***
Перед Штольманом расположился худой мужчина с сероватым невзрачным лицом. Несмотря на то, что младшего брату господина Ивашкова ему было чуть больше тридцати, он уже обзавелся проплешинами в тускло-рыжих волосах. — Вы должны меня понять, для меня это такой удар, — проговорил Аркадий Петрович. — Я понимаю, — кивнул следователь, отмечая, что слова вдовца никак не вяжутся с его внешним видом. Слишком он уж спокоен. — Но всё же, вы должны ответить на несколько моих вопросов. — Я понимаю, — кивнул он. — Но вряд ли я смогу быть вам полезен. Мы знакомы были всего полгода, а женаты и того меньше. — Вот как? — заинтересовался Штольман. — Как вы познакомились? — Нас познакомил мой брат, Роман Петрович, — медленно ответил Ивашков. — Когда я увидел Елену Ивановну… Она была так прекрасна! — Скажите, какие у вас были с ней отношения? — Я любил её, — внезапно горячо проговорил Аркадий Петрович. Штольмана очень удивило столь бурное проявление эмоций. — Её все любили! — Вот как? — Штольман цепким взглядом следил за малейшим движением вдовца. — Неужели у неё не было врагов? Всё-таки профессия актрисы… — Если только Цветкова Екатерина Ивановна, — вздохнул он, доставая платок и вытирая им внезапно вспотевший лоб. — Они боролись за главные роли… Но Леночка всегда была выше её! И талантливее! К сожалению, брат мой поздно это заметил… Штольман кивнул, вновь обводя гостиную взглядом: добротная дубовая мебель, камин, напольные часы. В книжном шкафу стояли книги: французские романы, историческая проза, научная литература. — Как вы думаете, кто мог убить вашу супругу? — напрямик спросил Штольман. — Я… Я не знаю, кому она могла настолько помешать. Елена Ивановна была исключительной женщиной.***
Штольман после разговора с мужем Елены Ивановны пребывал в задумчивости. Несмотря на то, что разговор получился коротким, его всё-таки заинтересовала фраза: «Леночка всегда была выше её! И талантливее! К сожалению, брат мой поздно это заметил…». Интересно, что это значит? Впрочем, размышлять над этими словами у него долго не получилось, так как настало время более обстоятельно побеседовать с актрисой Цветковой. Екатерина Ивановна оказалась женщиной весьма эмоциональной не только на сцене, но и в жизни. — Да зачем мне её убивать?! — патетически заламывая руки, спросила Екатерина Ивановна, когда Яков Платонович намекнул ей о своих подозрениях. Штольман без особого интереса оглядел её миловидное лицо, тонкие запястья и пухлые пальцы и принялся осматривать гримерную, в которой царил творческий беспорядок. — Вы были соперницами, — заметил Штольман. — Право слово, здесь все соперники, — рассерженной кошкой фыркнула актриса. — Если бы каждый начал убивать из-за роли, актеров бы не осталось! Штольман мысленно признал её правоту, но отступать не собирался. Он задал ещё несколько вопросов, осматривая столик, где стояло множество склянок, которые привлекли его внимание. — Что это? — вдруг спросил он, беря в руки пузырек из темно-зеленого стекла. — Духи, — пожала плечами Екатерина Ивановна. Штольман открыл склянку и понюхал. — Кстати, у них очень приятный цветочный аромат. Мне их подарил поклонник. — Вы уверены в этом? — вкрадчиво спросил мужчина, открыв склянку и поднеся её к носу. — Это что угодно, но не духи. Екатерина Ивановна непонимающе посмотрела на него.***
Штольман пребывал в задумчивости. В склянке из зеленого стекла оказался яд, которым была отравлена мадам Ивашкова. Эта самая склянка была найдена в гримерной убитой актрисы и её коллеги Екатерины Ивановны. Сама Екатерина Ивановна утверждает, что в этом флаконе были духи, которые ей подарил некий Павел Антонович Митрофанов, купец первой гильдии. Господин Митрофанов был человеком женатым и имел четверых детей. Помимо капиталов его очень интересовал театр, а в особенности актрисы, а точнее актриса. Екатерина Ивановна сумела пробудить в нем чувства, которые угасли к его жене после рождения пятого ребенка, который умер всего через несколько минут после того, как появился на свет. Жена господина Митрофанова, дородная Настасья Павловна, в молодости была красивой крепкой женщиной. Но последние тяжелые роды сильно сказались как на её здоровье, так и на её внешности. Она резко подурнела, осунулась и стала очень раздражительной и ревнивой. — Да лучше бы эта проклятущая Екатерина Ивановна отправилась на тот свет, — высказала весьма крамольную в христианстве мысль мадам Митрофанова. — Эта