Помни о смерти

Винсент очнулся в маленькой полутёмной комнатушке, едва освещаемой пламенем свечи. Было тихо. С первых секунд пробуждения он почувствовал себя плохо. Всё тело было будто налито свинцом, сильно болела голова, был заложен нос. Какое-то непонятное ощущение исходило от ног в районе ступней. В голове был туман, все мысли перемешались, мозг отказывался соображать. Даже глаза открывались и поворачивались с трудом. Около пяти минут Винсент невидящим взором таращился в темноту, пока в голове хоть немного не прояснилось. Дышалось плохо. Сглотнув слюну, он почувствовал, что болит ещё и горло. Все признаки сильной простуды налицо. — "Где я..." — подумал наконец Винсент, с трудом поворачивая голову, — "Что это за... место?" Он лежал на койке, укрытый одеялом. Напротив были старенькие на вид стул со столом, на котором не было ничего, кроме свечи, освещавшей комнатку. Над столом темнело окно. Судя по всему, был вечер, или даже ночь. Рядом с кроватью стоял книжный шкаф, а над ней висела небольшая картина. Присмотревшись, Винсент понял, что это икона. Таково было всё убранство комнаты. — "Икона?... Что..." Он определенно не знал, что это за место. Маленькая комнатка, скудная мебель, икона — всё указывало на то, что он не у себя дома. Но дальше мысли Винсента застопорились. Где он, как сюда попал, что происходит — каша в голове препятствовала ответу на эти вопросы. Он провёл ещё пять минут, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Но тщетно. Вопросов стало только больше. — "Сколько время? Какой сегодня день недели?... Ничего не помню... Голова..." Решив, что самостоятельно что-нибудь вспомнить не получится, Винсент решил ещё подождать, пока его состояние не улучшится. Он прикрыл глаза и стал ждать, стараясь не замечать ноющую боль в голове. Возможно, он надеялся вновь заснуть, чтобы потом быть с ясной памятью. Но не смог. Несмотря на плохое состояние, его мозг всё таки перешёл из спящего режима в активный, и худо-бедно, но выполнял свои функции. И из-за этого нарастало беспокойство. До Винсента постепенно доходило, что он, между прочим, находится непонятно где один, хотя должен быть у себя дома, в своей привычной комнате. Логика подсказывала — он забыл что-то очень важное, произошедшее совсем недавно. А ведь память его ещё никогда не подводила. Что-то тут было не так. Совсем не так! И как он может пытаться заснуть, если происходит какая-то чертовщина?! — "Гх...что же произошло? Вспоминай..." Беспокойство всё нарастало, и поэтому Винсент, превозмогая усталость, медленно приподнялся и сел. Затем он хотел было встать, но ноги почему-то не слушались. Они были так тяжелы, что мальчик едва мог их сдвинуть. Решив их проверить, он откинул одеяло и увидел...что они все были в ранах. Стопы были полностью забинтованы, везде были пластыри. А тем странным ощущением была пульсирующая боль, слабая, но вполне ощутимая. — "Что..." Взгляд Винсента случайно упал на левую руку. Там тоже оказался пластырь. На правой их оказалось два, в других местах. Он притронулся к щеке — то же самое. Это открытие повергло мальчика в совершеннейшую растерянность. Он понятия не имел, когда, как и где успел так сильно пораниться. Ещё пару раз осмотрев свои ноги, Винсент всё таки кое-что вспомнил. Произошёл какой-то проблеск во тьме забвения... Что-то страшное... — "Я бежал... куда-то. Нет... откуда-то. И мне было страшно. И... и... я падал. Много раз. Что же это такое? Почему...Ааа?! И в этот момент нахлынул поток образов. Они пронеслись подобно урагану, потрясая и раня всё его естество. И он вспомнил всё. Ссору, смерть, ужас, тень, бегство... Глаза и рот Винсента широко открылись, а тело забило дрожью. Он осознал. Как бы он хотел, чтобы всё это оказалось сном... нет, чтобы этого даже никогда не приходило ему в голову... Но израненное тело не оставляло места для надежд. Всё произошло на самом деле. Весь тот ужас... не закончился. — А... Точно, точно... Мама ведь мертва... Отец убил её. Да-да, именно так. Мамы нет. Отца нет. Дома нет. Ничего не осталось... Всё... пропа..." Мысль оборвалась. Винсент повалился обратно на подушку, сам того не заметив. Да он вообще уже ничего не замечал. Его глаза безвольно уставились в потолок. Перед ними встала тьма. Все силы иссякли, все чувства исчезли... и пустоту заполнило горькое, вязкое и беспросветное отчаяние. Не хотелось слышать, видеть, чувствовать. Ничего не хотелось. Ведь в этом уже не было смысла. Зачем всё это — если нет больше никакой надежды? Зачем — если у него больше нет счастья, семьи? Зачем — если всё пропало?... Винсент не знал, как долго он пролежал. Не важно сколько времени прошло: минуты, часы — всё равно, хотя на самом деле прошло около получаса. Поэтому даже скрип открывшейся двери не вернул его в реальность. И только показавшийся в поле его зрения силуэт, звук подошедших шагов и осторожное прикосновение к плечу заставили мальчика медленно перевести глаза на вошедшего. Точнее — вошедшей. Ею оказалась женщина, на вид лет тридцати, одетая в монашескую робу. У неё были серые глаза и короткие, аккуратно остриженные черные волосы. Хоть черты её лица выглядит немолодо, они излучали какую-то доброту, мягкость. Поэтому, Винсент её совсем не испугался — не только потому, что ему было всё равно. Просто эта женщина выглядела доброй...