***
Молодой омега ворочался на кровати, пытаясь поудобней устроиться и наконец-то провалиться в Царство Морфея, но все его попытки не увенчались успехом. Он перевернулся на бок и тяжело вздохнул. Если ещё в новогоднюю ночь мужчина был напуган приближающимися родами, то теперь он лишь мечтал о том, чтобы побыстрее все закончилось. Омега уже и не помнит, когда нормально высыпался и начинал утро не с усталостью во всем теле. Хосок весьма крупный ребенок и каждое его шевеление Юнги ощущал как свое собственное, а постоянные удары в печень или куда-то в бок были куда болезненней, чем удариться мизинчиком об угол. Ещё с первых недель беременности Юнги был уверен, что это первая и последняя его беременность, а сейчас пройдя весь этот длинный путь в тридцать шесть недель он только удостоверился в своих словах. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Если Чонгук захочет ещё одного и это будет обоюдно, то они без проблем смогли бы взять ребенка из приюта, дав ему любящую семью и обеспечив хорошее будущее. Ну, а если же его альфа захочет своего, то пусть сам рожает, раз такой гордый хуй. Заделал – ему мучайся, несносный эгоистичный альфа. Старший больше не будет терпеть эти девять кругов Ада. Черт. Он сейчас взял и поругался у себя в голове с Чонгуком и сам же на него обиделся. Побыстрее бы это все закончилось. Юнги откровенно не понимал, как некоторые могут наслаждаться этим периодом? Само осознание того, что в тебе кто-то есть, оно живет, развивается и растет, высасывая из тебя силы, уже пугает. Ладно, он мог бы понять родителей на первых пяти месяцах, когда живот небольшой и ты можешь практически привычно функционировать, но как насчет токсикоза? Конечно, не у всех, но после того, что было с ним – ни ногой в это дерьмо. Тем более это такая ответственность: на твои плечи ложится задание воспитать достойного человека, старший уже не говорит о том, что ты обрекаешь своего ребенка на жизнь в этом мире. Мире полном злобы, зависти, ненависти, обиды, миллионов сломанных судеб и неосуществлённых мечт, где никогда не восторжествует справедливость, где при не очень хорошем раскладе вещей все, что ты сможешь делать – выживать. Это определенно не та жизнь, которой они заслуживают. Живя сейчас, в этом обществе, мы стремимся сделать его лучше для себя и жизнь следующего поколения: боремся за права людей, за свою любовь, в которую кто-то так и норовит засунуть свой длинный нос и обозвать неправильной, поддерживаем течения, которые позволяют нам освободиться от оков общественного мнения, токсичной маскулинности навязанной альфам и детского образа для омеги, которая должна быть чистой и невинной, пытаемся разобраться с тем, что натворили предыдущие поколения и привели к глобальному потеплению. Последнее столетие мы жили в странном подобии свободы, которая устраивала до поры до времени, но сейчас, осознавая сколько на самом деле проблем, люди не могут больше молчать. Все это для того, чтобы в будущем мы стали свободными, могли быть такими, какие мы есть, следовать установленной мечте, зная, что тебя никто не осудит, а наоборот только поддержат твои начинания, не ощутить никогда больше расовой, гендерной или социальной дискриминации. Эти вещи есть тем, чего каждый из нас достоин. Любви, уважения и мира. Базовые понятия, которые почему-то стали для нас чем-то неземным и нереальным. - Опять думаешь? – вырывает из размышлений тихий голос мужа. Чонгук кладет руку на талию Юнги, прижимая к своей груди. Он задирает свободную спальную футболку и мягко поглаживает большой живот, успокаивая Хосока, который разбушевался ближе к ночи. - Сам же знаешь, что мне тяжело спать, - вздыхает Юнги, наслаждаясь теплой ладонью Чонгука. Он бы с удовольствием провалился в пучину сна, да вот только стоит задремать, как он просыпается от болючих толчков изнутри или от того, что все тело затекает. Бесит. Чонгука зарывается носом в копну волос старшего и втягивает нежный аромат, у него самого глаза слипаются, но никто из них не виноват в том, что Хосок дает поспать папе лишь при поглаживаниях отца. - Засыпай, малыш, я позабочусь о вас, - шепчет Чонгук, оставляя мягкие поцелуи на шее. Он видит, как медленно опускаются веки старшего, когда тот наконец-то засыпает и трет уставшие глаза. Что ж, эта ночь будет длинной.***
За две недели до дня икс, кажется, уровень стресса возрос только у Чонгука, который уже реагирует на малейшее копошение, а звучание собственного имени из уст омеги заставляет сердце падать куда-то в пятки. Он знает, что как только это начнется, ему нужно схватить сумки, позвонить врачу, Сокджину, Намджуну или Чимину и отвезти Юнги в клинику. Все выглядит довольно просто, да вот только, когда они репетировали у Чона все из головы вылетало: сразу же бежал к входной двери в одних штанах и тапочках, оставляя одиноко стоящую собранную сумку в коридоре, а телефон на прикроватной тумбочке. - Ну и куда ты так спешишь? – ворчит Юнги, не поспевающий за альфой, который уже натягивал пуховик на обнаженный торс, но выйти за дверь ему не позволяет сильная рука омеги. – Ты куда собрался, а ну снимай! У тебя что слово «началось» напрочь отшибает мозги, приди в себя. У Чонгука будто пелена с глаз спадает от отрезвляющего тона омега, он стаскивает верхнюю одежду и вешает её в шкаф. Юнги тащит его на кухню, где заваривает чай и усаживается младшему на колени, касаясь напряженной руки, обводя кончиком пальца черные узоры на коже. Тот же только понуро опустил голову, не обращая внимания на кружку с теплой дымящейся жидкостью. - Чонгук-и, - зовет Юнги младшего. – Ничего ведь страшного, что ты теряешься, верно? Если бы я был на твоем месте, то тоже бы растерялся. Не за чем винить себя. - Я просто боюсь, что тебе будет больно, если я не справлюсь быстро. Оно само, я даже не могу подумать о чем-то другом, кроме как бежать, - отвечает Чон грустным голосом. – Давай Сокджин приедет? Пусть папа поживет с нами, тогда я точно не буду так тупить, зная, что я не один, - просит Чонгук, наконец-то поднимая голову. - Хорошо, давай позвоним ему сейчас и договоримся, - Юнги добирается пальчиком до руки и касается пальцем набитого фиолетового сердца, нажимая. - Я тоже тебя люблю, - шепчет Чонгук и идет в комнату за телефоном, чтобы уже к вечеру на их пороге стоял папа с чемоданом на перевес. Оперативно, однако. Заканчивалась тридцать шестая неделя, заставляя пару сидеть на иголка в ожидании появления Хосока на свет, а Сокджин же лишь смотрел на своего сына, отмечая полную схожесть с его отцом во время беременности Чонгуком, и не может сдержать улыбку, поддаваясь ностальгии. Как говорится яблоко от яблони недалеко падает.