sapphire & carbonado

      — Ну как тебе?       Юфимия покрутила головой, осматривая себя со всех сторон и любуясь ярким блеском бриллиантов в серьгах в отражении позолоченного ручного зеркала с искусно вырезанными райскими птицами на обратной стороне и ручке. Она передала зеркало обратно, в маленькие ладошки домовика с нелепыми ушами, неловко ожидавшего рядом и, очевидно, любующегося девушкой с приоткрытым ртом. Эльф автоматически, не отдавая себе в этом отчёта, протянул руки забрать золотую вещицу, проморгался и, с тихим хлопком, поспешил удалиться.       — Превосходно, — довольно отметила Юфимия, вытягивая вперёд руку, подставляя под всполохи огня в камине милое колечко, как окрестила его она про себя, на самом же деле являвшееся массивным бриллиантовым украшением. Оно, надетое поверх ажурной сетчатой перчатки, выглядело маленькой птичкой, севшей на тоненькие пальчики, как на персиковую ветку (а руки у Юфимии, едва уловимо, пахли именно персиком).       Мистер Коупленд — мужчина чуть за сорок, с аккуратной волной тёмных, тёплого оттенка, волос, придававшей своему владельцу какой-то особенный флёр человека, несомненно, богатого и в тоже время уставшего. Фиксатуар его отдавал лёгким запахом смеси огурцов и авокадо и, несмотря на то, что ничего из этих растений и плодов практически не пахнет, аромат этот слышался, наверное, показывая душевное состояние мужчины, которому принадлежал. Искусственная свежесть, тщательно уложенная модная причёска, пытающаяся скрыть след утомлённости, с течением лет ставшей хронической. На лице его лежал отпечаток тревог и забот, какой наблюдается у людей, постоянно обременённых различными занятиями, направленными, несомненно, на улучшение своей жизни и выражение некоторого превосходства над остальными, будто бы он знал чуть больше о своём окружении, чем нужно было и, определённо, гордился этим. Впрочем, с его должностью, о которой грезят многие обитатели среды, хоть сколь-нибудь связанной с властью, и его положением это было вполне возможно.       Губы мистера Коупленда дрогнули в самодовольной усмешке, а рука обвила тонкий стан Юфимии, умостившейся у него на коленях, и подвинула ближе к телу; расстояния этого было вполне достаточно, чтобы светлые её кудри щекотали нос случайными волосинками и приятным лавандовым запахом.       — Но, — внезапно подала она голос, оторвавшись от созерцания украшения, — мне совершенно не с чем их носить. У меня нет ни подходящих перчаток, ни туфель, — произнесла Юфимия, облокотившись на плечо мужчины, упрямо не обращая внимания на мужские пальцы, перебирающие кружево, нашитое на её декольте.       Мистер Коупленд хмыкнул, рука его на какое-то время пропала из поля зрения; он поправил шейный платок, потянулся к карману, выудив оттуда небольшой прямоугольный блокнот с отрывными страничками; что-то небрежно там начеркал, оторвал листочек и протянул его Юфимии, держа двумя пальцами, будто хвастался трофеем, и вернул другую руку ей на талию.       Она выхватила листок с филигранно выведенной надписью «Гринготтс» и другими формальностями, вроде номера сейфа, да имени его владельца, и пробежала глазами по количеству нулей в сумме галлеонов, которую ей только что отдали в полное распоряжение. Удовлетворившись результатом собственных наблюдений, Юфимия улыбнулась и мягко коснулась губами уголка губ мистера Коупленда, безмятежно пересчитывающего её рёбра. Хотя сквозь корсет это было не так-то просто.       — Лисица, — саркастично вымолвил он, наблюдая за блестящими глазами Юфимии от столь щедрого подарка: уж на что-что, а на презенты женщинам Коупленд не скупился; однако недовольным точно не выглядел.       Юфимия улыбнулась, пряча чек в декольте, потянулась к маленькому столику, стоящему за креслом, на котором восседал мужчина, взяв бокал начатого вина, безмятежно плещущегося в надраенном до блеска бокале.       — Ты не останешься подольше? — вымолвил мистер Коупленд, проводя носом по её нежной загорелой шее и чёткой, острой, точно нож, линии челюсти.       — Уже поздно; минут пятнадцать и пойду, — произнесла Юфимия, устраивая щёку на голове мужчины и устремляя взгляд на полыхающие брёвнышки в камине. — Трансгрессируешь меня?       — А через камин никак? — спросил он, явно недовольный просьбой. Да и к тому же трансгрессия «подшофе» — не лучшая затея.       Юфимия отрицательно промычала и покачала головой; леди Ариста закрывает свой кабинет на ночь, куковать там до утра не хотелось, а никакой другой камин в качестве способа перемещения не работал.       С тихим хлопком они оказались на гравийной дорожке в окружении пышного цветущего сада. Со всех сторон их захлестнуло стрекотание сверчков и кузнечиков; с неба глядела почти полная луна, светом своим заливая мощёные тропинки, белые лавочки и тихо плещущийся фонтан, проникая в беседки и окна, выбеливая точёные профили девиц, мерно сопящих на мягких перинах.       Где-то за спиной вновь раздался хлопок, и Юфимия осталась в тёмном опустевшем саду одна.       На стене около двойных входных дверей мерцало тусклое жёлтое пятно света от оставленной кем-то керосиновой лампы, подвешенной на один из чугунных прутов в форме завитков, предназначенных специально для симпатичных подвесных кашпо.       