Сто пятьдесят вторая — сто пятьдесят третья страницы дневника.
...тишина. Пугающая, звенящая тишина повисла вокруг, отгородив незримым занавесом весь остальной мир. Воистину... это безмолвие смерти. Его ни с чем не спутаешь. Оно давит на уши, кошками скребёт на душе, приводит в трепет. Почувствовав его, всякий поймет — оставь надежды, здесь открылись врата в загробный мир. Смерть близко, готовая собирать кровавый урожай... Весь зал тёмен. Лампы на люстрах давно потухли. Лишь лунный свет, пробивающийся через окна, немного освещал трапезную. Уличные фонари с этой стороны не видны. Многое неразличимо во мраке ночи. И тишина... та самая, гробовая. Казалось, сами звуки умерли. Ни шороха, ни дуновения. Однако... Кап... кап... кап... Безмолвие нарушало какое-то странное капанье. Подобное привычно слышать на улице после дождя, особенно среди деревьев, но никак не в помещении. Будто что-то каплями стекало в лужу... Кровь. В неярком свете луны она виделась черной. На полу, почти посередине комнаты, была разлита большая лужа. Множество ещё не засохших брызгов украсило стены. Несколько оказалось даже на потолке. Капли стекали, капали вниз. Со стен, с потолка, с тел... с лезвия. Запах смерти пропитал всё помещение. Привыкнувший к темноте глаз мог лицезреть кошмарную картину. Вся комната была разгромлена. Широкий стол вместе со всем, что на нём было, опрокинут навзничь, стулья раскиданы и поломаны, дорогие вазы и другие предметы интерьера попорчены, люстры едва держатся на потолке. А посреди обломков лежали в собственной крови и неестественных позах семь трупов. Кто-то у стены, кто-то у окна, кто-то просто на полу. Сегодняшний ужин стал для семейства Уилкоксов последним. Лица, все как одно, застыли в ужасе и предсмертной агонии. Неподвижные, широко раскрытые глаза глядели в пустоту. На телах множество колотых и рваных ран. Кое-где — очень глубокие, обнажающие внутренности. А количество крови наглядно показывало, что смерть была отнюдь не быстрой и милосердной. Её... оттягивали. И посреди страшной картины смертоубийства, посреди крови и трупов, в зловещей темноте... неподвижно стоял Винсент. Весь он был заляпан кровью — от ботинок до лица. Каплями она стекала с наручного клинка. Вокруг ещё не рассеялась остаточная аура Тьмы. Жуткий образ убийцы довершали два фиолетовых глаза-огонька, пронзающих темень ночи, и равнодушное, каменное лицо, напоминающее изукрашенную кровью маску. Выглядело действительно пугающе. Воистину, демон пробудился. И возвышался над истерзанными телами жалких грешников, которых предал жестокому суду. Он оглядывал устроенную им резню внимательно и цепко, но бесстрастно, холодно, без каких-либо эмоций. Как хищный зверь осматривает убитую дичь — лишь проверяет, что вся она мертва. Как палач кидает последний взгляд на очередного казнённого, счёт которым он уже давно потерял. Способен ли на такое простой смертный?.. Убедившись в очевидном... демон медленным движением задвинул клинок обратно в наруч. Он ждал этого годы. И вот, наконец, смог ненадолго утолить жажду крови. Винсент был... спокоен. Похоже, ментальный блок сработал даже слишком хорошо, притупив все ненужные чувства. Либо он оказался ещё хладнокровнее, чем сам думал. В любом случае, перевести дух всё равно было надо. Остывала разогревшаяся от адреналина кровь, выравнивалось дыхание, затухал высвобожденный гнев... Ни кипящей несколько минут назад ярости, ни тревоги, ни, тем более, чувства вины. Напротив — сдержанное удовлетворение, ощущение правильно сделанного. Будто не убил семерых людей, а просто закончил очередной артефакт. Круэлл конечно, не собирался жалеть убитых, но всё равно слегка удивился такому своему равнодушию. Он ожидал хотя бы чего-то, хоть