1-800-273-8255

«Смерть, должно быть, прекрасна. Как хорошо, наверное, лежать в мягкой темной земле, чувствовать, как над головой у тебя колышется трава, и прислушиваться к тишине. Не знать ни вчера, ни завтра. Забыть о времени, простить жизни ее зло и обрести полный покой» Оскар Уайльд, «Кентервильское приведение»

Вам когда-нибудь было интересно, что испытывает человек перед смертью? Что он видит? Может ли как-то распознать, что умирает? Говорят, что сначала пропадает аппетит. Исчезает жажда. Затем наблюдается потеря способности говорить, начинают западать глазные яблоки, притупляется слух. И вслед за этим леденеют конечности, напрочь лишая человека чувствовать что-либо. Все умирают рано или поздно. В общей сложности каждый час умирает семь тысяч человек. То есть в минуту это примерно сто шестнадцать смертей. Как однажды сказала Белла Свон: «Раньше я мало думала о смерти… но, по-моему, отдать жизнь за любимого человека — не худшая смерть!» Отнюдь не худшая, но Тэхен уверен, что он жив… Пока еще? Комната, открывшаяся взору, оформлена в легкой, почти воздушной атмосфере, а свет, льющийся из окна, бликами играет на темно-лавандовых стенах. Идеально застеленная кровать занимает половину пространства. Из красивой картинки выбивается лишь одна деталь — серебряный крест, висящий прямо над изголовьем кровати. Возникшее из ниоткуда отвратительное чувство неловкости вынуждает задержать дыхание. Мучительная скованность не дает расслабиться. Медленный вдох, чуть быстрее — выдох, и так до тех пор, пока не восстановится дыхание. Тэхен понятия не имеет, где находится, а пролетающие перед глазами крошечные белые пушинки вводят в еще большее недоумение. Что за черт? Способность передвигаться возвращается не сразу, но добраться до кровати как-то нужно. На ватных ногах Тэхен ковыляет до нее, облегченно опускаясь на красивое покрывало. Он даже чувствует какой-то прилив бодрости, хотя и с нотками некоторого разочарования. Его похитили? Он утонул? Тончайший шелк фиолетового белья приятно холодит кожу ладоней, пробуждая желание упасть и заснуть. — Ой, ну надо же, какое счастье привалило — очередной идиот в моей комнате, — нарушает тишину властный голос. Испуганно вскрикнув, Тэхен сползает на пол с характерным стуком. Взгляд невольно взмывается на нарушителя покоя. От увиденного распахивается рот. Перед ним — Чон Чонгук. Из крови и плоти. За спиной виднеются величественные черные крылья, добавляющие образу угрюмости и мрачности, в глазах сверкает застывшая карамель. Он внимательно изучает лицо Тэхена, находящегося в опасной близости от его ног. Этот Чонгук излучает темную ауру: от тяжело вздымающихся крыльев и сжатых в тонкую линию губ до безразличного взгляда. — Чонгук-и, — шепчет Тэхен, пытается встать, но падает обратно, переоценив собственные силы. Чонгук выглядит более доминирующим, что ли. Не таким, как раньше, когда тепло и искрившееся счастье в его взгляде чувствовались за метр. Сейчас там читается совсем другое — черная, ледяная пустота, которая вкупе с залегшей под глазами глубокой тенью, заметно контрастирует с бледностью всего лица. Тело облачено в черное, к сильной шее плотно прилегает тонкая атласная лента. — Какой же ты жалкий, Ким Тэхен. Смотреть тошно, — насмешливо произносит Чонгук, присаживаясь на край кровати. — Иди сюда. Хлопает по коленям. Манит жестом. Тэхен повинуется, ползет, укладывая голову поперек чужих ног. Отчаянное желание узнать, что произошло с его милым Чонгуком, не дает покоя. С Чонгуком, который всегда был рядом в нужный момент, и которого Тэхен так любил, что решил отпустить ради его же счастья. Чонгук опускает руку на его голову, потихоньку перебирает волнистые волосы. Здесь прохладно. Тэхен понимает, что продрог. Только сейчас замечает, что одет в белый пушистый свитер, точно такие же белые узкие брюки, но босоног. Разве в этом он умер? — Чонгук-и, что происходит? — жалобным тоном спрашивает Тэхен, страшась поднять голову. Пропустив пару раз волосы сквозь пальцы, Чонгук движением руки осторожно заправляет несколько прядей ему за ухо. — Ты умираешь, — сухо, безэмоционально. А у Тэхена в это время в голове что-то взрывается. Глаза, кажется, расширяются до невозможности. Он