За третьим поворотом

Сино шёл по госпиталю. Сначала он даже не понял, что он на первом этаже, и потратил несколько ценных мгновений, чтобы разглядеть, что было не так. Осознание накатило ледяной волной, залилось неуютным холодом за шиворот, спустилось по хребту: не горел ни один светильник. Их гасили рядом с палатами, где недавно умерли пациенты, — единственный траур, который могли позволить себе занятые с вечера до утра лекари. За последнюю неделю почти полностью погас второй этаж, и он с непривычки иногда замирал на лестнице, не желая в это верить. Но первый упрямо держался, горел так ярко, что к концу смены от него начинали слезиться глаза. Сейчас Сино брёл сквозь пустой полумрак, оставляя позади одну дверь за другой. Вдалеке еле-еле горел свет — один светильник, может, два. На первом этаже было около пятнадцати палат, не считая ординаторской и рабочих помещений. Не думать об этом, не думать. Сино ускорил было шаг, но бесполезно — казалось, он бредёт сквозь засахарившийся мёд, невозможно густой, а к лапам его прикованы гири. Из последних сил он дотащился до одной из дверей, на которой ещё вяло, но извивался мигающий светильник, и ввалился в палату. Какой-то жалкий и беспомощный звук вырвался у него из горла. Рутх лежал в гнезде, свернувшись в неуклюжий и неудобный для птицы комок. Каждое, почти каждое его перо — настоящий иссиня-чёрный оттенок, благородная гордость любого ворона, который его магия делала только насыщеннее… — было покрыто плотным бесцветным слоем. Чернь сочилась из потрескавшегося клюва, яркие уверенные глаза заволокла тёмная пелена. Он без слов уставился на застывшего в проходе Сино, попытался знакомо ухмыльнуться в своей самоуверенной манере, но смог только сморщиться от снедавшей его боли. — Привет, дружище… Ты как? И всё равно первым делом спросил про другого. Дурак, Господи милостивая, что же за дурак!.. Сино хотелось заорать, встряхнуть его за плечи, хоть как-то втиснуть жизнь в это еле дышащее тело. — Ничего, — словно распухший язык слушался плохо, ворочался неуклюже во рту. В ушах что-то неприятно звенело. — Выглядишь пугающе отвратительно. Покрытые тёмной плёнкой глаза закатились. Взгляд у Рутха был расфокусированный — Сино вдруг понял, вздрогнув, что друг его просто не видит. — Очень приятно, — вернул тот. — Сино, а п-проверь, раз ты тут, как там старина Банн, а? Свет будто… будто мигает… Медленно, продираясь сквозь невидимую патоку, Сино развернулся и посмотрел на дверь напротив палаты Рутха. Крутившийся на ней светильник сначала потемнел, потом разгорелся снова, ярко-ярко, как и должно быть, и на секунду вместе с сердцем в груди забилась отчаянная, упрямая надежда… А потом светильник вспыхнул последний раз, и просто исчез. И осталась просто дверь. Такая же пустая и чёрная, как и добрый десяток тех, которые он прошёл, пока добирался до конца коридора. Крик застрял у Сино в горле. Он обернулся к Рутху, ещё не зная, что ему скажет, — и всё-таки заорал, сорвав голос, всхлипнул, прижавшись к стене. В гнезде лежал труп. Жутко похожий на Рутха, вылитая копия, но всё-таки просто труп с безразличными слепыми глазами, направленными в потолок. Перья, мясо, кости и пирующая на них чернь. И ничего больше. Ничего не понимая, Сино шарахнулся прочь из палаты, едва не упав на спину и поймав себя на хвост, плечом выбил ещё одну дверь, тоже тёмную, осел на ручке, едва увидев перемазанные чёрной копотью лебединые перья, обернулся — и почему-то вместо двери увидел зеркало, а в зеркале себя. Отражение уставилось на него красными от недосыпа безумными глазами с разлившимися по всей радужке зрачками. Страшный приступ кашля сотряс его с хвоста до гребня, он согнулся пополам, схватившись за живот, прижал крыло к клюву — тут же отнял, ощутив на перьях вязкую тёплую влагу, и уставился на оставшиеся на маховых густые чёрные сгустки, опустил взгляд ещё ниже, и вместо родной павлиньей синевы увидел лишь темноту, черноту, чернь!.. Горло схватило спазмом — не то