«You are my only chance that I have at surviving...»

...Питер не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок в постели. Он думал о том, как нелепо всё вышло с Хэрри и о том, что Гвен со дня на день получит уведомление из Лондона с решением комиссии по зачислению в Оксфорд. Её возьмут, Питер знал это. Не могли не взять. Все люди, которых он когда-либо любил, рано или поздно покидали его. Очень часто по причине его дурацких решений. Он решил не помогать ограбленному владельцу магазинчика задержать вооружённого грабителя — и теперь дядя Бен был мёртв. Он решил уделить больше времени уборке и не просмотрел все фотографии на стене — и теперь Хэрри отвернулся от него. Он решил прожить свою жизнь, рискуя собой ради спасения других людей — и теперь Гвен уезжала от него в Лондон. Всё из-за его дурацких решений. Пит перевернулся на другой бок. Однажды капитан Стейси сказал ему очень важную вещь, которая повлияла на всё мировоззрение Питера. Он сказал ему, что парень, который использует маску, чтобы нападать на других (пусть и преступников), сам является преступником, а вовсе не героем, каковым он себя считает. Существует разница между тем, чтобы мстить и тем, чтобы защищать. Когда ты действуешь из мести, ты ничем не отличаешься от злоумышленника, потому что цели твои низки и удовлетворяют лишь амбиции. И совершенно другое дело, когда ты действуешь из любви. Эгоизм и любовь — две противоположные вещи. Питер понял это благодаря капитану. С тех пор он знал, что желание быть вместе с Гвен, обладать ею и совмещать свою любовь вместе с долгом проистекало из его эгоистических побуждений. И только возможность отпустить её, позволить ей жить собственной жизнью и при этом не нарушать обещания, данного её отцу, было продиктовано любовью. Так устроено в жизни: чем больше ты кого-то любишь, тем большим жертвуешь ради него. Есть две непреложных истины в любви. Первая: когда любишь, то отдаёшь больше, чем получаешь. Любовь — это и есть самоотдача, по-другому никак. Второе: любовь не терпит лжи. Люди говорят, что существует ложь во спасение, но капитан Стейси и дядя Бен считали иначе. “Лучше горькая правда, чем красивая ложь.” Питер мог бы солгать Хэрри о том, что никогда не виделся с его отцом, но этим он бы только сильнее ранил своего друга, ведь рано или поздно правда всё равно всплыла бы наружу. Питер мог бы солгать Гвен о том, что перестанет геройствовать и забудет про обещание, данное её отцу, но никому из них от этого не стало бы легче. Ложь и любовь несовместимы. Однако, даже когда ты говоришь правду во имя любви, то всё равно теряешь. Питер очень хорошо знал это. Когда он рассказал тёте Мэй о том, что дядя Бен погиб по его вине, она не разговаривала с ним неделю. Когда он признался ей в том, что хочет узнать правду о своём отце, тётя обиделась и замкнулась, и Питеру стоило больших трудов, чтобы снова наладить с ней отношения. И уж конечно, он прекрасно понимал, что произойдёт, если он признается ей в том, кто он на самом деле. Тётя Мэй никогда не поймёт и не поддержит его решения. Для неё Питер до сих пор мальчишка, которому нельзя доверить даже покупку яиц в магазине. Если бы она выяснила, кем он является в своей другой жизни, Пит уже знал, как бы она отреагировала на это. К этому знанию он также пришёл благодаря семье Стейси: на этот раз именно Гвен раскрыла ему глаза на то, что чувствуют и переживают люди, когда кто-то из их близких каждый день ступает на тропу борьбы с преступностью. Питер должен был хранить молчание ради благополучия своей семьи... Точнее — того, что от неё осталось. Мэй перевернулась под одеялом, чуть приоткрыв глаза, и боковым зрением увидела фигуру парня, стоявшего в дверях её комнаты. Сон как рукой сняло. Она села в постели, уставившись на племянника. — Питер, что случилось? Ты