«You are my only chance that I have at surviving...»

***

— Я дома. На звук голоса Хэрри сработала функция аудиального распознавания, которая следом привела в режим активации всю систему. В огромной комфортабельной гостиной зажёгся свет, заработали кондиционеры, фоном беззвучно включился дисплей последней выпущенной модели 4k телевизора, закрепленного на противоположной от входа стене, на экране которого передавали сводку последних новостей, произошедших за сутки. Хэрри скинул куртку на роскошный велюровый диван, уютным полукругом раскинувшийся посреди гостиной, и, не разуваясь, прошёл к бару. На подносе стоял хрустальный графин с виски, два гранёных стакана, бокал со льдом и полбутылки джина. Хэрри плеснул в один стакан немного виски и разбавил его джином, напоследок закинув в напиток пару кубиков льда, но прежде чем он успел поднести выпивку к губам, на ступенях мраморной лестницы, ведущей наверх, показался Дональд Менкен — один из советников отца. Рот мужчины был плотно сжат в тонкую прямую линию с проступающими на лице скулами, движения сдержанны, неторопливы, но полны переполняющего его раздражения, а взгляд двух зорких прищуренных глаз походил на взгляд хамелеона во время охоты. — Где ты был? Мы искали тебя! — В голосе Менкена звучала злоба, неумело замаскированная под тревогу и беспокойство. Всем своим видом он стремился дать понять, что он — советник по финансовым и организационным вопросам крупной компании, а не нянька для великовозрастного богатенького сынка. Хэрри усмехнулся одним движением губ и разом влил содержимое стакана себе в рот, следом поморщившись от его крепости. — Если бы вы действительно хотели меня найти, вы бы нашли, — сказал он чуть насмешливо, возвращая опустошённый стакан на поднос с графином. У «Оскорпа» было полно средств слежения и техники, выпускаемой в качестве защиты от шпионажа (так же, как и для его проведения), в связи с чем компания уже который год тесно сотрудничала с военными. Разумеется, Хэрри был об этом прекрасно осведомлён. Менкен поджал губы. — Твоему отцу снова было плохо, — тщательно подбирая слова, издалека начал он. — Язва добралась до мышечных тканей. Отныне любой из его вздохов может стать последним... — ...Именно поэтому ты и здесь, верно? — перебил его Хэрри, до краёв наливая себе второй стакан. — Надеешься, что отец упомянет тебя в завещании, пока ты строишь из себя заботливого друга и коллегу, преданного делу до гробовой (как иронично!) доски, в то время как его родной сын сутками пропадает невесть где, не уделяя здоровью родителя должного внимания. Удобная позиция, не правда ли? Лицо Дональда сделалось непроницаемым, а вот голос словно щедро сдобрили маслом. — Не будь таким злым, Хэрри, — мягко сказал он. Хэрри громко рассмеялся. — Идеально! — похвалил он тон Менкена и вновь пригубил глоток от своей выпивки. — Ты с моим отцом таким же голосом разговариваешь? Ну, тогда не удивлюсь, если он отпишет на тебя всю компанию. Ты хорош! — Хэрри приподнял стакан и отсалютовал им советнику. Менкен с ядовитым взглядом мрачно кивнул ему в ответ. — Акционеры компании просят аудиенции. Нужно решить, что делать с акциями, которые принадлежали твоему отцу. — Принадлежат, — жёстко поправил его Хэрри. — Насколько я знаю, мой отец ещё жив. — Да, но неизвестно, надолго ли, — Менкен отпустил в голосе неприкрытую усмешку. Хэрри отставил стакан. Он хорошо понимал, что сейчас, когда «Оскорп» является ведущей компанией на мировом рынке, — компанией, с оборотом в двести миллиардов долларов чистого годового дохода, — раздел власти внутри неё будет неизбежен. Его отец вот уже более четырёх с половиной месяцев как отошёл от дел (болезнь полностью подчинила его себе), и с той поры главным в фирме (своего рода “временно исполняющим обязанности директора”) стал Дональд Менкен — правая рука Нормана Осборна и его личный советник. Он рулил всеми денежными операциями, торговыми сделками