***
Прошло около пяти дней с того дня, как Баязид уехал с войском на войну, и Пелин снова начала испытывать чувство одиночества, которое было у неё ранее, ещё в те дни, когда девушка вспоминала семью. Теперь же она думала о том, как сильно ей хочется увидеть любимого, и почти каждый день ей приходилось плакать в объятиях Амине хатун, которая поддерживала её как могла. — Если вдруг с ним случится что-то, то я не смогу пережить это! — плакала Пелин, сидя в своей комнате и смотря на подаренные ей Шехзаде серьги. Амине сидела подле неё и гладила по спине бедную подругу, ибо больше ничем она помочь не могла. — Нужно молитвы читать и уповать на Аллаха, — нравоучительно сказала наконец брюнетка. — Он не отвернётся от нас, Пелин. И так проходили дни: целый день обе молились и читали Коран, и Пелин даже отказалась от ярких платьев и украшений. Единственное, чем ограничивались обе — были тёмные платья и небольшие серьги в уши. В гареме Румейса хатун сказала, что Пелин стала такой тихой от испуга за свою жизнь, и говорила, что она просит у Всевышнего помощи не из-за любви к Баязиду, а лишь из-за того, что не хочет при его смерти потерять влияние. Амине иногда пыталась осадить сплетницу, но та не слушала, называя брюнетку хвостиком Пелин. Однако, вечно сидеть в своей комнате блондинка не могла, и выйти всё-таки надо было, и когда Афифе хатун приказала всем спуститься вниз, Пелин и Амине вышли. Конечно, на них бросали насмешливые взоры и даже хихикали за спинами, но стоило старой женщине, сверкнув глазами, усмирить бесстыдниц, они тут же утихли. — Довожу до вашего сведения, что Повелитель, да поможет ему Аллах, возвращается в Стамбул вместе с Шехзаде Баязидом! Амине хатун, Пелин хатун, вы слышали? Можете снять эти скромные одежды и радоваться тому, что даровал нам Всевышний. — Слава Аллаху! — посыпались возгласы девушек, а Пелин стояла среди них, будто оглушённая. Она не могла поверить в сказанное только что Афифе хатун. — Баязид… — прошептала она еле слышно и упала на каменный пол гарема пол ноги девушек. От переполнявших её эмоций блондинка едва ли смогла совладать с собой и лишилась чувств, не видя более, как послали за лекарем, как засуетились девицы около неё, как заплакала подле Амине, и как позднее, в лазарете повитуха сообщила пришедшей к ней Хюррем султан: — Госпожа, она беременна! Да пошлёт Всевышний ей и ребёнку долгих лет жизни. Это будет прекрасным подарком для Шехзаде.***
Шехзаде вернулся домой и снова почувствовал, как что-то приятное пронеслось в воздухе дворца. Баязид был рад возвращению, и первым делом он вспомнил о Пелин: даже в походе не забывал он её сияющих голубых глаз и нежного лика. И сейчас, когда Хюррем обняла его и сообщила радостную новость о его будущем отцовстве, уставший с дороги её сын, как на крыльях полетел в лазарет, где находилась его возлюбленная. — Баязид! — она, всего лишь в одной ночной рубашке, с распущенными волосами, вскочила с кровати и кинулась ему на шею, забыв обо всех своих проблемах. — Я за тебя день и ночь молилась, прося Аллаха о том, чтобы он сохранил тебя для меня. Ты снова со мной, мой Шехзаде, ты рядом… — шептала она, уткнувшись лицом в его плечо. — Я узнал тольк что от матушки, что ты беременна! — он поцеловал её в лоб, но отстранился, видя на лице Пелин тонну непонимания. Услышать такое было действительно большой неожиданностью для блондинки: все это время она и не чувствовала ничего, и точно не подозревала о своём положении. Девушка посмотрела на Шехзаде полными изумления глазами, как только дар речи вернулся кней спросила: — Как же это может быть? Я ни о чём не подозревала, даже не думала, что это возможно! — Ты подаришь мне ребёнка, Пелин Султан моя, а большего счастья мне и не надо! — он крепко обнял её, вдыхая дивный аромат её светлых волос и благодаря Аллаха за посланную ему милость в лице этой прекрасной девушки и её будущего ребёнка. А в гареме между тем начался праздник по случаю возвращения Повелителя и его сыновей: наложницы танцевали и рассказывали друг другу всякие истории, аги смотрели за порядком, калфы и девушки меньшего ранга разносили сладости. В самом центре на большой софе восседала Хюррем султан, а подле неё на подушке — Михримах султан. Дочь Повелителя уже знала о беременности фаворитки Баязида, и ей не терпелось увидеть эту девушку вживую. Ведь слухи о некой Пелин хатун уже словно ветер, разносились по гарему. — Я слышала, что эта змея беременна, — Михримах услышала голос какой-то близко к ней сидящей девушки и прислушалась к разговору. — Аллах да пошлёт её дочку, тогда Шехзаде рассердится на неё и отошлёт в старый дворец! — Ты права, Румейса хатун, — согласилась другая, та, что была чуть пониже и звалась Зюмрют хатун. — Я слышала, что сегодня к Шехзаде пойдёт Гюльмира хатун, вот кто должен быть госпожой в этом гареме! Она и не очень заносчива, и на подарки щедра, а ещё она может очень красиво петь. Украдкой Михримах повернула голову в сторону говоривших и стала искать глазами ту самую Гюльмиру, и предчувствие в очередной раз не обмануло султаншу: Гюльмира сидела справа от неё в