«You are my only chance that I have at surviving...»

Хэрри шёл не разбирая дороги. Он даже не понял, как оказался на улице, за стенами такого тёплого и такого уютного дома Питера. Всё, что он помнил — это то, как ему внезапно сделалось дурно, стало трудно дышать и захотелось на воздух. Его словно окунули в беспросветную толщу воды, которая своими массами давила на легкие, затрудняя вдох; где так темно, пусто и холодно, и вокруг лишь одинокое безжизненное пространство. Хэрри так чувствовал себя в пансионе, где он не был нужен абсолютно никому. Всю жизнь у него было только два близких человека, которыми он дорожил — его отец и Питер. И на протяжение всего обучения за границей ни один из них ни разу не приехал, чтобы навестить его. Да что там навестить! Хотя бы написать пару строк — неужели это так сложно, так невыносимо трудно сделать? Чего это могло стоить? Да, ожидать сообщений от отца Хэрри не приходилось; он довольно быстро сообразил, что под предлогом “заграничной учёбы” его отец просто слился из его жизни, полностью самоустранившись от участия в ней. Но Пит!?.. Как он мог так с ним поступить?? Долгое время Хэрри считал, что Питера держали в неведении, однако, сегодня правда, которую скрывали от него всё это время, всплыла наружу. У Питера был шанс узнать, где учится Хэрри и даже просто поинтересоваться его контактами. Но, — чёрт! Неужели его папаша, который ходил к Питу в гости как к себе домой едва ли не каждые выходные не сказал ему о том, куда отправил сына учиться? Неужели он не дал ему хотя бы телефонный номер или электронный адрес Хэрри? Почему нет? Почему вместо того, чтобы приехать к сыну хотя бы на каникулы, он постоянно гостил у Паркеров? Почему... Почему вместо выпускного Хэрри он предпочёл отправиться на выпускной совершенно чужого для него ребёнка?.. Хэрри душили слёзы. Он никогда не думал, что последний гвоздь в крышку гроба его окончательно похороненной самооценки и безнадёжно утраченного чувства любви к себе вгонят самые близкие ему люди, которые всё это время продолжали общаться друг с другом, но не с ним. Ответ лежал на поверхности, но Хэрри боялся встретиться с ним лицом к лицу. Было очевидно как божий день, что его отец больше предпочитал Питера в качестве сына, а не Хэрри, которого до сих пор считал причиной смерти драгоценной жены и ходячим комплексом недостатков, даже не подозревая о том, что сам вылепил из него этот комплекс своими руками. Хэрри хотелось умереть. И всё это случилось прямо на его день рождения! Какую чудесную проверку на прочность преподнесла ему в качестве подарка судьба в очередной раз. Хэрри уже тошнило от подобных “подарков”, он был сыт ими по горло. Он подумал про Кори и клуб, где ребята наверняка, как прежде, отрываются, отмечая грядущие выходные, но присоединяться к ним желания у него не было. Он не хотел никого видеть и не хотел, чтобы кто-то видел его (особенно в таком состоянии). Он хотел только одного — исчезнуть для всех. И было только одно место, которое соответствовало его желанию. Рывком руки проголосовав на шоссе, Хэрри тормознул такси и назвал водителю адрес фирмы. ... Макс работал весь день. С утра к нему домой наведалась мисс Стэнфорд из социальной службы, которая, несмотря на пугающее поведение Макса в их прошлую встречу, всё же сдержала слово и пришла с проверкой. Макс самодовольно продемонстрировал ей новенький аэротьюб матери вместо старого аппарата ИВЛ. Но соцслужба была бы не соцслужбой, если бы не нашла, к чему придраться. — Так сколько, говорите, в среднем вы отсутствуете на работе? — Аманда в присутствии щуплого паренька в полицейской форме (очевидно, выполняющего функцию её охранника) бегло записывала что-то в свою тетрадь. — Часов девять-десять, — честно ответил Макс. — Вам не кажется, что пора бы нанять сиделку? — Девушка подняла на него свои глаза и пристально посмотрела поверх квадратных очков. — Тем более что теперь вы можете себе это позволить, так как работаете в «Оскорпе». Макс не ответил. Он работал в «Оскорпе» меньше недели и, разумеется, оклад его составлял пока не