***
Штольман познакомился с Артюхиным, его подчиненными, а также выбрал себе помощника в лице активного молодого человека Антона Андреевича Коробейникова. Штольмана мало волновала настороженность, с которой его приняли местные сотрудники полиции, и потому он спокойно преступил к выполнению своих обязанностей. Так как в первый день ничего из ряда вон выходящего не случилось, он стал разбирать дела, который предыдущий следователь не потрудился придать им хоть видимый порядок. Впрочем, вечером, городовые доставили к нему на допрос зареванную бабу в теплом пуховом платке, тщедушного мужичка с фингалом под глазом, и огромного мужика с косой саженью в плечах. Бабу звали Глафирой. Было ей сорок лет отроду. Она была добротной, румяной и очень голосистой (в этом убедилось всё отделение и Артюхин со Штольманом в частности). Её любовником был тщедушный мужичонка с фингалом под глазом. Следователь был уверен, ему и больше досталось, так его полюбовница такой вой наверняка подняла… Мужем Глафиры был тот самый Герасим. Промышлял он рыбной ловлей и слыл нравом крутым и ревнивым. И потому, застав в хлеву жену свою с соседом… Штольман во время допроса не знал, плакать ему или смеяться. История это напоминала сюжет какого-нибудь бульварного романа, которыми зачитывались не только юные барышни, но и их матушки и тетушки. Никто заявление писать не стал. Что было и не удивительно… Штольман бы, наоборот, очень удивился, если бы к нему лег лист бумаги, текст которого был оформлен по всем правилам. Отпустив Глафиру с её мужем и ухажером, городовой доставил мужика, таскающую у добропорядочных граждан деньги на рынке. Здесь всё было серьезнее… Этот проныра даже упираться не стал! В общем, в квартире Штольман оказался только в одиннадцатом часу. Кухарка Агафья быстро организовала ему поздний ужин и сообщила, что Петр Иванович с племянницей ещё не вернулись от четы Мироновых. Поведала она и о том, как была хмура всегда добросердечная барышня… — Слышала я про господ Мироновых, — охотно ответила кухарка, на вопрос Штольмана о том, знает ли она что-нибудь об этой семье. — Отец барышни является уважаемым в городе адвокатом. Матушка её тоже из хорошей семьи происходит. Только нервной она очень становится, когда речь заходит о её дочери. Ведь здесь же история с ней нехорошая произошла… Поговаривают, что барышня на похоронах уважаемого человека обвинила в его смерти сына покойника! Вроде ей это дух нашептал… Штольман мысленно хмыкнул. В духов он не верил, несмотря на ночь поезде, а вот в слова Анны Викторовны… А вот в слова Анны Викторовны он очень даже верил, так как им всегда находилось подтверждение. — Так вот… После того, её якобы на лечение отправили вместе с младшим братом Виктора Ивановича, — проговорила кухарка. — Но знаете, барин… Мне, кажется, барышня очень разумна… И музыке, и манерам обучена… А сколько языков она знает! Сама видела, как она переводила тексты… Агафья знала Анну с детства и всегда была готова ей помочь. И вот сейчас она согласилась помочь ей и её другу Штольману… Яков Платонович произвел на кухарку самое благоприятное впечатление, несмотря на то, что полицию она не особо жаловала. Яков мог только посочувствовать Анне. Ему самому в детстве пришлось нелегко. Отец его на дух не переносил, а мать… Мать умерла, когда ему было два года. Он её и не помнил. Знал только, что она была из знатного русского рода. Наверное, не получив в детстве женского тепла, молодой Штольман стал искать его, как только отец начал выводить его в свет… Но вместо этого он сталкивался с кокетством или показным великодушием. К двадцати пяти годам он убедился в том, что женщины часто выдают себя за тех, кем не являются… Его первым серьезным увлечением была Варвара Дмитриевна Козлова. Она казалась ему идеалом девушки, которая хотела настоящей искренней любви. По крайней мере, она не раз это ему говорила. Впрочем, вскоре Штольман узнал, что пределом её мечтаний была поездка в Париж, где было множество модных магазинов, и беспрерывное чтение Ричардсона и рыцарских романов. Но это бы можно было и стерпеть. Ведь, когда любишь человека, ему прощаешь всё. Но вот её сказанные на полном серьезе слова о том, что каждой порядочной даме нужен любовник… Именно в тот момент идеальный образ Варвары разрушился. Шаги и приглушенные голоса