Другая история

      Генрих Альфредович Бюркель был приятным во всех отношениях молодым человеком. Он имел привлекательную внешность, и мог о незначительных вещах говорить со значительным и важным видом, будто он решает какую-нибудь проблему человечества, а не рассуждает о новом аромате духов, который был подарен мадам Веселовой. Любил он поговорить и не о столь приземленных вещах. Его рассуждения о браке, семье и любви заставляли вздыхать даже многих опытных дам.       Матильда Ильинична Бюркель, а в девичестве Голикова, была женщиной приятной, но недалекой. Она постоянно хихикала там, где следовало бы сохранить молчание, и молчала, где следовало бы хихикать. Матильда Ильинична запросто могла спутать Вальтера и Вольтера и отчего-то считала, что «Горе от ума» написал не Грибоедов, а Гоголь. Впрочем, у неё было одно неоспоримое достоинство. Мадам Бюркель имела поразительный талант нравиться даже старым ворчливым старухам и старикам, которые весьма скептически относились к молодым людям. Хотя, стоит отметить, находились и те, кого она постоянно раздражала. К этой категории, как ни странно, относился и её муж Генрих Альфредович.       Матильда и Генрих поженились менее года назад, но уже сейчас было заметно, какие взгляды иногда молодой супруг кидает на свою жену. В этих взглядах постоянно смешиваются досада и раздражение. Но если не приглядываться столь пристально, то можно подумать, что господин Брюкель в восторге от мадам Брюкель.       Анна качнула головой и повернулась к матушке, которая прибыла аж из самого Затонска, чтобы помочь в выборе свадебного платья. Барышня отнеслась к приезду без особого восторга, но ничего не сказала по этому поводу. — Аннушка, а как тебе такой вариант? — прощебетала мадам Миронова. — Слишком много оборок, — чуть поморщилась Анна. — Мне нужно что-то более лаконичное. — Но Аннушка! Свадебное платье должно быть особенным! — воскликнула Мария Тимофеевна. — А оно и будет особенным, — отозвалась Анна. — Своей простотой.       Мадам Миронова подавила тяжелый вздох и перелистнула страницу. Анна же мельком взглянула на закрывшуюся дверь за мадам Брюнкель и облегченно вздохнула. Как хорошо, что она спешила! Выслушивать сплетни Петербурга не входило в планы Анны… Ей сплетен Затонска хватило с лихвой. — Вы сегодня не очень разговорчивы, — заметил Яков Платонович вечером после ужина.       Мадам Миронова уже вернулась в гостиницу, так как отношения с Петром Ивановичем у неё были довольно напряженными. А накалять атмосферу ещё больше никто из них не хотел. — Выбор платья оказался непростым делом, — улыбнулась Анна. — А у вас есть какое-нибудь интересное дело? — Нет, — покачала головой Штольман. — Обычная рутинная работа. — И она вас иногда тяготит, — с пониманием проговорила Анни, обвивая его шею руками. — Вы, как всегда, проницательны, — улыбнулся Яков, втягивая её в долгий поцелуй…       Анна чуть помедлила и протянула ему небольшую коробочку. Следователь вопросительно посмотрел на неё. — На рождество принято дарить подарки, — пояснила она.       Штольман замер. Когда ему в последний раз делали подарок? Давно. Очень давно. — Спасибо, — искренне произнес он. — У меня для вас тоже кое-что есть.       Он достал из ящика тумбочки продолговатую коробку и протянул её опешившей Анне. Та, чуть помедлив взяла её, и открыла. Яков решил последовать её примеру и открыть свой подарок. — Анна Викторовна… — Яков Платонович…       Штольман убрал очередную папку, и достал другую. Рабочий день только начался. Кабинет был залит лучами утреннего солнца. Но через приоткрытое окно уже уже доносился аромат осени.       Раздался стук в дверь. Штольман бросил отрывистое «Войдите» и вернулся к протоколам. — Ваше превосходительство, убийство, — доложил секретарь. — И кого убили? — спросил без особого интереса Штольман. — Господина Брюкеля.       Господина Брюкеля Штольман знал. Знал он и о том, что молодой человек имел крайне сомнительную репутацию, которую старательно скрывал от дотошного света. Список его любовниц мог составить конкуренцию списку любовниц господина Пушкина. Человеком он был малоприятным, но всё равно следователя кое-что радовало: в списке Генриха Альфредовича не значилась Анна Викторовна Миронова.       Квартира семьи Брюкель, к удивлению Штольмана, не изобиловала изысками. Это было весьма странно, так как в обществе этот человек считался весьма состоятельным. Но видимо, действительно он лишь «считался». В действительности же он имел лишь одну горничную, кухарку и три комнаты в распоряжении, одна из которых была гостиной, а другая — спальней. — Он был святым человеком! — подвывая, проговорила мадам Брюкель, вытирая платком слезы. — Он и мухи не обидел!       