Помни о смерти

— ...но знаете что, сэр, нас это волновать не должно. Зачем нам беспокоится о положении черни? Ведь у нас и так полно забот. Они же пусть сами решают свои проблемы. Давайте лучше вернёмся к более насущным вопросам. — В самом деле. Оставим их полиции. Пусть сами разбираются. Снова эти высокомерные речи. Снова эти напыщенные лица. Снова это равнодушие. Презрение. Самодурство. Он сыт ими по горло. Терпения уже почти не осталось. — Ну и ну, снова беднота расшумелась. И чем вообще занимается полиция? Пусть уже уберут этих убогих с улиц, чтоб не мешали! — Замолчи. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год — он видел несправедливость. Мерзость. Аморальность. И с каждый днём самая глубь его души наполнялась злостью. Такой, что испепелила бы любого на месте. Всё его естество жаждало возмездия. — Запомни, сын мой: не утруждай себя мыслями о нижестоящих. Челядь обойдется без твоего внимания. Живи лишь для себя и не опозорь наш род. Таков мой тебе завет... — Умолкни. Снова и снова, снова и снова, снова и снова... Эти власть имущие, позабывшие всякую совесть люди насмехались над самим человеческим естеством. Совсем обнаглевшие, остающиеся безнаказанными, они порочат людской род. Да... они отравляют ему жизнь самим фактом своего существования. Они оставили его без семьи, без надежды на счастье. И даже не думали останавливаться. Сколько уже пострадало от их гнета, сколько пострадает ещё? Он больше не мог мирится с этой мерзостью. Нужно избавиться от этой проблемы. Вырвать её с корнем. Методично уничтожить каждого порочного аристократа. И заставить их познать боль и ужас. — Как вы смеете так обращаться с нами?! Кто вам позволил губить людей лишь по своей прихоти?! Кем вы себя возомнили, мерзавцы?! Статус? Богатство? Родословная?! Не зажрались ещё, нет?! ЭТО НЕ ДАЕТ ВАМ ПРАВО БЕЗНАКАЗАННО РАЗРУШАТЬ ЧУЖИЕ ЖИЗНИ!!! Чаша его гнева почти переполнена. Демон внутри беспокойно ёрзает, требуя крови. Совсем скоро он сорвётся с цепи. Продолжив тем самым цепь трагедий. И всё же... когда затаённая на года ненависть затмила собой справедливость? И... затмевала ли? — Отродья... Проклятые нелюди... Уроды... Да какое вы вообще имеете право... жить? Винсент со вздохом откинулся на стул и прикрыл глаза. Некоторое время он успокаивался, подавляя гнев. Возможно, устраивать себе проверки на хладнокровие и полезно, но только если сохранить таковое удается. А он вновь не смог удержаться. Но он не мог с собой ничего поделать. Представавшие перед его глазами сцены рано или поздно всё равно доводили графа до белого каления. — "Ну... хотя бы не сразу. Тц." Круэлл недовольно цокнул языком и открыл глаза. В одном из них переливался бликами фиолетовый круг. Приглядевшись, там можно было увидеть очертания улицы. Заклинание "незримые очи", недавно доведённое Винсентом до идеала, давало массу возможностей. Оно представляло собой множество маленьких тёмных глаз, способных воспринимать, передавать, записывать и сохранять информацию, как изображение, так и звук. Каждое око действовало автономно, но могло быть связано с другими находящимися поблизости, образуя наблюдательную сеть. При этом каждое столь мало, что почти не оставляло магического следа и обнаружить его присутствие было задачей не из лёгких. Чтобы усовершенствовать это заклинание таким образом, потребовались годы, но результат того стоил. Винсент распространил эти глаза и уши по нескольким близлежащим кварталам и с их помощью исследовал большую часть родного города, даже не выходя из дома. Он всегда знал о том, что творится в округе и никто не смог бы подступиться к поместью без его ведома, ведь сработала бы сигнализация. Он, словно паук, раскинул свою сеть на все ближайшие окрестности — и этого даже никто и не заметил. Круэлл мог мониторить всё и всех в пределах этой сети, не вызывая подозрений. И он собирался её расширять. Этим превосходным инструментом разведки и наблюдения Винсент воспользовался по