на самом деле мертв? Тогда как здесь оказался Чонгук? — Еще скажи, что удивлен. Ты вроде сам этого хотел, — добавляет Чонгук голосом, насквозь пропитанным желчью и ненавистью. Хотел ли Тэхен? Конечно хотел. Воспользовался возможностью сбежать от своих демонов, а теперь делает вид, словно шокирован происходящим. — Хотел, — вслух. Дернув бровью, Чонгук отрицательно качает головой: — Слово «хотел» в прошедшем времени, зайчик, — акцентирует он внимание на чужой оговорке с самодовольной ухмылкой на красиво очерченных губах. — Значит ли это, что ты жалеешь о своем решении? — Нет, — более уверенно отвечает Тэхен, — я… Чонгук не дает договорить, сталкивает с себя и цепляет острый подбородок пальцами. — Тогда все впереди, — отзывается хмуро, а после хватает Тэхена за совершенно чистые запястья без единого шрама и толкает к белой двери. — Ты пожалеешь о том, что сделал на мосту, это я могу обещать тебе. Тэхен зажмуривается. Удар о дверь ему обеспечен. Однако в последний момент Чонгук успевает схватить его за воротник, рванув на себя. Язвительная насмешка абсолютно во всем: в угольных зрачках, в приподнятом уголке губ и даже во вздернутой брови. — Ах, все вы такие, — разочарованно фыркает он, а, поймав вопросительный взгляд Тэхена, поясняет: — Жалкие людишки, не знающие чего хотят на самом деле, или что бы сделать с собой такое, но сделав, сожалеют. Умора. — Ты не… — запинается Тэхен. Страх пробирает до самых костей. — Что ты? — Скажем так… Твой проводник, — подбирает Чонгук более-менее подходящее определение, и Тэхен решает больше не задавать подобных вопросов. Он не дурак, чтобы злить зверя, скрытого под маской. Или кем еще мог быть Чонгук? — Почему я здесь? — вместо этого интересуется Тэхен, на что Чонгук раздраженно закатывает глаза, сжимая черную трость, которая появляется непонятно откуда. — Кто бы сомневался. Вы, люди, вообще все пропускаете мимо ушей. Ты. Умираешь. Так трудно понять с первого раза? — рявкает он. Тэхен, вздрогнув, сглатывает вязкую слюну, мечтая раствориться в воздухе, слиться с полом, исчезнуть. Это не его Чонгук. Вообще ни разу. — Вот только без этого давай. Не веди себя как ребенок, — между тем продолжает Чонгук, постукивая ногой по полу. — Ты добился того, о чем мечтал. — Но я даже не знаю, что сделал? — признается Тэхен, нервно загибая большие пальцы. Злорадный смех Чонгука заполняет комнату: — Ты прыгнул. Вот, что ты сделал. Мост. Прыжок. Воспоминание стремительной вспышкой проносится в голове. Тэхен пытается соединить все воедино, но терпит неудачу. Внезапный приступ кашля заставляет согнуться пополам. Тело жалко сотрясается, а изо рта по подбородку стекает вода. Чонгук даже пальцем не шевелит, чтобы как-то помочь, просто стоит и смотрит. На лице мелькает что-то, отдаленно напоминающее вину, но и оно исчезает в мгновение ока. Когда разбушевавшаяся агония в груди Тэхена прекращается так же стремительно, как и началась, невозмутимое выражение лица Чонгука ни капли не меняется. — Закончил? — нетерпеливо интересуется он, проверяя время на часах с серебряным ремешком. Подобное обращение и тон обжигают. Как сильно Чонгук зол? — Я… — Отвечай на вопрос, — приказ. Холодок пробегает по позвоночнику Тэхена. — Да. — Супер. А теперь проваливай. Я выполнил свою часть, — изрекает он и, опираясь двумя руками на трость, головой указывает в сторону двери, окончательно сбивая Тэхена с толку. Чонгук на секунду прикрывает глаза, а когда открывает, выдает грубо: — За дверью тебя ждет другой проводник, идиота кусок. Тэхен переводит взгляд на позолоченную дверную ручку, однако, крепко обхватив ее, не спешит открывать саму дверь. Честно говоря, ему безумно страшно. Кто знает, что его ждет по ту сторону? Краем уха Тэхен успевает уловить тяжелый вздох, прежде чем чувствует сильный толчок в спину и, споткнувшись, вылетает за дверь, за которой ничего, кроме пустоты. Он приземляется лицом аккурат на твердое покрытие. Спасти нос удается чудом, учитывая то, с каким размахом происходит падение. Хотя Тэхен в принципе ничего не ощущает. Боли нет ни в руках, ни в ногах, ни в чем-либо еще. Мысль, что он все-таки где-то в параллельном мире, больше не кажется абсурдом. Предсмертное состояние? Возможно. Но