свою жизнь? — Я очень ценю её. Может, даже слишком. — Кассиопея глубоко вздохнула. Взглядом Азир проследил, как поднялась и опустилась объёмная грудь. Тонкая ткань едва скрывала выступающие ореолы. — Поэтому я и пришла. Понимаешь, я слишком инициативная для них и крайне не глупа. Моя мать состояла в высших кругах Розы. Я знаю, как всё устроено. И знаю, что это было моё последнее задание. — Неужели Роза так просто избавляется от столь ценных кадров? — наигранно удивился Азир. Кассиопея скривила пухлые губы. — После победы над Зератом тебе предстоит столкнуться с Ноксусом. Главнокомандующий пришлёт посла, уже настоящего, и потребует выдать меня под трибунал. — Она провела рукой по волосам, вынула две длинные ионийские шпильки из причёски, и та рассыпалась по груди. Змеиные зрачки глядели неотрывно. — Мы все ищем своё место под солнцем: кто-то — с желанием изменить мир, а кто-то — чтобы просто жить. У меня нет будущего в Ноксусе, нет в высшем свете. Я уродка, — она обвила толстым хвостом столешницу, — вынужденная постоянно скрываться за иллюзией. Для Розы моя роль сыграна. Что за игру ведёт Ивейн? Азир недоумевал. К чему тогда условие о пяти годах при дворе, или это проверка? Слова Кассиопеи казались искренними и находили отклик в собственных чувствах. Но информации катастрофически не хватало, а взгляд всё чаще скользил по заманчивым изгибам. — Я не смогу защитить тебя от Розы. — Об этом не беспокойся. Я исчезну для всех. Азир только и успел уловить движение. Кассиопея скользнула под стол и в считанные мгновения оказалась рядом. Прильнула к Азиру всем телом, подалась вперёд и мягко обвила хвостом. — Кроме тебя. Его рука сама опустилась на талию и, скомкав платье, с силой прижала ближе. — Я хочу быть полезной. И многое умею. Ладонь Кассиопеи плавно спускалась ниже, а второй она поглаживала клюв. — Кгм, — сдавленный смешок вырвался из Азира, когда её пальцы так ничего и не нащупали, — кто-то решил, что вознесённым это не нужно. Кассиопея вздохнула и убрала руку. В её глазах Азир уловил до боли знакомое чувство. — С вашим змеиным проклятьем тоже самое. Близость женского, пусть и не до конца, тела манила нестерпимо, распаляла кровь и будоражила рассудок. Сердце забилось быстрее. Азир резко поднялся и усадил Кассиопею на стол перед собой. Чешуйчатый хвост крепко прижимал их друг к другу. — Его можно снять. — Правда? — с придыханием она тихо шепнула. — И о чём ты говоришь: проклятье или… — Сперва расскажи мне о Ноксусе. — Азир устоял перед соблазном. — С самого начала? — Самое важное. Для остального мы найдём время. Кассиопея продолжала гладить его оперённую шею и голову. Нежные прикосновения возбуждали. Азир ощутил запах фруктовых духов, провёл руками вдоль талии и поднялся выше. Мягко обхватил упругую грудь. Кассиопея охнула и поцеловала клюв. — Я видела портреты. Ты был красив. — Ноксус, — мягко напомнил Азир, медленно оттягивая ткань платья вниз. Кассиопея прикрыла веки и начала: — Всего в Шуриме двадцать две нокстромы. Это военные лагеря, в каждом — от одной до трёх тысяч солдат, где-то меньше, где-то больше. Империя контролирует… — она звучно простонала, когда Азир сжал набухшие соски, — всё северное побережье и большую часть северо-восточных земель. На севере Шуримы ещё остались свободные анклавы, до которых Ноксус не смог дотянуться. Слышала, местные сильно не любят, когда вмешиваются в их дела. От вида обнажённой Кассиопеи становилось всё труднее думать о делах. — Кто враждует с Ноксусом? — Азир сгорал от желания. — Все. — Она вернула его руку на грудь. — Демасия, королевство на западе Валорана. Совет Пилтовера всё чаще возмущается политике экспансии. Иония, которой получилось отстоять независимость совсем недавно. Даже у некоторых племён северного Фрельйорда есть счёты с империей. Нехотя Азир убрал руки. — Покажи их границы. — Он взглядом указал на стол, где под Кассиопеей, отчётами и прочими документами лежала большая карта Рунтерры. Хватка хвоста ослабла, и Азир отстранился. Кассиопея встала рядом, опёрлась на стол одной рукой, а другой начала водить пальцем по карте, перечисляя страны. Азир старался слушать, но выгнутая фигура и манящие груди пожирали всё его внимание. Когда Кассиопея дошла до Ишталя, перехватил её руку и повёл сам. — Когда-то Шурима простиралась от Змеиной дельты на одном краю и до Аурмы на другом. — Азир всё вёл и вёл. — Я верну эти границы и раздвину дальше, чем кто-либо до меня. Он касался полотна карты с трепетом, не равным трепету от прикосновения к самой желанной наложнице. Его империя и будущее. Они неделимы. Проиграет одно — навсегда исчезнет второе. — Но сейчас, — Кассиопея повернула лицо Азира к себе и ревниво шепнула, — ты можешь расслабиться.