полной. В то числе, и для слежки за ненавистными врагами. За шесть лет граф узнал много. Даже слишком много. Самолично или с помощью незримых очей, он выведывал о дворянах всё, что только мог. Осторожно, оставаясь в тени, он подкарауливал их на улицах, на различных мероприятиях, в злачных местах вроде игорных домов и даже в их собственных домах. Круэлл наблюдал, выведывал, выслушивал. Многие крупные и влиятельные семьи удостоились его пристального внимания. От того количество грязных дел, в которых они принимали непосредственное участие, у нормального человека бы отвисла челюсть. Обширные связи с преступностью, коррупция, бесчеловечное отношение к фабричным рабочим и многое другое. Из одних только разговоров становилось понятно, что как минимум половину этих аристократов по закону нужно было вздёрнуть на виселице. В довершение ко всему, сами эти люди прогнили насквозь. Высокомерие, бессовестность, жадность — список можно продолжать долго. Очень немногие сохранили хоть какое-то понятие о морали и добродетели. И Винсент очень быстро понял, что был прав всё это время. Пусть даже его семью погубили конкретные личности — они все, все на одно лицо. А значит и получить по заслугам должны все. Бесполезно рубить гидре головы — её нужно уничтожить полностью. — "Лишь могила может исправить таких, как они." Даже исполнившись лютой ненавистью к представителям высшего сословия, Винсент всё же попытался установить причинно-следственную связь. Он обязан был всесторонне изучить этот феномен. Как же так вышло, что аристократия настолько погрязла в грехе, что это казалось абсурдом? Ответ оказался до боли прост — консерватизм. Даже в конце 19 века британское общество все ещё не избавилось от пережитков феодализма — сословий. Конечно, сословные рамки уже давно размылись, всё больше уступая место классовой системе, но разрыв между богатыми и бедными ни на что иное, кроме как на сословное разделение, не походил. Ведь привилегии дворян всё ещё были закреплены законодательно, в то время как права низших сословий, тоже формально закреплённые, на деле редко кого волновали. Именно поэтому древние и влиятельные дворянские семьи, являющиеся элитой общества, со временем прогнили до основания, уверившись в собственном могуществе и безнаказанности и позабыв про нравственность. Старые порядки, официально ставящие их превыше других людей во всём, они стали считать непреложной истиной. Династия же Ланкастеров, вот уже 400 лет занимающая трон Британии, увы, не спешила с реформами. А в последние, послевоенные годы ситуация стала совсем печальной. При отсутствии центральной власти дворяне почувствовали настоящую вседозволенность и произвол их стал поистине запредельным. Одни лишь Клэйманы подмяли под себя едва ли не всю промышленность Лондона — а ведь их влияние простиралось и за его пределы. Как такое произошло? Они, не постеснявшись, просто разворовали собственность государства. Как бы бредово это не звучало, такова была суровая реальность. Таким образом, налицо была закономерная цепь событий. Причина — консерватизм. Процесс — моральное разложение элиты общества. Следствие — кризис, разруха и отчаяние для всех остальных. Всенародный бунт не случился лишь потому, что люди ещё не оправились от войны и едва сводили концы с концами. Несмотря на вопиющее беззаконие, им ещё оставалось, что терять. Мало кто решался бросить вызов аристократической элите. Да требовать изменений было не от кого — короли менялись как перчатки. При таких условиях бунт не привёл бы ни к чему хорошему. Поэтому взрыв народного гнева откладывался. В то время как страна всё больше тонула в кризисе. — "Вся правда этого прогнившего мира в том, что корона позволила существовать тому, чего существовать не должно. Вот до чего нас довело нежелание реформ — до разложения. Теперь свиньи, которых мы зовём дворянством, истязают простой люд просто от скуки, ведь им больше нечем занять свои ущербные умы. Нас губит обнаглевший