здесь... так поздно. Она вскользь бросила взгляд на табло электронного будильника на прикроватной тумбочке — была половина третьего ночи. — Ты меня никогда не оставишь? — прозвучал в темноте тихий, чуть дрогнувший голос Питера. В свете одного-единственного, слабо горевшего ночника в дальнем углу комнаты было почти невозможно разглядеть его лицо, но Мэй поняла всё без лишних слов. — Конечно, не оставлю, глупый, — ответила она мягким голосом и протянула к нему руки. Питер без промедлений бросился в её объятия и уткнулся головой в грудь. Лицо его было влажным от слёз, и сорочка Мэй быстро намокла, но женщина не обратила на это внимания, продолжая успокаивающе гладить племянника по волосам. — Ты же мой мальчик, Питер. Я никогда тебя не брошу. Несмотря на то, что она проговаривала это вслух как мантру, стараясь пропускать мимо ушей частые всхлипы Питера и его негромкое судорожное хлюпанье носом, сердце её сжималось от боли и жалости. Прошло много лет с тех пор, как Питер приходил к ней в комнату, ища поддержки и утешения после гибели родителей, и Мэй по-настоящему поверила в то, что он наконец-то смог побороть в себе эту детскую травму. Однако, произошедшее с Хэрри заставило его вновь усомниться в себе.       Тёплые, мягкие женские руки ласково прижимали его к груди и гладили по лицу. Бархатистая кожа — (он отчётливо помнил её аромат — нежной ванили вперемешку со сливками и кокосовым молочком) — касалась его щек, тонкого изгиба бровей, переносицы. Легкие, невесомые прикосновения подушечек пальцев вызывали непроизвольное желание крепко зажмуриться и никогда не открывать глаза. Длинные локоны светлых волос падали ему на лицо, щекотали нос и губы, приятно пахли мёдом и корицей. Солнечный свет струился по ним, плавно перетекая на его веки... ...Хэрри поморщился и открыл глаза. Взгляд его тотчас резанул ослепительно яркий свет, проникающий из окна. Над Манхэттеном поднималось солнце. Он долго не мог прийти в себя и понять, где он и как здесь очутился, но затем сознание снова вернулось к нему. А вместе с ним и тяжесть во всём теле, и глухая, ноющая боль в голове. На виски давило. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Хэрри неохотно приподнялся на полу, случайно задев рукой пару пустых бутылок — те звякнули и упали, с грохотом покатившись по полу. Хэрри снова сморщился, на этот раз от слишком громкого для его переживающей похмелье головы звука. Ему снилась мама. Как будто она никогда не умирала и всё это время жила вместе с ним и отцом в особняке. Хэрри так ясно запомнил её добрую и нежную улыбку. Он был бы счастлив умереть во сне — лишь бы никогда не просыпаться... ...что-то с глухим шелестом скользнуло вниз по его пиджаку. Хэрри перевёл взгляд и увидел кожаную куртку, которой кто-то укрыл его во время сна. Ему почти не пришлось гадать, кто это был: куртка говорила за себя. Хэрри огляделся по сторонам в поисках Макса, но того не было. Должно быть, ушёл ещё поздним вечером. Преодолевая дрожь и слабость в ногах, он поднялся. С минуты на минуту «Оскорп» начнёт заполняться сотрудниками, и в кабинет вот-вот придут его законные владельцы. Следовало убраться до того, как кто-нибудь из них увидит своего будущего директора в таком виде. Медленно, перебарывая подступающую к горлу утреннюю тошноту и невыносимую ломоту в мышцах, Хэрри подобрал все разбросанные по полу бутылки одну за другой и составил их в мини-бар. Оглянувшись напоследок, чтобы убедиться, что он стёр все следы своего пребывания в этом офисе, он поднял с пола куртку Макса и поковылял к выходу. По крайней мере, ему хватит времени переместиться незамеченным двумя этажами выше в свой родной кабинет. Или, на худой конец, в лофт, где можно спокойно отоспаться. Встречаться с Менкеном или кем бы то ни было в таком состоянии он не хотел.

...

