Эффект волшебника

      Утром среды Гарри был мрачнее тучи. Медсестра, пришедшая измерить ему температуру в последний раз, сказала, что скоро приедут его родственники и велела собирать вещи. Гарри понадобилась всего минута, чтобы одеться и впихнуть свои скромные пожитки в бумажный пакет, принесенный вчера миссис Фигг. Если не считать того, что она, собственно, и принесла, все его вещи были на нем.       Покидая палату, Гарри едва переставлял ноги, так что медсестре несколько раз даже пришлось его поторопить. Он делал вид, что идет быстрее, а затем снова замедлял шаг. От одной только мысли о том, что следующий час придется провести в машине с Дурслями, делалось тошно до невозможности.       Они миновали комнату отдыха. Сквозь приоткрытые двери Гарри увидел нескольких детей, которые увлеченно смотрели мультики, и не удержался от горького вздоха. Вне больницы его не ждало ничего, кроме вечных издёвок и домашней работы.       В вестибюле Гарри сразу же заметил дядю Вернона, возле него — тётю Петунию и Дадли, украдкой сосавшего палец за её спиной. И только после этого увидел, что рядом с ними есть ещё кто-то. Внушительная туша дяди Вернона скрывала лицо этого человека, но его голос Гарри узнал сразу.       — …То, что вы придерживаетесь системы Макаренко[1] в воспитании вашего племянника, я уже понял, — медленно произнёс доктор Хаус. — Меня интересует другое — какими именно методами вы прививаете ему любовь к труду.       — Я уже сказал: никто не содержит его в рабских условиях! Это всё ложь и клевета! И никто не заставляет его мыть полы с этим вашим гипер… гиппократом кальция[2]!       — Гипохлоритом.       — Неважно, — отмахнулся дядя Вернон. — Петуния как-то доверила ему убрать в прихожей, так он всё залил водой!       — А где он спит? Кажется, вы что-то говорили про чулан. Там, должно быть, проходят водопроводные трубы.       — Нет! То есть, да, он спит в чулане, — нехотя признался дядя Вернон. — Но там нет никаких труб. И даже если бы они там были, это здесь совершенно ни при чем!       — А что насчет плесени? Или грибка на стенах? Порой его сложно заметить…       — У нас генеральная уборка два раза в неделю! — встряла тётя Петуния.       — И в чулане тоже?       — Я периодически навожу там порядок, — она гордо вскинула голову, — хотя это пустая трата времени. Он исправно превращает свою комнату в берлогу.       Гарри чуть не задохнулся от возмущения, но не успел ничего сказать — в разговор вмешался посторонний:       — Что здесь происходит?       Со стороны лифтов к ним не спеша шел пожилой мужчина в белом халате. При виде его дядя Вернон весь подобрался, а Хаус выдавил из себя подобие улыбки:       — Доктор Бишоп. Рад вас видеть.       — Очень сомневаюсь, — холодно ответил тот. После чего повернулся к Дурслям. — Вы приехали забрать племянника? Позвольте вас проводить.       Доктор Бишоп учтиво распахнул дверь перед тётей Петунией, и та, явно полщенная, вышла первой, волоча за собой Дадли. Следом за ней — и дядя Вернон. Гарри задержался у двери на секунду, чтобы обернуться напоследок, но наткнулся на строгий взгляд заведующего.       — Не заставляй ждать твоих дядю и тётю, — сухо сказал тот и, крепко взяв Гарри за плечо, повел его к больничной парковке.       Дядя Вернон обменялся с заведующим коротким рукопожатием, затолкал Гарри в салон, а затем, пыхтя и отдуваясь, забрался в машину и сам.       — Ну, и что это значит? — требовательно спросил он, стоило заведующему скрыться из виду.       — Понятия не имею, — пробормотал Гарри.       — Не валяй дурака! — раздраженно фыркнул дядя Вернон. — Ты всё это подстроил! Ты рассказал этому доктору Хаусу, будто с тобой тут плохо обращаются, и теперь он считает, что мы тебя держим за домашнюю прислугу.       — А разве это не правда?       — Неблагодарный! — взвизгнула тётя Петуния. — Мы столько всего для тебя сделали! Да если бы мы не отвезли тебя в больницу, ты бы уже умер. Мы спасли тебе жизнь.       — Вообще-то, вы везли Дадли, а не меня.       — Молчать! — скомандовал дядя Вернон. А когда все умолкли, с довольной усмешкой заключил: — Неделя домашнего ареста.       Гарри безмолвно охнул. Внутри него мгновеннно вскипела злость, и, стараясь сдержаться, чтобы не выпалить какую-нибудь колкость в ответ, он сжал кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. Рядом мерзко хихикнул Дадли. Гарри страшно хотелось зацедить ему в бровь, но он сдержал и этот порыв. Только потасовки с Дадли ему сейчас не хватало для полного счастья.       Дорога обратно показалась ему вдвое короче, чем дорога в больницу. Как только они выехали из Лондона, и у обочины промелькнул указатель с надписью «Литтл-Уингинг», у Гарри тоскливо засосало под ложечкой. Дом номер четыре по Тисовой улице возник перед ним словно сам собой, как по мановению палочки какого-то злого волшебника.       Не успел Гарри выйти из машины, как его окликнула тётя Петуния:       — Постой-ка! Что это на тебе? Где ты это взял? — А затем, будто вспомнив что-то, она раслабленно махнула рукой. — Ах, да. Должно быть, это миссис Фигг… Это вещи её племянника, младшего сына её кузины… как же его? Ты не помнишь, дорогой?       Дядя Вернон безразлично пожал плечами. Судя по всему, будущий обед интересовал его куда больше, чем чья-то там родословная. Гарри тоже изрядно проголодался, а потому благоразумно промолчал и не стал рассказывать тёте Петунии о том, как всё было на самом деле.       После обеда он скрылся в своём чулане и, вздрагивая от каждого шороха, словно шпион, рассовал оставшиеся сладости в тайники: часть под матрас, часть под скрипучую половицу, ещё горстку конфет — в щель под тумбой. А самое вкусное он припрятал в старом шерстяном носке. Не то чтобы он всерьёз опасался, что Дадли всё это найдет, но было глупо с его стороны не перестраховаться.       Вечером, засыпая, он представлял себе лицо доктора Хауса и гадал, чем тот может сейчас заниматься. Он слабо представлял себе докторский быт, но отчего-то ему казалось, что всякие мелочи, вроде заполнения бумажек или глажки халатов, не входят в их обязанности. Доктор должен думать об одном — как спасти чью-то жизнь. Наверняка Хаус хороший доктор, и даже если кое-кому он не нравится, Гарри не будет из-за этого думать о нём плохо.       Утром его, как всегда, разбудил крик тёти Петунии:       — Вставай! Просыпайся, бездельник!       Гарри поднялся с постели, сонно потирая глаза.       — Мы едем в город за подарками, — сообщила тётя Петуния. — У Дадли скоро день рождения, и я хочу, чтобы всё было в лучшем виде. Дом должен просто сиять. — Она сделала акцент на последнем слове. — Так что, будь добр, наведи порядок в своей конуре. И протри пыль в доме. Да смотри, не забудь, что телевизор нужно вытирать только сухой тряпкой — не то он, чего доброго, взорвется. А когда будешь протирать книги на полках, обязательно расставь их затем на свои места. Тебе всё ясно?       — А завтрак? — спросил Гарри без особой надежды.       — Надо меньше спать, — хмыкнула тётя Петуния. — Ты вообще слышал, что я говорила?       — Да. Убраться в комнате. Вытереть пыль. Расставить книги.       — Хорошо, — удовлетворенно кивнула тётя Петуния. — Мы вернемся к двенадцати. Чтобы до нашего прихода всё было сделано.       Как только она ушла, напоследок бросив на него недоверчивый взгляд, Гарри плюхнулся обратно в постель и с наслаждением потянулся. Ещё слишком рано, чтобы вставать. Он немного вздремнет, а потом сделает всё, что она сказала. Времени у него полно.       Гарри прикрыл веки, и тут же задремал.       