ведь это именно то, чего он желал. Тогда почему безразличие Чонгука отзывается ноющим, разъедающим внутренности чувством, если до остального нет дела? Это не по-настоящему. Но что именно? Мог ли Тэхен представить себе такой исход? Верил ли в потусторонний мир? И что вообще за странное сочетание цветов в этом месте? Белый, золотой, черный, лавандовый. Даже пол, с которым он практически поцеловался, слепит глаза своей белизной, как и остальная комната. Разве это не цвет рая? По крайней мере, Тэхену всегда так казалось. Он что, на небесах? Но Чонгук не умирал… Он не мог. От одного только осознания на глаза наворачиваются слезы. Сколько прошло времени? — Малыш, — раздается голос многим приятнее, чем тот, которым приветствовал его Чонгук. Тэхен неуверенно поднимает взгляд, натыкаясь на стройную фигуру незнакомого мужчины, чьи глаза с беспокойством смотрят в ответ. — Ханыль, — представляется тот, опережая очевидный вопрос, и подходит ближе, протягивая руку для рукопожатия. Высокий, статный, он на голову выше Тэхена. Его манера поведения пугает не меньше поведения Чонгука. — Я… на небесах или что-то в этом роде? — спрашивает Тэхен, снова чувствуя, как легкие наполняются водой. Яростный кашель царапает острыми когтями, вырывается наружу, отхаркиваясь солоноватой водой, которая, стекая на пол, превращается в пепел. Ранее он не заметил этого. Сдавленно рассмеявшись, Ханыль отрицательно качает головой. На гладкой аристократической коже ни малейшего изъяна. Серые тени, которыми мог похвастаться Чонгук, отсутствуют. Однако здесь Тэхену гораздо сложнее. Атмосфера словно в два раза тяжелее. — Нет, но если продолжишь в том же духе, то примерно через час окажешься там. Окажется где? Почему? — Ханыль? — привлекает к себе внимание Тэхен. — Что произошло со мной? Почему у Чонгука, мать его, крылья? Где я? Почему до сих пор жив? Мужчина закидывает руку на плечо Тэхена и ведет по просторной комнате, которая больше напоминает стеклянную оранжерею, держащуюся на прочном, металлическом каркасе. Под самой крышей висят тысячи распустившихся белых роз, а в центре спокойно журчит водяными струями фонтан. — Ты, мой друг, посередине, — отвечает Ханыль, а Тэхен замирает на месте, уставившись на него в замешательстве. — Посередине? — переспрашивает он. Ханыль кивает, а после широко распахивает глаза. — Разве Чонгук-и не сказал тебе? — взволнованный взгляд устремляется наверх. — Ну, он вроде как толкнул меня сюда… И вообще показался мне несколько жестоким… — как-то неуверенно признается Тэхен, и Ханыль грустно улыбается. — Чонгук всегда такой, по крайней мере, в этом мире. Неужели? Значит, действительно существуют разные миры? Вселенные? В университете утверждали обратное. — Хочешь сказать, — начинает Тэхен, — что есть другие миры? — Точно! Ты схватываешь на лету! — активно хлопает изящными ладонями Ханыль. От Тэхена не укрывается золотое кольцо, тонкой полоской расположившееся на безымянном пальце. Где же его любимый человек? — Не думаю… Почему я здесь? — осторожничает Тэхен. Быть вытолкнутым в другую дверь не особо хочется. Ханыль поднимает в воздух палец, перед этим облизнув его. — У нас мало времени, но ты здесь потому, что еще не готов умереть. — Чего… — Знаешь о таком понятии, как второй шанс? Он есть у всех, и ты не исключение. Тебе дана возможность посмотреть на последствия своих действий и поступков, — перебивает Ханыль. — Но мне это не нужно. Я готов и хочу умереть? — слабо возражает Тэхен. Сил элементарно нет. Это не то, чего он хотел. Ханыль машет головой, приближаясь к нему. Для чего? Собирается обнять? Вопреки предположениям, мужчина останавливается буквально в нескольких сантиметрах от Тэхена и решительно произносит: — Нет, это не так. — Кто ты, черт возьми, такой, чтобы… — мягкая рука, опустившаяся на губы, не дает закончить. — Ты не хочешь умирать, поэтому ты здесь, — звучит как удар хлыста. Чушь. Тэхен потратил почти половину жизни, пытаясь найти способ покончить с собой, и ничего не срабатывало. Он терпел побои, страдал из-за разбитого сердца, резал себя. Что значит он не хотел умереть? — Сейчас твое тело в другом мире, — начинает Ханыль. — Ты цепляешься за свою жизнь, потому что нашел цель, чтобы