девица, представляете, смеялась мне в лицо, когда я… — тут она запнулась и махнула рукой, покрытой многочисленными морщинами. После этого-то разговора у Якова Платоновича и появилась мысль, что отравить возможно хотели вовсе и не Елену Ивановну. Тем более, мадам Митрофанова призналась, что была в гримерке. — Но позвольте, зачем яд надо переливать во флакон с духами? — пробормотал Яков, сидя в своем кабинете, залитым ярким солнечным светом. — Ерунда какая-то получается. Штольман вновь стал просматривать документы. Ничего нового в них не было, но тут его взгляд зацепился за рисунок. — А это как сюда попало? Яков недоуменно посмотрел на брошь, которую нарисовала Анна Викторовна. Где-то он её уже видел. Точно! На столе, в кабинете господина Митрофанова. Когда Штольман, вошел, он любовался этим украшением, а затем поспешно его убрал. Тут вспомнились слова Анны: «Она стала одной из причин». Штольман поспешно собрался и покинул свой кабинет. На улице было тепло. От дороги шло приятное тепло. Лучи лениво солнца скользили по окнам и крышам домов. Яков сам не помнил, как добрался до дома, где проживал господин Миронов с племянницей. Впрочем, сейчас это было не важно. Сейчас важно было выяснить, откуда Анна Викторовна узнала про брошь. Дверь Штольману открыла сама Анна. Выглядела она весьма удивленной, но о причине визита спрашивать пока не стала. Она распорядилась подать чай в гостиную и сообщила, что дядюшки нет дома, но он должен скоро вернуться. — Я к вам, Анна Викторовна, — проговорил Штольман. — Да? — удивилась Анна. — Присаживайтесь, Яков Платонович. — Благодарю, — кивнул он и сел. Подали чай. Барышня Миронова сама разила напиток по чашкам и протянула одну из них следователю. — Так по какому вопросу вы пришли ко мне? — полюбопытствовала она. — Откуда вы узнали про брошь? — напрямик спросил Яков Платнович. — Если я скажу, что мне дядя рассказал, вы мне поверите? — несколько лукаво спросила она. Штольман отрицательно покачал головой. — Попытаться стоило… — она внимательно посмотрела на следователя. — Понимаете, это сложно объяснить. — А вы попытайтесь, — спокойно произнес Яков, с интересом наблюдая за девушкой, которая нервно теребила край шали. — Мне об этом рассказала сама Елена Ивановна после того, как умерла. — Извините? — нахмурился Штольман, подумав, что Анна шутит. — Понимаете, Яков Платонович… — тщательно подбирая слова, произнесла Анна Викторовна. — У меня это с детства. Они приходят ко мне за помощью или чтобы поделиться сокровенным. — Кто они? — оторопело спросил Штольман. — Духи, — просто ответила Анна. Яков не знал, как отнестись к её словам. Сначала сны, которые сбываются, а теперь и это! Что за чертовщина?! Яков внимательно посмотрел на Анну, пытаясь найти в её лице хоть тень веселья или издевки, но барышня была серьезна и внимательно наблюдала за ним своими невероятными голубыми глазами. — Значит, помимо снов, ещё и духи? — вкрадчиво спросил следователь. Анна лишь неопределенно повела плечом и несмело улыбнулась. — Понимаю, в это трудно поверить. Никто мне никогда не верил. Только дядюшка… — тут она запнулась. — Но это действительно так. Я вижу сны и духов. Иначе, как вы объясните то, что я знаю про брошь? — А ваш дядюшка знаком с купцом Митрофановым? — подозрительно спросил Штольман. — Да, — просто ответила Анна, — но они не настолько близки, чтобы обсуждать любовниц господина Митрофанова. В конце концов, и не все родные братья обсуждают эту тему. Штольман машинально кивнул и сделал глоток чая, так как в горле внезапно пересохло. — Скажите, а вы знакомы с купцом Митрофановым? — поинтересовался Яков, решив разобраться со странностями девушки позже. — Лично не знакома, — покачала головой Анна Викторовна, — но… — она запнулась и прикусила губу. — Но что? — осторожно спросил Яков Платонович. — Дух Елены Ивановны… — медленно проговорила она и тут же наткнулась на ироничный взгляд Штольмана. — В общем, дух мадам Ивашковой показал мне, что в гримерной были розы и конфеты. В цветах была записка без подписи. Она подумала, что их принес ей муж, так как в начале были написаны её инициалы… Штольман не знал, как реагировать на слова Анны. Если бы она это видела сама, то это одно. А ей об этом поведал дух мадам Ивашковой. Дух! И как на это реагировать? В духов Яков не верил. Верил он только фактам. Да и если бы и верил он в потусторонний мир, то всё равно показания мертвецов к делу не пришьешь…