кашель, не то рвота, в ушах застучало, словно кто-то забил в огромный колокол, и пол неожиданно рвануло у него из-под лап, и Сино повалился в темноту, захлёбываясь слизью и криком… Он рванулся вперёд, споткнулся об край гнезда и повалился аккурат на книжку по древней истории Острова, дрожа всем телом и судорожно втягивая в себя воздух. Сердце колотилось, он был насквозь мокрый, кругом стояла полная темнота — паника стрельнула куда-то в левый бок, Сино наугад махнул крылом и чуть не запалил занавесь на окне. Мигом ожил светильник, залив всю комнату тёплым золотистым светом и выхватив из мрака разбросанные конспекты, заваленный бумагами стол, развороченное гнездо, которое выглядело так, будто его весь день била судорога, и краешек книги, которую он придавил собой. Вскочив на лапы, Сино доволок себя до зеркала, рванул тунику от горла и уставился на свои перья. Те топорщились во все стороны, но все до единого были синие, здоровые. Спутавшийся хвост послушно разошёлся во всю ширину, все пятна на месте, переливы цвета те же, знакомые с детства. Кошмар. Ему просто приснился кошмар. В ушах продолжало бить каким-то подозрительно неровным набатом. Нервы, наверное. Сино уселся на пол, прислонившись затылком к стулу, и попытался успокоиться. Ровно в этот же момент с петель слетела дверь. — Добрый вечер, — вежливо поздоровался Сино со стоявшей на пороге Вирр: перья вздыблены хлеще, чем у него, на левом крыле гаснут последние огоньки заклинания, которое оплавило ему половину двери и просто выбило её внутрь комнаты. — Неужели! — рявкнула на него цапля и решительно шагнула в прихожую. По одному взмаху крыла тяжеленная дверь элегантно взлетела в воздух и с грохотом встала на своё законное место, пустив по стенам сетку трещин. Сино сомневался, что дверные петли должны работать именно так, но мудро решил промолчать. — Какого ж солнца ты не отзываешься, минут десять тебе в дверь колотила! Что случилось? Чувствуешь себя нормально? Перья покажи! — Кошмар снился, — выдавил Сино, не в силах даже подняться и подойти к ней. — Просто кошмар. Всё хорошо. Я в порядке. От чужого очевидного переживания и от чужой очевидной же готовности хоть ненадолго, но забрать у него ответственность Сино охватила какая-то странная радость. Он выдохнул, ощущая, как с плеч свалилась часть напряжения, и даже попытался улыбнуться, молясь, чтобы получилась улыбка, а не гримаса, будто он вот-вот разрыдается от счастья. — Привет, Вирр, — голос жалко сорвался. — Тебя не хватало. Вирр приподняла было брови в ответ на эту неуместную в их отношениях сентиментальность, потом ещё раз осмотрела его с лап до гребня и, аккуратно, как умеют только цапли, переступая между конспектами, подошла к нему. Медленно опустилась рядом, держа крылья плотно прижатыми к телу, и вдруг прислонилась к нему боком. Она была тёплая и мягкая. Сквозь их перья и одежду Сино чувствовал крылом, как твёрдо и спокойно бьётся её абсолютно здоровое сердце. Постепенно с неё он переключился на себя. Прислушался к своему телу, понял, что всё работает, как надо. Кошмар выветривался у него из головы, как и любой другой сон после пробуждения. — Отпустило? — очень мягко поинтересовалась Вирр спустя какое-то время. Сино кивнул, чувствуя, как радость уступает место смущению. Устроил, понимаешь ли, как вчерашний птенец истерику. Будто ему ни разу кошмары не снились. Учитывая, что до последнего дня самым страшным его кошмаром был тот повторяющийся сон с восьмого курса, когда он забывал свой билет посреди экзамена по анатомии на последней пересдаче, претензия к самому себе получалась немного некорректная и даже жестокая. Но Сино фыркнул, решительно тряхнул головой — нечего отлынивать, в госпитале работы наверняка навалом! — и поднялся, опершись на хвост. Не удержался, ещё раз посмотрел в зеркало, провёл маховыми перьями по шее, сглотнул, проверяя, не болит ли горло. — Ну вот и хорошо, — тем же осторожным тихим голосом ответила Вирр. Она тоже поднялась и повела