жить, просто не хочешь этого признавать. — Хорошо, мистер Всезнайка, какова же тогда моя цель? — прямо как и его мать, Тэхен с вызовом смотрит на Ханыля. Последний устало закатывает глаза: — Такой ты болтушка. Неудивительно, что Чонгук ведет себя как последнее мудачье. — Прошу прощения! — возмущается Тэхен, скрещивая на груди руки. — В любом случае, что с этим занудой наверху не так? Разговоры о Чонгуке заставляют чувствовать себя виноватым в каком-то смысле. Но это ведь другое измерение, в котором Чонгук не является его настоящим Чонгуком. Это просто сон. Хотя есть доля чего-то реалистичного в том, как на него смотрит этот полуангел, получеловек. — Ты. Но, если честно, то я не могу ответить на твой вопрос. Только ты можешь, — говорит он. — Я здесь лишь для того, чтобы отвести тебя в твое настоящее измерение. — Как мне тогда найти ответ? Я без понятия, почему все еще нахожусь здесь. Я в прямом смысле убил себя! — припоминает Тэхен, и Ханыль демонстративно ежится от искренности, что сквозит в его голосе. — Попытки самоубийства не всегда срабатывают, малыш. И вот в этот момент появляюсь я. Возьми мою руку, — быстро произносит Ханыль, подавая раскрытую ладонь. Перед ними появляется дверь, и Тэхен отшатывается в сторону. Настороженным взглядом одаривает Ханыля. Сомнения гложут. Следует ли доверять ему? Но это выдумка, Тэхен одной ногой в гробу, так что, черт возьми, ему мешает рискнуть? Шлепок соприкоснувшихся ладоней знаменует о принятом решении, и уже в следующий момент в воздух взмывают десятки золотых бабочек. Желание отказаться с новой силой нарастает внутри, но хватка у Ханыля железная. Он скорее вырвет его руку с корнем и уйдет с ней, чем даст отступить. Вихрь ярких золотинок обрушивается на них, накрывая с головы до ног. Сказать, что Тэхен чувствует себя очень странно, попав в непонятный коридор, значит преуменьшить действительность — в списке его жизненных целей этого явно не было. Однако они довольно быстро оказываются в другой комнате. Что ж, она хотя бы выглядит как обычная комната в любом доме и не шокирует интерьером. Ханыль приземляется аккуратно, почти бесшумно, а Тэхен снова здоровается лицом с половым покрытием. — Ты ужасен в приземлениях, — резюмирует Ханыль, вызывая волну негодования в Тэхене. Где он, по его скромному мнению, должен был практиковаться? Молча выпрямившись, Тэхен отряхивает свои уже не очень белые брюки и, когда поднимает голову обратно, понимает, что находится в палате. В больничной палате. Здесь битком народу, медсестры проносятся сквозь него, и… Из горла вырывается беспомощный вскрик. Еще четыре медсестры проходят через него, словно его здесь нет. Словно он пустое место. Ханыль ничего не говорит, только наблюдает за реакцией. Тэхен таращится в ответ. — П-почему? Поч-чему он-ни идут с-сквозь… Ч-то это? — Я же сказал тебе, что сейчас ты находишься меж двух миров. Ты ни живой, ни мертвый, — Ханыль принимается кусать несуществующие заусенцы на пальцах. Тэхен чокнется быстрее, чем дождется финала этого спектакля, в котором оказался по ошибке. — Ты не упоминал вторую часть! — Как будто и так было неясно, — фыркает Ханыль, жуя внутреннюю сторону щеки. — У нас есть шестьдесят минут, поле чего тебе придется принять решение. — Я уже его принял, и я не хочу торчать тут больше, — повышает голос Тэхен, руки начинают дрожать против воли. — Я кое-как набрался смелости и спрыгнул с моста. О чем нахер здесь может идти речь? — Ты еще толком не осознал понятие жизни, малыш. Но даже если бы я принял твой ответ, нам в любом случае пришлось выждать эти шестьдесят минут, — невозмутимо произносит Ханыль, делая вид, что вытирает с лица несуществующую слюну от чужих криков. Ярость переполняет Тэхена. Он распрощался с жизнью, сиганул с моста, и сейчас какой-то Ханыль утверждает, что он ничего не знает о жизни? Почему люди всегда считают своей обязанностью сказать, как ему жить? Сначала, на протяжении шестнадцати лет, это были родители, черт бы их побрал, затем Чонгук с Чимином наставляли на путь истины, а теперь на их место пришло это разговаривающее, передвигающееся, худощавое тело с гребаным нимбом над головой, которого Тэхен не замечал до этого времени. В единственный