анахронизм! От самого осознания этого хочется взяться за нож!" Тем не менее, после Винсент не уделял слишком много внимания социально-политической составляющей проблемы. Даже осознавая суть, на неё он всё равно никак повлиять не мог. Политика ему претила, и лезть в верха у него не было ни желания, ни возможности. К тому же, Круэлл и так ясно видел своего врага и знал, как будет с ним бороться. Он знал, на кого обрушить кару. И ему не нужно было большего. Для него был лишь один способ решения проблемы. — "Я доберусь до каждого, кто повинен в разрушении моей семьи. И уничтожу всё, что им дорого." Шесть лет Винсент собирал информацию. Теперь он знал о врагах практически всё. Шесть лет Винсент работал над собой, становясь сильней. Теперь в его арсенале было всё, чтобы стать настоящим бедствием. Шесть лет Винсент взращивал... демона. И теперь этот демон алкал крови виновных. — "Вас заждались на том свете, ублюдки. Но перед этим мы познаете всю боль, что познал я. Нет, больше. Я устрою вам ад. Вы оставили меня без надежды на счастье, на будущее. А я украду её у вас." Винсент Круэлл ждал шесть лет. Он своими глазами видел всю грязь этого мира. И больше он ждать был не намерен. — Эти оборванцы нам не помеха! — Пусть благодарят нас за то, что ещё живы! — Ваша участь — прислуживать нам, выполнять любую прихоть и не мозолить при этом глаза! Мы — ваши хозяева! Мы — власть! Едва ли не каждый день он слышал подобное. Каждый раз всполохом пламени ярости отзывалось сердце на напоминание о том, как обошлись с его семьёй, с ним, с сотнями таких же несчастных. И в один, казалось бы, случайный момент, в самый обычный день, Винсент понял — больше он не утерпит. С него хватит. Мщение должно начаться. Он или они — кто-то должен вскоре погибнуть. К шестнадцати годам Круэлл решил, что достаточно готов. И был преисполнен мрачной решимости начать свой крестовый поход. — "Уничтожу. С наслаждением. Всех, кого смогу. Всех, кого успею!" Но перед этим у него ещё оставались незаконченные дела... Тренировочный полигон академии окутали дым и пыль. Повсюду виднелись следы жаркого боя — кратеры, взрытая земля, черные отметины, разбросанные камни. Сразу было видно, что его участники друг друга не щадили. И это было так. Всего секунду назад здесь сражались Земля и Тьма. Они схлестнулись в жёсткой, последней схватке, лишь немного не дотягивающей до настоящего боя насмерть. И Тьме, вопреки всему, наконец удалось одержать верх. Четыре года избиений не прошли для неё даром. Морган Уилсон, ветеран войны и искусный воин Земли, распластался посреди поля, не в силах больше оказывать сопротивления. Его седые волосы, обычно завязанные в косичку, были растрёпаны и перепачканы в грязи. Довольно увесистая броня пехотинца местами растрескалась, а левый наплечник так и вовсе разлетелся на куски. Выроненная из рук глефа валялась в стороне. Кровь от широкой царапины на лбу запачкала морщинистое лицо. Правая щека несла на себе след сильного удара, от которого Уилсону едва не сломало челюсть. Мелких же царапин и прочих следов было множество. И всё же, преодолев боль от ранений, солдат выдавил одобрительную ухмылку. Досада поражения в этом случае нисколько его не заботила. — Неплохо, пацан. Прижимавший Моргана к земле Винсент выглядел не лучше. В грязи он был вымазан даже побольше своего соперника. Кровь сочилась из разбитой губы, из ран на плечах и руках. Плащ был весь порван, кираса приведена в негодность большой вмятиной. Граф тяжело дышал и глядел мутноватыми глазами, ещё не отойдя от произошедшего. У него слегка кружилась голова, болело всё тело. Но Винсент победил. И лишь это имело значение. — Всё. Я победил, учитель! Прорычав это, Круэлл вонзил в землю рядом с лицом Уилсона обломок наручного клинка, сломанного в ходе битвы. Это ознаменовало конец их долгого противостояние. Через некоторое время оба уже стояли на ногах, приводя себя в порядок. — Надо же... всё-таки ты меня уел. Неожиданно. Н-да, надавал