Другая история

      Аглая поправила свои тускло-рыжие волосы и вздохнула. Она так и не привыкла к Одессе. И почему отец решил перебраться из Киева сюда? Ах, да… О пользе морского воздуха говорит каждый доктор. Но здесь так скучно! Да и кавалера приличного здесь не найти. Хотя здесь барышня Милославская лукавила. Жил по соседству молодой человек Александр Ремизов. Мадам Ремизова, его матушка, приходилась подругой матери Аглаи. Женщины не раз намекали, что не прочь породниться. Вот только у барышни Сашенька, как называли его почтенные дамы, вызывал отвращение. Невысокий, с маслянистыми маленькими глазками на красном толстом лице, с жиденькими прилизанными бесцветными волосенками. Другое дело, его двоюродный брат Лев Федоров… Статный темноглазый красавец с черными волосами и обворожительной улыбкой покорил уже многих барышень. Или взять господина Штольмана, который приходил в дом Ремизовых. Он, конечно не был юношей, но стать и сдержанность просто очаровали её. На его фоне даже померк романтический образ господина Федорова… — Опять думаешь о симпатичном старом приятеле господина Ремизова? — с улыбкой спросила её двоюродная сестра Машенька Скворцова, которая гостила у них с матушкой вот уже месяца два. — Мари! — покраснела Аглая. — Да, он весьма не дурен собой, — произнесла Мария. — По крайней мере, он намного симпатичнее того, кого сватает тебе Марфа Георгиевна. Но будь осторожна… Столичные мужчины уж очень отличаются. — Не говори глупостей, Мари, — смущенно ответила барышня Милославская. — Неужели он тебе не понравился?       Мария смутилась. Ей тоже по душе пришелся столичный следователь. Вот только возможности познакомиться с ним у неё не было. — А сегодня еще и друг отца со своей племянницей приезжает, — проговорила Аглая. Маша сделала вид, что предыдущую часть монолога подруги внимательно слушала. — Мироновы, кажется. Поговаривают, Анна Викторовна является одной из первых красавиц Петербурга.       Мария нахмурилась. Она считала себя довольно симпатичной девицей и, как, наверное, все симпатичные девицы, не терпела конкуренции.       Анна Викторовна Миронова… Аглая никогда не видела эту девушку, несмотря на то, что Петра Ивановича барышня видела и даже была с ним знакома. Об Анне она лишь знала, что её считают одной из первых красавиц Петербурга. Это ей как-то в письме рассказала подруга, которая проживала в столице.       Вечером барышни наконец-то сделали то, о чём мечтали уже не первый день. Им был представлен Штольман. Он произвел на них самое благоприятное впечатление своими манерами. Вот только их настроение чуть испортилось, когда они заметили взгляды, которыми обменялись Яков Платонович и Анна Викторовна. Те, к огромному неудовольствию Аглаи и Марии, оказались знакомы. — Так вы сюда прибыли по работе? — спросила Анна. На улице было тепло, несмотря на то, что по небу начали рассыпаться звезды. — Да, по работе, — кивнул Штольман. — Что в этот раз? — поинтересовалась Аннет. — Маньяк? Злой дух? Или государственный изменник? — Ни то, ни другое, ни третье, — произнес Штольман. — Были уже похищены три барышни от пятнадцать до семнадцати лет. — О боже! — поразилась Анна. — Кто же их… — Вот для этого меня сюда и прислали, — ответил Штольман. — И как продвигается дело? — полюбопытствовала Анна Викторовна. — Я побеседовал с их родителями, с подругами, но они ничего того, что не было бы зафиксировано в протоколе, не сообщили, — нехотя ответил Штольман.       Они остановились под старой яблоней, которая тихо шелестела своими зелеными листьями. В доме зажгли свет. Стали мелькать силуэты. Где-то в траве жужжал жук. — А вас что привело в Одессу? — прервал молчание, Яков. — Дядюшка посчитал, что пребывание в Затонске сильно сказалось на моем душевном состоянии, — улыбнулась Анна. — И это так? — обеспокоенно спросил Яков Платонович. — Уверяю вас, пребывание в Затонске оказало на меня не больше влияния, чем варшавские события, — успокаивающе произнесла барышня Миронова и осторожно коснулась ладонью его щеки — Я скучала по вас*. — Я по вас тоже скучал, — улыбнулся Штольман.       Анна подошла чуть ближе, и Яков не смог сдержаться. Он обхватил барышню за талию и притянул к себе. Аннет опешила, но ответила на объятия всегда сдержанного следователя. — Яков Платонович, — прошептала она. — Яков… Яша…       Штольман едва не дернулся. На его памяти никто не звал его Яшей. Даже в далеком детстве его звали Яковом. Анна меж тем осторожно коснулась губами его щеки. — Анна… — отчество барышни застряло у него в горле. Девушка же улыбнулась и поцеловала его в уголок губ. И это лишило Штольма ориентиров…