крылом. Занавеси поползли вверх, и в комнату хлынул лунный свет, отбросив на пол её длинноногую тень. Сино посмотрел на неё, объятую родным западным сумраком, как мантией, нерешительно улыбнулся в ответ на её извечно спокойный взгляд. — Как там дела в большом мире? — спросил он и поднял книгу. Название наконец-то сложилось в осмысленную фразу. — Потихоньку. В госпитале об этом не болтай, но деревню держат под наблюдением, чтобы перехватить возможных создателей болезни. Я занималась организационными вопросами. Как дела с диском? Они достаточно долго проработали вместе, чтобы Сино сразу понял, что это вроде неуместное объяснение было на самом деле извинением, что Вирр так долго не было в деревне. И что Вирр, вернувшись, первым делом решила проверить его, категорически не умеющего отдыхать без напоминаний извне, а уже потом принять отчёты у своих подопечных из разведки. — У меня лично никак, но, думаю, Рутх с Банном тебе то же самое скажут. Шеню… не до этого сейчас. — Я знаю, — неожиданно ответила цапля. — Пойдём-ка, хочу зайти к нему по дороге в госпиталь. Куарн тоже там? — Скорее всего, — куда же он денется. Сино не сомневался, что Куарн, и так почти дневавший у губернатора, теперь вовсе перестанет оставлять того в одиночестве, точно так же, как Шень практически затащил его к себе, когда не стало графа Белое Перо. — Ну, идём. Что за книга у тебя? Сино опустил взгляд на «Древнюю Историю», которую держал в крыльях. Его лихорадочная выдумка, основанная на воспоминании из Академии и двух предположениях. Возможно, единственная зацепка, с которой они смогут работать. Он сорвал с подоконника обе бумаги, на которых белел один и тот же жуткий символ, и положил листочки в книгу, надёжно прижал сверху крылом. — По дороге расскажу, может, окажется полезным. Не знаю, если это не подходит, то у меня идеи кончились, разбирайтесь сами. Вирр кивнула. С некоторой осторожностью они притворили его дверь — цапля совершенно не выглядела при этом виноватой — и направились знакомой дорогой к дому губернатора. Неторопливых — Вирр просто не ускоряла шаг, когда Сино порывался перейти на бег, снедаемый никогда не отпускавшей его тревогой, — прогулок бок-о-бок с действующим командиром деревенской разведки ему страшно не хватало. Прохладный воздух окончательно разогнал остатки кошмара, оставив просто бесплотные тени, и чуть-чуть взбодрил — не кофе, о котором после смерти Гакана было больно даже думать, но тоже сойдёт. Как раз хватит на смену. А может, и на две. После кошмара, пусть и отошедшего на задний план, Рутха и остальных хотелось из госпиталя просто выгнать и остаться заболевать в одиночестве. Ждать перед дверью им пришлось нехарактерно долго. Достаточно, чтобы Сино подобрался и сжал сквозь холщовую ткань заплечной сумки диск для лампы, а Вирр молча подняла крыло, на котором заплясали первые искры уже знакомого ему заклинания. Наконец замок медленно — словно стоявшей за дверью птице даже ручку повернуть было трудно — щёлкнул, и дверь открылась. Стоявший на пороге Шень молча выставил крыло, когда они в едином порыве шагнули к нему. Вторым он почти сразу взялся за дверной косяк, будто одно резкое движение вымотало его, как полноценная боевая разминка. Сердце у Сино рухнуло куда-то в лапы. — Не сочтите ни в коем случае, что я вам не рад, но лучше нам остаться на расстоянии, — голос остался тот же: ровный и уверенный, голос лидера, привыкшего, что его всегда слушают. Ни хрипотцы, ни сиплости… может, лёгкая форма, такие у них тоже были, сидели по домам и зачем-то пили лекарства без улучшения и ухудшения… пожалуйста, пусть это будет лёгкая форма… Сино лихорадочно окинул его взглядом, про себя проклял чужое тёмное оперение, ещё и щедро приправленное Бездной. — Где? — просто спросил он, усилием воли меняя гражданскую личину на рабочую. — На виски давит? Бесконтрольные вспышки магии были? Вместо ответа Шень медленно и осторожно, отмеряя силы на каждое движение, повернулся боком так, чтобы стало