ярко-оранжевом платье, распустив густые волосы по плечам. Девушка сидела с таким видом, будто она уже стала госпожой и надменно глядела на всех собравшихся. Рядом с ней не было никого, она сидела на отдельной подушке за своим столиком. Ещё госпожа солнца и луны заметила, что Гюльмира не ела ничего, а лишь делала вид. Боится отравления, думала Михримах с ухмылкой и продолжила наблюдать за девицей в оранжевом. Она, как показалось Михримах, вела себя так не из-за своего положения, а из-а отсутствия его. Ведь всем известно: если человек чего-то не имеет, то всеми силами он станет изображать из себя богатого и влиятельного, чтобы не быть отвергнутым в обществе. — А вот и та змеюка! — Румейса злобно глянула на вход в гарем, куда тут же повернулись все девушки, в том числе и дочь Повелителя. Хюррем приветливо улыбнулась вошедшей, а Михримах стала рассматривать её ещё внимательнее. Перед нею оказалась девушка среднего роста, с длинными светлыми пшеничными локонами, что были убраны на левое плечо, в фиолетовом платье, которое хоть и было простым, но выгодно подчёркивало её утончённую фигуру. На шее юной особы зоркие глаза дочери султана увидели небольшой кулон с единственным в него вставленным аметистом, а в ушах маленькие серьги с теми же камнями. Сиреневый платок дополнял образ и был закреплён золотым ободком. Походка её была чуть-чуть пружинящей, как это обычно бывает у резко получивших высокое положения девушек, однако каждый шаг блондинки выдавал в ней вовсе не заносчивую и честолюбивую особу, а сильную женщину, которая просто пока не получила всех привилегий для раскрытия этой внутренней силы. Идеальной Михримах бы так же не назвала бы её, ибо лицо девушки выражало внутреннее волнение и плохо прикрытую радость из-за своей беременности. — Госпожа, — девушка вежливо поклонилась обеим женщинам Династии и замерла, ожидая от них ответа. Кожей Пелин чувствовала, как обе султанши разглядывают её в новом образе, и сейчас её хотелось снискать расположения сидевшей перед нею Михримах. — Это ты та самая Пелин хатун, про которую эти девушки говорят гадости? — поинтересовалась госпожа, кивнув на Румейсу, Зюмрют с Нисой и других девушек, не сводивших с них взоров. Пелин подняла голову, позволив дочери султана ещё внимательнее рассмотреть своё миловидное лицо и с достоинством ответила, смотря госпоже прямо в глаза: — Я не знаю, кто говорит плохое обо мне, но знайте, Михримах султан, я невинна перед вами. Я — верная раба брата вашего и мать его будущего ребёнка. А те, кто пытаются очернить меня пред вами и Шехзаде, — она оглянулась на завистливых девиц подле себя. — Они все просто завидуют мне, госпожа. — Я поздравляю тебя, хатун, — в разговор вмешалась Хюррем, так же приветливо улыбаясь фаворитке сына. — Если ты родишь сына моему Баязиду, то станешь госпожой в его гареме. Аллах не обделил тебя умом, и я надеюсь, — она многозначительно посмотрела на блондинку. — Что ты сможешь использовать его правильно. Присядь тут. Пелин с благодарностью поклонилась госпоже и уселась на подушку подле Хюррем, уютно устроившись. Наблюдавшая эту сцену Гюльмира, тут же сникла и принялась за еду, которая до этого уже полчаса стояла нетронутая, девицы тоже продолжили свои беседы-сплетни, а атмосфера в гареме стала немного более напряжённой. Пелин всеми силами старалась не обращать внимания на это, сидя с прямой, как струна, спиной и натянутой улыбкой. На самом деле она играла в гляделки с Наталией, которая сидела неподалёку и о чём-то громко говорила с подсевшей к ней Румейсой. Эти две крепко сдружились, и как заметила фаворитка Баязида, стали ещё более насторожено смотреть на неё. Незаметно, словно тень, за её спиной оказалась Амине хатун, одетая поскромнее, но тоже со вкусом и присел рядом с блондинкой. — Сама Хюррем султан оказала тебе честь и позволила сидеть подле себя, какая же ты счастливая! — прошептала на ухо подруге, что не сводила взора с центра зала, где танцевали наложницы. — Ты еще и беременна! Аллах да поможет тебе, Пелин Султан. — Не называй так меня, Амине, — Пелин посчитала своим долгом поправить брюнетку, чтобы и самой спуститься с небес на землю. Ей было приятно, что к ней так обратилась её подргу-прислужница, но девушка так же и осознавала, что для такого титула она сначала должна родить ребёнка, желательно сына. — Я понимаю, что ты рада за меня, но не забывайся. Рядом Хюррем и Михримах султан, они же услышать могут! Брюнетка вздохнула и с явным уважением посмотрев на Пелин, спокойно стала смотреть на медленные и неторопливые танцы в центре. Однако, Пелин, что сидела рядом, быстро наскучило простое созерцание праздника, и заметив одиноко пившую свой щербет Гюльмиру, она, попросив разрешения у Хюррем султан, встала и направилась к ней. — Зачем она пошла к той хатун, матушка? — спросила рыжую госпожу Михримах, повернувшись к ней. Хюррем же насмешливо улыбнулась и ответила: — Я знаю, что эта девушка была в покоях Баязида, и теперь, лишившись его рая, она сидит там одна и мнит из себя госпожу скорби. Мне было бы забавно понаблюдать за тем, как они будут нынче беседовать.