IH-Пророк

      По Великому уголовному кодексу сокрытие преступников и заговор против власти с последующим мятежом наказывался одинаково, причём процедура казни могла быть растянута по усмотрению палачей. Люди могли умереть разными способами даже без «стирания»: их забивали дубинками, которые использовались ещё до войны, бросали на растерзание бешеным животным, — ничего гуманного не было, только крики о помощи, захлёбывание в крови и ужас, оставшийся в стеклянных мёртвых глазах. Хваса боялась такой участи больше всего — лучше позволить палачам безболезненно стереть себе память, чем чувствовать, когда горячую плоть рвут острые зубы.       Нам Джун в комнате всегда сидел настолько тихо, что порой казалось, что его нет; Бёри до сих пор шарахалась от него, Сола стала более-менее улыбаться, в то время как Хеджин, виновница повисшей тучи между подругами, иной раз просто сидела на кровати и думала о своей участи. Утром все девушки уходили на работу, вечером приходили, а Ким молчал, только спросил разрешение на доступ к книгам, что грудами стояли на широком шкафу. Он зачитывался огромными фолиантами, и порой даже Ёнсон с восхищением смотрела на него, занятого литературой, которая в основном содержала пропаганду, и говорила, что даже Чон Сок не уделяет столько времени новым знаниям, как этот молодой человек.       — Хорошо, пусть останется подольше, подождём, пока всё уляжется, а потом выведем его из Города, — сказала как-то старшая. — Всё будет в порядке, я думаю.       Собираясь на работу самой последней однажды, Хеджин смотрела на Кима, который осторожно смотрел в окно и будто сканировал его взглядом, а потом, повернувшись, кивнул девушке, которая сделала совершенно неуверенный шаг к нему. Глаза вмиг посерели, выдавая новое видение, в котором Нам Джун бежал по полю, а Ан, кашлянув, спросила:       — Мы можем после работы поговорить о тебе? Пожалуйста, я нуждаюсь в информации.       — Когда-нибудь ты её получишь, — уклончиво произнёс Ким.       Хеджин совершенно мало знала о Нам Джуне: его возраст, его касту, из объявления о розыске, конечно же, потому что молодой человек никак на это не реагировал, и то, что он точно не опасен, ведь ни разу не напал, не покалечил, да и какой преступник вообще будет интересоваться литературой, а в особенности пропагандистской, которую родители в детстве читали детям. Считалось, что на преступления способны люди слабые, глупые, не понимающие системы каст и Города, но почему-то никто не опирался на примеры из истории, когда преступники были людьми умными, способными перехитрить всех. Кажется, с перестройкой системы государства многие довоенные знания были безвозвратно утеряны, и сейчас их методом проб и ошибок восстанавливали.       — Рабочая каста не обделена терпением, как и я, — Хваса уже подошла к двери, обратно, как обернулась, — я должна была тебя обо всём спрашивать ещё в кладовой, но дала тебе время оклематься. Пожалуйста, за этот день подумай, что ты хочешь рассказать, а что желаешь утаить.       — Хорошо, Хваса.       И как только за девушкой тихо закрылась дверь, Нам Джун запустил руки в русые волосы, понимая, что наступил переломный момент — он либо сознаётся во всём, либо просто покидает временное пристанище, не предупредив никого. Он чувствовал то, чего не ощущал раньше, будто какие-то блоки спали, разломались, и полилось всё, что испытывалось впервые: сомнения, какой-то стыд, лёгкая злость. Это было непривычно, странно, а ещё казалось лишним в устоявшемся организме, что жил с притупленными эмоциями практически с самого рождения. Но вместе с тем Ким почувствовал шлейф опасности, который потянулся за Ан Хеджин: видимо, сегодня кто-то придёт по её душу, и это знакомство девушке совершенно не понравится.       