Ищу друга на конец света

      За окном ярко светит солнце, поля по обочинам кажутся изумрудно-зелеными, отвыкаешь от таких ярких красок – неба, травы, цветов – пока находишься в замкнутых городских пространствах. В машине стоит какая-то непривычная тишина. Питер отвлекается от дороги, бросая встревоженный взгляд на соседнее сиденье. Харли погрузился в себя, брови его сведены, на лице какое-то меланхоличное выражение.       – Эй, Солнышко, что за тучка на тебя набежала? – пытается он шутливо расшевелить друга.       Тот мимолетно смотрит на Паркера и снова возвращается к пейзажам за окном. Потом он, словно завороженный факиром зритель, говорит каким-то хрипловатым, глубоким, как будто из-под воды раздающимся голосом.       – Ты смотрел “Меланхолию”фон Триера?       Питер кивает. Харли продолжает в ответ на его кивок.       – Помню, как пошёл на нее в кинотеатр, когда был дома на каникулах. Когда я вышел из кинотеатра в разгар летнего дня, меня поразило несоответствие всего окружающего меня мира. Я был так заворожен финалом, что думал, что мир и правда закончился, что планета Меланхолия поглотила нас, и нас больше нет. Я просто не мог понять, почему все по-прежнему спешат по своим делам, машины раздражительно сигналят, мамы катят куда-то коляски со своими детьми, подростки флиртуют у киоска с мороженым. Все это казалось настолько нереальным, а тот кинематографический мир казался гораздо более настоящим. Я весь вечер еще ходил и не мог очухаться. А сейчас все наоборот. Вот где-то там летит этот астероид, который нас настигнет, и это все после того, что мы пережили всего десятилетие назад. И он словно из не очень оригинального сценария какого-нибудь блокбастера 90-х, типа “Жарищи” со Стиллером*. В сценарий этот совершенно не верится. И этот Конец Света кажется совсем нереальным, потому что здесь, в этом мире, Морган целуется со своим парнем на крылечке дома, и волосы у нее, совсем-совсем длинные, взмывают волной, пока он качает ее на качелях.Обычно строгая и респектабельно шикарная Пеппер в джинсах и домашней рубашке копается на клумбе со своими любимыми пионами. Хэппи не в костюме - ты вообще помнишь когда-нибудь его без костюма? - в смешной гавайской рубашке тащит хихикающую Мэй на рейс до Бали, и эти ее голубые босоножки и белый сарафан с юбкой клеш, как будто она беззаботная и влюбленная девчонка-студентка, а не глава крупного благотворительного проекта. Бэт с животиком, в котором сидят две маленькие версии Неда, вместе с ним на йоге для беременных. Вот это, всё это – реально. Это какая-то инверсия “Меланхолии” фон Триера. Беспощадная и прекрасная, как пролог фильма**.       Питер протягивает руку и берет Харли за плечо, сжимая его пару раз.       – Ты знаешь, моя Меланхолия – это как когда Джастин говорит, что она все идет и идет, не способная прорваться сквозь мотки серой пряжи. У меня в последнее время постоянно было такое ощущение, что я иду куда-то, но ноги вязнут в этой серо-коричневой паутине. И все вокруг ждут от меня каких-то действий, но я просто внутренне не в силах хоть что-либо предпринять. Действую внешне как простое механическое соединение мертвых частей. И траектория пролета этой гигантской планеты Меланхолии точь-в-точь совпадает с моей.       Питера передергивает немного, а по спине бежит неприятный холодок.       – Не бойся, Питер, мы построим пещеру, – тихо отвечает Харли, не отрывая взгляда от дороги.       И этого Питеру достаточно.Несмотря на то, что это просто цитата из фильма, он знает, что Кинер и правда построит для них убежище, пусть даже и метафорическое.                     – Харлс, ты точно уверен, что хочешь со мной во Фриско?       – Паркер, неужто ты переживаешь, как же бедный я, со своей старой подростковой влюбленностью в тебя, повезу тебя к твоей школьной подружке?       – Да ну тебя! Я переживаю, что тебе надо к своим, к сестре, к племянникам. А насчет того, что ты запал на меня – ты же сказал это просто, чтобы поддержать Морган. Разве нет?       – Кто знает, кто знает, – хитро прищуривается Харли.       – Предположим, что это так. Почему ты не признался?       – Ха... 11 лет прошло... Я только-только сказал маме о своей ориентации.Мальчик из южной глубинки переводится в школу для умников в Нью-Йорк. К тому же, я еле-еле очухался после возвращения из мёртвых, да еще и смерть Тони. Да и потом, Питер, ты себя тогда помнишь? Привлекательный ботан… очень атлетичного телосложения… школьный умница и интерн самого Тони Старка, Спайдермен и герой битвы с Таносом. В общем, ты был... Глаз горит, в руках все спорится, уверен, что твои идеи перевернут мир, ты весь словно вибрировал и был переполнен какой-то творческой энергией. В Питера Паркера были влюблены несколько девочек в нашей школе, а уж по Паучку сохло сотни девчонок и, наверное, парней. И у тебя была Мишель. В общем, я понял, что вряд ли у меня есть шанс, и решил, что мы будем просто «би Харли и его гетеросексуальный друг Питер».       – Кинер, моя интернатура была лишь прикрытием для Спайди-работы с Тони. Я – даже не гетеросексуал, и я был далеко не самым блестящим учеником в Мидтауне. Ты вот тоже умный. Что уж говорить, сейчас я весьма далек от того парня, которого ты описываешь... ни больших идей, ни фонтана энергии, ни любви!       Очевидно, Паркер с горечью говорил о расставании с Лиз. Харли задумался на некоторое время, прежде, чем ответить.От шутливого тона его не осталось и следа.       – Питер, послушай: то, что с тобой приключилась неудача в любви, не меняет того, кто ты есть. Не отменяет того, что ты добровольно каждый день рискуешь своей жизнью на улицах. То, что ты один из тех, кто победил Таноса.       У губ Питера появляется горькая складка.       – И да, я знаю, Тони пожертвовал собой ради всех. Но все-таки Кэп, как бы я не недолюбливал его за Гражданку, был прав: вы, все кто был там, сделали это вместе. Ты руководишь целым направлением разработок в “Старк Индастриз”, ты хороший племянник для Мэй, брат для Морги-Порги, и ты – хороший друг... Успеешь еще побыть хорошим бойфрендом, не все сразу.                     Питер усмехается. Харли только при поверхностном взгляде кажется самовлюбленным раздолбаем, но ведь и брат из него был лучше Питера, Эббс и Морган были тому подтверждением. А судя по хоть немного поднявшемуся сейчас настроению – и другом он был замечательным. Отдел Харли по робототехнике в последнее время выдавал один технический шедевр за другим, а на вопрос: «Как им удается это придумать?», Харлс только пожимал плечами и говорил, что они попробовали воплотить то, что нафантазировали их ребята из школы юных инженеров. Пит как-то заглянул к ним в поисках Кинера. Это было что-то.       – Ну что, ребят, время для веселья. Кто сегодня выбирает музыку? Зои? Кто танцует с Бамблби?       Из колонок начинает звучать очень энергичная мелодия, а Харли вместе с мальчиком лет двенадцати почти синхронно танцуют, а за ними, точь-в-точь повторяя их движения, танцуют два марка, очень похожие на марки Железного человека, один желтый, наверное Бамблби, другой красный – синхронизированный с Харли. Это они, оказывается, так учат их лучшей калибровке движений. Подростки в восторге, они танцуют уже всей гурьбой, у Харли пятно машинного масла на щеке, улыбка до ушей, и чертенята во взгляде***.       – Харлс, друг из тебя сейчас однозначно лучше меня... да и по всем остальным пунктам ты – то, что надо.       – Ты же понимаешь, что я не об этом... – он неопределенно обводит рукой пространство, - не в сравнении дело... К тому же бойфренд из меня сейчас тоже не очень.       – Макс?              Макс был последним парнем, с которым по наблюдениям Питера встречался Харли. Хотя его давно не было видно. Как-то раз Паркера посетила идея с костюмом айронспайдера.В лабораторию ехать не хотелось, а в его дома не хватало пары важных инструментов, которые, он точно знал, были у Харли. Он, как обычно они делали это с Кинером, влез к тому в окна портативной лаборатории, устроенной как разв комнате с окнами на пожарную лестницу. Общее освещение он решил не включать, достаточно было точечного светильника. Когда Харли, голый по пояс и его любовник, не прерывая поцелуя, ввалились в комнату, они даже не заметили Паркера у стола. Кинер стягивает с парня футболку и бросает на пол, Макс опускается на колени перед Харли и берется за пуговицу его джинс, а он запускает длинные пальцы в его волосы. Вид у Кинера шальной, и, черт, Питер и не думал, как тот хорошо сложен. Харли издает протяжный вздох. Питеру кажется, эта картина словно кислотой выжигается в его сознании, а паяльник меж тем падает из его руки с громким стуком. Харли поднимает взгляд, и на лице его на короткое мгновение возникает странное выражение: вызов, предложение рискнуть напополам с тоской, какой-то жаждой. У Питера в голове проносится мысль: "Love is better, when you earning for it". Питу становится очень неловко, он пятится к окну.       – Я... прости... мне понадобилось пару инструментов... возникла идея – проверить проводимость нового сплава для плат.       – Да? Что за сплав? - Харли быстро отрывается от стены и направляется к столу. – Может, он подойдет для новой модели реактора?       Макс смотрит на Кинера в полном шоке, Паркер тоже слегка удивлен, но начинает объяснять свою задумку.       – Ой слушай, а как ты это сделал? Иридий?       Макс:       – Харлс, ты серьезно?!       – Детка, я... сейчас... минутку... а ты пробовал увеличить проводящую поверхность вот так? - он хватается за карандаш.       Макс, понимая, что Харли безвозвратно потерян, подбирает с пола брошенную футболку.       – Блин, Харли, позвони, как наиграешься с новой хренью.       – Угу, – не отрывая от стола взгляда говорит, Кинер. – Пит, смотри, как насчет вот этого. Он стучит кончиком карандаша по наброску чертежа, а сам тянется рукой к майке, висящей на спинке стула, и, "Слава силам небесным, наконец-то", – думает смущенный видом полуголого Кинера Питер, натягивает ее через голову.              – Закатил мне скандал и свалил в закат, – хмыкает Харли.       – Не выглядишь расстроенным.       – Магуна была права, Конец Света лучше проводить с кем-то, кого любишь. И быть искренним по этому поводу. С Максом было бы не то.       – А может есть кто-то… – “к кому бы ты хотел поехать", – продолжает в уме Питер.       – Все в порядке, я увидел Пеп с Морган, я еду к маме и Эбби с детьми, и я еду с тобой... Все как и должно быть.                     Очередь Харли вести машину, ему скучно, и он хочет историю.       – Что ты имел в виду, когда сказал, что не гетеросексуал? Не припомню ни одного парня, с которым ты встречался.       Питер немного смущенно садится на сиденье ровнее - до этого он полулежал, практически положив ноги на приборную панель. Он достает очередной путеводитель из бумажного пакета.       – На самом деле, и мою историю можно совместить с рассказом про Париж.       Харли весело свистит и саркастично добавляет с какими-то жутко знакомыми Питеру интонациями:       – Так это любовная история.       – Разве не каждая история так или иначе, про любовь... Стоп откуда это?       – Penny dreadful****. Но неважно - хочу знать историю.       Питер листает путеводитель,       – Орсе... Мы жили неподалеку. Мы как раз окончательно решили расстаться с ЭмДжей. Отношения на расстоянии – полный отстой. И мой одногруппник Гарри захотел назло отцу смотаться на все лето в Париж и промотать часть его денег.       – Погоди-ка, тот самый Гарри, компания отца которого – наши прямые конкуренты?       – Да-да, тот самый. Не морщись. Гарри, в сущности, не такой плохой парень, немного избалованный, но с ним бывает весело. Он снял почти на два месяца квартиру у какого-то старого французского профессора. Мы жили с ним и еще одной девушкой, Клодией, в этой квартире в старом Парижском доме, недалеко от музея Орсе. Она была вся заставлена старой скрипучей мебелью и стеллажами с сотнями книг. Кажется, что половина библиотеки профессора, которая не влезла в его дом, оказалась в этой квартире. Клодия была помешана на «Мечтателях» Бертолуччи, и клянусь тебе, мы почти покадрово воспроизводили фильм. Это была какая-то странная симуляция жизни о фильмах в фильме. Совсем как герои Изабель, Тео и Мэтью. У нас было такое сумасшедшее синефильское секс-лето, с пробежками по Лувру как у Годара*****, постоянными отсылками к кино, совместными трехчасовыми ванными с шампанским и тягучими, словно жевательная резинка, наматывающаяся на барабан на летней ярмарке, ночами втроем. Утром она выбирала какой-то один зал в Орсе, и мы ходили смотреть скульптуры, картины, предметы ар-нуво. Голубые танцовщицы Дега, Клодия в голубом шифоне, Осборн рисует ее карандашом в альбоме. Париж, когда вам по двадцать – это целовать надгробие Уайльда******, распивать шампанское на могиле Джима Мориссона, вечером идти на представление в “Мулен Руж”, бегать босиком по траве на Елисейских полях, пока Гарри в дурацких розовых очках в форме сердец напевает какую-то похабную французскую песенку. Гарри пытался даже склеить одну танцовщицу, она оказалась девушкой из восточной Европы с плохим английским и нескрываемым интересом к нашей "Изабель".       Харли потрясенно молчит. Он всегда думал о Питере как о серьезном натурале, с "прошивкой" только под долгосрочные моногамные отношения. О сколько нам открытий чудных... Еще он чуть не бьет себя рукой по лицу, вспоминая, как встретил Гарри на дне рождения Питера, с облегчением думая, что срочный звонок от Эбби отвлек его от флирта с Осборном, который мог очень далеко завести.       – Эй ты... нормально?       – Да, я просто немного не ожидал от тебя. Ты, Гарри и девушка по имени Клодия живете затворниками в Парижской квартире... Ты уверен, что не пересказываешь мне сюжет "Интервью с вампиром".       – Ха-ха, очень смешно.       – А что... Гарри бы точно был Лестатом... а ты страдающим от своей любви к человечеству философом Луи... Так у вас с Гарри было что-то серьезное?       – Было... не то, чтобы серьезно... Но оно было настоящим... Для нас троих это все казалось естественным, но все это осталось в Париже, в той квартире, и на тех улочках. Ни у кого не было желания искусственно это продлять. По возвращению в Нью-Йорк мы разошлись – Клодия, кажется, вообще переехала, а Гарри перевелся по настоянию отца на другой факультет, экономические знания оказались более востребованными, чем фундаментальная наука. Потом я встретил Лиз, и мы решили возобновить отношения.