совсем как мама. Подойдя к нему, она осторожно дотронулась до его плеча, слегка улыбнулась и мягко сказала: — Здравствуй. Хорошо, что ты наконец очнулся. Как ты себя чувствуешь? Но Винсент не смог ответить. Рот просто не раскрылся. Поэтому он мог лишь посмотреть незнакомке в глаза. Их взгляды встретились...и улыбка женщины померкла, сменившись грустью. Она прикрыла глаза и негромко вздохнула. Очевидно, всё было видно невооружённым глазом. — О, я вижу... что там тело — твоя душа страдает куда больше. Бедное дитя... Рука переместилась с плеча на голову — и начала осторожно гладить. Это заставило Винсента вздрогнуть. Её прикосновения были полны заботы, тепла и ласки...которые были так ему необходимы. И которых он не ожидал более почувствовать. — "?". — Не бойся. Здесь тебя никто не обидит. Я помогу тебе. Только не теряй надежды. Держись. Ты сможешь справиться. В этот момент, когда душа Винсента тонула в океане боли, эти слова стали для него спасительным кругом, за который он уцепился изо всех оставшихся сил. Возможно, именно они тогда спасли его душу от окончательного забвения. Именно благодаря этой крохотной искорке надежды... он остался жив. В том чёрном мире она стала для него спасением. И поэтому Винсент, напрягая все оставшиеся крупицы силы, прошептал единственную появившуюся у него в голове мысль: — Помогите... Она прозвучала тихо, очень тихо, и Винсент на миг испугался, что женщина могла не услышать... Но в ту же секунду другая её рука накрыла его безвольную ладонь. — Помогу. Обещаю. Всего лишь два слова — но какой силы они были преисполнены! Винсент вновь вздрогнул и посмотрел ей в глаза. И увидел в них отражение собственных... всё ещё увядших, но уже не полностью безжизненных. Она обещала помочь — и своё обещание исполнила. Посреди бездны невезения, в которую тогда угодил Винсент, забрезжил лучик удачи. Ведь только она могла помочь ему — никто более. И судьба привела её к нему. Крохотная искорка надежды предотвратила гибель души... но о её восстановлении говорить было бесполезно. Нужно было время. Очень много времени... Лишь через очень долгое время Винсент наконец узнал, что на самом деле произошло. Как выяснилось, от дома он убежал далеко на восток, в районы бедняков. Расстояние, надо сказать, было впечатляющим. Однако, оно едва ли не стоило ему жизни. Его, лежавшего без чувств посреди улицы, и заметила та самая женщина. Её звали Холли Аллен, и она была монашкой в находящейся поблизости небольшой церкви. Она оказалась доброй и сострадательной, и поэтому не могла просто пройти мимо. К тому же, она заведовала приютом для детей-сирот, что находился на территории церкви. Холли отнесла Винсента к себе в приют, где и залечила его раны. Когда он наконец назвал ей своё имя и сказал, что его родители погибли, она не стала задавать других вопросов и предложила остаться у неё на попечении. Не видя иного выбора и полагая, что идти ему больше некуда, Винсент согласился. Так и началась его жизнь в трущобах. Позднее Винсент гадал — как он, будучи дворянином, смог выжить в таком месте? Пусть семья Мортимеров и обеднела, жили они в гораздо более комфортных условиях, чем люди классом ниже. Маленькая комнатка в качестве жилья, скудная еда, которой часто не хватало, отсутствие развлечений кроме игр со сверстниками — это и многие другие аспекты жизни бедняка должны были быть ему невыносимы. И всё же...он выжил, смог адаптироваться. Ценой невероятных усилий. Немаловажную роль в этом сыграла Холли и его товарищи по несчастью — другие сироты. Ведь душевную рану, что будто разбила Винсента вдребезги, в одиночку было не вылечить. Даже спустя годы её последствия преследовали его, а тогда всё было совсем плохо. Мальчик погрузился в тяжёлую апатию и бездействие. Целыми днями Винсент валялся в кровати, едва подавая признаки жизни. Он не хотел ни есть, ни пить, ни общаться — лишь после долгих уговоров Холли он кое-как пережёвывал пишу, после чего вновь "отключался". Мыслительный процесс в его голове протекал вяло и однообразно — в основном это были воспоминания о былых, светлых днях. Общение с другими ребятами тоже проходило одностороннее — как они его не подбадривали и не веселили, он оставался молчалив и подавлен. Всё