малого проявления человечности. Ведь он пересёк ту самую, запретную черту, окончательно отверг мораль общества. Но нет, граф был невозмутим. Будто ничего такого не произошло. Вероятно... это было из-за самих жертв. Разжав левую руку, Винсент взглянул на обрывок ткани, что в ней держал. Это был вышитый семейный герб Уилкоксов. Старикан зачем-то напялил в этот вечер парадный костюм — видимо выделывался перед родственничками. С него-то Круэлл и сорвал этот "трофей". Присваивать его себе он, впрочем, не собирался. Не тот уровень. Ведь Уилкоксы к трагедии Мортимеров никакого отношения не имели. Они были вполне заурядной дворянской семьёй среднего звена и занимались привычными для своей среды делами — тиранили прислугу, издевались над бедняками, строили мелкие интриги, предавались праздности и прожиганию денег. Для Винсента Уилкоксы стали лишь удобно подвернувшейся пробой сил, относительно безопасным стартом. Было слишком опрометчиво сразу лезть на кого-то крупного, вроде Клэйманов или Грейвзов. Все обидчики Мортимеров тёрлись в высших кругах — а со старшим поколением влиятельных дворян шутки плохи. Непосредственные участники дворцовых переворотов весьма коварны и осмотрительны. Многие из них до сих пор не утратили хватки. Особенно глава Клэйманов — Леон, злобный старый змей. Нападать на них без тщательной подготовки было бы самоубийством. Именно поэтому Винсенту нужна была проба сил — проверить собственные силы, потренироваться. В конце концов, было неважно, что те же Уилкоксы не при чем — Круэлл объявил войну им всем. Особой разницы не было. Он собирался вычистить всю дрянь — просто какую-то ожидает более мучительный конец. Смерив кусок ткани презрительным взглядом, Винсент швырнул его на пол. Пора было приступать к третьей фазе плана. Торопиться ему было некуда, но и медлить не хотелось. Дел ещё много. — " Теперь — уничтожить улики. Замести следы. Обеспечить отход." Сначала он прошёлся по комнате и поднял стол со стульями, расположив их так, как было до нападения. Затем усадил за стол тела, в том же порядке, какой и был. После Круэлл вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с большим ворохом бумаг, взятом из кабинета старого графа. Бумагой он обильно устлал сам стол и пол под и рядом с ним. Во второй раз он принёс ещё бумаги и взятую из кладовой плашку с лампадным маслом. Разложив второй слой бумаги, Винсент обильно полил всю конструкцию маслом. Замести следы он планировал весьма незатейливым способом — сжечь комнату. А если повезёт, и всё поместье. Все условия были соблюдены — трапезная была изнутри отделана деревом и даже здесь было полно воспламеняющихся предметов интерьера. Остальное же Круэлл сам подготовил. Сначала загорится бумага, потом одежда на людях, потом стулья со столом, а после и всё остальное — масло же усилит эффект. Со временем огонь пойдет дальше — и кто знает, что успеет сгореть до приезда пожарных? В конце концов, на дворе глубокая ночь, уж от трапезной к тому времени точно останется пепелище. Весьма маловероятно, что хоть какие-нибудь зацепки переживут пожар и последующее его тушение. Закончив с подготовкой, Винсент ещё раз осмотрелся, оценивая правильность сделанного. Коротко кивнув себе, он занялся другим делом. В течение, примерно, двадцати минут он облазил каждый угол трапезной, вычищая остаточную магию путём поглощения мелких частичек маны. Так граф минимизировал количество следов его присутствия в окружающей среде. Пусть он и вряд-ли смог удалить их полностью, но уменьшил настолько, что куда-то дальше этого особняка по ним было уже не проследовать. Да и обнаружить их теперь мог лишь опытный ищейка с продвинутым арсеналом подручных средств. У обычной полиции такого явно не