видно сложенный хвост, и приподнял два крайних пера. Знакомых угрожающе-ярких «глазков» больше не было, перья казались просто матово-чёрными. Вирр выругалась так, что мать рухнула бы в обморок. Губернатор ответил ей усталой, но искренне повеселённой улыбкой. — Чуть-чуть трудно дышать, кости ломит, как после перенапряжения. Ты не переживай лишний раз, может, это просто старость уже… — Шень, — очень ровно произнесла Вирр, и старший павлин приподнял гребень, извиняясь. Они с цаплей обменялись долгим взглядом. Сино за это время успел достать лампу, вставить в неё диск и задать свои кустарные параметры. Наставив диск на Шеня, он привычно сплёл заклинание и уставился на клиническую картину. Деформаций костей не было. Внутренние органы работали хорошо, в лёгких сидела чернь, но пока она была похожа больше на жидкость, которую в начале болезни приходилось вычищать у Мивши. Да, лучше бы её вообще не было, лёгкие потом всё равно долго восстанавливать, но это была и не вязкая слизь в своей худшей форме, которая облепляла капилляры и мешала проводить и выводить кислород. Мозг и сердце Сино на всякий случай проверил дважды. Пока ничего, но обратный отсчёт можно было начинать уже с сегодняшнего вечера. Последним делом он взглянул на ядро — и замер, чуть не уронив лампу. Тщательно спрятав привычное красное свечение внутри себя, по внешнему периметру вращалась Бездна, огрызавшаяся на вившуюся вокруг черноту и предупреждающе оттолкнувшая и его зелёный свет тоже. Тёмные сущности были чем-то неумолимо похожи друг на друга, но знакомый сумеречный перелив, сквозь который нет-нет да прорывались крохотные алые огоньки, казался живым и ярким по сравнению с плоской чернотой. Может, его идея с древней историей была куда более актуальна, чем он думал. Сино погасил лампу, пока загадочная западная тьма, оберегавшая чужой организм, не сочла за агрессора и его. — Повезло вам с Бездной. Она давит атакующую ветвь, не даёт ей проявляться — а то с вашим уровнем пришлось бы пожары гасить три раза на дню. Всё равно попейте что-нибудь для снижения активности ядра, это временно, потом всё восстановится, я занесу, — хотя… Сино побарабанил перьями по диску. Раз Бездна и чернь отталкивала с какой-то долей успеха, может, не надо её притуплять? Может, она даёт такой сильный иммунный ответ? Против самой болезни Бездна была малоэффективна, это Сино давно выяснил, но здесь она не боролась, а просто не давала черни зацепиться… — Нет, вот как раз в связи с этим по-другому сделаем. Просто не колдуйте. Никаких заклинаний, даже светильников. Признаться, он ожидал возмущения. Может, что больше подошло бы по характеру, хотя бы непонимания, как теперь заниматься простейшими бытовыми делами, не опираясь на магию, которая всем чародеям была как пятая конечность. Ожидал и того, что Шень опять легонько, но отшутится, всё с тем же сосредоточенным спокойствием, чтобы они с Вирр сделали лица попроще. Но не того, что Шень просто пожмёт плечами: — Договорились, — …и согласится, будто его не лишили только что важной части жизни. — Не совсем «не привыкать», но ничего нового. Куарн вызвался сходить за продуктами, вернётся, выселю его обратно в гостиницу. — Да, да… — как и всегда, когда Сино оставлял больного дома без присмотра, ему стало тревожно. Вдруг приступ? Вдруг хуже станет? Куарн тоже работает, не сможет забегать с проверкой каждые два часа, а в этом районе у них даже дежурных не было — не хватало птиц, чтобы охватить всю деревню, пришлось ограничиться теми районами, где домашних больных было больше всего. И по всем законам подлости, разумеется, Шень жил на другом краю деревни от самого «заражённого» округа. — Если ситуация поменяется, — Шень без слов понял, почему он колеблется, — я смогу связаться с Вирр через Бездну. Тоже магия, но по-другому никак. — Хорошо, — ответил Сино, хотя это он должен был принимать всякие мудрые решения, а болеющий губернатор с ними соглашаться, а не наоборот. Вот теперь ему точно словно