и теневой экономикой предприятия, в то время как настоящий владелец медленно угасал на больничной койке в собственном особняке. Но даже здесь Менкен не упускал своего шанса и продолжал крутиться подле него, подсовывая на подпись разные бумаги и документы — ведь от подписи владельца компании до сих пор зависело многое. Это выглядело... жалко. — Я поднимусь к нему, — вслух сказал Хэрри, словно только сейчас вспомнил, что речь идёт о его отце. — Не утруждайся. Он давно спит. — В голосе Менкена не было ни намёка на сочувствие. Но Хэрри, пропустив его слова мимо ушей, упрямо взобрался по лестнице. На втором этаже было темно и тихо, только из спальни отца доносился слабый механический писк медицинских приборов. Хэрри обуял холод, сочащийся из темноты. Точно такое же ощущение возникало у него, когда он оставался в полном одиночестве в пустых и безликих, бесконечно длинных коридорах пансиона, когда часть ребят уезжала домой на каникулы, и Хэрри ночевал в своём крыле совсем один. Это было похоже на возмездие. Когда-то Хэрри отчаянно нуждался во внимании отца и с надеждой ждал его, перебарывая страх и отчаяние, сидя на холодном полу почти вымершего учебного учреждения и заглушая противное шипение внутреннего голоса, нашёптывающего ему во тьме, что никто не придёт, и что Хэрри теперь сам по себе. А сейчас его отец находился в точно таком же положении: беспомощный, всеми брошенный, оставленный на милость судьбы в кромешной тьме и умирающий в одиночестве, с жалкой надеждой на то, что кто-нибудь всё же явится к нему, чтобы поправить сбившееся одеяло. Всё имеет свои последствия, и Хэрри жалел лишь об одном — что он не мог поступить точно так же, как его отец поступил с ним. Не мог бросить его в эту минуту. Осторожно проникнув в чернильный мрак комнаты, освещённой слабым сиянием изменяющихся показателей на табло электронного кардиографа, он на цыпочках подошёл к кровати и, бесшумно раздвинув руками завесь балдахина, за которым лежал его отец, аккуратно поправил отошедший аэротьюб на его лице, облегчавший ему дыхание. Послышался шумный затруднённый вздох. Аппарат, вентилирующий лёгкие, глухо загудел. Подпрыгнули показатели датчиков на мониторе. Норман Осборн открыл глаза. Хэрри стоял над его кроватью, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, жалость и желание помочь, иметь возможность как-то облегчить боль и страдания умирающего человека — в конце концов, та же участь ждёт и его самого, и, возможно, даже менее чем через десяток лет, ведь наследственная болезнь распространяется быстро. С другой, его съедало чувство обиды и предательства. Хэрри был ещё ребёнком, когда отец отказался от него, сослав в пансион и не прислав ни одной открытки или поздравления за это время. Да как он посмел так с ним поступить, а теперь надеяться на то, что Хэрри разом всё забудет и станет верно исполнять перед ним долг любящего сына! Руки с намертво стиснутыми в кулаки пальцами мелко тряслись от переполнявших его эмоций. Старший Осборн с медлительностью престарелого человека (невзирая на то, что ему ещё не было и шестидесяти) окинул сына взглядом и слегка отодвинул кислородную маску в сторону от своего лица. Хэрри тотчас нахмурился и обеспокоенно обронил: — Папа...       И тут же вздрогнул от того, как прозвучало это слово. Прошло восемь с половиной лет с тех пор, когда он последний раз так его называл. Бескровные губы Осборна сложились в некое подобие улыбки. — Ты ещё помнишь, кто я, — с тяжёлой одышкой выдавил он из себя, не отводя глаз от лица сына. Красивого лица. Когда Норман отправлял своего сына на учёбу за границу, тот был ещё маленьким, остроплечим десятилетним мальчишкой — нескладным, точно гадкий утёнок. Сейчас это был статный высокий юноша с прямой спиной, ниспадающими на лоб волосами и выразительными чертами лица, который смотрел на него пронзительными голубыми глазами, унаследованными от матери. Норман словно снова