найдётся. Завершив чистку и ещё раз всё перепроверив, Винсент подошёл к столу и достал коробок спичек. Он был уверен в собственном плане, что разрабатывал несколько дней. Всё продумано, риск ошибиться невероятно мал. Полиции будет не под силу раскрыть это дело. Её Круэлл вообще не считал за серьёзное препятствие. Людей едва хватает на патрулирование улиц, оборудование устарело, кадровый состав умениями не блещет. С таким набором полиция всегда будет на шаг позади. По крайней мере... пока. Но об этом Винсент побеспокоится позже, гораздо позже. — "Пора. Как бы они не проснулись раньше времени." Вспомнив кое о чём, он без колебаний зажёг спичку. Спустя пару минут Круэлл уже стоял у двери, наблюдая за пламенем, языки которого уже начали поглощать мертвецов. Убедившись, что всё идёт как надо, он развернулся и вышел прочь. Вскоре он оказался у кладовой, что была этажом ниже. Подойдя к двери, Винсент прислушался. По ту сторону было тихо. Похоже, спешил он зря. — "Отлично. Чары сработали надёжно." Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. В темноте виднелись... тела. Где-то около семи-восьми. Неподвижные. Однако, судя по мерному, относительно спокойному дыханию — живые. Не все обитатели особняка встретили сегодня свой конец. В этой комнате Круэлл сложил пойманных слуг. Едва пробравшись в дом, он сразу же выследил и поодиночке вырубил их всех, сначала парализовав, а потом усыпив. На этих служивых людях никакой вины не было, а потому убивать их граф не стал, заодно убрав возможных свидетелей без вреда для них самих. И теперь, перед самым уходом, нужно было снять чары, чтобы они успели сбежать от пожара. Осталось только ещё немного подождать, чтобы огонь достаточно разгорелся и слуги потеряли возможность затушить его самостоятельно. В конце концов, они будут ослаблены параличом и потрясены происходящим. Одним словом... беспомощны. Да и подмоги им придётся подождать. Телеграф-то уже был кое-кем безнадежно испорчен... Прошло около пятнадцати минут, и сверху отчётливо потянуло гарью. На всякий случай Винсент отправил наверх незримое око. Погребальный костер Уилкоксов полыхал ярко, уже протянув огненный язык в коридор. Его теперь так просто не затушить. Развеяв око, он кинул последний взгляд на сложенных в рядок людей. — "Что-ж. Пожалуй, просить прощения уже поздно. Теперь могу лишь пожелать удачи. Вам она... понадобится." С этими словами, так и не сорвавшимися с губ, Винсент, не изменившись в лице, щёлкнул пальцами. Вспыхнуло — и заклинание спало. Широкий пасс рукой — и рассыпался барьер Безмолвия, что накрывал весь дом и не пропускал во внешний мир ни единого звука. Быстро позаботившись о немногочисленных остатках маны, Круэлл закрыл дверь направился к выходу. Здесь он закончил. Из кладовой вскоре послышались стоны, мычание и проклятия очнувшихся. Поместье полыхало. Почти весь второй этаж уже был в огне. Валил густой дым. С каждой минутой пожар всё больше разрастался. Алый факел разгорался посреди ночного Лондона. Впечатляющее зрелище. И незамеченным оно не осталось. Внизу, во дворе, столпилась кучка людей. Часть — выбравшиеся из самого поместья слуги. Часть — жители близлежащих домов, сбежавшиеся на запах гари и призывы о помощи. Ещё пара полицейских ночного патруля, да несколько разбуженных шумом зевак. Со временем число их понемногу увеличивалось. Пожарных уже вызвали — а потому бесплодные попытки укротить разбушевавшееся пламя были ими оставлены. Вот только тем ещё надо было добраться до места бедствия. И всё что оставалось людям — бессильно смотреть на буйство огненной стихии. В отсветах пламени мелькали их встревоженные, потрясённые, напуганные физиономии. Слуги дома Уилкоксов были в полнейшем смятении, если