ты мне сейчас, конечно, знатно. Я, знаешь ли, уж подумал, что настал мне конец... Кх! Чёрт, больно! Гх, как бы то ни было, поздравляю. Спасибо, что не прикончил! — кряхтя сказал Морган, не забыв даже в такой ситуации поддеть своего протеже. — Пожалуйста. — хрипло ответил граф. Суть отгремевшего сражения была проста — то был, своего рода, выпускной экзамен, подведение итогов четырехлетнего обучения. Винсент вызвал учителя на финальный бой с целью наконец-то его победить. Доселе ему этого не удавалось. Всегда его ждали либо проигрыш, либо ничья. И дело было даже не в том, что юноше противостоял взрослый мужик — силы их в последнее время были примерно равны. Круэлл за четыре года изучил все приемы и уловки своего учителя, но и тот сделал то же самое. И Винсент, всегда делающий ставку именно на внезапное нападение и трюки, всегда оказывался втянут в открытый бой, в котором заведомо уступал оппоненту. Кроме того, на стороне Уилсона был богатый боевой опыт, который помогал ему тогда, когда Винсент побеждал за счёт превосходства в чистой магической силе. Таким образом, суммарно разница в их силах была небольшой, и окончательно превзойти учителя граф никак не мог. Четыре года в него вбивали умение сражаться, но Круэлл всё равно не мог приблизиться к долгожданному завершению своего обучения. До сего дня, когда он твердо вознамерился этого добиться. Доказать, что он уже воин, превзошедший своего учителя. Вначале Винсент проигрывал. Он проявил неосмотрительность, попав в гравитационную ловушку Уилсона и приняв на щит сокрушительный удар его каменного молота, который едва не выбил из графа весь дух. И после, оказавшись под градом ударов, он едва сумел отступить и выиграть немного времени, чтобы отдышаться и продумать контратаку. За весь бой Винсент несколько раз оказывался на грани поражения, которое явно далось бы ему тяжелее обычного. Но в конце, призвав все возможные резервы своего организма и дав волю всей своей ярости, Круэлл устроил сокрушительное наступление, от которого Морган ничем не смог защититься. Всё-таки магия Винсента, стоящего в чародейской системе рангом выше Уилсона, была сильнее. Это и сыграло решающую роль в его долгожданном триумфе. И вот, когда они уже привели себя в порядок, подлечили и скрыли раны, обговорили итоги и собрались расходиться, Морган вдруг заговорил. — Эй, парень. Позволь напоследок задать один давно занимавший меня вопрос. — Что? Услышав не так часто появляющуюся в голосе учителя серьёзность, Винсент, уже направляющийся в сторону выхода, остановился, слегка заинтересованный. Он очень устал и не был настроен на разговоры, но решил выслушать Уилсона. Вот только последовавший вопрос заставил его напрочь забыть про усталость. — Кого ты так сильно хочешь убить? Винсент застыл, как вкопанный. По его спине пробежал мороз. Он словно получил удар под дых, оказавшись не в силах пошевелиться, в то время как мозг помутился от смеси разных эмоций. Выпучивший глаза граф мигом растерял всё хладнокровие. Не такого он ожидал вопроса. Не от этого человека! — "А? Что?... Что?! Как... как он узнал?!" Круэлл всегда держал свои истинные намерения в тайне. Никто не должен был знать о его вендетте, в особенности — близкие люди. Это должна была быть лишь его борьба, в которую он не хотел никого втягивать. Винсент всегда старался вести себя так, чтобы не давать повода подозревать себя, ложью застилая всем глаза. И он считал, что успешно это делал. Но тогда как Морган, не особо близкий ему человек, узнал об этом?! — Гляжу, я всё-таки оказался прав. Мхм... дела. Эй, да ты не напрягайся так. Я же просто спросил. Разбалтывать мне всё равно некому. — завидев реакцию Винсента, Уилсон чуть смягчился, но продолжил всё так же внимательно смотреть тому в спину. — Не понимаю, о чём вы таком говорите. — глухо промолвил граф, не оборачиваясь. — А мне кажется, что очень даже понимаешь. Не отпирайся, мой юный друг. Я с самого начала чуял, что с тобой не