Он не понял, когда легкая дремота перешла в глубокий сон. Ему опять приснился кошмар. Он был в уже знакомой комнате, где воздух был наполнен тошнотворным запахом гари. Где-то рядом полыхало пламя.       Снова кричала женщина, и он попытался заткнуть уши, чтобы не слышать её агонии, но это не помогало. Страшный крик будто звучал внутри него самого, внутри его головы, колотя по барабанным перепонкам миллионами стальных молоточков. Гарри понял, что и сам начал кричать, умоляя кого-то, кого не мог видеть, остановиться, прекратить мучить эту женщину и причинять ей боль… Но женщина вопила всё сильнее, звук нарастал, заставляя дрожать и сжиматься все его внутренности.       Он почти физически чувствовал её страх. Казалось, ещё немного, и он сам, не выдержав этого ужаса, сойдет с ума. Если он не прекратится, что-то внутри него навсегда оборвется…       Гарри проснулся с гулко бьющимся сердцем. Вскочил с кровати, в панике схватил будильник: до прихода Дурслей осталось меньше часа!       Ещё не до конца осознавая происходящее, он начал впопыхах одеваться, но вдруг замер, услышав какой-то шум в коридоре. Гарри выглянул в коридор и медленно пошел ко входной двери, — звук явно доносился оттуда.       Сперва испугавшись, что это Дурсли вернулись раньше времени, он тут же осадил себя: дядя Вернон никогда не глушит машину, пока не поставит её в гараж. Но шума двигателя не слышно — значит, это не он.       За дверью так сильно громыхнуло, что Гарри отпрянул. Было похоже, что кто-то ударил по крышке жестяного мусорного бака, стоящего на подъездной дорожке.       Он попытался посмотреть сквозь матовое стекло двери, но ничего не увидел. Тогда он дрожащими руками чуть приоткрыл дверь. Ничего. Тем временем звук повторился. Гарри осторожно выглянул наружу.       — А ну иди сюда!       Внезапный окрик заставил его вздрогнуть. Подумав, что его заметили, он вышел из своего укрытия. И каково же было его удивление, когда он увидел перед собой миссис Фигг! Та стояла на мусорном баке, опасно накреняющемся то в одну, то в другую сторону, и только каким-то чудом балансировала на нём. Одной рукой она отчаянно цеплялась за водосточный желоб, а другой пыталась дотянуться до чего-то на крыше дома. Гарри задрал голову и удивился ещё больше, поняв, что миссис Фигг хочет достать большую коричневую сову, сидящую всего в нескольких сантиметрах от неё с надменным видом.       — Глупая птица, — сердито прошипела миссис Фигг. — Это не тот дом! Ты перепутала улицу! Не Тисовая, а Заклепочная[2]! Да слезай же ты, кому говорят…       — Что вы делаете? — спросил Гарри.       Миссис Фигг обернулась к нему так резко, что мусорный бак под ней опрокинулся от этого движения. Сова, испугавшись шума, взмыла вверх. Гарри показалось, что она несет в лапах какой-то сверток.       — Ну вот, пожалуйста! — вскрикнула миссис Фигг, с досадой потирая ушибленный бок. — Надеюсь, теперь эта недотёпа полетит куда надо.       — Это ваша сова? — поинтересовался Гарри.       — Что за глупости? — нахмурилась миссис Фигг. — С чего ты взял, что она моя?       — Мне показалось, вы хотели её достать.       — Ещё бы не хотела! У неё же моё… — она осеклась и посмотрела на него с каким-то странным выражением. — То есть, я хотела сказать… Я просто шла домой, а тут, смотрю, сова сидит. Вот я и решила её прогнать. — Она нервно поправила косынку. — Ступай в дом. И никому не говори про то, что видел.       Недоумевая, Гарри медленно кивнул и пошел обратно. У порога он обернулся: миссис Фигг с несвойственной ей живостью семенила по тротуару, чуть прихрамывая на одну ногу.       Тётя Петуния и Дадли вернулись в обед с целым ворохом коробок. Их было так много, что Гарри пришлось трижды спускаться и подниматься на второй этаж, чтобы занести их все в детскую.       