***
- Гук-и, я не могу остановиться, - мычит Юнги с набитым ртом. Альфа недоуменно смотрит на своего супруга, что сидел за столом и методично набивал рот жаренным с тунцом и кимчи рисом. В два часа ночи. И Чонгук проснулся, не потому, что ему захотелось в туалет или попить водички, нет, он услышал самые натуральные громкие стоны удовольствия или боли, альфа не мог различить спросонья. Он так в жизни быстро не бегал, как той ночью, чтобы убедиться, что его муж не рожает. Младший, простите за слова, в ахуе от развернувшейся перед ним картины. По всему столу стояло куча мелких контейнеров, а во главе сидит его муж. Но то, чему действительно поразился Чонгук, так это аппетиту старшего, который отсутствовал последние шесть месяцев из-за затянувшегося токсикоза. У мужчины аж глаза закатываются от наслаждения, когда он погружает очередную ложку в рот и запивает молоком, которое младший покупал для себя. Юнги собирает из плошки все до последней рисинки и смотрит на холодильник, и младший впервые видит как загораются глаза Юнги. «Черт, он не был так рад, даже когда я делал ему предложение», - с обидой думает Чонгук и садится возле старшего. Ну если уже и поправляться, то вместе. Все-таки нужно отпраздновать, во рту Юнги находится, что-то питательней и полезней Кока-Колы. Юнги ловко поднимается из своего места и подходит к холодильнику. Он достает, кажется, все, что осталось там: тушенное рагу с тофу и соевыми ростками, жаренные пельмешки со стеклянной лапшой, самгепсаль, который Чонгук оставил на завтра, кучу закусок, тарталетки с заварным кремом и соленой карамелью, которые вчера занес Сокджин, несколько баночек с шоколадным молоком - и Чонгук правда беспокоится о том, что старшему будет плохо, но тот лишь отмахивается и накладывает все в большую тарелку. Чонгук же тоже будет, верно? Старший берет тарелку и протягивает её мужу: - Я не могу нагнуться, наложи риса из рисоварки, а? – и смотрит так невинно, что Чонгук не может не послушаться. Он накладывает полную тарелку и ставит на стол, где было ассорти из всевозможных блюд. - Ты уверен, что сможешь все это съесть? Не забывай, что оно немного острое и тебе может стать плохо. - Я все уничтожу, - и поверьте, он не шутит. – Но, сначала сядь, - Юн указывает пальцем на стул и мужчина молча садится, ожидая дальнейших указаний, которых не последовало, потому что Юнги садится на колени Чона и складывает его руки на своем животе. – Так удобней и не холодно, сам знаешь, что на улице похолодало, - беззаботно поясняет старший и принимается за еду. Чонгук укладывает свою голову на плечо мужа и его губы сами по себе расплываются в нежной улыбке, он готов вечно смотреть на то, как Юнги с удовольствием пережевывает адскую смесь и довольно жмурится, младший счастлив видеть проснувшийся аппетит старшего, правда, хотелось, чтобы это произошло раньше, но лучше позже, чем никогда. Он поглаживает живот старшего, ощущая несильные толчки малыша, что постоянно откликался пинком на новую ложку еды, и целует в шею, открытую спальной футболкой. Ему и не верится, что прошло уже почти полных семь месяцев. - Будешь что-то? - спрашивает старший, когда в очередной раз тянется за пельмешкой, но в этот раз он не отправляет себе в рот, а немного поворачивается и тычет им в губы Чона, который недолго думая размыкает их, позволяя пище попасть внутрь. - Почему еда вкуснее ночью? – бубнит набитым ртом Чонгук и его брови взлетают вверх. Он правда удивлен. - Магия ночи, Гуки, - довольно отвечает на, казалось бы, риторический вопрос. - Но разве там не утра...,- пытается возразить Чонгук, но оказывается мгновенно заткнутым ложкой тушеного рагу. - Ночи, Гуки, и не смей произносить это проклятое слово за столом, - просит, я бы поспорил, скорее приказывает, Юнги и запечатывает свои слова чмоком в слегка жирные от еды губы младшего. Стоит ли сказать, что они так и не добрались до сладкого, потому что слишком увлеклись поцелуями?***
- Сокджин, я не знаю, что делать, - всхлипывает Юнги, сидя возле мужчины, которого последний год не переносил на дух. Никто не ожидал, что именно к нему он поедет за верным советом, что именно от него получит поддержку и его сердце сможет благодаря ему обрести покой. – Эти мысли, они будто разрывают меня? Я понимаю, что делаю только хуже, но любое слово или действие заставляет погрузиться в них. Я устал и вижу то, как устал беспокоиться Чонгук при виде моих слез. Мне стало легче, когда я снова смог нормально есть, потому что от этого настроение хоть немного, да поднимается, но я не могу есть вечно, - мужчина чувствует как руки папы обхватывают его и немного прижимают к себе, слышит как Сокджин шепчет ему успокаивающие слова и то, как он шикает на только что вошедшего Чонгука. - Юнги, солнышко, - он зовет его, - нам всем бывает страшно, а перед такой ответственностью и подавно, нет человека, который бы не ощущал дрожь по всему телу из-за этого. Мне тоже было страшно, и моему папе и, я уверен, бабушке тоже. Просто это неизбежно, понимаешь? Я уверен, что вы со всем справитесь, что как стоит тебе только взять его на руки, как все твои переживания исчезнут. Доверься мне, - мужчина чувствует движение головой и тихое «спасибо». Сокджин никогда не был с Юнги в тесном контакте, никогда не знал, что у него на душе, но видел, что приходилось не сладко, и каждый раз сожалел, что не мог сдержать язык за зубами и случайно мог ляпнуть лишнего. Изначально он был против того, чтобы Чонгук связывал себя узами брака так рано и тем более с человеком, который старше него на пять лет, но увидев их отношения, услышав намерения сына, новость о том, что они уже несколько месяцев живут вместе и то, как трепетно они относятся друг к другу просто не мог сказать ничего другого кроме как «я рад за вас». - Мне так жаль за все, что я когда-либо говорил, - он признается младшему, и тот вскидывает голову. - Нет, все хорошо, -пытается переубедить того младший, но его слова звучат не совсем уверенно. Ладно, может и не все, но он не может разрушить этот момент своим едким комментарием вроде «да что ты говоришь». Они сидят так некоторое время, Сокджин рассказывает какие только может истории с детства Чонгука, а Юнги смеется, умиляясь неуклюжести мужа. На его смех приходит Чонгук, который уже более двадцати минут стоял, подпирая косяк, и ожидал, когда ему разрешат выйти из своего укрытия. - Юнги, тебе бы умыться, - говорит старший, мягко подталкивая беременного в спину, когда тот поднимается с дивана, и стоит только ему скрыться за дверью уборной, как Сокджин сразу же позывает сына к себе. – Чонгук, свози его куда-то, ему нужно развеяться, хоть немного отвлечься, - Сокджин кладет руку на плечо альфы и несильно сжимает. - Может быть на море? Людей мало, зима ведь на дворе, но зато время проведете вместе, вдали от работы и городской суеты. Если он и дальше продолжит так заедать себя вопросами и обвинениями, то у него крыша поедет, понимаешь? - Я сделаю все возможно, чтобы ему стало лучше, - говорит он папе и кивает, подтверждая собственные слова. Заканчивалась тридцатая неделя беременности, главный враг оказался не таким уж и плохим союзником, нервные клетки Юнги потихоньку восстанавливалась, а вот Чонгук, кажется, нашел свой первый седой волос. «Но я же так молод», - думает Чонгук и боится представить, что будет дальше.