не сказать большего. Естественно, они ничего не понимали. Для них, очнувшихся в кладовой, мирный вечер разом перешёл в ночь несчастья. Каждый помнил лишь то, что занимался привычным делом, как вдруг разом обрушилась темнота — и пришёл в себя он в тёмной, тесной комнатке с нывшим повсюду телом и кашей вместо мозгов. Полицейские уже расспрашивали их — но никакого внятного ответа прислуга дать, естественно, не могла. Ведь они ещё даже полностью не пришли в себя после внезапного обморока — а тут такое... Слуги остолбенело глядели на полыхающее поместье, годами служившее им домом, и изо всех сил молились, чтобы всё это оказалось дурным сном — до того невероятно было происходящее. Пожар посреди ночи. Таинственный обморок. Тела хозяев и гостей, поглощаемые пламенем. Дым, гарь, пламя... смерть. Самый обычный вечер обратился кошмаром наяву. — "Что же это такое? Как такое возможно?!" — отчаянно вопрошали их шокированные умы. Один человек знал ответ. Он стоял вдалеке, на крыше одного из домов, и тоже наблюдал за превратившимся в факел особняком. Но с совершенно иными мыслями в голове. Пожар отражался в его черных глазах, как в воде. Луна освещала бесстрастный, бесчувственный лик. Он стоял неподвижно. И смотрел... на деяние своих рук. Для него этот пожар — последний, собственноручно сожженный мост. Теперь уж точно нет пути назад. Только вперёд... в новые глубины чёрного океана тьмы. Здесь и сейчас... начинается очищение. Демон поселился в тенях древнего города. Проснулся Винсент от назойливо бивших в глаза солнечных лучей. Занавески почему-то оказались открытыми. С трудом разлепив глаза, он долгое время не хотел вставать. Одеяло сегодня казалось в десять раз уютнее, а тело как будто потяжелело раза в два. Несколько минут он созерцал потолок и слушал чириканье птиц за окном, ни о чём не думая. Наконец, заворочавшись, Винсент стал понемногу просыпаться. Глянул на часы — 9:12. — "Ну дела... Что ж так поздно?..." В это время он обычно уже давно бодрствовал. Сегодня же, вопреки обыкновению, граф только-только отошёл ото сна. Для него, привыкшего планировать день строго, это уже было "так поздно". — "Хм... Раз уж проспал, полежать ещё минут пять, что-ли?" — мелькнула в голове праздная мысль. Спалось, похоже, не очень — в голове до сих пор не прояснилось, да и тело всё подниматься не желает. Странно. Винсент, как правило, спал здоровым, крепким сном, и распорядком не пренебрегал. Отчего же сегодня вставать так тяжело? Кошмаров, каковые периодически обрекают графа на бессонную ночь, не было. Так почему он проспал, да ещё и ощущал такую вялость? Для него такое совершенно несвойственно. — "Ладно, пожалуй, придётся вставать. Негоже давать себе поблажку, раз непонятно, почему проспал подъём. Бен уже наверное... А, точно." Неожиданно нахлынули воспоминания. И сон прогнали моментально. Точно-точно... не просто так Винсент сегодня проспал и чувствовал себя слегка не по себе. Для этого была весьма простая причина. Ночью... он был занят одним "делом"... Послышался учтивый стук в дверь. — Доброе утро, мастер Винсент. Пора вставать. Время уже пятнадцать минут десятого. Завтрак стынет. Не обманывая ожиданий, явился Бен. Видно, забеспокоился, чего это обыкновенно пунктуальный господин до сих пор не вышел из комнаты. И верно. Ситуация выходила незаурядная. Чувствуется, расспросов за столом не избежать... Винсент сел. Его взгляд уже был полностью осмысленным, голова — ясной, а лицо — серьёзным. Довольно он уже на нежился в постели. Дела... сами себя не сделают. — Я уже встаю, Бен. Скоро буду. — будничным тоном произнёс он. В целом, завтрак прошел как обычно. Для прислуги он так вообще почти ничем не выделился. Та же еда, те же лица, ничего