вывели Якова из состояния задумчивости. Очень скоро перед Штольманом предстала Анна. Расторопная Агафья тут же поставила перед барышней чашку с чаем. — Как прошла ваша встреча? — участливо спросил следователь. — Я чувствовала себя породистой кобылой на торгах, — честно ответила Анна. — Весьма прямолинейно, — улыбнулся Штольман. — Неужели всё настолько плохо? — Весь вечер матушка восхищалась моим туалетом и моими манерами, — Анна отложила чайную ложку и устало прикрыла глаза. — Это было отвратительно. Но окончательно меня довело её заявление, что мне не плохо бы найти мужа. — В чём-то она права, — неожиданно мягко произнес он. — Не плохо бы, — согласилась Анна. — Но проблема в том, где найти мужа, которого не смущало мое воспитание, в котором не была предусмотрена абсолютная покорность и много чего ещё. — Думаю, ваше воспитание было вполне достойным, — заметил Яков. Анна весело на него посмотрела. — Яков Платонович, а вы в курсе, что я умею ездить на велосипеде? — она лукаво посмотрела на него. — А ведь многие мужчины считают это недостойным занятием для женщины… — Не вижу ничего предосудительно в езде на велосипеде, — пожал плечами Штольман. Анна не смогла сдержать теплой улыбки.***
Проведенный день с матерью вызывал у Анны только чувство досады от впустую потраченного времени. Яков же ведь день занимался рутинной работой, которая давала ему возможность не думать о задании Варфоломеева. Впрочем, ни Разумовского, ни Гордана Брауна в городе ещё не было… Вечером Петр Иванович ушел на встречу со старым приятелем, которого не видел вот уже много лет. Анна же и Яков расположились в гостиной последнего. Девушка предложила сыграть ему в бридж. Штольман не стал ей отказывать, и потому отправился на поиски карт… — А мы всё продолжаем нарушать всевозможные приличия, — задорно проговорила Аннет, когда вернулся следователь вместе с колодой карт. — По сравнению с предыдущими нашими прегрешениями, это сущий пустяк, — усмехнулся Яков, перетасовывая карты — Трудно с вами не согласиться Яков Платонович, — улыбнулась Анна. — Вас дядюшка учил играть в карты? — поинтересовался Штольман, раздавая карты. — Не только, — покачала головой Анна. — Меня также учил лорд Генри… Это было ещё в Англии. И кстати, он тоже не видел ничего предосудительного в том, что женщина ездит на велосипеде. Началась игра. — А вы были в Англии? — полюбопытствовала Анна. — Нет, — покачал головой Яков. — Но я был в Германии. — В самом деле? — заинтересовалась Аннет. — И в каком городе вы были? — В городах, — поправил её Штольман, смотря на свои карты. — В Берлине, Лейпциге, Мюнхене. А вы? — В Берлине и Дрездене, — ответила Анна Викторовна. — И как вам Берлин? — поинтересовался следователь. — Весьма интересный город, — Анна задумчиво посмотрела на карты, а затем улыбнулась. Игра всё больше увлекала их, и потому разговоры стихли. Было сыграно три партии. Изредка были произнесены короткие фразы, относящиеся к игре. Впрочем, это не мешало им поглядывать друг на друга… — Знаете, дядюшка до сих пор недоумевает, как я могла освоить бридж и прочее, но при этом не могу играть в шахматы… — Вы не умеете играть в шахматы? — удивился Яков. — Дядюшка не раз пытался научить меня, — честно проговорила Анна. — Но его старания не увенчались успехам… — Хотите я попробую вас научить? — неожиданно даже для самого себя предложил Штольман. Анна изумленно на него посмотрела. — Это… — она не знала, что сказать. — Это… А почему бы и нет? — придя в себя, произнесла барышня Миронова. Яков улыбнулся и стал собирать карты. Анна же встала и подошла к нему сзади. Она положила ему руки на плечи, затем обвила его шею руками. Штольман замер, боясь пошевелиться и спугнуть её. — Я буду вам очень благодарна, — её теплое дыхание коснулось его щеки, а в следующее мгновение её губы коснулись его щеки. — Анна Викт… — он осекся, заметив её пристальный взгляд. — Анни, — прошептала она и осторожно поцеловала его. Штольман быстро перехватил инициативу и углубил поцелуй, предварительно переместив Анну к себе на колени. Это было неправильно, но… Они ничего не могли с собой поделать. Анну сводил с ума его спокойный взгляд, Яков терял голову лишь от одной её лукавой улыбки… — Это безумие, — со сбившимся дыханием произнес он. — Безумие, — согласилась Аннет и вновь прильнула к его губам.