В это же время Хосока впервые выпустили в Город, дав только задание найти Нам Джуна любой ценой, пусть даже придётся буквально выпытывать информацию у людей. Чону сказали что-то сделать — он сделает, пусть придётся рвать всё на своём пути; он отправился за тянущимся, еле отличимым от земли запахом крови убитых солдат. IH-Ищейка показывал себя на всех тренировках только с хорошей стороны: сильный и выносливый, он был способен просидеть в одной позиции несколько часов, но это не отменяло того, то молодой человек мог взбунтоваться, не захотеть чего-либо делать, но потом получал наказание. Шея до сих пор чесалась от ощущения тока на теле, от ощущения удушения, и Чон порой хотел разодрать кожу руками, лишь бы перестать чувствовать фантомные прикосновения и буквально всем телом осязать взгляды собратьев, смотрящие на него только с одной эмоцией.       Поиски были слишком выматывающими и бесплодными: след потерялся в районе ручья, но Хосок ступил в воду, зная, что Нам Джун не мог уйти далеко. Звуки Города окружали его со всех сторон, ветер трепал волосы, и если бы он умел чувствовать страх, несомненно, испугался всего, что его окружало, ведь обстановка незнакомая, неизведанная, казалось, кругом окружали враги, желающие смерти. Ищейка бы расправился с ними за минуту, даже не зажмурился, если кровь попала на лицо, а потом пошёл бы дальше, ведь их всех семерых так учили — не оборачиваться на трупы, потому что они уже ничего не сделают, бороться с живыми, потому что они могут навредить. Хосок знал все законы проекта «IH» наизусть, цитировал их про себя и чувствовал внутри силу, которая помогала ему идти напролом, выполнять задания, порученные лабораторией; сегодняшняя вылазка должна быть обязательно успешной, иначе угрозы учёных воплотятся: снова будет ток, насилие. Чтобы банально спасти свою шкуру, надо пожертвовать Пророком, который, возможно, уже знает, что его ищут.       След тянулся через многие улицы, Чон особо не привлекал внимания жителей, потому что выглядел практически так же, как и они: одежда и причёска, свойственная для касты Интеллигентов, и ведь никто не подойдёт, ведь Правящая каста осведомлена обо всём, молодому парню была обеспечена защита в случае непредвиденных обстоятельств. Дойдя до здания, которое сносили, Хосок втянул носом воздух; ему было трудно связываться с лабораторией по-обычному, через чип, потому специально для данной операции ему выдали браслет — вроде бы такой же, как и у многих, кто связан с работой в Городе, но отличающийся. В устройстве находилась вся информация о Нам Джуне, сканировался путь Ищейки для лаборатории, а также можно было в любой момент времени связаться с учёными, поговорить с ними, обсудить обстановку и решить, что делать дальше.       След петлял по улицам, будто Пророк бежал от одной стены дома к другой, пытаясь спрятаться от молчаливого взгляда камер; Хосок долго смотрел на одну из них — свидетель его перемещений не мигал красным огоньком, просто давал знак, что за ним следят. Кима не смогли проследить по камерам вообще, будто он на несколько часов перенял на себя способность Чимина, потому и пустили Ищейку, который точно скажет, где находится нужный человек. Чёрный вход одного из зданий был будто обклеен одним ароматом — Нам Джун был здесь, касался этой двери, ручки, находился буквально пару мгновений, а потом, как и Чон сейчас, зашёл в длинный коридор; Хосок следовал собственным выработанным инстинктам, своим умениям находить людей даже под толстым слоем льда, в то время как Кима, такого благоразумного мальчика из проекта «IH», отличала спешка, будто какая-то паника. Как какая-то собака, Хосок присел на колени, зажмуривая глаза и ища тонкие нити, которые бы привели его к цели, ведь, вне сомнений, Пророк был здесь, «наследил» по всем поверхностям, стенам. Как учёные не догадались сразу послать по следу Ищейку — да всё просто, никто сначала ведь и не сообразил, что парень мог выжить после такого свободного падения.       Впереди послышались шаги, и Хосок спешно зашёл в комнату, в которой чувствовал парня, которого надо было найти, и затаился; к сожалению, кому-то незнакомому надо было что-то именно в этой кладовой, а потому дверь, замененная за несколько дней до этой встречи, тихо скрипнула, открываясь и являя взору Ищейки девушку. Она бы и не заметила его, если бы не чистящее средство, вздумавшее спланировать прямо на пол, и незнакомка замерла, во все глаза смотря на Чона, что сжимал и разжимал кулаки, дышал через нос и показывал всем своим видом, что сейчас девушка из Рабочей касты пожалеет о том, что пришла сюда. Только вот молодой человек чувствовал — от этой девчонки так и разило Нам Джуном.       