Толчком руки открыв дверь, мужчина вошёл в офис начальника службы безопасности и предусмотрительно закодировал за собой голосовой замок. Морена щёлкал на мониторе компьютера какие-то снимки, полученные с микрочипа шпионской видеокамеры скрытого наблюдения. — Ты выяснил то, что я просил? — повелительным тоном спросил советник. Агент кивнул и приблизил один из снимков. Затем другой. Потом третий. Четвёртый. На каждом из них был запечатлён наследник «Оскорпа» вместе со своим приятелем. — Он часто встречается с этим парнем, — пояснил Морена, продолжая друг за другом листать снимки на мониторе. — Но я без понятия, кто это. — Я знаю его. — Менкен ястребиным взором пристально всмотрелся в лицо незнакомца на фото. — Это Кори Винстон, сын банкира с Уолл-стрит. Наша корпорация тесно сотрудничает с их банком. Думаю, они с Хэрри знакомы по молодёжному клубу. Отпрыски богатых семей частенько там зависают. Что ещё? Морена щелкнул по другой папке. — Ещё он пару раз виделся с ним. — Агент развернул фото на полный экран. — Это... — Я знаю, кто это, — оборвал его Менкен. Лицо у него при этом стало бледным, скулы сведены, а губы поджаты. Сын бывшего сотрудника компании, Ричарда Паркера. Того самого Паркера. — А вот это уже интересно... Дональд не обратил внимания на то, что произнёс эту фразу вслух. Эксперименты с паучьим ядом, что проводил Норман Осборн, все до единого всплыли у него в голове. Сколько денег и сил они потратили на эти исследования, чтобы в конце концов Ричард Паркер отрёкся от дела и уничтожил сперва всю лабораторию, а затем и результаты всех своих научных трудов вплоть до последнего, оставив лишь кучку недобитых пауков после себя. И теперь — вот так сюрприз! — его сын и сын Нормана Осборна встретились спустя столько лет. Не это ли называют Божественным Провидением?.. — С этого дня меня не интересует Кори Винстон, — твёрдо сказал Менкен и уверенной рукой ткнул в раскрытый на мониторе снимок: — Я хочу, чтобы ты следил и докладывал мне каждый раз, когда эти двое будут встречаться. Агент послушно кивнул.

...

Хэрри сидел на диване в лофте, бесцельно листая список контактов в своём телефоне. Настроение у него было скверным и абсолютно не рабочим. Ему не хотелось никого видеть. Меньше всего ему хотелось видеть отца, который, зная, что у его сына вчера был день рождения, даже не потрудился поинтересоваться, где и с кем он его провёл. Не говоря уж о том, чтобы просто поздравить Хэрри. Парень снова получил смс от секретаря с официальной формулировкой и стандартным набором пожеланий, но это было равносильно тому, что получить поздравление от бездушной программы-бота. Все эти слова... Хэрри отлично знал, что за ними ничего не стоит. Секретари отца были призваны писать за него хорошие речи, но на самого Хэрри им было глубоко наплевать. Он набрал единственный, бросившийся в глаза, номер, который практически знал наизусть. “Алло, Оз? Чо-как? Не ожидал, что ты позвонишь...” — Голос Кори в трубке звучал удивленно. — Я собираюсь прийти сегодня в клуб. Хэрри и сам не знал, зачем он говорит это. В клубе никто никогда его не ждал, и Хэрри мог ввалиться туда в любой момент без предупреждения. Это было место, где никому не было большого дела друг до друга и до того, кем каждый из них является. “Хорошо... — неуверенно протянул Кори в ответ, прежде чем робко спросить: — Тебе что-нибудь нужно?” Хэрри тряхнул головой, сильнее вцепляясь пальцами в трубку, а затем ответил: — Да. Тащи всё, что есть. Я снова в деле. На том конце радостно хлопнули ладонью по гладкой поверхности (очевидно, мебели). “Отлично! Ты вернулся!” — воодушевлённо воскликнул Кори. Хэрри не был столь же радостным. Жирный крест, который он на себе поставил, продолжал всё глубже затягивать его в могилу. — Да, и... — Осборн помедлил. — Раздобудь нам где-нибудь ‘снега’ для вечеринки. Кори замолчал. “Я попробую”, — наконец отозвался он, перед тем как Хэрри сбросил звонок.