увидел Эмили перед собой: у неё был точно такой же несносный упрямый взгляд. — Мне казалось, это ты был тем, кто первым позабыл обо мне. — В голосе Хэрри звучала плохо скрываемая обида. Уголки губ Нормана мгновенно опустились вниз. Сын всё ещё считал его виновным во всех смертных грехах. — Я вовсе не жду твоего прощения, — скупо выдавил он. — Ты бы никогда не смог понять, что твоё детство было принесено в жертву ради твоего же блага. Мужчина сощурился, прошивая Хэрри внимательным взглядом. Он выглядел бледным, измождённым, со вздувшейся зеленоватой кожей, кое-где вовсе отсутствующей — язвы вбирали в себя плоть слой за слоем, перманентно разъедая сперва эпидермис, затем мышечную и костную ткань. Остановить течение болезни было невозможно — только замедлить. Всю боль от разложения заглушал морфий, проникающий в изувеченный организм через систему. Хэрри вздрогнул, когда отец скользнул глазами по его шее. — Моё родовое проклятье не обошло и тебя. Тридцать лет я положил на алтарь поисков и создания вакцин, способных излечивать редкие заболевания. Я работал с генетикой, работал с мутирующими клетками, работал с мёртвой органикой. Все биологические исследования «Оскорпа» проводились с одной-единственной целью: не дать жертве твоей матери пропасть впустую. Хэрри, уткнувшийся взглядом в пол, словно его отчитывали, как ребёнка, на последней фразе резко поднял голову. — Что, прости? — В его тоне мелькнули стальные нотки. — Твоя мать... — Норман осёкся. — Эта прекрасная женщина пожертвовала собой, чтобы ты родился. Она отдала свою жизнь, думая, что ты будешь жить долго и счастливо и переживёшь её саму. Она не знала, что болезнь, которой я был подвержен, передаётся по наследству. В то время никто не знал. Лишь годом спустя, когда один шведский учёный сделал открытие диплоидного гена, отвечающего за распространение язв в организме, стало известно, что это заболевание генетическое. Если бы я знал об этом раньше... — ...То что? Хэрри внутренне сжался, как перед прыжком, стоя у изголовья кровати отца в ожидании ответа. — Я бы никогда не позволил этому ребёнку родиться. Повисла оглушающая тишина. Хэрри всем своим существом ощутил, как его только что словно окатили ушатом ледяной воды. В груди горело: он не мог нормально вдохнуть, не чувствовал опоры под ногами. — Жертва твоей матери была абсолютно напрасной. Лишь мои исследования могли придать ей смысл, но я в них не преуспел. — Хочешь сказать, что... — Хэрри облизнул пересохшие губы, пытаясь говорить ровно, — моё рождение — ошибка? — Именно так, — лаконично отозвался Норман. Хэрри будто со всей силы ударили в грудь. Он покачнулся, отступив на шаг, чтобы удержать равновесие от невидимого толчка, и, едва держа себя в руках, попятился к выходу. ...Очнулся он, стоя на лестнице и перегнувшись через перила. Его только что вырвало. По горячим щекам бежали слёзы, перед глазами всё туманилось и плыло. Ноги не слушались. Прижавшись спиной к перилам, Хэрри медленно сполз вниз и накрыл голову руками. Вся его жизнь — ошибка. Всё его существование бессмысленно. Смерть неизбежна, а во всём мире нет ни одного человека, которому он был бы хоть сколько-нибудь дорог. Всё ещё пряча лицо в ладонях, Хэрри в отчаянии заплакал. Навзрыд — так, как в последний раз плакал глубоко в детстве, когда узнал о гибели родителей Питера. Удушливые рыдания прекратились только спустя полчаса, когда он вдруг ощутил, что слёзы иссякли, а его самого трясёт так, что зубы глухо стучат в тишине, едва попадая друг на дружку. Хэрри поднялся с лестницы и, обхватив руками плечи, спустился в гостиную, где накинул поверх себя ранее оставленную на диване куртку. Дисплей выпавшего из её кармана телефона беззвучно замерцал в полутьме (после ухода Менкена система автоматически приглушила освещение в гостиной в целях экономии энергии). Хэрри поднял мобильник и расплывчатым взглядом посмотрел на экран, на котором высветилось: «Кори». ... — Я думал, ты не придёшь! Парень в красном худи и светлых джинсах приветливо махнул рукой проталкивающемуся к нему через танцпол Осборну. Музыка оглушительно била по барабанным перепонкам, молодёжь в яркой, блестящей одежде неистово прыгала под ритм свирепствующих басов. Лучи клубного освещения хаотично скользили по содрогающейся в конвульсиях толпе, время от времени выхватывая из общей массы отдельные тела. — Это Хэрри, — громко сказал Кори, указав на подошедшего парня, а затем точно так же представил ему остальных ребят рядом с собой. — Виктор, Эдди, Дженнифер и Шанталь. Хэрри отвесил лёгкий кивок в знак приветствия, а затем склонился к самому уху Кори и громко спросил: “Принёс?” Тот кивнул и судорожно огляделся по сторонам, взглядом выцепляя охрану: два качка, скрестив на груди руки, стояли у самого входа в клуб, отсеивая неугодных. — Идём, — Кори жестом поторопил друзей в сторону уборной. Здесь, внизу, музыка была не такой громкой. Всё, что от неё было слышно, это грохот басов, радостные женские вопли наверху и шумный топот ног. Хэрри даже не мог различить мелодию отсюда, так что в зале с одинаковым успехом могли играть как Рианна, так и Рамштайн. Он сидел на полу, притулившись к батарее и раскуривая косяк. На столике у зеркал развалился Кори, окутанный плотным, густым и вязким дымом со всех сторон. Рядом на покрышке столпились пустые банки из-под энергетика и возвышалась горка таблеток. Четверо других ребят были рассредоточены по всей комнате: кто на полу, кто привалившись спиной к дверям кабинок. Конкретно у входа стоял Виктор, медленно и меланхолично потягивающий самокрутку. Он же отвечал за то, чтобы в уборную не сунулся никто из посторонних. Едкий запах травы заполнял лёгкие, просачивался сквозь одежду, впитывался под кожу. — Это правда, что ты — Осборн? — спросил кто-то. Хэрри с трудом разлепил глаза и посмотрел в сторону сидящего у противоположной стены парня. — Правда, — еле ворочая языком, произнёс он и снова подтянул косяк к губам. Парень хмыкнул, синхронно затягиваясь. Кори шевельнулся на столе. — Эдди у нас газетчик, — негромко похихикивая, сказал он. — Учится на факультете журналистики в Колумбийском университете. Пишет статейки для «Дэйли Глоб». — Он перевернулся на живот, лицом к Хэрри. — Может и про тебя написать, если попросишь. Следом снова раздался его не слишком трезвый смех. — Это было бы... забавно, — всё так же пространно отозвался Хэрри. — Обычно все пишут про моего отца. Эдди поднял вверх руку со словами “Виновен”. — Он уже написал две статьи про твоего папашу, — перевёл Кори. — Всего две? Хэрри иронично усмехнулся. — Ты так отзываешься о своём отце... вы с ним в контрах? — Журналист приподнял одну бровь. — Для записи? — спросил Хэрри. — У меня при себе нет диктофона. — На этот раз Эдди вскинул вверх обе руки, чтобы показать, что он чист. — Вы всегда так говорите, а потом вынимаете откуда-нибудь из-под полы «жучок». Губы всех присутствующих растянулись в немой усмешке. — Скажем так: мой отец предпочёл бы, чтобы я никогда не рождался, — отрешённо сообщил Хэрри, выпустив в воздух белое облако тягучего дыма. — Same here*, — с удручённым видом отозвался Эдди и спустя секунду добавил: — А «жучки», скорее, по части «Оскорпа». Хэрри ответил ему холодной улыбкой. — Все носятся с этим «Оскорпом», — ворчливо пробубнил Виктор у двери, — а он даже не занимается наукой. Всё, что они делают, это воруют идеи у других, чтобы потом подороже продать их на рынке. — Знакомься, — Кори, лёжа на спине, рукой описал дугу вокруг фигуры Виктора, стоящего у входа. — Виктор из Латвии. Пятый курс, университет Бакстера. — Латверии, — угрюмо поправил тот. — Без разницы. Виктор молча послал его взглядом. — Это же вы отправляете корабли в NASA? — оживилась Дженнифер, сидя на полу под радиатором. — Мы, кто ж ещё. — Виктор мрачно затянулся. — Только в газетах почему-то об этом не пишут. — Он с упрёком