***
После нескольких часов визги и ругательства матери прервал крик ребёнка. Черноволосый комочек был немедленно передан на руки уставшей Узумаки, чьи глаза были переполнены глубоким счастьем и облегчением. Сакура выдохнула после продолжительной операции, и не смогла без улыбки взглянуть на Узумаки — настроение роженицы передалось всем в лазарете, да и что между ними не было, рождение ребёнка это настоящее чудо, тут не место злости и обидам. — Спасибо тебе, — прохрипела Карин со слезами на глазах. — Это моя работа, — коротко и беззлобно ответила розововолосая. — Она копия отца. Как решили назвать? — Сарада. Учиха Сарада. — Узумаки потёрлась щекой о голову уснувшей дочки. Всё тело Харуно словно пробил электрический импульс. В голове набатом стучало имя ребёнка, что сейчас покоился на руках матери, и дикая ярость наполнила душу куноичи. Она немедленно выбежала из лазарета и как можно быстрее побежала в их с Какаши временное пристанище — ей срочно нужно крепкое плечо сенсея, которое обязательно выдержит её очередную истерику. «Сарада. Учиха Сарада». На ресницах блестели слёзы. «Сарада. Учиха Сарада». — Нет! «Сарада. Учиха Сарада». — Сакура? Она распахнула веки, встречаясь с обеспокоенным взглядом Хатаке — Харуно не заметила, как вбежала в домик и запахнула входную дверь с такой силой, что та чуть не треснула. Он знал, что случилось, по чакре понял, что за гостья в столь поздний час пришла в эту деревушку и чертыхался на судьбу из-за того, что толком не окрепшей Сакуре приходится сталкиваться с таким тяжёлым испытанием — принимать роды у разлучницы. Это просто несправедливо по отношению к девушке. Глаза куноичи полные мольбы смотрели на Хокаге в поисках поддержки. Она сорвалась с места и кинулась мужчине на шею, громко рыдая. Сжимая его в несильных тисках, она вжималась в его шею и плакала, плакала жалобно, горько, отчего у Хатаке чуть ли не до спазма сжалось сердце. Он подхватил девушку под бёдра и сел вместе с ней на футон, располагая розововолосую на своих коленях. Она уже начала икать, а Какаши нежно гладил её по спине, голове, вжимался лбом в её плечо, может, таким образом немного боли Харуно передастся ему, и куноичи станет хоть на каплю легче. Он невесомо поцеловал её в плечо через маску, и это подействовало — нежное касание слегка успокоило девушку, и та начала говорить: — Я так его любила. Я пыталась, я столько раз пыталась пробиться сквозь его холод, отчуждение, дурной нрав, — девушка заикалась, захлёбываясь в слезах. — Я до конца в него верила, что в душе он хороший, просто он не выдержал стресса и поддался тьме, как я недавно. Когда я хотела вонзить в него кунай там, на мосту, даже тогда моё сердце, — она схватилась за ворот ципао у самого горла, словно ей было тяжело дышать, — даже тогда оно молило в протесте не ранить любимого, и сколько бы попыток у меня не было, я не смогла. — Какаши мягко проводил ладонью по её волосам, не зная, как помочь. — А у него рука не дрогнула занести на меня чидори. И несмотря на это, — слёзы больно кололи раздражённую кожу щёк, — я его простила. Я простила, потому что до одури любила! Он, чёрт возьми, не заслужил меня! — Крики раздирали глотку, а мужчина ещё крепче прижал к себе, словно хотел заглушить её вопли своим телом. — Но почему, когда у меня почти получилось без него жить, когда я почти собрала своё сердце и решила впустить что-то новое, Саске напомнил о себе таким образом?! Он отнял у меня первый поцелуй, первый раз, и он отнял у меня имя, которым я хотела назвать свою дочь! Учиха забрал у меня всё! — она кричала, кричала так громко, что, конечно, было слышно сторожевым, но те не решались войти в домик. У Хатаке болью отзывалось каждое слово бывшей ученицы, но он был бессилен. Единственное, что он смог бы сделать, это слушать, обнимать и гладить, пока Харуно насквозь не промочит его жилет, пока её пальцы не перестанут так лихорадочно сжимать его предплечья в поисках ответов и поддержки. Она была разбита ещё больше, чем тогда.***
Она давно уснула на его груди, а ему совершенно не спалось. Он боялся шевельнуться, чтобы не прервать сон девушки, чьё опухшее лицо было ещё влажным от слёз. Ему искренне было грустно за бывшую ученицу — она только начала потихонечку собираться обратно, как сразу получила такой удар по рёбрам. Чёртов Учиха. Узумаки рассказала его клону, что новоиспечённый отец отправил девушку в ближайшее отсюда убежище Орочимару, чтобы родить в относительно безопасном месте, однако Сарада решила появиться на свет немногим раньше. Сам же Саске продолжил свою миссию, не желая прерываться на такую малозначимую вещь как рождение ребёнка. Какаши осторожно гладил Сакуру по спине, радуясь, что она избежала такой участи — куноичи заслужила куда больше любви, чем мог бы дать его нерадивый ученик. Хатаке надеялся, что Харуно к утру не закроется от мира, как черепашка в панцирь, и позволит Шестому вылечить её израненное сердце. А он очень постарается. Ему очень хочется помочь.***
Солнце слегка забрезжило на востоке, как Сакура открыла глаза. Её спину приятно грело что-то тяжёлое, запах хвои щекотал ноздри, и грудная клетка сенсея плавно вздымалась под ней. Харуно резко распахнула глаза и рывком поднялась с мужчины, густо краснея. Какаши отметил сходство лица девушки с малиной, которую он очень любил, и он ухмыльнулся своим мыслям. Куноичи смотрела на Шестого, совершенно не представляя, что ей делать дальше. Ударить его? Может, ей убежать отсюда, подальше от этой неловкой ситуации? Или извиниться за вчерашнюю сцену? Хатаке заметил, как налились грустью радужки её глаз, и рука сама собой потрепала девушку по волосам. Он не будет ковырять её раны, но он поможет ей двигаться дальше. Девушка всё прочла по его взгляду и глубоко выдохнула, пребывая в благодарности к бывшему сенсею. — Спасибо, Какаши. Она произнесла это так, словно никогда не произносила приставку «-сенсей». — Не за что, Сакура. Он произнёс это так, словно она никогда не была двенадцатилетней ученицей.