***

В клубе, как всегда, было не протолкнуться. Битком набитый зал, музыка орала оглушительно громко, так что Хэрри не слышал собственных мыслей — но это было именно то, чего он хотел, то, к чему стремился. Пространство вокруг утопало в душном, спёртом воздухе, сигаретном дыму, запахе пота чужих тел, перегара, спиртного... Чёрт бы побрал этого Кори, который не смог достать нормального кокса, поэтому приходилось догоняться марихуаной, бурбоном и таблетками. Что были за таблетки, Хэрри не знал. Да и ни к чему. Главное, чтобы не слабительное. Хэрри хватало и мыслей о том, как он просрал свою жизнь. На танцполе неистово прыгали и бесновались те, кто ещё мог держаться на ногах. Пьяные девушки и обдолбанные парни. Хэрри всегда считал себя слабаком, но сегодня, танцуя в бешеном ритме конвульсивно вздрагивающей толпы, он понял, что единственная причина, по которой он ещё не лежит где-нибудь под заборчиком, упоротый в доску, заключается в том, что его охуенно молодой организм охуенно выносливый. Вот такая ирония. Он сдохнет, возможно, раньше своих сверстников, но при этом может почти без последствий бухать так, как никому из них даже не снилось. Он двумя пальцами вынул сигарету изо рта. “Одна капля никотина убивает лошадь”, вспомнилось ему. Интересно, сколько нужно выкурить пачек за ночь, чтобы это убило его? — Вот ты где, — Кори распахнул дверь в туалет. — Наверху жарче, чем в аду. У тебя ещё есть? — Угощайся, — Хэрри не глядя протянул ему сигарету из пачки. Кори прикурил, встав у раскрытого окна. Лениво привалившись к подоконнику, он затянулся и, бросив взгляд на кореша, негромко спросил: — Расскажешь, что случилось или так и будешь играть в молчанку весь вечер? Хэрри не ответил, хотя на лице его крупным планом читалось: “Не твоё собачье дело”. Кори, уставившись на него, издевательски выдал: — Ты трахнул или тебя трахнули? — Пошёл ты в жопу, — мрачно отбил Осборн. Кори громко и нетрезво рассмеялся. Затем возложил руки с сигаретой поверх подоконника и посмотрел в темноту улицы. — Я ведь вспомнил, где слышал имя парня, про которого ты говорил. Питер Паркер, фотограф. Это он делает снимки Человека-Паука, — послышалось в тишине. Час от часу не легче. — Кого? — Хэрри нехотя отвёл сигарету от губ и выпустил в воздух струю едкого дыма. — Человека-Паука, — снисходительно повторил Кори и следом перевёл взгляд на Осборна. — Просматривай ленту новостей хоть иногда. Хэрри был слишком обкурен, чтобы вникать в то, что ему пытаются сказать, поэтому Кори просто продолжил: — За пару месяцев до твоего приезда у нас тут весь Нью-Йорк на ушах стоял. Ящерицы, размером с человека, летающие люди-пауки... — Что за хрень, — Осборн усмехнулся и посмотрел полным иронии взглядом на своего кореша. — Ты обкурился? — Говорю тебе, — Кори оставался смертельно серьёзным, несмотря на всю пургу, которую нёс. — У одного профессора по генной инженерии и клеточной микробиологии, который работал с мутациями, напрочь снесло крышу и он начал несанкционированное межвидовое скрещивание: вколол себе какую-то дурь и превратился в гигантского ящера. Бегал от полиции по всему Нью-Йорку, порушил уйму зданий — про это репортажи пачками выходили. Никто не знал, как этого мутанта утихомирить. А потом появился этот... красно-синий... будущий герой города, — Кори издал короткий и не совсем вменяемый смешок. — Ворвался в эпицентр событий прямо на своей паутине (инсайдеры говорят, что он использует стальную проволоку из нановолокна, способную удерживать вес в десять тонн). Разработка Оскорпа, к слову говоря. — Кори глубокомысленно повёл бровями. Хэрри перестал курить. — Как, говоришь, его зовут? — переспросил он, над чем-то крепко задумавшись. — Человек-Паук, — охотно повторил Кори. — Нет, того мужика, который занимался нелегальными экспериментами, — прервал его Осборн. — А... Курт Коннорс. Хэрри смял недокуренную сигарету в руке. В тот день, когда он искал информацию по паучьему яду и экспериментам своего отца, он случайно раскопал интервью некоего доктора Коннорса, который говорил об изменениях состава биохимии