Дадли тут же принялся открывать коробки, хвастаясь своими подарками. С особенным удовольствием он продемонстрировал Гарри игрушечный фрегат с моторчиком и настоящим спускным якорем. Когда он нажимал на кнопку, моторчик внутри глухо жужжал.       — Милый, не раскрывай подарки, а то не будет никакого сюрприза, — ворковала тётя Петуния, умиленно наблюдающая за тем, как он потрошит упаковки.       — Он же и так знает, что там, — буркнул Гарри. На что получил крепкий подзатыльник от тётки и тотчас был выпровожен из комнаты.       В девять часов дядя Вернон, вернувшись с работы, уселся смотреть футбол. Просить посмотреть вместе с ним было бесполезно, и Гарри улегся на пол у двери чулана, предварительно смастерив себе лежанку из одеяла и подушек, чтобы хотя бы послушать игру. К несчастью, Дадли, который проходил мимо, заметил его.       — Эй, Поттер, — прошипел он в замочную скважину. — Ты под домашним арестом, не забыл? Тебе нельзя смотреть телевизор. — Гарри молча поджал губы, надеясь, что Дадли уйдет, если он не будет ему отвечать. Но, кажется, это не подействовало. — А я возьму и расскажу отцу. Спорим, он разозлится, что ты подслушиваешь.       Гарри медленно выдохнул. Очевидно, Дадли от него не отцепится.       — Чего тебе надо?       — Да так, ничего, — хихикнул тот. — Просто хотел напомнить, какое ты ничтожество. В мой день рождения у меня будет много подарков, а ты не получишь ничего! Тётка из Ливерпуля подарит мне приставку! А отец обещал отвезти нас с Пирсом в зоопарк. А ты так и будешь сидеть тут один, в свой вонючей кладовке.       — Зоопарк — это здорово, — спокойно проговорил Гарри. — Но я бы не советовал тебе задерживаться у клетки с обезьянами. Боюсь, они могут принять тебя за своего.       — Что ты сказал?! — вскрикнул Дадли, взбешенный его словами. В гостиной дядя Вернон убавил звук на телевизоре, очевидно, прислушиваясь, но уже через пару секунд голос комментатора снова заполнил собой весь дом. — Чтоб ты знал, — яростно зашептал он, — после зоопарка мы пойдем в кино, на самый поздний сеанс.       — Надо же, — фыркнул Гарри. — И что будете смотреть? Сказки на ночь для малышей?       — Заткнись, Поттер! А не то…       — А не то что? Нажалуешься мамочке? Расскажешь ей, что тебя обижает злой, нехороший дядя Гарри?       — Я сказал, заткнись!       — Не бойся, малыш, — продолжал Гарри, нарочито копируя манеру тёти Петунии, — мамочка спрячет Дадличка за своей юбкой. Мамочка не даст плохому дяде обидеть своего милого пупсика.       — Я не пупсик! — пискнул Дадли, теряя самообладание.       — Ах, да. Извини, я и забыл — ты теперь Большой Дэ. Откроешь тайну, почему ты так назвался? Наверное потому, что «д» — это дерьмо?       — Пошел ты! — яростно вскрикнул Дадли. Рывком открыв дверь, он прыгнул на Гарри, но промахнулся. Тот отпрянул вовремя. Дадли врезался в тумбу и грохнулся на пол, произведя столько шума, что наверняка слышно было на улице. Тут же схватив Гарри за лодыжку, Дадли повалил его на пол и принялся мутузить.       — Пусти!       — Ни за что!       — Пусти, идиот!       — Сам идиот!       На крик примчалась тётя Петуния. Увидев дерущихся на полу Гарри и Дадли, она с визгом бросилась их разнимать. Наконец, из гостиной вышел и дядя Вернон. Он терпеть не мог, когда его отрывали от футбола, и потому моментально пришел в ярость.       — Какого чёрта здесь происходит?!       Мальчики тотчас отпрянули друг от друга. Гарри встал в стороне, потирая ушибленную руку, а Дадли, указывая на огромную шишку на лбу, запричитал:       — Это всё он! Сначала обзывал, а потом как набросился на меня!       — Неправда! Всё было не так!       — Молчать! — гаркнул дядя Вернон. Схватив Гарри за шиворот, он с силой припечатал его к стене. — Что ты натворил? — спросил он, дико вращая глазами. — Отвечай!       — Я ничего не сделал! Дадли первый начал. Подошел и стал говорить мне всякие гадости…       — Какие такие гадости?       — Неважно, — огрызнулся Гарри.       — Я бы на твоём месте сменил тон. — Дядя Вернон больно ткнул его пальцем в грудь. — Потому что вся эта история говорит не в твою пользу.       — Но я не…       — Вот что я тебе скажу, парень! Ты нарываешься на крупные неприятности. Я больше не потерплю подобных выходок! И если ты, не дай бог, задумал устроить какую-то пакость в день рождения Дадли, — он смерил его свирепым взглядом, — предупреждаю тебя: лучше сразу во всем признайся. Иначе тебя ждёт такое наказание, какое ты и в страшных снах не видел.       — Да ничего я не задумал!       — Советую тебе не искушать судьбу, — продолжал дядя Вернон. — Это мой дом, значит я здесь главный. Живешь по моим правилам. А если что не нравится — скатертью дорога. Вылетишь на улицу в два счёта. Но запомни, — он снова ткнул его пальцем, — там, за дверью, ты никому не нужен.       И в этот самый миг в эту самую дверь позвонили.       На секунду в прихожей повисла звенящая тишина. Дурсли обменялись удивленными взглядами.       — Что за чёрт? Петуния, разве мы кого-нибудь ждём?       Тётя Петуния медленно покачала головой.       — Тогда какого?.. Да иду, иду! — крикнул дядя Вернон, когда в дверь позвонили во второй раз. — И кого там принесло?       Клацнула защелка, на пороге показалась чья-то тёмная фигура, а затем человек вошел внутрь, и Гарри, узнав его, удивленно открыл рот.       — Доктор Хаус? — Дядя Вернон выглядел не менее удивленным.       — Он самый, — кивнул Хаус с любезной ухмылкой. — А у вас тут миленько.       — Чем обязан? У нас какие-то проблемы со страховкой?       — Я что, по-вашему, похож на страхового агента? — фыркнул тот. Он глянул поверх его плеча, заметил мальчишку, испуганно вжавшегося в стенку, заметил розовощекого отпрыска Дурслей с огромной шишкой на лбу. — Может, мы уже перейдем к той части, где вы приглашаете меня в дом и угощаете чашкой кофе?       — Не поздновато ли для кофе? — недобро нахмурился дядя Вернон.       — Дорогой, — шикнула на него сзади тётя Петуния, и дяде Вернону пришлось уступить.       — Ладно, проходите.       Он подвинулся, чтобы пропустить доктора Хауса в гостиную, но тот не спешил войти. Заприметив дверцу под лестницей, Хаус безо всякого приглашения заглянул в чулан. На лицах Дурслей отразилась целая гамма чувств. Они обменялись встревоженными взглядами, но, к их облегчению, уже через миг Хаус вышел из чулана, явно разочарованный.       — Ничего интересного, — пробормотал он. Без лишних слов он прошел в гостиную и уселся в любимом кресле дяди Вернона, закинув ногу на ногу. Дурсли сели напротив на диване, смешно прижавшись друг к другу, словно влюбленные на первом свидании.       — Итак, — осторожно начал дядя Вернон, — что случилось? Что-то не так с Дадли?       — Нет, — поморщился Хаус. Он отметил, что оба мальчика уже исчезли из коридора. Очевидно, подслушивают под дверью. — Так что насчет кофе? В горле совсем пересохло.       — Могу предложить воды. А если вы не перестанете морочить мне голову, то я могу предложить вам…       — Мой муж хотел сказать, — перебила его тётя Петуния, — что мы рано ложимся спать. И мы не привыкли принимать гостей так поздно вечером.       Она выглядела до смерти напуганной, хоть и пыталась держать лицо.       — Похвально, — улыбнулся Хаус. — Но, как вы понимаете, я пришел не для того, чтобы обсуждать ваш распорядок дня. Я хочу поговорить о вашем племяннике.       — А что о нём говорить? — Дядя Вернон был слишком зол, чтобы заметить, как побледнела его жена после этих слов. — Этот оболтус свалился на наши головы после того, как его непутевые родители попали в аварию. И до сих пор у нас от него были одни неприятности. То, что вы сейчас ввалились в мой дом без приглашения, лучшее тому подтверждение.       — Мой муж хотел сказать… — опять начала тётя Петуния, но Хаус перебил её жестом руки.       — Насколько я понимаю, вы — его законные опекуны?       — К несчастью, да, — подтвердил дядя Вернон.       — Почему же «к несчастью»? Быть опекуном несовершеннолетнего, да ещё и сироты, достаточно выгодно. Ведь государство компенсирует его пребывание в вашем доме, освобождает вас от налогов, дает все полагающиеся льготы.       — Тоже мне, компенсация. Сущие гроши! Если хотите знать, мы сделали для него намного больше, чем он того заслуживает. А он как был обалдуем, так им и остался. А ведь мы воспитывали его как родного, дали ему всё самое лучшее…       — О да, — медленно процедил Хаус, — я только что имел возможность оценить ваш неоценимый вклад в его благополучие. Несомненно, это лучший чулан, который мне доводилось видеть.       — Вам вообще какое дело? — злобно фыркнул дядя Вернон. — Что вы тут всё вынюхиваете да высматриваете? Вас что, соцслужба направила?       — Я доктор, а не ищейка, — парировал Хаус. — Ваша семья меня совершенно не интересует.       — Тогда что вам нужно?       — Я хочу знать, что происходит с вашим племянником.       На минуту в гостиной повисла абсолютная тишина, так что было слышно какую-то возню в соседней комнате, а затем тётя Петуния решительно сказала:       — С ним всё в порядке. Он самый обычный мальчик.       — Именно потому вы тайком шептались о нём в больничном коридоре? — вкрадчиво поинтересовался Хаус. Судя по вытянувшемуся лицу тёти Петунии, он попал в десятку. — Я не люблю подслушивать чужие разговоры. Но, раз уж так вышло, я хотел бы знать, что вы имели в виду, когда сказали, что от него одни неприятности. Он проявляет агрессию?       — О, да! Он самый настоящий хулиган! — рявкнул дядя Вернон.       — В каком смысле? Бросается на детей? Или на взрослых?       — Он пререкается! Совершенно не уважает старших!       — Ясно. Это как-то связано со сменами настроения?       — Не понимаю, — нахмурился дядя Вернон.       — Он когда-нибудь пытался причинить себе вред?       — Нет, — уверенно ответила тётя Петуния.       — Бывают дни, когда он мочится в постель?       — Нет.       — У него не бывает внезапных приступов страха или паники?       — Нет, ничего такого.       — Может, его обижают одноклассники?       — Знаете что? Довольно, — проскрежетал дядя Вернон, но доктор Хаус упрямо гнул своё.       — У него есть кровь в стуле? Может, мутная моча? Какая-нибудь подозрительная сыпь?..       — Нет, — проблеяла тётя Петуния. — Он вообще никогда ничем не болел.       — Довольно, слышите? — Дядя Вернон поднялся из кресла и угрожающе навис над Хаусом. — Я запрещаю вам задавать свои дурацкие вопросы.       Хаус пропустил его слова мимо ушей. Всё его внимание было сосредоточено на тёте Пеутнии.       — Как это — ничем не болел? А ветрянка? Корь? Скарлатина?       — Я же говорю, он никогда…       — Петуния, замолчи!       — Должно же быть хоть что-то. — Хаус раздраженно потер виски. — Постойте… Я видел старый шрам у него на лбу. Это было сотрясение или…       — НЕТ! — внезапно вскрикнула миссис Дурсль. — ЭТО БЫЛО НЕ СОТРЯСЕНИЕ!       Отшатнувшись от него, она вытянулась на диване, изображая, по всей видимости, внезапный сердечный приступ.       — Я должен знать, — настаивал Хаус. Но его уже никто не слушал.       — Убирайтесь отсюда! — прорычал дядя Вернон. — Уходите, или я вызываю полицию!       Криво усмехнувшись, Хаус поднялся из кресла.       — Что ж, мне в самом деле пора.       — Прочь, негодяй! — крикнул ему вдогонку дядя Вернон. — И чтобы ноги твоей здесь больше не было!       Уже на улице Хаус услышал, как в доме со звоном разбилось что-то тяжелое, но не вернулся, чтобы посмотреть, что это было.