вокруг казалось Винсенту серым, унылым и бессмысленным. Душевная травма надолго выбила его из колеи. Целых четыре месяца ему потребовалось, чтобы выйти из этого состояния повальной летаргии. Лишь тогда он начал проявлять интерес к миру. Понемногу, потихоньку, но он оживал. И постепенно начал нормально воспринимать мир вокруг себя. И первое, о чём Винсент подумал, находясь в более-менее здравом уме — вознёс всяческие благодарности своему окружению. Не считая его, всего в приюте проживало шестнадцать человек. В основном это были дети разного возраста, подобранные на улице кем-то из старших, или случайно попавшие сюда сами. Главной среди всех, конечно же, была Холли Аллен, которую здесь называли сестрой Холли, или просто мамой. Именно её деньги были основным, пусть и не единственным, способом содержать приют. Она отдавала все свои силы и время на заботу о своих подопечных — готовила еду, меняла одежду, худо-бедно обучала грамоте самых маленьких, и так далее, заменяя тем самым мать. Именно Холли была тем самым лучиком надежды, что помог этим душам найти спасение — на ней держался весь мир этих сирот. Под её чутким руководством сироты жили в мире, стараясь поддерживать друг друга. Вторым по важности человеком в приюте был первый воспитанник Холли и её главный помощник — Стэнли Хопкинс. Ему было уже 18, и представлял он из себя грубоватого, простого, в чём-то похожего на бандюгана парня, который, тем не менее, имел доброе сердце и сильное чувство справедливости. Среди сирот он по праву считался старшим братом, крепкой и надёжной опорой их маленькой семьи. Собственно, его все так и звали — Старшо́й. Так как он уже был совершеннолетним и не был обделён физической силой, Старшой иногда подрабатывал грузчиком в доках или на близлежащем заводе, чем приносил приюту немного денег. В общем, он был тем, кто стал для детей образцом мужественности и твёрдого характера. И всё же, даже с такими замечательными людьми, жизнь приютских детей была отнюдь не безоблачной. В конце концов, какова может быть жизнь у тех, кто с трудом наскребают средств на пропитание, не то что на одежду, книги и тому подобное? Главной проблемой всегда была нехватка денег. Сколько бы не было запасов у Холли, сколько бы не приносили прихожане церкви, сколько бы потом и кровью не добывал Старшой — этого не всегда хватало, чтобы прокормить семнадцать ртов. Поэтому приходилось идти на крайние меры — воровать у прохожих. Почти все дети худо-бедно умели это делать, исключением являлся лишь Винсент. Пусть никому это особо и не нравилось, особенно Холли, но это была необходимость, поэтому она закрывала глаза на подобные действия своих подопечных, и, если приходилось, даже покрывала их. Ведь воровство приносило доход — иногда даже больший, чем приносил честный заработок Старшого, из-за чего многие чувствовали себя виноватыми, принося очередной сворованный кошелек. Пусть это казалось слегка несправедливым, Стэн лишь задорно усмехался, хлопал удачливого добытчика по плечу и говорил что-нибудь ободряющее, вроде "Эх, закатим же сегодня пирушку!". Но вот когда удача им не улыбалась, жителям приюта приходилось сильно экономить, а иногда даже голодать. Пусть это бывало и не слишком часто, но в такие дни все ходили угрюмые и тревожные. Жизнь сирот была нелегка — они были лишены множества радостей жизни. И всё же, они все держались молодцом. Они не теряли надежды... все, кроме Винсента. Пусть он и вышел из состояния овоща, но всё ещё не видел для себя никакой надежды. Конечно, когда рассудок понемногу вернулся к нему, Винсент попытался что-то придумать, как-то улучшить своё положение, но тщетно. Одна лишь мысль о возвращении домой вызывала панический страх, переклинивающий весь здравый смысл. Винсент сам не понимал, почему так происходит, но не мог унять дрожи всякий раз, когда об этом думал. Даже мысль о том, что отца может дома не оказаться, не помогала. Отвратительное чувство не уходило. Да и каждый раз, когда Винсент вспоминал дом, непременно вспоминал и о той ужасной ночи. Поэтому он вскоре отбросил эту идею. Думал он и про Карлайлов. В конце концов, они были Мортимерам почти как родственники. Но они жили на другом конце города и даже если бы Винсент помнил точной дороги к их дому, он бы никак не смог преодолеть такое расстояние пешком. Этот вариант тоже не подходил... а больше и не оставалось. Раз за разом Винсент прогонял у себя в голове эти мысли. Раз за разом он надеялся найти выход из этого лабиринта безнадёжности... И раз за разом терпел неудачу, сдаваясь отчаянию. Ведь, в конце концов, ему не оставалось ничего, кроме как принять эту другую, безнадёжную жизнь. Тогда он вновь едва не утратил желания жить... если бы не произошло нечто, что заставило его отбросить бездействие.