нового. Типичное утро. Своё опоздание Винсент легко объяснил тем, что просто долго не мог заснуть, потому что "задумался". Больше вопросов к нему не возникло. Зато всеобщее внимание привлекла недобрая новость, занявшая сегодня место в заголовке утреннего выпуска "Таймс". "ПОЖАР НА МИЛСОМ-СТРИТ." Именно под таким названием прогремело на весь Лондон первое деяние Винсента. Естественно, такое событие вмиг оказалось на первых страницах всех газет — неслыханное дело, пожар посреди ночи здесь, в столице! А если и не неслыханное, то уж точно не обыденное. Сгорело всё таки поместье знатного человека. Газетчики вмиг ухватились за громкий факт. И не прогадали ведь — по любому такая новость привлечет внимание горожан, уже успевших немного отвыкнуть от всяких "брейкинг ньюс"... Ну или просто так совпало, что ничего более примечательного в то утро не случилось. Винсент слушал чтение Бена вполуха. Он-то, как непосредственный виновник происшествия, уже догадывался, как преподнесут его ночное "дело" всякие писаки. Он всё знал — что где-то между полуночью и одним часом ночи загорелось поместье графа Уилкокса, что разбушевавшийся пожар тушили примерно полтора часа, что в сгоревшем чуть больше, чем наполовину особняке обнаружили семь тел, что полиция начала расследование по подозрению в злоумышленном поджоге... Всё это Круэллу было прекрасно известно. Ему интереснее было понаблюдать за реакцией слуг. Но и та оказалась довольно предсказуемой. Покачали головами, посочувствовали погибшим, погадали немного — да и всё тут. Люди Винсента отличались куда меньшей впечатлительностью (и не такое, в конце концов, видели), чем среднестатистический горожанин, поэтому и особого шума они поднимать не стали. Мнением самого графа тоже особо не интересовались. Он не принимал активного участия в разговоре, демонстрируя свою незаинтересованность сегодняшними новостями — и это было в порядке вещей. Поэтому и донимать его не стали. Поблагодарив кухарку за завтрак, Винсент вышел из кухни и поднялся к себе. Ему нужно было сделать кое-какие... анализы. 1 июля. Начало положено. Моё первое дело увенчалось полным успехом. Всё прошло точно по плану. Спенсер Уилкокс умер, не оказав сопротивления. Умер в ужасе, с жалкой мольбой о пощаде на устах. Смерть, достойная мелкой крысы-вредителя, какой он, без сомнения, и являлся. Также я отнял жизни его сына, жены, и нескольких родственников, приглашенных им на званый ужин. Я проверял — они были ничем не лучше него. Все заслужили кары. В этом городе стало на семь тварей меньше. Отняв жизни семи людей, я не почувствовал ни стыда, ни раскаяния. Мой клинок разил их точно и без колебаний. Слушая их предсмертные крики, моё сердце не дрогнуло. Совершив преступления, я не убоялся наказания и полон решимости продолжать в том же духе. Этого не требовалось, но я на деле доказал свою непреклонность и твёрдую волю. Хороший результат. С первой целью я не промахнулся. Теперь можно действовать смелее. Пожалуй, убийство далось мне как-то даже слишком легко. Я был удивлён. Может быть, я уже привык, упражняясь с клонами? Или у меня к этому талант? Забавно, если так... Хотя, пожалуй, я преувеличиваю. Всего лишь тренировки дают свои плоды. <...> Кроме того, прислугу я оставил в живых. Они ни в чём не виноваты. Просто оказались не в том месте, не в то время...Сто пятьдесят четвертая страница дневника.