Таков был ответ на все вопросы о господине Брюкеле. Кухарка Аграфена и горничная Лизонька были более критичны. Они, расположившись на кухне, пили успокоительный настой, обсуждая произошедшее. И именно за этим занятием застал их Штольман, оставив Матильду Ильиничну на попечении доктора. — Да не слушайте вы её, — махнула рукой добротная Аграфена. — Наивная она, как дитятка… Господин Брюкель совсем не святым был. Жена только за порог, как он тут же с полюбовницей своей Сонькой из соседнего дома в гостевой комнате запирается. — И стоны оттуда всё время доносятся, — закивала молодая горничная Лизонька. — Он и ко мне поначалу приставать начал… Но я погрозила, что женке его всё расскажу… — Вот как? — переспросил Штольман. — И подействовало? — А то как же… — закивала Лизавета. — С родителями она хоть и не знается, но с братом и сестрой связь поддерживает. Брат у неё военный, хоть и не служит больше… Пожалуется, и всё… Проблемы. Да и муж сестрицы её тоже при чинах…       Как оказалось мадемуазель Голикова вышла замуж против воли родителей чуть менее года назад. С тех пор она ни с отцом, ни с матерью не общалась. Однако с братом и сестрой связь поддерживала. Прокопий Голиков был военным в отставке и славился тем, что просто обожал двух младших сестер. Особенно Матильду. Аксинья Холодова была средним ребенком в семье Голиковых и всегда была близка с братом и младшей сестрой, о которой она всегда заботилась, считая ту несмышленышем. — А теперь можете рассказать о его любовнице? — спросил Штольман. — А чего о ней рассказывать? — махнула рукой Лизонька. — Сонька живет в соседнем доме… К ней часто господа захаживают. У неё, как это… Желтый билет.       Штольман уже хотел задать очередной вопрос, как в кухню вошел Коробейников, которого он забрал с собой из Затонска. Его помощник выглядел очень смущенно и удивленно одновременно. — Яков Платонович, вам лучше самому это увидеть, — произнес он.       Штольман вопросительно посмотрел на помощника и, извинившись, проследовал за Антоном Андреевичем.       Комната, которую никто кроме покойного не открывал, заставила Штольмна слегка опешить. У него на миг появилось чувство, что он каким-то образом оказался в борделе. Он перевел взгляд на помощника. — Вот, — Коробейников протянул начальнику внушительную пачку писем. — Это было найдено в верхнем ящике тумбочке. И там же лежал револьвер, из которого предположительно был застрелен господин Брюкель. — Вы нашли ключ от двери? — спросил Штольман. — Так он его при себе всегда носил, — сказала подошедшая Лизонька. — А запасного ключа и не было никогда… — При теле не было найдено этого ключа, — заметил Коробейников. — А что вдова говорит? — поинтересовался Яков. — Ничего она не говорит. Доктор дал ей лошадиную дозу успокоительного, а она до сих пор рыдает, — махнул рукой Антон Андреевич.       Штольман оглядел ещё раз комнату и чуть поморщился. Что-то здесь было не так. Но вот что? Он прошелся по комнате. Ковер. Ковер около кровати выглядел слишком уж неуместно в столь изысканной комнате для плотских утех. — Тайник! — ахнул Антон Андреевич, когда Яков осторожно приподнял ковер и приподнял половицу. — А вот это уже поинтереснее любовных писем будет, — произнес Штольман доставая пачки банкнот. — Навскидку, здесь не меньше тысячи…

***

      Голиковы-старшие проживали на другом конце города. Пока Штольман до них добрался, погода начала стремительно портиться. Набежали облака. С залива подул холодный ветер.       Дом Голиковых в отличии до квартиры Брюкелей дышал сдержанной роскошью. В каждой детали виднелся вкус и предпочтения хозяев. Даже большой кот рыжего окраса не выделялся на фоне гостиной. — Так значит убили зятя? — господин Голиков был высоким сухощавым мужчиной с лысой головой и аккуратной седой бородкой. — Что же… Рано или поздно это должно было случиться. — Извините? — приподнял бровь следователь. — Что вы имеете в виду? — Вертопрах он, — категорично произнесла мадам Голикова, женщина ладная во всех отношениях. — Соловьем заливался о любви, а наша дуреха уши и развесила… Мол люблю и замуж только за него пойду. — Где вы были вчера с десяти до одиннадцати часов вечера? — поинтересовался Яков. — Дома, — ответила мадам Голикова. — Мы в это время уже спим.       Брат мадам Брюкель тоже не был расстроен смертью родственника. Впрочем, он был очень огорчен там, что его младшая сестра стала вдовой. — И за что ей это? — покачал головой господин Голиков. — Она такой светлый, чистый человек. — Где вы были вчера с десяти до одиннадцати часов вечера? — спросил Штольман. — Дома, — пожал плечами хозяин дома.       