раз, когда он сам сделал выбор, его снова нагло отодвинули в сторону и все решили за него. Сплошное разочарование. — Выходит, я застрял здесь с тобой на целый час? — стонет Тэхен, все еще надеясь, что это глупый сон, и его ждет спокойная смерть. — Да, так что будь хорошим мальчиком и сделай все, что в твоих силах, — настоятельно рекомендует Ханыль. — В мои обязанности не входит терпеть твою кислую мордашку и неблагодарное отношение, но приходится, потому что ты заслуживаешь второго шанса. И я готов тебе его дать. — Жаль, что он мне не нужен, — вносит корректировку Тэхен, а потом его утягивает в комнату ожидания потоком снующих людей. Прежде чем он успевает как-либо воспрепятствовать этому, в мозг врывается резкий плач, вынуждая моментально затихнуть. Перед ним сидит давящийся слезами Чимин. Нос друга обклеен пластырями благодаря Тэхену, а сам парень беспрерывно всхлипывает. Справа от него сидят Намджун с Хосоком, слева — Юнги. Последний крепко обнимает Чимина за плечи, и, судя по красным глазам, переживает не меньше. Хосок похож на зомби. Только Намджун выглядит собранным. Но Тэхен знает, что и ему едва удается держать себя в руках. — Это, — указывает Ханыль на группу друзей, — все потому, что они беспокоятся о тебе, пока ты тут строишь из себя героя. Неблагодарный. Смотря на них, в голове вдруг всплывают слова Чонгука, сказанные месяц назад: «Наверняка твой лучший друг, если он действительно таковым является, был бы убит горем, обнаружив тебя мертвым. Он бы чувствовал вину за то, что не смог остановить тебя». Тэхен все еще уверен, что Чимин переживет за его смерть, но и Чонгук был кое в чем прав. Чимин разбит, а Тэхен, какой бы сильной ни была обида, обуревающая его, больше всего на свете ненавидит слезы друга. Чимин никак не может успокоиться, дрожит все сильнее и сильнее, поэтому Тэхен, не особо задумываясь над действиями, делает шаг к нему, пока внезапно Ханыль не оттаскивает его назад. — Он конечно не почувствует тебя, но пока без касаний. Просто смотри, — предупреждение, которого Тэхен не смеет ослушаться. В комнату ожидания входит медсестра, и Чимин первым подскакивает с места, чтобы поприветствовать ее. Волосы девушки заплетены в тугую косу, а очки настолько близко висят к кончику носа, что складывается впечатление, будто еще чуть-чуть, и они спадут. На лице отчетливо прослеживается усталость. — Ч-что с Т-тэ? Он в порядке? — всхлипывает Чимин, пытаясь собраться с силами. Тэхен безмолвно смотрит на Ханыля глазами, в уголках которых собирается влага. Чимин не ненавидит его? Медсестра тяжело вздыхает: — Его состояние не улучшилось за последние три часа. У него травматическая кома. — Ч-что это значит? — у Чимина проседает голос. — Травматическая кома возникает вследствие механического повреждения при черепно-мозговых травмах. В результате травмы могут произойти кровоизлияния в мозг, контузия или сдавление мозга, что впоследствии ведет к отеку, из-за которого происходит утрата сознания, и пострадавший постепенно переходит в кому. Парень определенно сильно ударился обо что-то головой, — объясняет она. Интересно, как сильно он упал? — Он мог умереть на месте, учитывая, что находился какое-то время в воде, но он все еще держится. Однако мы не можем быть уверены, как долго это продлится. Уши закладывает. Разум цепляется за слова. Мог умереть? Находился какое-то время в воде? Он действительно прыгнул. Ему почти удалось. Он мог умереть. Мог! Но почему же теперь это не приносит должного облегчения? Как же так? Чимин, зарывшись лицом в плечо Юнги, жалобно всхлипывает забитым носом. Снова плачет. Плачет навзрыд. Намджун не выдерживает, задает мучивший всех вопрос: — Он ведь выкарабкается? Он должен… — Точного ответа пока нет, — медсестра кидает на него грустный взгляд. — Его состояние постепенно ухудшается, приближаясь к глубокой коме. Мы не знаем наверняка, как долго сможем поддерживать его жизнь. По спине — мурашки, в глазах — увеличившиеся зрачки. Осталось каких-то несчастных шестьдесят минут. Число набатом стучит в голове. Шестьдесят минут, чтобы определиться, отправят ли его на тот свет или же вернут в собственное тело, дав еще один шанс на жизнь. — Он не может умереть! — беспомощно