Писать дневник при свете солнца было довольно-таки непривычно. Но Винсент на это почти не обращал внимания, усердно и бодро выводя буквы. Хроника на то и хроника, что должна регулярно пополняться. К тому же, такая у него была привычка. Если случилось что-то важное — надо записать и самому себе проанализировать и подытожить. Пусть даже теперь это стало чревато. Естественно, дневник Круэлл будет надёжно прятать — в тайнике, с магической защитой, всё как положено. Так что угрозы в этом для него никакой не должно быть. Главное присматривать за тайником и делать записи только тогда, когда никто точно не потревожит. Вот и всё. Да и кому, в конце концов, может понадобиться его дневник? Близкие не настолько бестактны. А если уж Круэлла постигнет неудача, то до него самого доберутся явно быстрее, чем до дневника. Подводя итоги ночной вылазки, Винсент выделял непосредственный результат. Во-первых, его план сработал, как часы — так что он годился в качестве шаблона, от которого можно будет отталкиваться впоследствии. Во-вторых, никаких проблем с моралью и непосредственным процессом экзекуции не возникло. Ну и в-третьих... граф всё таки подставил под удар невинных людей. Вновь вернувшись к этой мысли, Винсент помрачнел. Даже несмотря на то, что бывшие слуги Уилкоксов остались живы, легче им от этого не становится. Их хозяева мертвы, источник дохода, соответственно, тоже, дом сильно пострадал от поджога. Но самое печальное — полиция наверняка крепко возьмёт бедолаг в оборот. Для этого созданы все условия. Факт злоумышленного поджога — есть. Факт сурового, зачастую даже жестокого и несправедливого обращения господ с прислугой — есть. Отсутствие других подозреваемых — есть. Последнее если и не точно, то ненадолго. А самим слугам даже защититься нечем — ведь они, лежавшие в отключке, ничего не знают и не помнят. Наоборот, это сыграет против них. Вот и получается, что они — главные подозреваемые. — "Получается, я собственными руками сломал жизнь ни в чём не повинным людям. А им просто не повезло оказаться на пути, — угрюмо подумал Круэлл. — Такова уж работа полиции — подозревать, докапываться до истины. И их будут подозревать, проверять, допрашивать. Возможно, даже арестуют. А там, глядишь, и обвинят. Конечно, по ходу следствия найдутся несостыковки, которые поставят их виновность под вопрос. Но, боюсь, судьи нынче скоры на расправу. Им нужен будет козел отпущения, чтобы поскорее закрыть дело." Именно такой неутешительный вывод и напрашивался. Вместе с виновными пострадали и невиновные. И Винсенту было жаль. По настоящему — это он ощущал сердцем. Он не хотел, чтобы его месть затронула невиновных. Он мог быть прагматичным, беспощадным убийцей-мстителем, отринувшем закон — но не беспринципным ублюдком, убивающим всех направо и налево без разбора. И поэтому граф отчётливо сознавал... совершённый грех. — "...и мне его нести. Сколько виновных убью — неважно. А вот сколько при этом пострадает сторонних... столько и будет вины на мне." Круэлл готовился к этому. Знал, что просто не будет. Что с большой долей вероятности в его всесторонней борьбе с аристократами могут пострадать другие. Но никакие тренировки не уймут беспощадной совести. Никакие самовнушения не заглушат собственных принципов. И поэтому Винсента колола вина. Не слишком сильно, но чувствительно. Он сожалел. По правде. Но ничего другого не оставалось. — "Было бы им лучше, умри они вместе с хозяевами? Или приди они в себя где-нибудь в другой части города? Тогда бы полиция стала подозревать их ещё больше — за попытку "побега". Нет. Я... поступил наилучшим образом из возможных. Да. Только так, не иначе!" Граф тяжко, с силой вздохнул и сжал кулаки. Он будет стараться. Просчитывать всё наилучшим образом. По возможности, избегать ненужных жертв. Убивать лишь тех, кого надо убить. Но эту боль нужно преодолеть. Соглашаясь с голосом совести, нельзя позволять ему мешать. Ведь это только начало. Дальше — больше. Такие слуги есть у большинства дворян. А значит, они так или иначе всё равно попадут под удар. Разница будет лишь в