Легион

Субботним утром Джима МакКена хныканьем разбудил его младший брат, Лука МакКен. Малыш стоял у кровати, тряс брата за плечо и размазывал слезы по лицу. — Ну, что опять случилось? – пробормотал еще сонный Джим. — Тарантино исчез! Его нет в аквариуме! И в комнате тоже нет. Я везде искал – его нигде нет! — Наверно, сидит где-нибудь под шкафом, подумаешь, — Джим перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Но Лука стал трясти его с удвоенной силой. — А вдруг на него кто-нибудь наступит! Джим приоткрыл один глаз и посмотрел на часы. Без десяти девять. — Ты предкам сказал? — Нет еще... Они будут говорить, что я не закрыл крышку аквариума, но я закрыл! — Нафиг ты вообще туда руками лазаешь. Удивительно, что он тебя еще не укусил. Ладно, — Джим нехотя поднялся, свесил ноги с кровати. – Давай я сейчас врублю погромче что-нибудь, ну хотя бы Мэнсона, Тарантино испугается и вернется. «Да и пора уже предков будить, — не без злорадства подумал он. – А то ведь дрыхнут небось». Клод тяжело вздохнул, когда дом сотряс рев музыки и вопли Мэрилина Мэнсона. Джим опять поставил свой любимый диск. На протяжении всех четырнадцати лет своей жизни Джим измывался над ними, сначала не давая спать плачем, а потом музыкой. Клод размышлял о карме, жаря тосты, когда Джим и Лука друг за другом скатились вниз по перилам и, пихая друг друга локтями, ворвались в кухню. — Как вкусно пахнет! – воскликнул старший. – Па, а что ты так рано встал? — Папа, папа, Тарантино убежал из аквариума! – завопил, перебивая брата, Лука. – Я нигде не могу его найти! Мальчик подбежал к отцу и принялся дергать его за передник. В глазах Луки стояли слезы. Клода даже растрогала такая привязанность младшего к пауку. — Лука, — серьезно сказал Клод, опустившись на корточки и положив руки на плечи сына. – Я скажу тебе, куда подевался наш Тарантино. — Правда? – просиял Лука. – С ним все в порядке? — Да. Ты узнаешь, где он. Но сначала вы с братом сядете за стол, а я подам вам завтрак. Клод щелкнул пальцами, и Мэрилин Мэнсон захлебнулся на полуслове. Наступила тишина. — Что за черт... — пробормотал Джим. Но звуки тут же полились снова – только на этот раз совсем по-другому, словно журчание воды сменило скрежет металла о металл. — Это что за отстой? – недовольно спросил Джим, присаживаясь за стол. — Это Бах, — Клод поправил очки. – Записи фортепьянных концертов. К сегодняшнему завтраку эта музыка подходит идеально. Он слегка улыбнулся своим мыслям, накладывая в тарелки омлет. Братья тут же принялись за еду. — Вкусно! Слушай, па, почему ты раньше не готовил? – спросил Джим с набитым ртом. Он поперхнулся, закашлялся и потянулся за водой. — Так же вкусно, как у мамы! – подхватил Лука. – Кстати, а где мама? — Она скоро вернется. У нее важная встреча. — Утром в субботу? – недоверчиво спросил старший. Клод лишь кивнул. Джим пожал плечами и принялся с удвоенной скоростью поглощать омлет, ветчину и тосты. Клод молча смотрел на сыновей. Да, они – его сыновья. Плоть и кровь, как говорят люди. Теперь, когда воспоминания вернулись, он не мог не смотреть на них по-другому. Джим был и похож, и не похож на Алоиса Транси. Можно сказать, тот мальчик, который был зачат им и вырос в его доме – это тот Джим, который так и не стал Алоисом, так и не сбился с пути. Несомненно, гораздо более счастливый Джим. А Лука так и остался собой. По крайней мере, со слов Ханны – ему, Клоду, не посчастливилось знать Луку в прошлой жизни. Зато теперь он был отцом этого ребенка – души – которая когда-то изменила жизнь и судьбу демоницы. И его судьбу тоже. Клод теперь понял, что заставило Ханну идти на такие жертвы, чтобы в конце-концов родить две проглоченные души обратно. Лука был так непорочен, так самоотверженен и бескорыстен – поживи он еще немного, и Клод был готов поклясться, что его душа стала бы не менее вкусной, чем душа Сиэля Фантомхайва. Но, к сожалению, Ханна совсем не умела (или не хотела?) взращивать души. Любой контракт Ханны никогда не длился дольше двух месяцев. Быстро исполнив желание, она съедала попавшуюся в ловушку душу, наполняя пустоту своей собственной души не качеством, но количеством. Когда-то она слыла одной из самых жестоких демониц. До встречи с братьями МакКен. «Что мне с вами делать?» — спрашивал себя Клод, глядя на Джима и Луку. — Пап, я уже все съел! Ты обещал показать, где Тарантино! Клод взял бумажную салфетку и сложил ее домиком на столе. Братья недоуменно уставились на нее. — Как думаешь, Лука, а вдруг он сейчас здесь, рядом с вами? – серьезно спросил Клод. Джим посмотрел на него как на сумасшедшего, зато у Луки в предвкушении заблестели глаза. — Не может быть! Я только что видел – там ничего нет! – выпалил он, с надеждой глядя на отца. — А ты подними. Лука протянул дрожащую от волнения руку и, подняв салфетку, издал восхищенный вопль. Под салфеткой на столешнице действительно сидел большой мохнатый паук-птицеед с желтоватыми пятнами на брюшке. Джим нервно икнул. — Тарантиночка! Это правда он! – запищал Лука, осторожно приняв своего любимца из рук отца. – Папа, это круто! Ты волшебник. — День в ночь, сахар в соль, белое в черное, рок в классику, пустоту в паука, — пробормотал Клод. — Ты это о чем? – обеспокоенно спросил Джим. «Папа словно с дуба рухнул. Покрасил ногти в черный цвет, приготовил завтрак, фокусы показывает... А мама с утра пораньше смылась неизвестно куда». Клод улыбнулся смятению в его ярко-голубых глазах. — Таков отец братьев МакКен.