выкрикивает Чимин, почти не двигаясь, а Намджун безнадежно опускает голову. Тэхен зажмуривается. Это слишком жестоко. Юнги крепче обнимает Чимина, носом прижимаясь к тонкой шее в попытке расслабить. Не сказав больше ни слова, медсестра неслышно удаляется. Чимин поднимает лицо, смотрит на Юнги опухшими от слез глазами. — Детка… — шепчет Юнги, собирая влагу с его щек. — Тебе нужно успокоиться немного, ладно? Они делают все, что могут, Чимин-и. С кривой усмешкой Чимин уворачивается от чужих прикосновений. — Я должен был быть там… Я не должен был… Дерьмо! Это все моя вина, Юнги. Я во всем виноват. Все не так. Дело не в тебе. Дело во мне. — Чимин-и, ты не можешь… — пытается вразумить его Юнги, но тот не слушает, захлебывается очередным потоком слез. — Выйди на улицу, — хрипло советует Хосок, проводя рукой по мокрым щекам. — Соберись. Мы должны быть сильными. Ради Тэхена. — И хватит уже винить себя, — обрывает Намджун. — Мы нужны Тэхену. Чимин затихает и, несмотря на мелкую дрожь, направляется к выходу. Можно было подумать, что он уходит, но Тэхен знает друга слишком хорошо. — Я больше не могу смотреть на это… — шепчет он, опуская глаза в пол. — О чем думаешь? — с любопытством спрашивает Ханыль. А Тэхен отказывается думать. Мысли ранят. Боль пронзает даже сквозь пелену, окутавшую сознание. Вспомнили бы о нем, не окажись он в больнице? — Им не все равно лишь потому, что я умираю, — отвечает он после заминки. Разочарованный взгляд падает на Чимина, одиноко стоящего в проеме входной двери. На удивление, произнести слова оказалось не так сложно, как представлялось. Потому что так и есть. Пока ты не умрешь или хотя бы не исчезнешь на продолжительное время, никто особо не начнет беспокоиться о тебе. Ни у кого нет времени на переживания, и в этом чертова проблема. Именно такой позиции придерживался Тэхен. Ханыль негромко щелкает языком: — Ну, если ты так утверждаешь… — Что заставляет тебя считать иначе? — Тэхену тоже любопытно, но вместо ответа Ханыль молча берет его за руку. Тэхен не успевает как-либо отреагировать, золотинки вокруг них снова взмывают вверх. Очередная смена локаций. На этот раз встречи с полом удается избежать, а вот со стеной — нет. Тэхен стонет, оборачиваясь, чтобы посмотреть, куда его привели. Здесь нет обеспокоенных людей и сосредоточенных врачей. Это просторная комната с широкими окнами, телевизором, столом и двумя кроватями. Писк кардиомонитора нарушает стоящую тишину. Любопытство взыгрывает с новой силой. Шаг. Еще один. Дыхание перехватывает. На кровати лежит он, и выглядит он ужасно. Мертвенно-бледное лицо, светло-розовые губы отдают фиолетовым оттенком снизу. На виске большой кровоподтек, вся шея усыпана царапинами разных размеров. Тело совершенно неподвижно: оно безжизненным мешком покоится на свежих простынях. Смотреть на себя беспомощного сложно. Во-первых, из-за того, что он в своем теле ходит сейчас по комнате, а во-вторых, это тело — не физическое. Ожидал от он такого, когда прыгал? От раздумий отвлекает шаркающий звук сбоку. Тихо вскрикнув, Тэхен замечает парня, сидящего у его кровати. Это не просто парень. Это Чонгук. Человек, который заслужил целый мир и все, чего не мог дать ему взамен Тэхен. Чонгук не должен любить Тэхена. Нет. Это безумие. Тэхен ведь по натуре эгоист, готовый причинять боль стольким людям вокруг себя, лишь бы перестать испытывать боль самому. Самоубийство — не эгоистичная вещь, вероятно, дело лишь в нем. Плач Чонгука застает врасплох. Возможно ли такое? Держа в руках холодную ладонь Тэхена, он беспорядочно водит по ней носом. Тэхен даже так чувствует чужие пальцы на своем запястье. — Чонгук-и, — едва шепчет, словно его могут услышать. Ханыль в это время садится за Тэхеном для лучшего обзора. — Ты такой идиот, Ким Тэхен, — бархатистый голос Чонгука заполняет холодные стены палаты. Тэхена начинает трясти. Будто в прорубь кинули. — Ты мог бы прийти ко мне, — продолжает Чонгук, слезы катятся по его щекам. — Я бы выслушал тебя. Показал тебе, как ты прекрасен, и что мне не все равно. Потому что ты даже сейчас такой красивый. Чонгук думает, что он красивый? — А… Ты однажды сказал, что хочешь… хочешь узнать меня… И мне так много нужно было тебе сказать, но