Сама Хваса в этот момент допустила лишь мысль: «опять» и вздохнула, ведь всё это уже было каким-то смешным совпадением — столько дней ничего не было, лишь какое-то затишье, а теперь в той же самой подсобке она встретила человека. Только вот от него несло опасностью за километр: непонятно, то ли его отсутствующий взгляд, то ли его новая, с иголочки одежда давала понять, что этот человек был очень уж необычным, прямо как молчаливый Нам Джун. Девушка сделала шаг в коридор — Хосок сделал пять шагов вперёд, вставая к ней вплотную и сканируя пристальным взглядом, неожиданно, но незнакомка выдержала тяжёлый накал атмосферы, лишь опустила глаза вниз.       Чон мог чувствовать биополе, которое окружает каждого человека: он буквально визуально знал, как выглядят поля его собратьев, каковы они по запаху, как «отсоединять» одного человека от другого. Тэхён порой пихал его в бок и говорил, что что-то чувствовать от людей — его способность, а не Ищейки, и парни кивали друг другу, мол, да, чем-то их умения схожи. Они пару раз пробовали работать в команде, и признаться, всё проходило как надо, даже намного лучше, чем у остальных парней; команды часто не справлялись, все были слишком разными, и эксперименты приходилось прекращать.       — Ты кто? — с надрывом в голосе спросила Хеджин, отступая на шаг снова. Её поглотил зелёный свет ламп, но Ищейка возник рядом, вглядываясь прямо в тёмные глаза и втягивая носом воздух вновь, пугая, заставляя нервно содрогнуться и чуть ли не упасть на пол. Девушка была бы рада убежать, сверкая пятками, только вот её будто приковали к полу, заставили сжаться, а сам Чон в это время обошёл её кругом, будто проверяя, а вскоре чуть отошёл к стене.       Хваса не стала повторять вопрос — просто заметила донельзя знакомый жетон, лежащий на чистой белой рубашке, которая не стесняла действий молодого человека, и поняла буквально всё. Все факты сходились, ведь ни Нам Джун, ни этот странный парень не были обычными людьми, а значит, они необычные, странные, возможно, и не для этого мира вовсе. Ан сделала шаг назад, ещё и ещё, и вскоре просто побежала по коридору, чувствуя, что этот бег вытрясет из неё всю душу, если она просто не остановится и не отдохнёт. В глазах стояли слёзы, когда девушка всё же забралась наверх, — никогда такого страха при виде человека не испытывала, а потому сердце трепетало, и мозг говорил лишь убежать, скрыться. Девушка села на скамейку, руками забрав короткие волосы назад и пытаясь отдышаться; вмиг забылись все рекомендации учителей физкультуры в начальных классах, а потому из груди доносились хрипы.       Вопрос «кто такой Ким Нам Джун?» до сих пор витал в воздухе, но пришлось перестать прохлаждаться, и, с опаской глядя на тёмный коридор, освещённый зелёными лампами, девушка медленно встала с сидения. Спина затекла от напряжения, руки требовалось размять, а потому, постаравшись выкинуть из головы все посторонние мысли, Хваса натянула отложенные до этого в сторону резиновые перчатки и ткнула несколько раз в браслет, который услужливо показал, в каких помещениях требовалась уборка. Воспоминания о необычном молодом человеке померкли, стоило пробраться к нужному кабинету и приступить к работе; правильно говорила Сола — порой работа спасает от ненужных и тревожащих мыслей, что оккупируют голову, только поэтому Ан Хеджин с остервенением стала тереть буквально все поверхности. Сегодня она точно переговорит с Нам Джуном, расставит все точки над «i», узнает, кто он такой на самом деле, чтобы между ними больше никогда не было секретов. Только после этого разговора она сможет ему довериться целиком и полностью, ведь взаимопомощи не бывает без узнавания личности собеседника, люди склонны помогать тем, кого знают.       