- Ну, мы только один разочек!

***

Черноволосый омега сидел на большом светлом диване нудясь от того, что уже несколько дней пребывал дома, а не на любимой работе, которая перестала быть возможной для Юнги. Большой живот не позволял удобно расположиться за рабочим столом, а ноющая поясница, заставляла омегу крутиться каждые две минуты, чтобы найти ту самую позу и сконцентрироваться на отчете. - Почему я не могу работать из дома? – ворчит омега проклиная своего слишком переживающего мужа, который уверен, что за работой Чон-старший и не заметит начало родов. – Ага, конечно, такое тяжело пропустить, - кривляется тот, пока переключает каналы. Везде уже крутили «Один дома» все части, «Четыре Рождества», «Рождество на двоих», последний заставил Юнги рыдать так, что он думал у него начались схватки и Юнги, взволнованный, позвонил мужу, который был в то время на объекте и одним лишь всхлипом, заставил альфу приехать домой, подхватить заранее собранные сумки и уже бежать в больницу, но когда тот обернулся на практически спокойного омегу, который все ещё хлюпал носом, то облегченно выдохнул, скинул пуховик и взял с морозилки сливочное мороженное, полюбившееся за период беременности. Вручил старшему ложку, а сам пристроился сзади, помогая откинуться на свою грудь. Он ласково поглаживал живот мужа, переставшего икать, и кладет свою голову на округлое плечо. - Ты больше не смотришь телевизор, Чон Юнги, - младший целует тонкую шею и вдыхает дурманящий аромат. - Но, - всхлипывает Юнги и затыкает себя новой порцией мороженного, чтобы не заплакать. – А что, если бы мы были на их месте? Я бы не пережил, - опять начинает икать омега и Чонгук не понимает откуда столько в его муже воды. – Если бы ты также исчез, оставив нас с Хосоком, я бы тебя убил, - и ударяет все это время внимательно слушающего Чонгука по предплечью. – Голыми руками задушил, - кровожадно шепчет старший прямо в приоткрытые губы альфы и кусает за нижнюю, приятно оттягивая острыми зубами. - Я ведь вас спас, отдав свое сердце тебе, - так же тихо отвечает альфа и смотрит на вновь наполняющееся слезами темные глаза. – Я бы все отдал ради вас, не раздумывая, - он обхватывает лицо старшего руками и покрывает поцелуями влажное от слез лицо. – И в конце концов, Чон Юнги, никто не умирает, даже не смей нас представлять с таким концом, - мужчина сжимает мягкую ягодицу, перебравшегося ему на колени омеги и прижимает к себе. – Малыш, ты бы знал, как я тебя люблю. - Я тоже тебя люблю, - вторит омега и выбирается с объятий. – А теперь мы наряжаем елку, новый год через неделю, а у нас ничего не готово. Завтра, между прочим, Рождество*. – Юнги довольно ловко пробирается в кладовку и вытаскивает легкие коробки с игрушками. – Ну? И че сидим? В итоге они весь оставшийся день проводят наряжая елку и всю квартиру, развешивая гирлянду, как кажется альфе, по всем поверхностям. Омега цепляет большие носки красного цвета на электронный камин и думает, чтобы такого подарить мужу на праздники, и переходит на елку, одевая её слой за слоем в мерцающие одежды, пока очередь не доходит до любимой его части, но Чонгук отбирает у омеги верхушку, цепляет на верх и показывает омеге язык. - Йа, Чон Чонгук, в конец обнаглел? – злиться омега, одергивая мягкий кремовый свитер, что успел задраться. – Это моя миссия! Я каждый год её вешал, а ты, наглый альфа, взял и отобрал её у меня, – отчитывает омега веселящегося мужа, которому только в радость смотреть на бубнящего старшего, и наклоняется к переноске, чтобы зажечь гирлянды. В один миг, ёлка вспыхивает сотнями горящих огоньков, освещая комнату и Юнги замолкает, замирая с приоткрытым ртом. Чонгук смотрит на затихшего омегу и не может сдержаться рвущееся наружу восхищение: разноцветные огоньки отражаются в глазах мужа мириадами звезд на небе в морозную ночь, а темные растрёпанные волосы обрамляют лицо, заставляя его выглядеть как сказочный персонаж из тех рождественских историй. Черт, его Юнги и правда самый красивый в этой Вселенной. Он подходит к нему, чтобы поцеловать влажные приоткрытые губы мужа: - В следующем году это сделает Хосок, ты будешь на него так же кричать? – он приобнимает застывшего Юнги. - Конечно, но нет, он же наш сын, - отвечает омега и смотрит на младшего как на придурка. Кто вообще спрашивает такие очевидные вещи? - Ах, а я значит никто? – притворно возмущается Чон и отходит от омеги, пораженно на него глядя. – Не ожидал от Вас такого, Чон Юнги. - А ты мелкий оборзевший альфа. - Значит «мелкий»? – надвигается на старшего альфа, который начал пятиться назад. – Я тебе сейчас покажу какой я мелкий. Чонгук продолжает идти на Юнги, пока тот не оседает на диван все ещё не спуская с него глаз. Чон опускается на колени и кладет руки на бедра старшего, скрытые легкой тканью домашних штанов, он мягко поглаживает их, постепенно поднимаясь вверх, оглаживает округлые бока, пробираясь теплыми руками под свитер, касаясь живота. Юнги издает тихий стон, прикрывая глаза и откидывает голову на спинку дивана. Он так любит, когда альфа мягко и трепетно касается его, что просто не может продолжать злиться или обижаться на Чонгука, который сейчас так мягко выцеловывает его живот, получая ответные удары изнутри. Он расцеловывает грудь, медленно, растягивая удовольствие. Альфа помогает стянуть свитер и припадает к шее, покусывает тонкие ключицы, рассыпая по ним сотни поцелуев, заласкивает соски до красноты и оставляет последний поцелуй, где под его губами, как бешенное бьется сердце старшего. Юнги выгибается под ним, хватается пальцами за плечи и пропускает их сквозь темные волосы мужа. Мужчина прокладывает дорожку из поцелуев от пупка к резинке штанов и аккуратно подцепляет её пальцами. - Малыш, приподнимись, - просит альфа, придерживая одной рукой старшего под поясницу, а второй стаскивает штаны с бельем. Чонгук накрывает губами маленькую родинку на тазобедренной косточке, обтянутой светлой кожей, и обхватывает мягко рукой ещё не до конца окрепший член старшего. Юнги втягивает носом воздух и сводит подрагивающие бедра, он так сильно скучал за ласками своего альфы. Чонгук касается припухшими и покрасневшими губами розовой головки и оставляет на ней поцелуй, прежде чем обхватить её и насадиться до упора, заставляя вскрикнуть коротко и излиться альфе после нескольких толчков в рот. Чонгук ещё несколько раз двигает головой, продлевая удовольствие старшему, прежде чем подняться с колен. Он вжимается в омегу настолько, насколько это возможно, поглаживает его внутреннюю сторону бедра и целует – долго и влажно, оглаживая языком небо, язык, зубы. Юнги тычется ему носом в щеку, когда тот отстраняется и улыбается. - Ладно, возможно, ты не такой уж и малыш. - Конечно, - улыбается альфа, укрывая их пледом, - потому что единственный здесь малыш – ты. Заканчивалась тридцать третья неделя беременности и, Чонгук уже не может найти на своих плечах живого места, получая кулачком омеги каждый раз, как у того меняется настроение, и боится, что однажды приехав с работы увидит кучу спасателей, которые будут откачивать слезы омеги, топившие соседей, после очередного просмотра любимого фильма Юнги.