выбили почву из-под лап. Графа Белое Перо он совсем не знал, это была далёкая и наполовину абстрактная фигура, которая занималась несомненно важной, но такой же далёкой и абстрактной работой по огромной области. Шень был свой, Шень разбирался с поставкой жемчуга, постройкой госпиталя, доставкой лекарств и почты по закрытым потокам, Шень требовал от него приличных щитов и успокаивал всю их разнопёрую братию, когда они не сходились во мнениях, причём с такой лёгкостью, будто всю жизнь подобным занимался и парочка повздоривших с врачом разведчиков для него была лёгкой разминкой. Если не станет губернатора, Ханчао точно не выдержит. Думать о том, что Сино сам позволил Шеню заразиться, оставив его наедине с умирающим наставником, не хотелось. В конце концов, подхватить он её мог от кого угодно и где угодно, те симптомы, которые нашлись у него, проявлялись не сразу. Успокаивать себя получалось хуже, чем больных, но Сино не сдавался. Оставив Шеня отдыхать — насколько это было возможно для птицы, на упрямо эффективной деятельности которой держалась вся деревня, — они в тяжёлом молчании двинулись к госпиталю с новой порцией плохих новостей. — Давай с книжкой разберёмся, — наконец прервала молчание Вирр, — пока ты себя совсем тревогой не уморил. Вздохнув, Сино задушил в корне предательскую мысль, что это не его дело и озёрным диском должны заниматься специалисты, а он должен лечить и не тратить их время на свои выдумки. Привычный жизненный принцип, по которому он жил всегда: не вмешивайся не в своё дело, без тебя разберутся, — последние несколько месяцев работал просто плохо, а сейчас перестал работать совсем. У тех самых специалистов идей было ещё меньше, чем у него, они все одинаково заперты в заболевающей деревне вдали от цивилизации. Не было возможности ещё дополнительно распределять полномочия. Он кратко рассказал про Зитци и её любовь к дополнительному образованию, отдал Вирр свою главную улику — обрывок конспекта с невинной почеркушкой белыми чернилами — и принялся листать книжку, пытаясь найти что-то похожее на белую руну. И — Сино сначала не поверил своим глазам и проморгался — ему даже не пришлось долго искать. На тридцатой странице, в разделе «древняя магия Острова», он увидел очевидную срисовку вырезанного на пещерной стене символа. Точно такого же, какой висел над его рабочим столом. Точно такого же, какой ему на пергаменте нарисовала скучающая Зитци. — Вирр, — севшим голосом позвал он. Цапля повернулась к нему, проследила за указывающим маховым пером. Они стояли достаточно близко, чтобы Сино почувствовал, как она вдруг вздрогнула. — Они же, да? Это поэтому не действует ни Бездна, ни сияние? — ладно уж, Вирр своя, со скрипом, но простит ему его подозрительную осведомлённость по восточной стороне вопроса. — Мы ведь про древнюю магию знаем ещё меньше, чем про древнюю историю, это же вообще за рамки общей парадигмы выходит, поэтому мы и не понимали, как с ней рабо… Вирр молча впихнула ему кусок пергамента обратно в крылья: — Стой здесь. Никуда не уходи. — Что? — цапля махнула крылом, и пространство разошлось перед ней чёрным провалом. Сино отчаянно заморгал, чувствуя, как в висках начинает стучать мигрень: это его разум пытался осознать раскрывшуюся перед ним Бездну. — Вирр!.. Господи милостивая, что ж у тебя за манера постоянно!.. Он остался один. Провал схлопнулся в точку и бесшумно исчез, будто его никогда не было. Это было самое страшное — отсутствие каких-либо звуков. Магия гудела, скворчала, шипела, звенела, шелестела, хотя бы вибрировала, но магия никогда не была беззвучной. Сначала Сино захотелось тоже продемонстрировать тяжёлый характер и пойти своей дорогой в госпиталь, потому что он не солдат, чтобы им так командовать, а врач, и он нужен больным. Если у Вирр не найдётся лишней минуты объяснить ему, какого феникса ей нужно прямо сейчас исчезнуть, то и у него не найдётся лишнего времени дождаться её возвращения. Сама догадается, где его искать. Потом