больше того, что он получал на предыдущем месте работы. К тому же, положение Макса в фирме всё ещё было нестабильным, и он опасался, что, попроси он прибавку к зарплате сейчас, Алистер просто выставит его за дверь, не дожидаясь одобрения проекта. Но говорить обо всём этом девочке из соцслужбы было совершенно бессмысленно. Она и в прошлый-то раз не проявила к Максу особого сочувствия, когда он лишился работы. Стоило ли рассчитывать на её понимание теперь. Аманда закрыла записную книжку. — Смотрите, — сказала она (возможно, несколько мягче, чем обычно), — я даю вам возможность реабилитироваться в глазах социальной службы. Вы можете попросить нагрузку в менее, чем шесть рабочих часов, и всё остальное время оставаться с матерью, чтобы присматривать за ней, но в таком случае вы потеряете в зарплате. А можете нанять кого-то для ухода из центра соцопеки и платить ему оклад в размере стандартного рабочего пособия, и тогда вам не придётся беспокоиться о том, что происходит дома в ваше отсутствие. Так работала вся американская система: “не справляешься — увольняйся, но не морочь мне голову”. Макс всё ещё молчал. Аманда снова заговорила первой: — Я не хочу давить на вас, но эта ситуация требует немедленного разрешения. Нельзя пускать такие вещи на самотёк. А учитывая ваше нестабильное поведе-... — она осеклась, напоровшись на прямой и недобрый взгляд Макса, и тотчас быстро исправилась: — положение, к взаимопониманию нужно прийти как можно скорее, чтобы эта проблема больше не висела дамокловым мечом ни над центром социальной опеки, ни над вами в частности. Макс очень резко и грубо выдохнул, чем привёл парнишку в форме в боевую готовность, но, довольно быстро осознав, что опасности нет, тот вновь расслабился и продолжил отсутствующим взглядом сверлить стены. — Я дам вам время подумать, — завершила мисс Стэнфорд. — Сегодня вечером после шести я буду ждать ваш окончательный ответ. Если вы так ничего и не решите, то на этот счёт решать за вас мы предоставим центру опеки. — И не дожидаясь какой-либо реакции со стороны Макса, девушка вышла из дома в сопровождении всё того же парнишки-охранника. Весь день Макс провёл на работе в размышлениях над тем, что ему делать с социальной службой. Он даже заикнулся об этом перед Алистером, но Смайт раздражённо отмахнулся от него как от назойливой мухи. “Нужно больше денег — бери больше часов”, — просто сказал он. У Макса не было и того, и другого. Чем-то одним предстояло пожертвовать: либо деньгами, либо временем. Макс выбрал пожертвовать временем. Поэтому вместо привычных девяти часов он сегодня проработал целых четырнадцать. И, как назло, как раз тогда, когда он вынужденно продлил свои рабочие сутки, чтобы подзаработать на сиделку, в «Оскорпе» ежечасно что-нибудь ломалось. Столько работы Макс последний раз видел ещё будучи монтёром электробригады, когда произошли неполадки на линии, и им с Фаулером пришлось в срочном порядке объезжать и чинить трансформаторные будки в десяти кварталах подряд. От усталости Макс валился с ног. Было девять часов вечера или около того, когда он поднялся на двадцать восьмой этаж, чтобы в очередной раз сменить перегоревшую лампу. С собой у него была стремянка и два линейных люминесцентных светильника. По счастью, с новым пропуском Макс мог попадать на верхние этажи (за исключением тех, что находились с двадцать девятого и выше) без обращения к Алистеру или к кому-либо из руководства. Тем более что сделать это в такой час было бы проблематично: основная масса сотрудников «Оскорпа» давно ушла, работали только биологические и химические лаборатории на двадцать втором и двадцать третьем этажах, но и они закрывались в десять. Двадцать восьмой этаж был пуст и погружен во мрак. Только в общем коридоре горело приглушённое освещение. Макс без труда отыскал нужный офис и, толкнув рукой стеклянную дверь, вошёл в тёмный, пустующий кабинет. Это была его последняя починка на сегодня. Раздвинув стремянку, мужчина установил её на полу и аккуратно подсветил самому себе фонариком. Луч света выхватил из темноты потолка