всё чисто, но молчал. Так что не изволишь ли утолить моё любопытство? Прояви уж снисхождение к побеждённому, а? Винсент молчал. В его опустевшей голове вертелся лишь один вопрос — "как?!". Его читали, словно открытую книгу. И это вывело его из равновесия. Теперь он не знал, чего ещё ожидать от учителя, легко и непринужденно поставившего его в опасное положение. Отходя от шока, граф простоял камнем секунд пятнадцать, прежде чем выдавить вертевшийся на языке вопрос: — Как... вы узнали? В ответ солдат покачал головой и вздохнул. — Умный ты парень, Винсент, да только порой бываешь о себе слишком большого мнения. Хмф, хоть что-то, свойственное для юнца, в тебе присутствует. — несколько язвительно произнёс он. Круэлл, задетый подколом, наконец обернулся, бросив на наставника напряжённый, требующий взгляд. Тот упираться не стал. — Ладно-ладно, так и быть, расскажу сначала, что я обо всём этом думаю, раз уж сам начал. Только потом не забудь и на мой вопрос ответить. Да смотри не перебивай, чай не шутки шутить буду. Резковатым движением руки Морган соорудил из земли два стула. — Присаживайся. — Я постою. — Как знаешь. Пожав плечами, Уилсон вынул откуда-то пачку сигарет и спичек, каким-то чудом уцелевших во время боя, и затянулся табаком. И лишь как следует вдохнув горьковатого дыму, он начал рассказывать. — С самой нашей встречи я понял, что ты особый фрукт. Знаешь ли, я не могу представить кого-то, кто сам бы согласился на то обучение, которое я тебе проводил. Парни твоего возраста никогда бы не захотели познать настоящего боя, без правил и чести. Фехтование — их предел, если, конечно, не захотят в армию. И то не факт, что не бросили бы это дело, испугавшись боли. Но винить их не в чем. Не детское это дело. Для такого нужна действительно сильная воля и нехилый мотив. Вновь затянувшись, Морган посмотрел Винсенту прямо в глаза. — И они были у тебя. И скажу прямо — это ненормально. Так я думал тогда, так я думаю и сейчас. Попробуй догадаться, почему. Когда я в первый раз тебя побил, я твердо был уверен, что ты, зарвавшийся мальчонка, убежишь в слезах прочь, проклиная себя за глупость. Но ты не убежал. Напротив, встал и настоял на своём. Думаешь, так себя должен был повести нормальный малец в такой ситуации? Так ты меня и провёл, хмф. В таком возрасте дети... скажем так, излишней целеустремлённостью не страдают. Ты понял, о чём я. Да, Винсент хорошо это помнил. И понимал, о чём тот говорит. Когда он впервые пришел к Уилсону и озвучил свои требования, тот явно был, мягко говоря, недоволен и захотел проучить "зарвавшегося мальчонку", отбив у него охоту учиться подобным образом. Честно говоря, у него почти получилось — от таких тумаков Круэлл был готов сдался. Морган его не пощадил, несмотря на возраст. Но граф смог пересилить боль и унижение, помня о своей цели и о том, что лучшего учителя, возможно, он не найдет. Он не отступил. Тогда солдат, не поверивший своим глазам, снова побил его — и Винсент поднялся вновь, непоколебимый в своем стремлении. С этого и началось его обучение. — "Значит, он тоже запомнил. Но этого недостаточно, чтобы догадаться о моей цели." — мрачно подумал он. — Дураку понятно, что не просто так ты упирался, словно баран. У тебя была цель. И для её достижения тебе позарез нужно было научиться драться, да драться так, как в мирное время обычному человеку не положено. Логичный вывод напрашивается, не находишь? — Нет. Этого недостаточно. — А это и не всё. Все эти года я присматривал за тобой. В конце концов, учителем же устроился, а учителям должно следить за своими учениками. И со временем я стал замечать кое-что нехорошее. Я видел, с каким ожесточением ты ломал себя ради цели, рвался вперёд, несмотря ни на что. Во время боёв ты, сам того не подозревая, открылся мне полностью, твои эмоции были у меня, как на ладони. И я видел много гнева, обиды, слишком много для такого юнца, как ты. Вся твоя воля и упорство подпитываются ими, не так ли? Именно