***
— Доложите Шехзаде Баязиду о том, что к нему наложница пришла! — Фахрие сказала это так громко и чётко, что стража к двери аж вздрогнула. Один из них, поклонившись, зашёл в покои, и Валя через пару секунд, сказал: — Прошу, Шехзаде ждёт вас! — Иди, — калфа слегка подтолкнула её ко входу в покои, и Лана на негнувшихся ногах вошла словно в новый мир, а когда за её спиной брякнули массивные двери, то страх обуял её всю. Глядя в пол, девушка пошла в центр комнаты, где стоял Шехзаде. Девушка присела на колени и поцеловала подол подол его одеяния, оставаясь терпеливо ждать. Казалось, что прошла целая вечность, когда наконец нежные пальцы Баязида коснулись опущенного подбородка девушки и поманили её встать с колен, что Лана и сделала. И впервые она увидела того, о ком так долго думала. Шехзаде оказался даже лучше, чем она ожидала: широкие и крепкие плечи, чуть кудрявые волосы, выразительные светлые глаза, такие же, как небо в дневные часы, в общем, он был красавец. — А это не тебя ли я видел вчера, хатун? — тихо спросил он, поднимая за подбородок блондинку. — Ты кричала, что стражей покарают небеса, что они шакалы. Это ты была? — Вы правы, Шехзаде, это была я, — сохраняя спокойствие с огромным трудом, ответила Лана, поднявшая глаза на Баязида. Тот не мог оторваться от её глаз, изучавших его лицо, видя, как они отражаются в его собственных. Впервые за долгое время он почувствовал нежность и искреннее желание побыть именно с этой девушкой. Баязид вспомнил давно канувшие в лету ощущения, когда он заботился о Хуриджихан или Ране. Эта юная девушка принесла весну в его сердце прямо посреди осени. — Как твоё имя? — Лана, мой Шехзаде, — и сама себя начала проклинать девушка, так как раньше времени назвала его своим. Где вся её уверенность и боевой настрой? Девушка не знала. А как только губы Баязида прикоснулись к её собственным, и она ответила на его поцелуй, то совсем потеряла голову. Лана поняла, что попала в рай… Именно сейчас девушка осознала то трепетное чувство, которое обсуждалось в гареме девушками. Она наконец поняла, что такое близость с Шехзаде, что такое сиюминутная любовь, которую все питают к нему.***
— Сегодня ночью у Шехзаде Баязида была наложница, — в покои Хюррем султан вошла Фахрие калфа, поклонившись перед этим на входе. Рыжеволосая супруга султана сидела на диванчике у окна, перечитывая какую-то книгу. Услышав новость, она оживлённо подозвала вошедшую к себе. — Славно, — улыбка тронула её лицо, озарив комнату. — Наконец-то он позволил кому-то прийти к себе. Как зовут девушку? — Лана, моя госпожа, — ответила Фахрие, снова поклонившись. Хюррем снова улыбнулась и приподнялась с места. — Вот что, Фахрие, — начала она серьёзным тоном, тем самым, которого боялись все в этом дворце. — Как только она выйдет от моего сына, тут же приведи её сюда, хочу поглядеть на неё. Когда калфа вышла из покоев, женщина вздохнула, мысленно уже предавав на месте девушку горделивую и самоуверенную, готовую к тому, чтобы стать госпожой. Однако, когда в её комнату вошла та самая Лана, Хюррем даже не знала, как реагировать. Сама девушка представляла собой всю скромность и искреннее желание остаться с возлюбленным. Надо добавить, чтобы читатель не удивлялся тому, как быстро Лана успела за одну ночь полюбить Баязида, что оказавшись в раю Шехзаде, девушка ощутила то тепло, которое ей так давно не давали за четыре месяца без семьи. Девушка надеялась, что отец и мать её живы, ведь когда её украли, она гуляла в лесу недалеко от своего дома. И сейчас, представ перед матерью своего Шехзаде, она почувствовала себя так же уютно, как было с её бабушкой Мирой там, в далёком Белграде. — Лана хатун, — мягкий, я бы даже сказала, безобидный голос Хюррем наполнил теплом все её покои. — Подойди. Девушка сделала несколько шагов по направлению к тому месту на длинном диване, где сидела госпожа в бордовом платье. Сербка вроде и боялась и хотела обнять эту женщину, сама не зная, почему. Может это потому, что она, в отличие от Махидевран, приняла её спокойно и без лишней нервозности или лицемерия, а может и потому, что Хюррем имела большую власть в гареме и была просто спокойным человеком. — Я слышала, что ты была ночью у моего сына в покоях. Надеюсь, что он был доволен тобой? — Лана уже примерно представляла себе разговор с этой могущественной женщиной, и поэтому на это вопрос ответила честно, ничего не приукрашивая, ведь первое впечатление очень важно: — Всё верно, госпожа. Шехзаде Баязид пожелал, чтобы я пошла к нему и сегодня. — Я, если честно, ждала, чтобы он вышел из того состояния, чтобы позвать кого-то к себе в покои больше одного раза, ибо после того, что ему пришлось пережить, он вообще долгое время не хотел иметь больше наложниц. Девушки тебе, верно, уже рассказали о том, что через какие прошёл трудности Баязид? — Всё верно, — Лана старалась уверенно и чётко проговаривать каждое слово, чтобы понравиться госпоже. — Одна из них поведала мне о Ране хатун и Хуриждихан Султан и о том, как сильно Шехзаде их любил. Он вчера сказал мне, что я чем-то напоминаю