повреждённый плафон, и Макс, взяв фонарик в зубы, осторожно взобрался по стремянке с линейным светильником в руке. На замену ушло четыре минуты. Спустившись обратно, Макс подошёл к выключателю и положил палец на клавишу, как тут же вздрогнул, услышав из темноты мрачный голос: — Не включай свет. Если бы он довольно быстро не опознал этот тембр, то запросто бы, как выражаются в народе, “откинул коньки”, решив, что его грабят, убивают, а то он и вовсе стоит посреди пустынного кабинета «Оскорпа» и общается сам с собой. Макс послушно снял палец с клавиши выключателя. — Не поздновато ли для работы? — без какого-либо интереса спросил он в пустоту. — А что, похоже, что я работаю? — ответили ему из чернильного мрака. Он опустил стремянку и на ощупь двинулся в темноту. Ему показалось странным, что в голосе Хэрри не слышалось привычного надменного выражения. Тон его был бесцветен и лишён какой-либо окраски. Макс ступил чуть дальше вглубь офиса и на фоне едва подсвеченного снаружи огнями города прямоугольника окна разглядел силуэт сидящего на полу парня, спиной притулившегося к столу. В руке его поблёскивало стекло, рядом внизу стояла пара пустых бутылок — очевидно, из-под виски, из персонального бара офиса. Макс остановился напротив. Хэрри повернул голову в его сторону, но в темноте невозможно было разглядеть выражение его лица. Одно Макс знал точно: Хэрри был пьян и чем-то сильно, глубоко расстроен. Он опустился перед ним на корточки. — Тебе не нужно домой? — Домой, — фыркнул Хэрри, повторив вслух негромко, а затем прыснул. Его плечи крупно сотрясались где-то с минуту, но Макс чувствовал, что это больше походило на истерику, чем на привычный смех. — До-мой, — по слогам растянул Хэрри и залпом осушил остатки выпивки из стакана. — А я уже дома, — развязно сообщил он. — «Оскорп» — это моя фирма. Я могу находиться здесь, когда захочу. Даже в свой день рождения. Макс изумлённо изогнул одну бровь, но во тьме Хэрри этого не заметил. — У тебя день рождения? Хэрри нетрезво проурчал что-то в ответ, на этот раз присосавшись к бутылке — той, которая ещё не была окончательно распита. Почему-то Макс в этот момент во всей полноте ощутил обречённость и отчаяние, сквозившие в поведении парня. Он уселся на пол рядом, привалившись к спинке стола, и вытянул ноги. Хэрри посмотрел на него, очевидно, с непониманием. Макс одной рукой отобрал у него бутылку. — Если ты собираешься начать читать мне лекцию о том, как я гублю свою жизнь, то лучше бы ты ушёл, — негромко заметил Хэрри. Но Макс следом поднёс горлышко бутылки ко рту и в два глотка выхлебал четверть спиртного. — Не у одного тебя был хреновый день, знаешь ли, — только и сказал он и тут же почувствовал, как Хэрри слабо улыбается. — Мой отец ненавидит меня, — наконец тихо сообщил парень. — Прямо так уж и «ненавидит»? — Скажем, он бы предпочёл, чтобы меня не существовало, — перефразировал Хэрри и развёл руки в стороны. — Как тебе такое? В темноте ослабленный узел его галстука болтался где-то на уровне груди. Макс прозаично хмыкнул и снова приложился к бутылке. — Знакомая история, — сказал он, отпив ещё часть виски и, поморщившись, утёр рот рукой. — Мой тоже свалил сразу же, как узнал, что я увечный. Хэрри откинулся затылком на спинку стола. — Все любят душевно здоровых и никому не приходит в голову, что душевно больными людей делает отсутствие любви. — Он судорожно вздохнул. — Я не виноват в том, что мне передалось наследственное заболевание моего папаши. С ним я проживу не дольше сорока, но мой отец хотел бы видеть меня мёртвым уже сейчас. — Даже несмотря на то, что ты так говоришь, ты всё ещё являешься сыном миллиардера, — подчеркнул Макс. — Ошибаешься, — скривился Осборн. — Я всего лишь наследник. Сыном мой отец видит совершенно другого парня и, — какое совпадение! — это мой лучший друг детства. Хороший расклад, правда? — Хэрри горько усмехнулся. — Счастливая-пресчастливая семья... Он отобрал бутылку у Макса и залпом осушил её до дна. Какое-то время они сидели молча. Макс вспомнил, что именно сегодня он должен дать ответ службе