посмотрел в сторону Эдди, но тот никак на это не отреагировал. — И вы знаете Джонни? Сына профессора Шторма? — не унималась девушка. — Имел несчастье познакомиться с ним, — всё так же угрюмо буркнул Виктор. На какое-то время в комнате повисла тишина. В спёртом воздухе было трудно дышать, волна жаркого удушья плотно подбиралась к горлу. Шанталь, пожирая глазами Хэрри, откинулась назад, выставив вперёд грудь, полуприкрытую прозрачной тканью сетчатой кофточки. — Кто-нибудь знает, как «Джетс» сыграли с «Кольтами» в прошлом матче? — томно поинтересовалась она. — Это к Броку, он у нас спортсмен, — переадресовал её вопрос Кори и посмотрел на парня у стены. — Да, Эдди? — По части легкой атлетики, а не по футболу, — хладнокровно уточнил тот. Хэрри снова с удивлением воззрился на него. — Серьёзно? Ты атлет? — Немного. — Ага, немного! — перебил его Кори. — Выиграл чемпионат страны в своём штате, когда учился в старшей школе. Эдди усмехнулся. — И что ты делаешь... здесь? — Хэрри обвёл красноречивым взглядом уборную, утопающую в наркотическом дыму. — Рак, — Эдди на мгновение отвёл пальцы с зажатым между ними косяком от лица. — Диагностировали полгода назад. Теперь я то на лечении, то на ремиссии. Болезнь отступает, а потом снова возвращается. Всё, чем, по большому счёту, занимаются сейчас врачи, это отсрочивают неизбежное. Хэрри посмотрел на него задумчиво и молча втянул новую порцию дыма в лёгкие. — Все мы когда-нибудь умрём, — прозаично заметил Виктор. Кто-то подёргал ручку снаружи двери. — Занято! — подскочив, воскликнул Кори. — Вы там уже полчаса торчите! — послышался недовольный голос. — Чем вы вообще занимаетесь? — Трахаемся мы тут! — обдолбанно крикнул парень, не придумав ничего лучше. — Вшестером?!? Эдди и Виктор рассмеялись. — А тебе, что, жалко? — в свою очередь спросил Виктор, обернувшись лицом к дверям. Снаружи снова забарабанили. — Нет, вы поглядите, какие настойчивые, — возмутился Кори и запустил в Дженнифер пустой банкой из-под энергетика. — Постони им, что ли, пускай проваливают! Сидящая на полу девушка принялась громко и усиленно стонать. На этот раз рассмеялся и Хэрри. Стук в дверь резко прекратился. — Ну, наконец-то, дошло! — выдохнул Кори и снова разлёгся на столе. Шанталь, не спуская глаз с улыбки Осборна, медленно отложила свой косяк в сторону и, расстегнув молнию на замке, небрежно скинула кофточку, обнажив чёрный кружевной бюстгальтер. Крупные кольца-серьги в ушах почти касались бархатистой кожи её плеч. Хэрри без какого-либо интереса отсутствующим взглядом посмотрел на её фигуру. Откуда-то сверху, со стола, послышался торопливый шёпот: — Она тебя хочет, чувак. — Или не меня, а мои деньги, — безразличным тоном отозвался Осборн вполголоса. — Да какая, нахрен, разница?! Тебе что — жениться на ней? Хэрри хмыкнул. Он снова посмотрел на упругую грудь Шанталь, пышные формы которой соблазнительно проступали из-под чёрного пуш-апа, — такого же чёрного, как суббота**, маячившая впереди, — и неожиданно обернулся к Кори. — Мне нужно достать одну вещь, — приглушённо сказал он. — Какую? — Кори весь обратился в слух. — Клозапин. — Не знал, что ты сидишь на этой дряни. — Это не для меня. Для одного друга, — поправил Хэрри. — Найти сможешь? — Не вопрос! — Кори демонстративно развёл руками, а затем посмотрел на Хэрри, который полностью вернулся к раскуриванию косяка, в упор игнорируя почти обнажённую девушку, флиртующую с ним. Вновь склонившись со стола к его уху, он негромко и растерянно произнёс: — Временами ты меня удивляешь, Осборн. ________________ * Same here — (англ.) «та же фигня» (жарг.); ** Игра ассоциаций: «Black Sabbath» (по аналогии с западной «Чёрной Пятницей»| Black Fiday) также можно перевести как «Чёрная Суббота» ̶а̶ ̶н̶е̶ ̶т̶о̶л̶ь̶к̶о̶ ̶к̶а̶к̶ ̶«̶Ч̶ё̶р̶н̶ы̶й̶ ̶Ш̶а̶б̶а̶ш̶»̶ Именно поэтому Хэрри вспоминает про Макса. [«Black Sabbath» одна из его любимых групп, которая была у него дома на дисках]