они толкнули тебя на всё это. Как понимаешь, это тоже не нормально. А вывод становится ещё проще сделать. В конце концов, даже сейчас, когда мы бились, под конец ты прямо таки превратился в берсерка. Ты копишь свою ярость все эти годы, и явно неспроста. Морган ненадолго умолк, разжигая вторую сигарету. Винсент не сводил с собеседника глаз. Он не ожидал от грубоватого и временами кажущегося простым и прямолинейным солдата таких проницательных рассуждений. Хотя, ему всё же приходилось признать, что он переоценил себя и очень недооценил Уилсона, раскусившего его с помощью опыта взрослого. Графу следовало извлечь урок из этого конфуза. — Мхмф, у тебя даже сейчас на лице написано, что я тебя удивил. Ну, признаться, это неспроста... Усмехнувшись буквально на пару секунд, Морган вновь посерьёзнел. Даже больше прежнего. — Я был на войне, Винсент. И всё это я видел мнооого раз. Эту ярость, эти глаза, пышущие гневом, эту ненависть. И уж поверь, нам было от чего. Я до сих пор ощущаю себя преданным. Нас отправили умирать ни за что. Мы теряли боевых товарищей ни за что. Мы сидели в окопах, пока нас поливали огнем, льдом, молниями и чем только можно. Тысячи из нас отдавали жизни за какие-то метры фронтовой земли. Всё было зазря. Нас объяла ненависть, пожалуй, ко всему и вся. Я тогда думал — "неужто люди сошли с ума?!". И глядя на своих соратников, которым это безумие застлало глаза, которые превратились в зверей, кидающихся не только на врагов, я понял, что и сам теряю рассудок... Поверь, я всё это видел воочию. Познал сам. И чёрт бы меня побрал, не узнай я в тебе этих самых глаз. Видеть такое на войне — обыденность, как бы страшно это не звучало, но вот в мирное время, пусть и такое дерьмовое — отнюдь. Уж теперь всё становится прозрачнее некуда, мммм? Вновь Винсент был удивлён. Морган произносил эту речь не с силой в голосе, не с негодованием, как он того ожидал. Напротив, Уилсон был печален, даже как-то меланхолично равнодушен. Рассказывая о войне, он выглядел не яростным и непобежденным, а уставшим и опустошенным. Старый солдат был сломлен, и сломлен уже давно. Заметил это Винсент лишь сейчас, в момент откровения. И это тронуло его. Граф будто увидел себя — но без всякого желания бороться, мстить. Он увидел человека, совсем уставшего от жизни, без пути и без цели. И от этого стало очень не по себе. Что же касается вывода... то возразить Круэллу было нечем. Морган оказался прав во всём. — Итак, повторю свой вопрос ещё раз: кого ты так сильно хочешь убить? Ответь мне честно и без утайки. Я хочу знать, для кого готовил погибель. Уилсон вперил в Винсента внимательный взгляд. Тот ответил тем же. Теперь, когда все карты раскрыты, он решил ответить прямо, раз уж увиливать всё равно бесполезно. — Аристократов. Этих порочных дворян, которые отняли у меня всё. Из-за них я лишился семьи и оказался в трущобах, выжил лишь благодаря магии. И всё это лишь их потехи ради. Эти ублюдки не должны жить. И я убью каждого, до кого доберусь. Сведений и сил у меня хватит, уж поверьте. Это моё окончательное решение. — твердо произнёс Круэлл. Выслушав его, Морган выбил пепел из сигареты и кивнул, почти не изменившись в лицо. — Вот оно что. Что-ж, достойный ответ. Благодарю. Всё, больше мне от тебя ничего не нужно. Бывай. И поднявшись, Уилсон, как ни в чём ни бывало, направился в сторону выхода. — Ах да. Найди время, зайди как-нибудь ещё разок. Дам тебе новый наручный клинок, а то этот уже не почи... — Подождите! Тут Винсент его перебил, вскочив с места. Его наставник так резко свернул разговор, что он даже не успел очухаться, как тот же собрался уходить. А как только очнулся, сразу переполнился тревогой и непониманием. Кое что важное Уилсон не упомянул совсем, хотя, казалось бы, должен был! Круэлл заподозрил неладное. — Вы что, не собираетесь меня останавливать?! Предостерегать, угрожать? Так вот возьмёте, и уйдёте?! Морган обернулся, чуть нахмурившись. — Нет. — Как — нет? После