крови в результате гибридизации двух разных видов. Доктор Курт Коннорс работал на «Оскорп». Этого (вкупе с тем, что Кори только что ему рассказал) было достаточно, чтобы понять, что Коннорс несомненно был причастен к тем экспериментам. Вот почему в «Оскорпе» постарались по-быстрому замять всю эту историю. И вот почему никто не хотел рассказывать Хэрри про паучий яд. «Оскорп» ставил опыты над людьми, которые не увенчались успехом. Это не просто уголовное дело, проходящее по статье «нарушение этических норм и прав человека», но и самый настоящий скандал с потерей (почти наверняка!) более половины акций компании. Ни Менкен, ни, тем более, отец Хэрри не были заинтересованы в разглашении настолько серьёзной информации, представляющей угрозу для фирмы. Они просто скрыли все улики там, где никто не стал бы их искать — на нижних этажах «Оскорпа», которые по бумагам проходят как «подсобные помещения для складского оборудования». Хэрри покачнулся, на миг утратив равновесие, и отступил назад, привалившись спиной к стене. Ему сделалось дурно. Нужно было время, чтобы уложить всё это у себя в голове. Именно в этот момент, как ему показалось, он услышал слабый, едва различимый звук сенсорного прекращения съёмки, и посмотрел на раскрытую дверь в туалет. В проходе стоял Эдди и что-то очень быстро прятал в нагрудный карман. Несмотря на то, что все его реакции притупились под воздействием алкоголя и марихуаны, Хэрри прекрасно понял, что Брок только что сделал, и, отступив от стены, прямым ходом направился к газетчику. — Какого чёрта?!? Кори воскликнул это в голос с Эдди, которого Хэрри с размаху ударил кулаком по лицу, и поспешил разнять парней прежде, чем они перешли к драке. Воспользовавшись тем, что Эдди пытается прийти в себя после удара, Осборн молниеносно залез одной рукой в его нагрудный карман и вынул телефон — к его счастью, тот ещё не успел заблокироваться. Он двумя кликами вошёл в меню и быстро отыскал папку с последними фотографиями. Вся папка пестрила снимками «крэка», травы, спиртного и его с Кори, обдолбанных в хлам в накуренном клубном туалете. Не нужно быть детективом, чтобы собрать воедино картинку статьи, для которой Эдди собирался использовать эти снимки. Это же такой лакомый кусок для прессы: «Сын миллиардера Нормана Осборна сидит на дешёвых наркотиках» или «Будущий директор «Оскорпа» спускает наследство своего отца в унитаз». Один заголовок был унизительнее другого. — Мразь, — Хэрри откинул телефон в сторону и снова замахнулся на Брока. — Я думал, мы в одной лодке! — Говори за себя! — Эдди, оправившийся после удара, в ответ налетел на Осборна, грубо оттолкнув его к стене. От столкновения со стеной в позвоночнике Хэрри что-то негромко хрустнуло. — В отличие от тебя у меня нет папаши, который бы оплачивал все мои выходки, и деньги на лечение я тоже вынужден добывать себе сам! Не все в этом клубе такие же богатые мудаки, как ты... — Гнида! — Хэрри рванул со всей силы и прописал Броку апперкот в подбородок, заставив его отступить на мгновение. — Наживаешься на чужом горе, сдаёшь своих же и ещё предлагаешь мне тебя за это пожалеть? Урод. На шум и крики сверху прибежали Виктор и Дженнифер. Виктор, тотчас врубившись в ситуацию, взял на себя Эдди, в то время как Кори и Дженнифер пытались оттащить от него разбушевавшегося Осборна. — Да я тебя моими же адвокатами в порошок сотру! — горячился Хэрри. — Ты у меня сдохнешь за решёткой раньше, чем от своей опухоли, которая тебе мозги проела, ублюдок! — Давай-давай, попробуй! — из своего угла огрызался Эдвард, сдерживаемый Виктором. — Посмотрим, как у тебя это получится после того, как я предъявлю общественности эти снимки. Народ должен знать правду о том, кто собирается возглавить одну из мировых компаний в городе! — Падаль! — Богатый придурок! На этот раз на шум в туалете сбежалась половина танцпола, включая внушительных размеров охранника, который не стал долго разбираться в том, кто прав, кто виноват, а просто прописал обоим возмутителям спокойствия по охлаждающему тумаку, прежде чем вызвать полицию.

...