соцопеки, и Аманда Стэнфорд наверняка сейчас обрывает ему звонками домашний телефон, а, может быть, уже стоит у порога его дома, и следовало бы вернуться, чтобы лично убедиться в этом, тем более что его работа в «Оскорпе» на сегодня была закончена. Но Хэрри, точно прочитав его мысли, тихо попросил: — Не уходи. И Макс остался. Они раскурили одну самокрутку на двоих. Глаза постепенно свыкались с темнотой, и Макс, наконец, в полной мере разглядел печаль, пролёгшую тенью на лице Осборна. Хэрри, полулёжа, опираясь спиной о стол и плечом о плечо Макса, поднёс джойнт к губам и крепко затянулся. Макс завороженно посмотрел на тонкий, очерченный профиль в темноте. Возможно, это говорило в нём спиртное или уже подействовал дым от марихуаны, но Хэрри казался ему невероятно притягательным и не в меру искушенным для своих лет. Что-то было в нём, что заставляло Макса чувствовать себя возбуждённым. Он тряхнул головой. Должно быть, дело действительно в марихуане. Хэрри посмотрел на этот жест с нескрываемой усмешкой. — Дурные мысли? — пошутил он. — Да вот... подумал, почему бы тебе не завести собственную семью, если тебе так плохо с отцом? Деньги у тебя есть, внешность... тоже. — Да, но ты забыл про это, — Хэрри одной рукой оголил часть плеча, чуть приспустив ворот рубашки и продемонстрировав уродливую гнойную язву на бледной коже. Макс чудом смог удержать себя в руках. — Это моё проклятье. Не многие решат связать себя узами брака с живым трупом. Плюс ко всему, я не думаю, что готов после своего плачевного опыта с одной семьёй заводить другую. Это как наступить на одни и те же грабли второй раз, — он отмахнулся, развеивая рукой дым вокруг них. — А что насчёт тебя? Почему ты до сих пор не женат? — Он передал «косяк» Максу, и настал черёд того глубоко затягиваться и прикрывать глаза. — В отличие от тебя у меня нет ни денег, ни внешних данных, — хладнокровно отозвался Макс. — Зато есть счета, больная мать и справка от врача о моей неизлечимой болезни. Плюс ко всему, — (он передразнил Хэрри) — я не очень популярен у девушек, — добавил Макс честно. Хэрри приподнялся на локте. — Серьёзно? Почему? — Мне почти сорок, — хмыкнул Макс. — Женщины моего возраста к этому времени уже состоят в браке. А те, кому восемнадцать-девятнадцать лет, как и тебе, на меня попросту не смотрят. Для молодых людей я абсолютно невидим. — Что за бред, — вырвалось из уст Хэрри, и, отведя руку Макса с «косяком» в сторону, он наклонился к его лицу, обхватив его губы своими — горячими и влажными от спиртного. Лишь тщательно вылизав рот Макса языком изнутри и снаружи, Хэрри отстранился, напоследок слегка прикусив кончик нижней губы мужчины зубами и игриво потянув на себя. А затем выхватил самокрутку из зависшей в растерянности в воздухе чужой руки и вновь вернулся к раскуриванию. Макс сидел ни жив, ни мёртв. Сердце его лихорадочно колотилось. Низ живота стянуло от напряжения. Он смотрел на Хэрри, но тот, похоже, даже не придал значения этому поцелую. В то же время у Макса от него всё в голове перевернулось вверх дном. Он был прав: этот пацан не так прост, каким кажется на первый взгляд. — Однажды я переспал с парнем, — словно в очередной раз прочитав его мысли, спокойно отозвался Хэрри, глядя куда-то в сторону. — В пансионе. Именно об этом он собирался рассказать Питеру, но так и не успел. Возможно, оно и к лучшему. Весь из себя такой правильный Питер вряд ли смог бы понять и принять это, почувствовать огонь, которым терзался Хэрри почти каждый день, пытаясь как-то заполнить пустоту в своей душе. Когда ты горишь заживо, то без разницы, мужчина или женщина будет тем, кто утолит твой жар. Макс не ответил на это ни слова. Они ещё какое-то время просидели в полной тишине, пока Хэрри не начал заметно клевать носом и сползать вниз по спинке стола, так что в конце концов уткнулся лицом в плечо Макса. Послышалась пара громких, глубоких и судорожных вздохов, прежде чем он отключился. Макс не двигался. Он смотрел на спящего Хэрри и пытался представить себе, каково это — быть самым богатым и самым несчастным парнем в мире.