ему покойную жену, да покоится она с миром. Лицо Хюррем исказила хитрая ухмылка, которая очень часто последние дни появлялась на её лице. А эта девчонка оказалась очень неглупа и хороша собой. К тому же, Лана говорила с ней почтительно, но не с тем трепетом, какой обычно слышался в голосе всех прочих приходивших к госпоже. Эта девушка говорила с ней как с равной себе, не боясь вольностей в речи, и это ничуть не злило Хюррем, а наоборот, подогревало в ней живой интерес к наложнице сына. — Значит, ты уверена, что станешь госпожой при моём сыне? — она поднялась с места и приблизилась к Лане. — Ты, как я вижу, меня не боишься. И правильно, так как именно те, кто испытывают стах передо мной, не внушают мне доверия. Скажи, Лана хатун, почему ты не боишься говорить со мной так свободно? — Госпожа, я прибыла из Белграда совсем недавно, — ответила с готовностью девушка, слегка улыбаясь, чтобы расположить к себе хозяйку гарема. — На родине у меня была бабушка Мира, которая учила меня не бояться людей, даже тех, кто выше меня по положению. Она сказала мне однажды, что все, и богатые, и бедные — все мы однажды станем землёю, и когда мы все умрём, Бог не будет разбирать, кто кем был, а станет судить нас лишь по грехам, что мы совершали. Поэтому я не боюсь вас, госпожа. — Ты умеешь говорить очень тонко, хатун, — ответила Хюррем после минутного обдумывания сказанного гостьей. — Однако я скажу тебе одну истину: попадая сюда чистым и непорочным, человек постепенно сливается с той грязью, которой пропитано это место. Здесь мораль совсем другая, хатун. Я знаю, о чём говорю, ибо сама когда-то была столь же юной и доверчивой, как ты. Но я не смогла остаться чистой, и теперь мои дети платят за мои грехи. Если ты станешь правой рукой моего сына и при этом не запятнаешь свою совесть, то через многие годы о тебе будут говорить твои потомки. А сейчас иди, ты утомила меня своими разговорами, Лана хатун! Поклонившись госпоже, Лана вышла, оставив Фахрие калфу и Хюррем одних. О чём они говорили, ей было всё равно, так как она знала на се всто: госпожа не была против неё.***
— Аллах! Она опять тут, нет, вы только гляньте на эту несносную девицу! — взорвалась Румейса хатун, едва завидев нарядно одетую Лану, бодрой походкой вошедшую в гарем. Девушка в приподнятом настроении после бурной ночи с Шехзаде и весьма приятной беседы с его матерью, возвращалась на своё место, где её ждала новая знакомая Амине. — Вообще-то, Румейса, этот гарем не твой, и я имею право жить тут так же, как и ты, — не снимая улыбки, ответила спокойным голосом блондинка. — Да ты кто вообще такая?! — взорвалась Ниса хатун, крутившаяся тут же, словно верная собачка Румейсы. Лана и бровью не повела на сие оскорбление, а лишь сделав ещё более надменное лицо, ответила: — Я — Лана хатун, наложница Шехзаде Баязида. А кто ты, и что из себя представляешь? Тут уже Ниса хатун совсем в обезумела. Подлетев к девушке, она крикнула, не щадя своих голосовых связок: — Да как ты смогла понравиться ему с такой-то внешностью?! Видела бы ты сейчас себя, ведьма! Ты, верно не знаешь, что наш Шехзаде не любит блондинок, так что не надейся на то, что больше одного раза побудешь с ним, хатун! — Ах, какой ужас, милая Ниса! — деланно закатив глаза, ответила с фальшивым трагизмом в голосе сербка. — Ты тоже, видимо, ничего не знаешь о Шехзаде, ведь ты ни разу его не видела и скорее всего, не увидишь, потому что сегодня я снова иду к нему. И не обращая более внимания на дальнейшее шипение со стороны собравшихся чуть поодаль сподвижниц Румейсы, она проследовала к своей кровати, где ожидала её, сверкая восторженными глазами, Амине. Девушка тут же развернулась к безумно гордой собой Лане и спросила ужасно трепетным тоном: — Как прошла ночь с Шехзаде? Ой, Аллах, зачем же я спрашиваю, если ты идёшь к нему сегодня? А ещё ты молодец: так легко отбиться от Румейсы и Нисы ещё никому не удавалось, но ты смогла! — Я больше скажу тебе, Амине, — Лана решила-таки поведать новой подруге о своём походе с Хюррем султан. — Я была поутру у госпожи, и та была мною довольна. — Аллах, — снова воскликнула Амине. — Хюррем султан очень тяжело понравиться! Очень редко кто-то мог расположить её к себе, ибо госпожа очень недоверчивая ко всем новым людям, да и к старым тоже. Но ты смогла не только понравиться ей, но и позволить ей пустить тебя в покои Шехзаде снова. Лана наслаждалась обществом этой девушки, хвалившей её сейчас, ибо она понимала, что именно этой Амине она обязана этими моментами. Именно она выбрала ей наряд на вечер и украсила её голову короной. И во что бы то ни стало, сербка поклялась себе, что защитит её от всех бед, зная, что такие, как Амине, очень редки. — Что же, Амине хатун, пойдём, нужно готовиться к ночи с Шехзаде, — нарочно нромко объявила она, поднимаясь с места. — Ты выберешь мне платье, ибо у тебя отличный вкус! — Ах, ну разумеется, ведь ты единственная, кого Шехзаде позвал к себе второй раз, и потому ты должна сиять как солнце сегодня, — хитро улыбаясь, вторила ей Амине, выходя вместе с блондинкой из гарема.