Это был первый раз, когда Хэрри оказался в участке, да ещё будучи закованным в наручники. Брока блюстители порядка предусмотрительно увели в другой офис для дачи показаний, чтобы двое драчунов больше не пересекались. Молодой офицер (по виду — дежурный) составлял протокол. Хэрри сидел тише воды, ниже травы, бесцельно ковыряя пальцем потрескавшуюся краску на стене. — Когда меня освободят и я отправлюсь домой? — негромко спросил он. Его уже начало “отпускать”, и к нему подступил довольно привычный после употребления травки голод. — При вас обнаружены двести грамм марихуаны и пачка метадола. Вряд ли вы в ближайшее время отправитесь домой, — спокойно отозвался дежурный, не поднимая головы от заполнения протокола. — Я неизлечимо болен, — Хэрри отодвинул ткань чёрной футболки, чтобы продемонстрировать офицеру уродливую загноившуюся язву на шее. — Марихуана легальная, можете проверить серийный номер. Метадол мне выписывает врач. Полицейский недоверчиво покосился в его сторону. — Все вы так говорите, а потом из-за вас гибнут наши дети, которых вы подсаживаете на эту дрянь. Офицер был настроен непреклонно, и Хэрри понял, что договориться с ним полюбовно не получится. В этот самый момент в комнату заглянул мужчина в капитанской форме, с двумя лентами на погонах и соответствующей нашивкой на рукаве. Он склонился над офицером и что-то быстро прошептал ему на ухо. Хэрри расслышал только часть предложения. “Сын Нормана Осборна...” Этого было достаточно. Дежурный нахмурился. Он посмотрел сперва на сидевшего на стуле в углу Хэрри в наручниках, затем на капитана, потом через силу кивнул и закрыл дело. Мужчина, ободряюще похлопав его по плечу, взял со стола недописанный протокол и следом обратился к юноше. — Ты свободен, малой. Постарайся больше не попадаться нам на глаза. — Он кивнул офицеру и тот поднялся с места, чтобы освободить Хэрри от наручников. Как только за вышедшим закрылась дверь, дежурный угрюмо посетовал вслух: — Тебе повезло, парень. Попадись ты восемью месяцами ранее, когда был жив капитан Стейси... — Он отстегнул наручники. Хэрри потёр затёкшие запястья. Он не собирался двигаться с места, пока полицейский не закончит свою мысль, но тот, похоже, решил оставить её незавершённой. Смысл, в общем-то, Хэрри уже уловил. — Пошли, — дежурный грубо подтолкнул его по направлению к двери. — Провожу тебя к выходу. — И метадол вернёте? — развязно спросил Хэрри, как только они вышли в общий коридор. — Пусть тебе его твой лечащий врач выписывает, — сквозь зубы процедил дежурный. Хэрри оскалился. Проходя мимо одного из офисов, похожего на тот, где его допрашивали, он краем глаза узрел знакомую фигуру и остановился. Идущий следом за ним полицейский едва не налетел на него. — Одну минуту, сэр, — попросил у него разрешения Хэрри и направился к этому офису. Молодой человек, которого он увидел, был вовсе не Эдди Брок. Это был парень из «Оскорпа», работавший в отделе кадров вместе с Элен Бэйкер. Хэрри нахмурился, силясь припомнить его имя, но сделать это было не так просто, ведь он видел его от силы один или два раза. Кажется, Генри... или Гэри... Или Грег... Да, точно, Грег! Рядом с ним была молодая девушка в слезах, лет шестнадцати — совсем ещё девчонка. Оба они что-то рьяно доказывали полицейским. Из обрывков фраз Хэрри понял, что речь идёт о каком-то дорожно-транспортном происшествии, и что за рулём была именно девушка (судя по репликам — сестра этого парня). Хэрри подошёл к распахнутым дверям кабинета и облокотился на них. — Офицер, я вас прошу! Ей ещё нет семнадцати! Пожалуйста, дайте мне высказаться... — Молодой человек запнулся взглядом о фигуру в дверях и, заикаясь пробормотал: — Мис-тер Ос-борн?.. Что вы... тут делаете? — В чём проблема, Грег? — без длинных приветствий спросил Хэрри. — Будьте добры, выйдите за дверь. Вас это дело никак не касается! — Одна из дежурных полицейских поднялась со своего места, чтобы выпроводить Хэрри восвояси. Однако перед этим он успел вручить Грегу визитку с номером своего адвоката. — Не слушай, что они тебе говорят, — Хэрри быстро кивнул головой в сторону полицейских. — У тебя есть право на один звонок. Используй его. Ошарашенный Грэг взял из рук Осборна визитку. — Спасибо. — Нет проблем. — Хэрри подмигнул ему и его сестре, прежде чем дежурная, наконец, выставила его за дверь. На сердце у него сделалось необычайно легко. Всё-таки хорошо, когда ты делаешь для кого-то доброе дело. Словно ты ещё нужен этому миру, и он не полностью отрицает тебя. Возможно, если Вселенная увидит поступки Хэрри, она вернёт ему сделанное им добро чем-то таким же добрым. Ведь так это работает, да? Нужно увеличивать цепочку добра, и тогда всё человечество на земле рано или поздно придёт к миру и согласию... ...Его мысли нарушил сигнал смс. Ожидая, что это сообщение от Кори, который, безусловно, переживал за то, что его кореша увезли в участок под конвоем, Хэрри вынул телефон из куртки и открыл папку «входящие».

“Мистер Хэрри Осборн, уведомляем вас, что сегодня вечером в 10.30 PM по нью-йоркскому времени ваш отец, Норман Осборн, скончался. Пожалуйста, перезвоните сразу, как только получите это сообщение”.