всего, что вы сказали — и просто "нет"? Почему?! — Я, знаешь ли, солдат, и к таким вопросам снисходителен. Хочешь убить — значит есть за что. Тем более, что причина весомая. Я считаю, что твоё желание справедливо. Невозмутимо говоря это, мужчина вновь собрался было уходить, но Круэлл нагнал его и схватил за плечо. Что-то тут не складывалось. — Противоречите сами себе! Вы говорили так, будто осуждаете мою цель, сожалеете об этом! И раз вы с самого начала обо всём догадывались, то почему не отказали, не попытались отговорить? Могли ведь не готовить ни для кого погибель! Тогда почему стали и сейчас не останавливаете меня?! Мотивация учителя, отношение к которому у него и без того поменялось кардинально за эти несколько минут, была для Винсента решительно не понятна, что пробудило в нём беспокойство и подозрение. Он ведь и так не знал, чего ещё от него ожидать, и начал опасаться за сохранение своей тайны. В ответ Уилсон тяжко вздохнул и развернулся. — Ну так скажи — какой мне смысл тебя останавливать? — А? Такой вопрос ненадолго вогнал графа в ступор. А Морган продолжал, глядя на него с печалью и, одновременно, с равнодушием в глазах: — Его нет. Даже больше — мне это неинтересно. Допустим, я бы отказал тебе в обучении и прогнал прочь. И что дальше? Ты бы стал искать другого, кто мог бы научить тебя убивать. Да, именно так, ведь ты уже тогда вознамерился отомстить во что бы то ни стало, раз стерпел мои побои. Ты слишком упёрт, был и есть, чтобы отступиться от своего. Не скажу, что это всегда правильно, но да ладно. Я решил, что раз такое дело, то лучше уж сам обучу тебя как следует и буду уверен, что ты не сгинешь зазря, ничего не добившись. Отговорить тебя? Бесполезно, ты бы не послушал. К тому же, как выяснилось, твой мотив весьма справедлив, я его принимаю. Крыть нечем, ты в своём праве. В наши-то времена ничего другого не остаётся, кроме как устраивать самосуд. Ну и что ты хочешь от меня теперь, когда, как ты говоришь, у тебя есть всё для мести и твоя решимость сильна, как никогда, а? Остановить тебя? Брось. Я знаю, что не могу этого сделать. Да и не хочу. Круэлл молча смотрел на собеседника. Этот человек открывался ему совершенно по-новому. Он вновь умудрился его удивить. Даже поколебать, вывести из равновесия. Граф опять начал сомневаться в своём хладнокровии. И всё же, не всё он в Моргане понимал. И не со всем соглашался. — Я не собираюсь никак тебе препятствовать. А то ещё грохнуть меня заодно вздумаешь, на всякий случай. По правде говоря, меня уже не особо интересует, что там дальше случиться. Я сыграл свою роль — подготовил тебя, как сам хотел. Этих поганцев из дворянства мне нисколько не жалко. Твоя цель оправданна, если считаешь, что должен — вперёд. Впрочем, помогать тоже не стану — достаточно уже того, что обучил. Закон нарушать я не собираюсь. Дальше ты сам по себе. А вот предупредить тебя мне есть о чём. — О чём? — Ты осознаешь, что собираешься сделать? Преступить закон, убить человека, быть может, не одного? Пожертвовать спокойной и успешной жизнью ради своей мести? Если поймают, то тебе будет одна дорога — на эшафот. Не думаю, что твои близкие будут от этого в восторге. Спроси себя ещё раз — а стоит ли оно того? Совесть-то не замучает? Винсент вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Естественно, он всё это прекрасно осознавал. Подобным размышлениям он предавался часами. Порой даже колебался. Но потом вспоминал ту трагичную ночь, год лишений в трущобах, постоянные насмешки дворян — и понимал, что его путь уже предрешён. — Да, осознаю. Я не могу иначе. Я не могу позволить убийцам моей семьи разгуливать безнаказанно! Вся эта мерзость... я не могу с ней сосуществовать. Чисто физически! Они отняли у меня всё, ради чего я мог бы жить счастливо! Я не могу жить в мире, где живы они, продолжают жиреть на чужих жизнях! Мне омерзителен этот сегодняшний мир! И поэтому я либо перебью их всех, либо сгину сам. Никак иначе! И моя