том, кто пострадал меньше. Это зависит лишь от случая. Таков путь мести — жесток и бескомпромиссен. Таков стал сам Винсент. Необходимая жертва... Кажется, это обстоятельство уже давно стало частью его жизни. — "Мне нельзя колебаться. Оступлюсь — и всё, конец пути. Будет возможность — пощажу. Если не останется иного выхода — изменю память, подставлю... убью. Иначе сам вырою себе могилу." Вновь вздохнув, Винсент встал из-за стола и подошёл к окну. Его взору предстал солнечный летний пейзаж. Глядя на него, можно, наверное, ненадолго забыть о тяжких думах, поверить, что ничего не случилось... но он помнил. Граф чётко ощущал грань, разделившую вчера и сегодня. Поезд его жизни, билет на который оказался в один конец, устремляется в Ад. Теперь он — убийца. Обычной жизни для него нет. Как бы не вели себя окружающие, что бы они не думали — он знает, что всё не так. Это... тяжкий груз. Жить двойной жизнью, скрывать всё ото всех, ощущать растущий на спине крест признаваемого собой греха. Но Винсент выдержит. Он готовил себя к этому. Начало положено — останавливаться поздно. Он обязан пройти этот путь до конца... и будь что будет. Прошёл месяц. Пожалуй, он выдался одним из самых долгих в жизни Винсента. Казалось бы — ничего не изменилось. Как был в июле тридцать один день, так и осталось... Но несколько почти бессонных ночей дали о себе знать. Несмотря на то, что в остальном распорядок дня остался почти без изменений, эти долгие часы ощущались гораздо дольше, чем на самом деле были. И они же... были одними из самых ярких и эмоциональных. В определённом смысле. За июль Круэлл совершил ещё четыре покушения. И отправил на тот свет ещё семерых человек. Как и первое, эти убийства прошли по плану почти стопроцентно. Разве что в одном случае казнь прервал случайно зашедший слуга (его пришлось вырубить и подвергнуть изменению памяти), а в другом полиция обнаружила место преступления всего через полтора часа после ухода оттуда Винсента (как выяснилось, в дом убитых неожиданно нагрянул гость-знакомый). На самом графе это никак не отразилось, он по прежнему не навлекал на себя подозрений. Но осадок остался. Эти случаи наглядно показывали, что отнюдь не всё будет вписываться в его стройный график. Понимая это, Круэлл не сбавлял осторожности и жёстко давил нарождающиеся из-за лёгких побед самоуверенность и поспешность. Контроль над собой он не терял. В трёх случаях из четырех жертвами были сторонние дворяне из не особо известных семей. Винсент нападал на них потому, что условия для почти идеального преступления складывались прямо как пазл. После чего он этот пазл разбирал, оставляя блюстителей закона с носом. Ничего особо примечательного в этих убийствах не было. Самые обычные грешники, которым наконец воздали должное. Но вот на четвёртый раз... Винсенту повезло. В его сети угодил Финли Гарднер. Долгое время Круэлл не понимал, как этот ничем не примечательный сынок мелкого баронета попал в компанию Клэймана, состоявшую в основном из действительно знатных особ. Но покопавшись в воспоминаниях, извлеченных у Джонатана, Винсент сделал вывод, что Гарднера держали этаким "шутом", потешным мальчиком, который умаслял слух дворянских отпрысков хвалебными речами и над которым всегда можно было посмеяться. Грубо говоря, подстилка. Сам по себе этот Финли, может, когда-то и не был плохим человеком, но связавшись не с той компанией, покатился по наклонной и стал в итоге не лучше других. Ведь никто иной, как он, едва завидев Джонатана Мортимера, первым начинал неистово осыпать его оскорблениями и издевками, желая этим заслужить милость "друзей". Именно поэтому он входил в группу лиц, над которыми Круэлл собирался учинить особо жестокую расправу. И Гарднер