***

      Пропали три барышни, а мысли Штольмана были заняты поцелуем с Анной, которую он уже давно мысленно называл Аней или Анни.       Юлия Гладышева, Ульяна Камнева и Устинья Рогова. Что их объединяет, кроме похожей внешности и того, что они перебрались сюда вместе со своими семьями? Ничего. Любовных увлечений у них не было. Писем с угрозами им никто не писал. Дневников не вели. Ни одной зацепки.       Раздался стук в дверь. Яков что-то отрывисто сказал и вернулся к протоколам. Вошел дежурный и сообщил, что его желает видеть барышня. — Анна Викторовна, — в знак приветствия кивнул Штольман, встав из-за стола. Он поцеловал протянутую руку и жестом предложил сесть. — Я нисколько не удивлен вашим визитом, — произнес он, как только дверь за дежурным закрылась. — Что привело вас сюда? — Вот, — Анна положила на стол следователя портрет. — Она мертва.       Штольман посмотрел на портрет и с удивлением узнал первую пропавшую барышню, Юлю Гладышеву. — Это Юля Гладышева, — произнес Яков. — Первая пропавшая. — Её тело находится в каком-то сарае, — медленно произнесла Анна. — Там какие-то старые лодки, рыболовные сети…       И вот так всегда. Вот почему от слов Анны зачастую пользы больше, чем от допросов и прочего? Впрочем, Штольман уже почти привык и к её духам, и к видениям, и к снам. Отдав распоряжение обыскать все лодочные сараи и прочее, он вместе с Анной вышел из управления. — Страшное это дело, Яков Платонович, — проговорила Анна. Штольман вопросительно посмотрел на неё. — Та девушка… Я видела какой-то баркас. И там сидели несколько барышень. И их руки были скованы кандалами, — приглушенно сказала она и испуганно посмотрела на нахмурившегося следователя. — Яков Платонович, что это такое? Это ведь не… — барышня запнулась, не решаясь закончить свою мысль. — Всё может быть, — проговорил Яков. — Не волнуйтесь. Я всё выясню. — Будьте только осторожны, — попросила Анни. — Пожалуйста.       Яков смог только кивнуть.       Возвратившись в управление, Яков велел отправить запросы в ближайшие прибрежные города на предмет похожих преступлений. Сам же он отправился к Герасиму Воронову. Тот когда-то промышлял темными делишками в Петербурге, а потом резко остепенился, взяв в жены какую-то девицу, и подался в Одессу. Герасим был ловким парнем. Формально перед законом он был чист, а вот если по совести, то своими делами он заработал себе не одну каторгу.       Вороновой очень удивился, увидев Штольмана на пороге своего небольшого домика. Впрочем, к столичному следователю он не испытывал неприязни, хотя должен был. — Слыхал я про девок-то, — проговорил он, внимательно выслушав Штольмана. — Но это вряд ли местные… Хотя, кто их там знает, — он отложил щетку и посмотрел на следователя. — Лялька моя мне сказывала, что это не впервой происходит. Её сестра живет в соседнем городе… Так вот там тоже девицы пропали. Прямо напасть какая… — А что говорят другие? — с нажимом спросил Штольман. — Другие судачат, что кто-то ради белого золота… Девки-то белокурые у басурманов в цене, — проговорил он.       Яков задал ещё несколько уточняющих вопросов и простился, в глубине души надеясь, что их с Анной предположения неверны. Надежды не оправдались. Ближе к вечеру был найден лодочный сарай, в котором было найдено тело Юли Гладышевой. По предварительному заключению доктора, она была скована, изнасилована и задушена руками.       Глядя на растерзанное, почти обнаженное тело, Яков почувствовал подступающий к горлу ком. Такого с ним давно не случалось…       Вечером в гостинице его ждала просунутая под дверь записка от Анны с просьбой зайти к ней в номер. Яков вздохнул и отправился в покои барышни Мироновой.       В номере Анны стол был накрыт к ужину. Сама Анни встретила его в светлом домашнем платье и помогла снять сюртук. — Это прелюдия для того, чтобы вызнать детали расследования? — поинтересовался он. Анна тихо рассмеялась. — И это тоже, — кивнула она. — Присаживайтесь…       Ужин с Анной заставил забыть о деле. По крайней мере, на время. Яков чувствовал себя умиротворенно. Тихий, мягкий голос Анны почему-то убаюкивал, даря такой чуждый для него покой. — Яша, — прошептала она. Он как-то не заметил, как она подошла к нему со спины и положила руки ему на плечи. — Идите сюда…       Он усадил девушку на колене и крепко прижал к себе. — Что мы делаем? — приглушенно пробормотала Анна. — Хотя… — договорить она не успела, так как Яков осторожно коснулся её губ. Анна ему ответила. Сначала робко, будто спрашивая разрешения… — Анни, — прошептал он, чуть отстранившись и смотря на барышню слегка помутненным взглядом.       Анна чуть улыбнулась и проложила дорожку поцелуев от мочки уха до шеи, предварительно развязав галстук и расстегнув пару пуговиц. Штольман же меж тем успел распустить её волосы. Прикосновения обжигали даже через ткань. Поцелуи заставляли забыть обо всех приличиях, о которых, говоря откровенно, никто из них не вспоминал. — Яша, — с трудом сдерживая стон, произнесла Анна. — Тише, моя хорошая…       Тишина дарила покой и удовлетворение. Яков перебирал волосы Анны, чувствуя, как вздымается её грудь и как дыхания щекочет его шею. Анна же, казалось, слышала его сердцебиение и чувствовала себя защищенной. — Вы сведете меня с ума, — едва слышно произнес Яков Платонович.       Аннет чуть отстранилась и внимательно посмотрела на следователя, будто ища подвоха. Не увидев ничего такого, она лишь улыбнулась и провела пальцами по его щеке.       По темному южному небу рассыпались звезды. Город уже спал. Только изредка где-то слышалось ржание лошади или вой собаки. Изредка на улице мелькала чья-то тень Шелест волн не было слышно, но из окна была видна полоска моря, в ребристой глади которого отражалось бескрайнее небо. — Скоро рассвет, — с сожалением произнес Штольман, впервые в жизни мечтая, чтобы время остановило свой ход.