он, всё ещё объятый пламенем негодования, вспомнил её странную реакцию на символ и отрывистый, резкий тон, которым она не то что с ним, она со своими подопечными никогда не разговаривала, и задумался о возможных причинах этого поведения. Потом он вспомнил, что, вообще-то, страшно зол, и решил, что всем сейчас тяжело и что это всё равно не повод разбрасываться приказами. Неизвестно, в какую сторону свернула бы его мысль и дальше, потому что потом он моргнул, поднял веки обратно, и Вирр оказалась ровно перед ним. В крыльях она крепко сжимала талмуд, по сравнению с которым древний учебник Сино можно было назвать настоящей литературной новинкой. По этой книге было видно, что из наверняка специального и тщательно оберегаемого хранилища её доставали очень редко. Наверное, о таких древностях говорил Хасау, с такими работали историки, пытаясь воссоздать историю государства до появления, собственно, государства. Волей-неволей Сино исполнился уважения к гуманитарному знанию. Впрочем, благоговение его продлилось недолго, потому что Вирр дала ему три секунды осознать её появление и безо всякого почтения обрушила старую книгу на стоявшую рядом скамейку, раскрыв её примерно на середине, от чего жалобно хрустнул корешок. — Ай! — невольно поморщился Сино, не привыкший к грубости в общении с книгами — любыми, даже не его специальности. — Ты что! Ей лет больше, чем нам с тобой вместе взятым! Вирр хмыкнула, продолжая листать страницы, совершенно не обращая внимания на ветхую бумагу, которая грозила порваться от её резких взмахов перьями. Наконец она зацепилась взглядом за какую-то иллюстрацию, опустила крыло и подняла голову: — Смотри. Видел что-нибудь похожее? Неважно, на бумаге, на одежде, на полу, на коврах, где угодно? Сино её практически не услышал. Взгляд его был намертво прикован к книге. Разворот изображал какую-то несомненно важную историческую сцену: высокая стройная фигура, судя по форме хвоста, из крупных ястребиных, простирала к небесам громадные крылья. Перед ней, сдерживаемый невероятно сильным колдовством, вращался колоссальных размеров смерч. В отличие от всего остального, изображённого на картине: густо-зелёные деревья вдали, трава чуть посветлее, прижавшаяся к земле, темнеющее в глубокую синь, — дело к закату — небо, всё ещё озаряемое опускающимся за горные шпили оранжево-красным солнцем — он один был бесцветный. Нет. Нет, не так. Он один был чёрно-белый. — Это что? — указал он на зарождающийся ураган и на — да поди пойми, кто на такое способен. Стихийник? Защитник? Бог? По краям изображения, поразительно детализированного для той эпохи, спускалась резкая иероглифическая вязь — пояснения, может, просто название. Язык был похож на современный, но отличался ровно в тех местах, которые влияли на понимание всего текста. Да и почерк у летописца был далёк от идеального, даже жизненная практика Сино, привыкшего расшифровывать родительские записи, не помогала. — Это создание того, что современный Запад называет «потоками», — ответила Вирр. Откуда она знала ещё и древнюю историю, Сино не собирался даже представлять. — А фигура — это Краун’ко, Орёл Единого Острова. — А смерч? — Сино тыкнул пером в столп энергии, мигом забыв про свою щепетильность к святой древности. Это бред, хотелось сказать ему, этого не может быть, при чём тут вообще доисторический персонаж? Которого половина современных историков вовсе считала вымышленным, воплощавшим просто набор стереотипов общества прошлого, против которых выступила Тёмная, подняв восстание? Но он же помнил, где видел точно похожие столпы. Да, с одним важным отличием — этот, на картине, мешал чёрное с белым, а громадины, которые они с Хасау тащили к озеру, были одноцветные. — Просто воплощение его заклинания, — слегка удивлённо сказала Вирр. — Я тебе, вообще, на символику показывала. Очередные старые руны, чем-то действительно похожи на озёрную, которые отпечатались неестественной белизной — или не менее неестественной чернотой — на