ей подвергся. После недолгого допроса, он, не переставая ползать на коленях и умолять о пощаде, в итоге сказал, что никакого Мортимера не помнит. Ещё бы. Для него это был всего лишь вторник. Куда ему запомнить всех, кого он хулил по наводке высоких господ. Поняв это, граф решил больше не тратить на Финли время. Вкратце разъяснив ему обвинение, он взялся за нож. И в течение последующих двух минут слушал истошные вопли первого на своём счету заклятого врага. В отличие от остальных, это убийство было особенным. Поэтому Винсент не стал его каким-либо образом скрывать или запутывать. Выпотрошенный Финли Гарднер остался, как был, лежать на крыльце собственного дома, так сказать, "на всеобщее обозрение". — "Вряд-ли, конечно, это послание дошло до тех, кому предназначено. Хмф, но по крайней мере шуму оно наделало немало. Что-ж... так пусть меня теперь бояться." Неспешно прогуливаясь по улице, Винсент порой оглядывался по сторонам. На часах одиннадцать утра, так что на каждом углу можно было увидеть читающих газеты людей. Их лица были обеспокоенными. Ещё бы — каждый как минимум растеряется, узнай, что в паре кварталов от его дома три дня назад нашли выпотрошенное тело. Разговоры не утихали до сих пор, и утихнут ещё нескоро. Оно и понятно. Уж с чем с чем... а с таким жители Лондона ещё не сталкивались. — "Полагаю... это начало второй фазы. Вскоре мои убийства начнут связывать друг с другом. Полиция поймет, что в городе завелся серийный убийца. И займутся мной капитально. Легко больше не будет." Всё действо Винсент поделил для себя на четыре фазы. Первая — вступление, его свобода манёвра не ограничена, а угроз никаких нет. Вторая — в дело вступает полиция, могущая доставить некоторые хлопоты. Третья — после убийства пары высокородных лиц аристократы поймут, что дело серьёзное и начнут шевелиться. На первых порах, дабы не пачкать руки, они просто будут субсидировать полицию, предоставляя ей всё необходимое для поимки надоедливого преступника. Ну и последняя, четвертая фаза — разъярённые аристократы будут готовы на всё, лишь бы избавиться от ставшей реальной угрозы своим жизням. В ход они пустят всё — мафию, частных детективов, свои силы, охотников за головами со всего континента. Пойдет всесторонняя война на уничтожение. И в итоге победитель будет лишь один. Вот таким представлял себе Винсент сценарий "Лондонской резни". — "Обстоятельства зависят от того, до какого момента я доживу и насколько преуспеют мои враги в поисках своего недруга. Но, думаю, в общих чертах всё так и случиться. Хах... И действительно. Кого я обманываю. Вероятность элементарно выжить — один к ста. Куда уж там победить..." Невесело усмехнувшись, Круэлл повернул домой. Он насмотрелся на реакцию обычных горожан. Пора было возвращаться к обычным делам. Немного отдыха, новые поиски... и снова в бой. Однако на подходе к дому с ним случилось... нечто невероятное. — Хм? Уже находясь в паре шагов от калитки, Винсент зашарил по карманам в поисках ключей. Но сначала нащупал что-то другое. И этим чем-то оказалась... сложенная вчетверо бумажка. — "Я не ношу с собой бумаги." Промелькнувшая мысль в первые секунды беспокойства не вызвала. Мало ли что — мусор какой-то завалялся. Но поняв, что вот так аккуратно сложенная бумажка не может случайно завалиться в карман, Винсент слегка нахмурился. Не решившись просто так выбросить странную находку... он вместо этого её развернул. Небольшой, ровно вырезанный из целого листа обрывок бумаги. Как оказалось... записка. Аккуратный, почти каллиграфический почерк. Чёткие буквы. И всего три предложения: Завтра ночью граф Тео Фростер окажется уязвим. В квартире при нём будут лишь дворецкий и любовница. Не упустите свой шанс.Н. Н.