ты повесил трубку! — боль в голосе, рука в руке. — Упрямец. Но это нестрашно. Мой талантливый мальчик. Ни одна из моих картин не сравнится с твоими чертовски идеальными пальцами, которые буквально порхают над клавишами, создавая невероятную мелодию. Тэхен мог бы поспорить, но не это имеет сейчас значение. Обогнув кровать, он опускается на колени, чтобы быть лицом к лицу с Чонгуком. Последний не контролирует себя, лбом утыкаясь в его руку. — Боже… Я просто продолжаю думать… — он запинается, большим пальцем очерчивая зажившие шрамы на запястьях. — Что я мог сделать? Жизнь прекрасна во всех ее проявлениях, но без тебя… Даже не знаю… Чувство сильной вины бьет Тэхена под дых. Медленно поднимается душащий ужас. Неужели Чонгук винит себя? Не может быть. Чонгук, наоборот, оставил его в живых… Это что-то, да значило, не так ли? Неумолимо хотелось выкрикнуть что есть силы: «Не вздумай винить себя!». Ничтожество. Какое же Тэхен ничтожество. Противно от самого себя. На душе так горько, что рот наполняется желчью. — Следовало ли обнять тебя и не отпускать, когда ты уходил из моего дома? — прочищает горло Чонгук. — Следовало ли снова напомнить, как я рад, что ты жив? А, может, следовало позвать тебя на свидание? Или предложить пойти вместе к Чимину? Тэхен не верит. Это все нереально. — Господи… Я так зол на Чимина, — проскулив, Чонгук качает головой, словно отгоняет плохие мысли. — Но я знаю, что у меня нет права винить его. — Нет, — повторяет он, губами прижимаясь к посиневшим костяшкам. — Я должен был сказать, что ты для меня маленькая, безнадежная вселенная. Что я люблю морщинки в уголках твоих глаз, люблю, когда ты закусываешь свою губу. Ты сводишь с ума… Надо было признаться, как сильно я обожаю твой стиль. И я просто обязан был рассказать тебе, что ты заставляешь меня поверить, словно я что-то значу для этого мира. Внутри Тэхена что-то прорывается. Он не сдерживает себя, безутешно рыдает, яростно трет веки. Переводит взгляд с Чонгука на Ханыля, который смотрит сочувствующими глазами. В голосе Чонгука столько любви, что Тэхен чувствует каждую ее частичку. — Как он… Я правда способен на такое? — с надеждой в голосе спрашивает. — Подожди, малыш, — мягко улыбается Ханыль, и Тэхен кивает, возвращая внимание на Чонгука. — Ты… Боже, ты заставляешь меня поверить, что спасение жизней — цель моей собственной, поэтому твою жизнь я готов спасать снова и снова. Даже если ты будешь ненавидеть меня за это. Благодаря тебе я просыпаюсь каждое утро с твердым намерением помочь хотя бы одному человеку. Ким Тэхен, ты доказательство тому, что люди сильны. И, черт бы меня побрал, но этот мир нуждается в любви так же, как и ты. Черт, нет, ты заслуживаешь намного большего. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя обнимали, держали за руку, говорили, какой ты восхитительный каждый гребаный день… И я никогда не хотел подвести тебя… Ты самое ценное, что есть у меня. Вдохнув полной грудью, Чонгук трется своим носом о кончик носа Тэхена, а после прижимается к губам в осторожном поцелуе. Из легких исчезает весь воздух. Тэхен так сильно желает обхватить щеки Чонгука и поцеловать в ответ. Даже если он не заслужил этого. Ощущение поцелуя слишком правдоподобно. Любовь на теплых губах обжигает, заставляет голову кружиться. Когда Чонгук отрывается от него, его глаза наполняются слезами. — Я люблю тебя, Тэхен. Люблю больше всего на свете… Пожалуйста, вернись ко мне. Я люблю тебя. Чонгук любит тебя. Кто-то действительно влюблен в тебя. Снова и снова Тэхен проигрывает эти слова в голове. Они вызывают целый калейдоскоп эмоций. Шок, удивление, ошеломление. Три слова током пронзают сердце. Это не похоже на то, что говорил Сокджин. Чонгук сказал «Я». Он любит Тэхена, а Тэхен умирает у него на глазах. — Ох, Чонгук, — тихо вырывается, и Тэхен перемещается ближе. — Мой солнечный мальчик… Кардиомонитор пищит громче, оповещая о стремительном падении давления. Ханыль быстро оказывается около Тэхена, не сводя глаз с электронного прибора. — Ты все еще уверен в том, что только когда ты мертв, люди начинают думать о тебе? — спрашивает мужчина, окидывая взглядом Чонгука, который дышит чаще, с замиранием сердца всматриваясь в