пергаменте ровно над картиной, Сино даже не заметил. — А это не может быть… как это называется-то, ну, идол какой-то? Мы же Тёмную тоже во плоти не изображаем, либо просто символ Бездны оставляем, либо тёмной драпировкой показываем. Цапля моргнула, явно не поспевая за его суматошной мыслью. — Нет, идолы у него тоже были. Он был двуликий бог: одновременно и тёмный, и светлый, единственный держатель островной магии, в котором она сливалась воедино. При нём не было того строгого разделения, которое мы имеем сейчас, было просто два конца общего магического спектра. Поэтому перед его алтарями всегда ставили два идола… — Чёрный и белый, — выдохнул Сино. — …да, верно, — прищурилась Вирр. В обычно ярких глазах предупреждающе сгустилась Бездна. — Чтобы подчеркнуть его всеобъятность. Но Краун’ко больше никто не поклоняется — на Западе, по крайней мере. Все эти идолы были уничтожены вместе с ним самим, сразу после раскола. Всё это время. Чуть ли не у них на глазах. При его, Сино, неактивном, но участии!.. Вирр продолжила что-то говорить: мотивацию выводить рано, пока они никого не поймали, но теперь им понятен ход мысли злоумышленников. Практически любую проблему магического характера на Западе может решить Бездна, многофункциональный магический «костыль», вот они и догадались — интересно, конечно, как… — использовать те начала магии, которые не знали Бездну и никогда с ней не сталкивались. За пределы Острова им было не выбраться, вот, вдохновились легендами старины, заодно позаимствовав рабочую символику. — Подожди, — перебил её Сино. Он ведь буквально лбом в него впечатался. — Идолы не уничтожили. Ну, или уничтожили, но не все. Я видел оба: и белый, и чёрный. Более того, я ещё сразу посчитал их обыкновенными скульптурами, потому что не почувствовал от них никакого магического фона. Что сразу должно было его насторожить. Милостивая Тёмная, да его всё должно было насторожить! Запад был весь пропитан магией, от подземных вод до горных шпилей, даже при отсутствии активного магического присутствия какой-то базовый её уровень должен сохраняться везде, где угодно, даже где не ступала птичья лапа последние пятьдесят лет! А тут библиотека в наполовину магической деревне! — Где? Сино, не хочу на тебя давить, но это очень серьёзное обвинение. — Я тебе на сфере готов поклясться, — она ведь не могла быть не в курсе, она же ответственна за безопасность! — Вирр, ты в библиотеке была когда-нибудь? — Только мимо проходила. Большая часть проблем, требующих моего непосредственного вмешательства, случалась всегда в студенческом квартале. Или могла, действительно, что ей там делать. — Она вся чёрно-белая, — выпалил Сино. Мысли понеслись вперёд, он не успевал их формулировать. — Вся в монохроме. Когда я туда впервые пришёл, там были эти два столба, Хасау сказал, они ему от родителей достались, потом он их вытащил на улицу, мол, помещение расчистить, они наверняка и сейчас у озера. — Хасау, — перебила его Вирр, — это кто? — Да библиотекарь же! Ткач, чёрный такой, с почему-то светлыми — нет, прям белыми, мутация, наверное, не спрашивал, — хвостовыми перьями и с абсолютно… — он вдруг прервался и продолжил гораздо тише: — Неактивным магическим ядром. — Сино беспомощно уставился на Вирр: — Ну он не мог! Да ты его просто не видела! И никакой символики Краун’ко, — наверное, давно умершего бога несуществующего единого Острова можно звать и по имени, — в библиотеке нет, я там частый гость, я бы заметил. — Последователей отмечали по-другому, — неестественно ровным голосом ответила Вирр. Она захлопнула книгу, сжав обложку перьями, и свободным крылом разорвала пространство — неровные тёмные края закрутились петлями и узлами, цепляясь за реальность. Талмуд отправился туда, закрыв за собой проход, а цапля повернулась к нему, и впервые со времён озёрной схватки Сино вспомнил, что она боевой чародей, а не просто всезнающий разведчик. — Пойдём. Кажется, нам надо кое-что уточнить в этой чёрно-белой библиотеке.