Мадам Холодова сказала примерно то же самое, что и родители с братом, а также она подтвердила алиби своей сестры, которая ночевала у нее. — А вы сами где были в это время? — поинтересовался Яков. — Дома, — последовал лаконичный ответ.       Разговор с Сонькой был более содержательным. Разбитная девица с томным выражением лица и густыми темными локонами впустила Якова весьма охотно, так как подумала, что это очередной клиент, а затем несколько разочаровалась, когда узнала о цели его визита. — Он был хорошим клиентом, — промурлыкала она. — Он никогда не скупился на оплату и чаевые… — Вы знали, откуда у него деньги? — спросил Штольман. — Нет, — покачала головой Сонька. — Он только усмехался, когда рассчитался, и говорил, что у него есть дойная корова… — Больше он ничего не говорил? — напрягся Яков. Только шантажа ему не хватало. — Нет, — отозвалась Сонька, томно потягиваясь и недвусмысленно смотря на следователя.       На улице было сыро. Штольман, покинув квартирку Соньки, сел в пролетку и чуть поморщился. Уж очень не любил он иметь дело с проститутками. Впрочем, настроение его чуть улучшилось при мысли о том, что в доме Мироновых его ждет Анна…       По стеклу стекали крупные капли дождя. В камине потрескивали поленья. На столе дымился ароматный чай, а румяный пирог так и приковывал к себе взгляды. — Так странно… — задумчиво произнесла Анна, выслушав Штольмана. — А я ведь вчера видела Мадам Брюкель у модистки. А муж ждал её на улице. — Вы о чём-то говорили? — спросил Яков. — Нет, — покачала головой Аннет. — Они спешили куда-то. Кажется, они направлялись к сестре мадам Брюкель. — А вы хорошо их знаете? — поинтересовался следователь, с благодарностью принимая из рук Анны чашку с чаем. — Ну как сказать… — пожала плечами Анна. — Знаю, что они поженились меньше года назад. В октябре, кажется. И говоря откровенно, меня удивил их брак. — И чем же он вас удивил? — приподнял бровь Штольман. — Господин Брюкель был человеком ненадежным, — тщательно подбирая слова, ответила барышня Миронова. — Но он умел нравиться и барышням, и замужним дамам. Думаю, вы и без меня прекрасно знаете о его послужном списке… — Думаю, об этом знает весь Петербург, — хмыкнул Яков. — А что насчет его супруги? — Матильда? — удивилась Анна. — Она наивнее и глупее маленького ребенка. Вот только сомневаюсь, что Брюкеля именно это в ней привлекло. Думаю, он больше рассчитывал на её приданное… Но после тайного венчания о приданном со стороны родителей, которые не одобрили выбор дочери, и речи не шло. — Из всей семьи Голиковых была очарована только Матильда, — вздохнул Штольман. Анна вопросительно на него посмотрела. — Я просто пообщался с её родственниками, — пояснил он. — Вот как? — заинтересовалась Анни. — А с его другом вы пообщались? — С его другом? — нахмурился Яков. — О ком вы? Мне ничего не говорили про его друга. — Мсье Анатоль Караванов был его близким другом, — улыбнулась Анна. — Откуда вы знаете? — подозрительно спросил Штольман. Аннет чуть смутилась. — Анатоль знаком с Майерами, — ответила она. — И однажды меня им представили… — Ясно, — кивнул Яков. — А разве мадам Брюкель вам об этом не рассказала? — полюбопытствовала Анни. — Она была не в состоянии даже имя свое назвать, — покачал головой Штольман.       Анна внимательно посмотрела на следователя. Что-то тревожило её. Но что? Вроде бы всё было, как и всегда… — Яков, что тебя беспокоит? — осторожно проговорила барышня Миронова. — Ничего, — удивленно ответил Штольман. — С чего вы решили, что меня что-то беспокоит? — Сама не знаю, — откровенно сказала Анна Викторовна. — Просто чувствую, что с вами что-то не так. Но не могу понять, что именно.       Штольман вновь удивился проницательности невесты. Анна же осторожно провела пальцами по его щеке и вопросительно посмотрела на него. — Просто день был трудным, — произнес Яков. — А особенно был трудным разговор с проституткой, — хмыкнул он. Анни непонимающе посмотрела на него. — Сонька… — Так она проститутка? — приподняла бровь Анна Викторовна. — И долго она удовлетворяла его плотские желания? — полюбопытствовала она. — С чего такой интерес? — удивился Яков Платонович. — Просто интересно, как скоро ему наскучила жена, — с невинной улыбкой проговорила барышня Миронова. — Через месяц, — ответил Штольман. — А почему вы интересуетесь?       Анна не ответила. Она положила ладошку ему на грудь. — Просто стало любопытно, — ответила Анни. Но Штольману её тон не понравился. Было в нем что-то непонятное. — Может быть, я вам тоже надоем…       Яков аж вздрогнул. Он посмотрел в глаза Анны и увидел в них тревогу. Штольман молча притянул её к себе, почувствовав, как расслабляется тело девушки. В его голове почему то всплыли слова Апхутина: Но мне жаль, что когда-то я жил без любви, Но мне жаль, что я мало любил!