совесть не настолько глупа, чтобы защищать таких уродов, как они! Я шёл к этому все эти шесть лет — и не собираюсь сейчас останавливаться! Выслушав речь графа, Морган лишь с горечью вздохнул. — В общем, ты твёрдо намерен начать мстить. Твоё дело, хоть и одобрить я такого не могу. В общем, позволь же предупредить тебя, мой юный друг. Месть не принесёт тебе ни пользы, ни счастья. Только разочарование. Предположим, тебе, так или иначе, удастся задуманное. И что дальше? Опустим всю лирику по поводу мира, философии и прочего. Останешься ты, преступник со множеством трупов за спиной, один, без причины идти вперёд. Ты сказал, что избрал месть целью своей жизни, но что ты будешь делать, если этой цели достигнешь? Изменишь мир, людей? Сомневаюсь. Взваливши себе на спину тяжесть греха убийства, сможешь ли ты жить, как раньше? Ради чего ты будешь жить? Кто знает, сколько всего ты успеешь наворотить в погоне за своими жертвами? И останешься ли ты человеком? Такова вся правда о мести, Винсент. Ничего хорошего она не принесёт. Подумай. Может быть, ты всё же поверишь жизненному опыту старика и откажешься от своей безумной идеи? Некоторое время Круэлл переваривал услышанное. Действительно, это имело смысл. Он и об этом тоже размышлял. Однако... всё-таки на этот счёт у него было другое мнение. — Не соглашусь. Я не могу отказаться от своей мести. Мирного решения не может быть. Я уже говорил, что не могу иначе. Никак. Если же доживу до конца... то там посмотрим. Причина жить найдется. В конце концов, у меня есть наука. Я буду знать, что сделал правильно, очистив этот город от дворянской погани — и мне этого будет достаточно. Без этого никакая другая цель мне не нужна. Месть не вернёт мне счастья, то правда, но и разочарования не принесёт. Я всё ещё не до конца понимаю вашу логику, но в себе уверен полностью. Я всё сказал. Морган в последний раз покачал головой и повернулся к выходу. — Что-ж, попомни мои слова. Удастся ли твоя месть, или нет... добром это не кончится, ни для тебя, ни для окружающих. Больше я ничего не могу для тебя сделать, твоё обучение закончено. Ступай. И про клинок не забудь. Ничего более не говоря, Уилсон вскоре ушел с полигона, оставив Винсента в одиночестве. Задумавшись, тот задержался. Мотивация Моргана для него осталась всё так же туманна. Он вроде и сожалел о том пути, что избрал Винсент, но с безразличием отмахнулся от попыток его остановить. Даже осуждая месть, он всё равно дал Круэллу шанс осуществить её, лишь предупредив о возможных последствиях. Просто взял и отпустил, даже зная, что отпускает будущего убийцу и преступника. Так ли должен был поступить взрослый мужчина, солдат? Отнюдь. А вот Уилсон поступил. Почему — Винсент так и не понял. Очевидно, какая-то своя логика сподвигла его на такие противоречивые действия. Конечно, тут мог быть обман или скрытый мотив, но Винсент почему-то чувствовал, что Морган не лжёт и не утаивает. Это, конечно, требовало проверки, но чутьё графа было спокойно. Оставалось только объяснить безразличие Уилсона усталостью от жизни и незаинтересованностью в окружающем мире. В конце концов, что-то такое Круэлл замечал и ранее, а сейчас это стало налицо. В любом случае, дело было сделано. В своём стремлении Винсент не поколебался. Напротив — лишь уверился. Ведь он победил учителя, весьма таки непростого противника, в схватке. А значит, его боевой потенциал достаточно высок. Враги к такому не будут готовы. Осталось сделать ещё пару дел — и можно будет смело начинать действовать. — Что-ж... Посмотрим, кто окажется прав, старик. Твой опыт или моя практика. Задумчиво сказав это напоследок, Винсент направился к выходу. Дела не ждут. И всё же, состоявшийся только что разговор по душам ещё нужно было переварить и проанализировать. Поэтому граф решил подождать ещё день — чтобы подумать и оправится от нелегкого экзамена. Торопиться ему, в конце концов, было некуда. — Кх... и кто кого ещё едва не угробил, спрашивается...