экран. — Я… Нет… Не уверен, — отвечает Тэхен, глядя на Чонгука. — Все еще думаешь, что Чимину плевать на тебя? Потому что послушай теперь меня. У того мальчика в комнате ожидания тоже нет-нет да проскользнет мысль о самоубийстве. Он винит во всем только себя одного. А прятался он от тебя не просто так, Тэхен. Его лучший друг? Его милый Чимин-и хочет умереть? Чимин понимает его? И Тэхен продолжает упрекать его в том, что тот не пытается войти в его положение? — Это все из-за меня, — грустно отзывается Тэхен. Ханыль качает головой, кладя руки ему на плечи. — Не из-за тебя, малыш, — утверждает он. — Это из-за тех никчемных мыслей в твоей голове. Ты слышишь их каждый день. И ты внимаешь им. Ты никому не позволяешь заботиться о себе, потому что просто не знаешь, каково это. Но тебе необходимо перестать винить себя в каждой мелочи, потому что не все зависит от тебя. Как и не все вращается только вокруг тебя. Тэхен не понимает, чем заслужил Ханыля, и как ему удалось показать Тэхену то, что тот даже не хотел принимать за правду? Невозможно было ухватиться за одну правильную мысль. Тэхен знает, что, очнувшись, он снова столкнется с жестокой реальностью под названием «жизнь». Знает, что никуда не исчезнут демоны, которые вновь попытаются съесть заживо. Но еще Тэхен знает, что когда он откроет глаза, прямо перед ним будет стоять его цель. — Этот мальчик, Тэхен, так любит тебя, что готов умереть ради тебя, — Ханыль делает паузу, а потом продолжает: — Вопрос лишь в том, готов ли ты жить ради него? Взгляд скользит по Чонгуку. Шоколадно-каштановые волосы в полном беспорядке, а камуфляжные штаны и черное худи висят на согнутом теле, несмотря на то, что сам Чонгук выглядит в некотором смысле домашним и уютным. Костяшки содраны, и Тэхен мысленно ставит галочку узнать, что случилось. Готов ли он жить для человека, который любит его всем сердцем? Любит его всего? Хочет его? Тэхен не раз говорил, что благодаря Чонгуку чувствует себя живым, но мог ли он представить хотя бы на секунду, что Чонгук чувствует то же самое, находясь рядом с ним? С сердца будто падает огромный камень. Впервые за десять лет он чувстаует, что любим. По-настоящему любим тем, кого любит в ответ. — Тэхен? — неожиданный голос Ханыля возвращает в реальность. — А готов ли ты жить не только ради него, но и ради себя? Нет, не готов. Ты знаешь, что он уйдет, и ты снова останешься один. — Просто игнорируй этот голос, Тэхен, — не отстает Ханыль. — Он ненастоящий, в отличие от всех этих людей. Подумай о том, кто сидит в комнате ожидания, и о том, кто находится в этой палате. Тэхен действительно пытается следовать советам Ханыля. В глубине души он знает, что никаких демонов здесь нет, хотя и чувствует, будто они преследуют его, как потерянный щенок увязывается вслед за прохожим. Он понимает, что здесь его ждут люди, которые готовы пожертвовать многим ради него, которые не жалеют слез, волнуясь за него и его жизнь. Но есть один особенный человек, который прямо сейчас сидит рядом с ним. Чон Чонгук. Человек, который каждый день спасает минимум одну сломленную душу и при этом успевает влюбиться в одну из этих сломленных душ, цепляющуюся за любую надежду. Теперь Чонгук сам цепляется за надежду, в которой Тэхен, очнувшись, будет рядом с ним. Тэхен кладет руку на перевернутую ладонь Чонгука, несильно сжимая ее. Глаза последнего округляются. Он сжимает протянутые пальцы в ответ, еле заметно улыбаясь такому жесту. — Малыш, прошу, возвращайся. Я так горжусь тобой, — произносит он, не зная, что Тэхен слышит все до единого слова. Он помнит, каково это — быть покинутым. Он помнит, каково это — любить, но не быть любимым, но он не знает, каково это — любить взаимно. Впервые за долгое время Тэхен наконец-то хочет проснуться и попытаться стать лучше. Он хочет сделать это не только для себя, но и для Чимина, Чонгука и всех, кто ждет его. — Я хочу жить, — ответ, который он так упорно пытался правильно сформулировать и произнести вслух. Последнее, что Тэхен видит, во сне или все-таки наяву, — это белоснежная вспышка перед глазами. Он успевает сделать вдох и услышать, как невыносимо медленно исчезает звук кардиомонитора, а в следующую секунду все окрашивается в черный.