Хваса буквально отдирала перчатки от собственных рук — с болью, с оторванной кожей и покраснением она боролась слишком давно, и тыльные стороны ладоней представляли из себя зрелище не для слабонервных. Как бы она не лечила их, порой на жалкие остатки от зарплаты покупая заживляющие средства, это не особо помогало, снова и снова болячки покрывали тонкую кожу, а по ночам приходилось закусывать губы — настолько было больно. Но Хеджин сильная, она верит, что обязательно наступит время, когда все её раны, внешние и внутренние, затянутся, заживут; все мы созданы для страданий, но однажды нам воздастся за всё. Только поэтому девушка выкинула перчатки, дрожащими руками доставая из сумки крем, купленный позавчера, и нанесла толстый слой на руки, чувствуя, как кожу начало покалывать от холода, но он был приятным. Выдыхая, Ан стала размазывать прозрачную субстанцию, осторожно касаясь пальцами ран и понимая, что никакие заживляющие крема не спасут её от работы и её последствий. Дождавшись, когда всё впитается, девушка вновь присела на скамейку, наблюдая за девушками из Рабочей касты, что неторопливо собирались домой, болтая и прося друг друга что-то сделать; каста, в которой родилась Хваса, отличалась самоотверженностью и умением действительно сопереживать, а не только делать вид. За саму девушку тоже переживали, но она старалась не быть рядом со скоплением людей в те моменты, когда ей плохо, ведь доставало Мунбёль и Солы, чтобы большинство проблем сами ушли.       Выходя вместе с остальными работницами через чёрный вход, Хеджин поймала себя на мысли, что неизвестный человек с висящим на шее жетоном, похожим на армейский, действительно напугал её. Девушка хранила молчание до конца рабочего дня, не пересекалась с остальными, а если у неё что-то спрашивали, то отмалчивалась, кивала или качала головой, чтобы смысл её немого ответа точно дошёл. Она не чувствовала безопасности и уюта на улице, как было раньше, наоборот, будто сотни глаз всматривались в её неестественно прямую спину, искали изъян, чтобы вгрызться в него зубами и заставить Ан Хеджин страдать.       В общежитие она проникла быстро, примерно столько же времени потратив на то, чтобы войти в комнату и застать Нам Джуна сидящим на полу и вновь читающим: молодой человек выглядел спокойно и расслабленно, а потому медленно перевёл взгляд на девушку, которая явно испытывала что-то странное, судя по её выражению лица. Хеджин, закрыв дверь со стуком, быстро подошла к парню, упала рядом на колени и взяла пальцами цепочку, висящую на его шее, и явила миру жетон прямоугольной формы с затупленными углами, на одной стороне которого было написано полное имя молодого человека, дата рождения и группа крови. Хваса, не встречая сопротивления со стороны Кима, перевернула жетон, видя всего несколько букв — неизвестное ей «IH-Пророк», заставившее в страхе выпустить из рук предмет и посмотреть на Нам Джуна глазами, в которых смешался и страх, и интерес, и море других чувств, что девушка испытала буквально за секунду.       — Кто ты, чёрт побери, такой?       — Такой же человек, как и ты, — глаза блеснули серым цветом, заставив девушку нервно отвести взор и выдохнуть сквозь зубы, — только немного… другой, я созданный, я обладаю некоторыми способностями, и потому я опасный для всех и для тебя в первую очередь.       Хваса качала головой, притягивая к себе колени и смотря прямо на молодого человека, что находился перед ней, так же близко, как и подруги, которые, девушка знала, с минуты на минуту прибудут домой. Она готова была выслушать всё, что ей скажет Нам Джун, настроилась на всю правду, хотя внутренне прошлась дрожь от произнесённых слов. Выдохнув и успокоив всё внутри себя, девушка придвинулась к парню ещё ближе, будто он должен был доверить ей какую-то особо важную тайну, и принялась внимательно слушать, чувствуя, что Киму давно надо было рассказать абсолютно всё: кто он такой, откуда он, что будет делать дальше. Они оба молчали некоторое время; молодой человек смотрел в тёмные глаза напротив, абсолютно забывая наставления учёных, что нельзя всматриваться в чёрные, как сама ночь, зрачки людей, ведь можно случайно похитить душу — то, что совершенно случайно осталось у жителей Города со времён разделения на касты.       — Я тебе расскажу всё, — произнёс молодой человек, спешно отводя глаза от Хвасы; сжав и разжав кисть, он выдохнул, не зная, с чего начать, но девушка была готова слушать хоть всё, что скажет Нам Джун. За то время, что они проживали вместе, не смогли нормально друг друга узнать: все разговоры были какими-то спешными, перед выходом на работу, касались только удобства и еды, а после рабочего дня все еле ворочали языками. Именно сейчас оба были настроены на диалог, в котором узнается буквально всё то, что желала знать Хеджин. — Есть ли вопросы?       — Говори просто всё, — тронув короткие волосы, заправляя их за уши, Хваса улыбнулась, кажется, с долей искренности, на которую была способна, будучи уставшей, сейчас.       Нам Джун не любил погружаться в воспоминания, они разгрызали его плоть изнутри, заставляли надолго уходить в себя и не слышать голоса людей «на поверхности». Но сейчас, именно в этот момент придётся выуживать всё из подсознания: историю, переживания, всю боль, что очень уж много лет находилась внутри, банально требуя выхода, — здесь не надо ничего скрывать, за появление эмоций не ударят током, и хоть дыхание спёрло, ладонь девушки легко опустилась на плечо.       — «IH» на обратной стороне жетона означает «идеальный человек», — произнёс парень, почувствовав, как пальцы сжались на его руке, придавая уверенности. — Я не знал, для чего мы созданы, до одного момента — сам увидел, что нас всех семерых поведут на войну против людей в Городе, — поймав шокированный взгляд Хвасы, Нам Джун криво ухмыльнулся — сколько же всего скрывалось за этим простым движением губ. — Все мы обладаем способностями, которыми люди не располагают. Я — Пророк, я вижу будущее, и в большинстве случаев я никак не могу повлиять на ход событий.       Нам Джун рассказывал всё о себе: слова смешивались с болью, отторжением к собственной натуре, с ностальгией по тем временам, когда парень не чувствовал себя дефектным и достойным смерти. Рассказал, что их буквально ставили под обстрел, пытаясь показать всем чудовищной силы регенерацию, стянул с себя верхнюю одежду, вновь являя взору немного смущённой Хеджин все шрамы на спине, боках. Ан водила пальцем по каждому белому пятну, по каждой вмятине будто бы оторванного куска кожи на теле Нам Джуна, и почувствовала, как свело сердце, что отдалось нотками жалости к человеку, которого готовили только с одной целью — убивать. А надо ли ему вообще это самое сочувствие, если его собратья не имеют чувств, а он сам названия большинства из них не знает?       — Тебе страшно? — шепнула Хваса, убирая руки от мускулистой спины и чувствуя на кончиках пальцев теплоту кожи цвета жжённого сахара; ей хотелось прижаться к телу молодого человека, исцелить все раны и травмы, а потом рассказать о собственном шраме на груди, который незнамо как появился — просто чувствовала, что это сделать надо.       — Нас не обучали такому чувству, как «страх», — проговорил Ким, натягивая обратно футболку, — так как он — первобытный, от которого идеальные люди должны быть избавлены. Я чувствую многое, но в большинстве случаев не могу описать, что.       Если он, чувствуя, бракованный, то бракованы ли все остальные люди, живущие в Городе с самого рождения, проживающие здесь до самой смерти? Если так смотреть, то всё человечество, каким бы оно не было, имеет свои недостатки, среди которых, с точки зрения сумасшедших учёных из лаборатории, эмоции и чувства, мешающие жить. Слишком часто люди, идя на поводу внутренних извергающихся вулканов, совершают чудовищные поступки, но как жить, если всё, что мешает, вырежут, выкинут? Человечество превратится в роботов, живущих по накатанной дороге, лишь бы выжить, а не просто жить, пусть при вечном страхе Сожжённых пустошей, что там кто-то прячется, тюрем и «стирания». То, что спрятано внутри, наполняет жизнь красками, заставляя идти по миру дальше, пусть и исследовав весь Город целиком и полностью до стоптанных подошв и усталости в пояснице. Хеджин чувствовала многое, и этим отличалась от собратьев Нам Джуна, от учёных, что могли окружить чересчур сильным презрением того, что испытывает больше положенного.       — Я могу тебе помочь разобраться с чувствами, — прошептала Хваса, опуская глаза, лишь бы не смотреть на Кима, что был слишком близко к ней, так, как к девушке подбирались только подруги; никаких ухажёров у неё не было буквально никогда, потому Ан, находясь рядом с Пророком, чувствовала себя как минимум странно. — Если ты этого, конечно же, хочешь.       — Почему ты так отреагировала на мой жетон? — внезапно спросил Нам Джун, вспоминая, с какими глазами девушка осматривала этот элемент, на котором была прописана вся жизнь молодого человека.       Хваса молчала некоторое время, собираясь с мыслями, как бы рассказать ему о том, что произошло на работе; конечно же, она очень сильно перепугалась за себя, за Кима, но охранять тайну сейчас не стоило, да и не скажешь, что «да просто так, что-то в голову ударило, а так со мной всё хорошо».       — В той же кладовой, где нашла тебя, был человек, — прошептала Ан, — он был с точно таким же жетоном, но от него… от него веяло опасностью. Он мне ничего не сказал, но… он будто искал кого-то с помощью носа, знаешь, как собака.       «Это был Хосок, они пустили Ищейку», — внезапно с ужасом осознал Нам Джун, а он-то знал, что его друг найдёт любого человека и нечеловека, если постарается. Ким не сомневался — если Чон видел Хвасу, если чувствовал от неё тонкий шлейф присутствия рядом с ней беглеца-убийцы, то Кима вскоре найдут, а значит, надо как можно скорее убегать из этого общежития, из Города, на территорию пустошей, где его не будут даже пытаться искать. Он бы вырвался на свободу прямо сейчас, только что-то удерживало своими стальными пальцами, не давая двинуться с места.       Сейчас девушка успокаивала себя тем, что они скоро разойдутся, расстанутся, но в каком-то смысле не хотела, чтобы необычное знакомство кончалось: именно сейчас она узнала буквально всё о Нам Джуне, он доверился ей, хотя мог смолчать, убить, лишь бы все его тайны не вышли на поверхность. Вставало на место и то, почему парня искали, — если он убил, причём не понарошку, а по-настоящему, то его стоит устранить тоже: военные не прощают, если хоть одного из их товарищей покалечат или убьют, они с ножом пойдут на обидчика. Хеджин знала — Кима, безобидного на самом деле Пророка, убьют жестоко, так, чтобы никакая регенерация не помогла восстановить разрезанные ткани, он будет молить о пощаде, и его крик, стоящий в ушах как вопль самой девушки, когда она видела родителей в тюрьме, заставил сжаться комком и чуть ли не упасть на парня, что подхватил её за плечи.       — С тобой всё хорошо? — гул смешивался в сознании, и Хваса что есть силы оттолкнула от себя Нам Джуна, вскакивая на ноги и прижимая ладони, на которых красовались пятна труда, к глазам, которые резко воспалились. Любое воспоминание о родителях причиняло страшной силы боль, которая кислотой разъедала внутренности и заставляла биться в судорогах, но ни единая слеза так и не покинула воспалённые глаза. Она дала себе обещание не плакать.       Такие приступы случались часто, но Хеджин старательно держала всё в себе, не показывая ничего подругам, ведь они переволнуются, заставят рассказать всё, не зная, что своим волнением откроют самую настоящую чёрную дыру, которая затянет их самих. Нам Джун сделал попытку подойти к девушке, зная, что ей сейчас нужна поддержка, как дверь в комнату широко раскрылась, заставив парня юркнуть под кровать Хвасы, потому что вторжение было резким и неожиданным, но вошла Ёнсон. Она непонятливо уставилась на собственную подругу, что стояла и дрожала, а потом нахмурилась, закрывая дверь и присев на корточки рядом с Кимом, что всё же выбрался из своего защитного уголка.       — Ты её обидел? — строго спросила старшая у Кима, щуря глаза, которые выражали возмущение и желание поскорее избавиться от странного молодого человека, о котором она нисколько не знала. Угрозы не было в произнесённых девушкой словах, просто желание во всём разобраться, чтобы Хваса не тряслась так сильно, будто её били током.       — Нет, онни, всё хорошо, — неожиданно для всех твёрдым голосом сказала Хеджин, а потом глубоко вздохнула. — Просто… я думала, да. Я хочу сбежать из Города вместе с Нам Джуном, потому что если нападут на мой след, так как я его прикрывала, я нежилец. Онни, я надеюсь, вы с Бёри-онни всё поймёте.       Ёнсон была в шоке, даже встала с пола, во все глаза смотря на Ан, что закусила губу после сказанного; Нам Джун сам молча глядел на девушку, что неожиданно высказала желание отправиться вместе с ним за стену, туда, где нет буквально ничего. Она же банально не выживет, выращенная в Городе, ни на что не приспособленная, не имеющая в прошлом такой же обширной физической подготовки, как молодой человек, чьи глаза на секунду сверкнули сталью. В тот самый момент Ким понял, что Хваса — из тех девушек, которым нужна забота, потому что в их глазах столько боли, которую надо унять, что сам начал тянуться к ней в попытке успокоить. Сола остановила его жестом, подходя к подруге и затягивая её в длительные объятия, говорящие о том, что старшая отпустит младшую, пусть с незнакомым для неё молодым человеком, пусть неизвестно из-за какой цели, но поможет ей покинуть Город.       — Хеджин, — позвала девушка подругу, — если ты считаешь, что это нужно сделать, то ни я, ни Бёри не будем тебя отговаривать. Ты знаешь, что мы любим тебя и уважаем твой выбор.       Сама Мунбёль пришла десятью минутами позже, как-то странно озираясь по сторонам и ёжась; она сказала подругам, что с ней всё хорошо, но потом наткнулась на скептический взгляд Нам Джуна, который намекал на то, что такие тайны нельзя держать в секрете, тем более от девушек, что спали с ней в одной комнате уже много лет. Только после ужина, когда все, кроме единственного мужчины, собирались идти мыться, Бёри села на кровать, во все глаза смотря на девушек; ей было что сказать.       — Я встречалась с тем Интеллигентом, — шепнула девушка, стыдливо пряча лицо в ладони, лишь бы не поймать шок в глазах Ёнсон и Хеджин, — боже, прости меня, но я влюбилась в него слишком сильно. Девочки… — Мун всхлипнула, готовая заплакать, — что мне делать? Я поцеловала его…       Ан замерла, чувствуя, что этот разговор никак не должен слышать Нам Джун, но и пойти занимать очередь на этаже с душевыми и говорить о том, что девушка из Рабочей касты встретилась и даже поцеловалась с парнем из касты Интеллигентов, они не могли, слишком опасно. Пришлось присесть на кровать рядом с Мун, что слишком сильно напряглась, заключить её в объятия и прикрыть глаза, молчаливо показывая поддержку, в которой та, несомненно, нуждалась. Все в ней нуждаются, но не каждый ведь и скажет, что да, он человек, он слаб, он тоже нуждается в том, чтобы кто-то посильнее прижал к себе, успокоил, погладил по голове и сказал, что всё будет хорошо, пусть и кажется, что ничего из разряда «хорошо» не будет. Блюстители закона работали слишком хорошо, без эмоций, и даже если между двумя кастами разгорится самое настоящее любовное пламя, они будут работать, сгребая девушек за волосы в охапку и ведя на верную смерть, ведь так надо, так прописано в Великом уголовном кодексе.       — Меня за это сотрут, — шепнула Мунбёль, скрывая слёзы на лице и в голосе, что предательски дрожал, — простите меня…       — Меня тоже сотрут за то, что я привела сюда Нам Джуна, — вдруг ухмыльнулась Хваса, глядя на Кима, что спокойно сидел на собственном спальном месте, — да и если умрём все, то… давайте проживём все эти дни красочно.       — Поддерживаю, — Ким улыбнулась, и за этим простым движением лицевых мышц пряталось многое: например, что Сола сама была не особо из тех, кто соблюдал все правила. — Я завтра буду ночевать у Чон Сока, у него своя комната в большой квартире, так что не ждите меня после работы, хорошо?       После разговора все дамы будто с некоторой спешкой покинули помещение, оставив Нам Джуна со своими мыслями, которые он стал старательно раскладывать по полочкам в своей голове. Хеджин ему доверяла, раз решила, не оговаривая с самим парнем, сопровождать его в путешествии; привыкший быть вечно один, хоть на людях и с людьми, он проникся к девушке, что спала каждую ночь буквально над ним и никогда подозрительно не косилась. Да, она испугалась его в первую встречу, да и за него самого тоже, потому что Ким ни разу не падал на пол, если только его били в спарринге, а тут из-за слабости и зелёных ламп просто упал плашмя.       Три девушки в это мгновение без проблем прошли в душевые, практически ни о чём не разговаривая; Хеджин была занята своими волосами, которые почему-то в последнее время внушали опасения, а Бёри скрывала слёзы под тёплыми струями душа. Она всё думала об Ильхуне и не знала, как поступить правильнее: может, вообще забыть его, как хороший сон, оставить в прошлом и зажить новой, счастливой жизнью? К сожалению, девушка слишком крепко увязла в собственных чувствах, как в топком болоте, и банально не знала, как поступить, хоть спрашивай у старших, как бы они поступили в таких ситуациях. Одна только Сола была как-то странно навеселе, даже пела что-то, и Ан порой посматривала на старшую, которая, несомненно, была хороша: Чон Сок выбрал ту девушку, если хотел умную, заботливую, весёлую и к тому же красивую. Она вызывала тепло в венах, что стремилось к сердцу и захватывало его в свои тонкие ручки, а потом нежно гладило, приговаривая, что всё будет хорошо.       — Я сделаю всё, чтобы помочь тебе и Нам Джуну покинуть Город без особых усилий и давления, — проговорила Сола, одеваясь и распуская волосы из небрежного пучка, в котором они находились всё это время. — Главное, пожалуйста, оба не делайте ничего поспешного.       — На что ты намекаешь? — Хеджин завернула мокрые локоны в полотенце и стала энергично их тереть, понимая, что старшая, вероятно, подумала, что между ними промелькнула искра, хотя ничего не было: ни намёка на симпатию, да и к тому же такие чувства Нам Джун вряд ли когда-то испытывал.       — Ни на что, моя милая, — Ёнсон оделась и принялась ждать остальных, время от времени поглядывая на тонкий стан Мунбёль, внушающий опасения из-за выпирающих на спине костей. — Бёри?       — Что, онни? — девушка немного стыдливо посмотрела на старшую, будто до сих пор стеснялась собственных фраз, собственной любви, что испытывала к Интеллигенту. Так же нельзя, противозаконно, но почему тогда Ильхун ответил на поцелуй, почему обнял, притягивая к себе, а потом сказал, что наблюдал за ней давно? Их любовь взаимна, это точно, но так нельзя, они же из разных каст.       — Ты нам поможешь? — с улыбкой спросила Сола, понимая, что с одной из своих младших надо обращаться как можно нежнее, чтобы та не чувствовала себя плохой, порочной. Только дождавшись слабого кивка, Ким вскрикнула, обнимая Хеджин, из рук которой выпало полотенце, и шепнула: — Раз так суждено, то будьте благословлены с Нам Джуном.       Пришлось только тихонько улыбнуться, ведь и не докажешь, что Ан и Ким друг к другу абсолютно ничего не чувствуют, а потом собраться и покинуть помещение, давая следующей группке девушек войти и смыть с себя всю рабочую грязь. Нам Джун покорно дожидался хозяек комнаты, сидя на полу, и как только они пришли, молодой человек расслабился, валясь на спину и осторожно наблюдая за Хвасой, что кивала на пожелания доброй ночи и гасила свет, оставляя его только в закутке с раковиной. Поманив Кима туда, девушка, оперевшись о раковину, посмотрела на парня, что занимал собой большую часть пространства, и прошептала, будто боясь потревожить покой всех, кто жил в общежитии:       — Девочки помогут нам сбежать, но ты доверяешь им?       Будто готовя эти слова всё время, что жил бок о бок с представительницами прекрасного пола, Нам Джун выдохнул, понимая, что Хеджин буквально поймана в ловушку, находясь рядом, и произнёс:       — Если ты доверяешь им, то я доверяю им. Мы сбежим через три дня, за это время ты сможешь подготовиться.       «Я» исчезло из лексикона Кима, ведь теперь в нём появилось «мы», отдающее теплотой и Хвасой, что, кротко улыбнувшись, пожелала доброй ночи и растворилась в темноте комнаты.