Юфимия медленно побрела по тропинке, время от времени, забывшись, потирая глаза и размазывая по лицу косметику.       Коридоры, наполненные белолицыми статуями и лёгкими тканями, занавешивающими окна и невесомо колышущимися от сквозняка, ночью выглядели по-особенному волшебно. Всякий умильный или, напротив, суровый взгляд с потолка, казалось, был направлен прямо в душу одинокой, случайно забредшей овечки, шуршащей подолом длинного платья. Бурные волны бились о скалы, замкнутые в позолоченные рамы, табун лошадей скрылся за краем картины.       Овечка неспешно поднялась по мраморной лестнице, заботливо укрытой ковром, на секунду остановившись в глубокой задумчивости, внезапно омрачившей её бледный лоб. Она крепко схватилась за белые перила, прежде проведя по ним рукой. Какой-то неведомый и невидимый человеческому глазу дух удержал её; но вот она тряхнула кудрями и зацокала каблуками по ступенькам, впрочем, продолжая всё также крепко держаться за скользкие перила.       Юфимия добрела до своей комнаты, мягко отворила дверь; большинство девочек уже наблюдали яркие сны; лишь парочка девиц что-то усиленно читали под одеялом, сопровождаемые бледным огоньком Люмоса. Она на носочках прошла к своей постели, стараясь никого не разбудить, сгребла в охапку с прикроватной тумбочки небольшую стопку конвертов и чернильницу и, вытащив из шкафа пару полотенец, поспешила скрыться в ванной.       Яркий свет, отражённый от белого мрамора ослепил, и Юфимии понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к нему. Она плюхнулась прямо на пол, распаковывая письма; два были от Эмили и Регулуса — их она отложила подальше, намереваясь прочесть утром, а в ответ на остальные начеркала какие-то банальные фразы, что в широком обиходе у светских кокеток и что не наполнены совершенно никаким смыслом, зато составлены так грамотно и романтично, что сомнений в нежных чувствах обладательницы руки, выводящей эти строки, не возникает.       Приняв душ, Юфимия выскользнула из ванной комнаты, неся в руках стопку бумаг. Она опустилась на постель, открыла тумбочку, достав оттуда несколько белых конвертов и маленькую коробочку, в которой с тихим шорохом что-то перекатывалось. Подожгла свечу, аккуратно сложила каждое письмо пополам, чтобы помещалось в конверт; раскрыла коробок. Он был доверху наполнен разноцветными приплюснутыми шариками, по форме больше напоминающими таблетки; некоторые были перламутровыми, в некоторых переливались блёстки, а на ощупь были немного маслянистые, напоминали воск. Юфимия взяла небольшую глубокую ложечку с деревянной ручкой, и положила в неё три шарика, прежде с минуту выбирая какого цвета взять. Таблетки быстро таяли, нагреваемые пламенем свечи, превращаясь в жидкость, чем-то смутно напоминающую топлёный шоколад. Юфимия вылила её на конверт, тут же накрыв небольшой печатью с пионом.       В написании писем это была её самая любимая часть: работа с сургучом её успокаивала, и позволяла немного баловства — конверты, предназначавшиеся друзьям, всегда были закрыты от проникновения разноцветными печатями, и каждый раз с новым сочетанием двух и более цветов.       Она отложила все конверты подальше, надеясь не забыть отправить их адресатам по утру, вытащила небольшой деревянный несессер, обитый по углам узорами — подарок Эмили на день рождения — и выложенный внутри голубым шёлком. Взяла расчёску привести в порядок мокрые волосы и случайно наткнулась глазами на бархатный мешочек. Маленький и чёрный, он лежал в самом углу, за круглой пудреницой, словно в попытке спрятать, но не так, что нельзя было бы найти, а «просто на всякий случай». Юфимия взяла его в руки чуть дрожащими пальцами, задумчиво провела ими по ткани, словно стряхивая пылинки, и пощупала содержимое. Крохотные стеклянные склянки, звенящие от соприкосновения друг с другом, и круглые таблетки.       Она вытерла о сорочку мокрые ладони и, почувствовав, как спёрло дыхание и бегущую по спине дорожку пота, отшвырнула от себя мешочек, словно ядовитую змею. Юфимия задула свечку, откинулась на подушку, так резко и сильно, что зазвенело в ушах, и сильно зажмурилась, натянув одеяло до самой макушки, желая поскорее провалиться в сон.       Пожалуй, на извечный вопрос «кому больше идёт красный — блондинкам или брюнеткам» никто никогда так и не найдёт верного ответа, потому как это сродни вопросам «быть или не быть» или «в чём смысл жизни». Но, в любом случае, Юфимия знала наверняка, что уж она-то в красном выглядит великолепно. А ещё лучше в бордовом или глубоком винном. А потому и платье и помада на ней были именно этого цвета.       Она подкрасила губы, поправила кудри на голове, покрутилась перед зеркалом и, бросив соблазнительный взгляд на саму себя, вышла из ванной комнаты, оказавшись в коридоре, ведущем в широкий зал совершенно без окон, но с десятком золотых канделябров, бросающих свет на столы из красного дерева, обитые зелёным бархатом. В зале совсем не было часов, вдоль одной из стен протянулась барная стойка, за которой стоял высокий симпатичный парень, сверкающий белоснежной улыбкой и усердно натирающий бокал для мартини.       Юфимия медленно прошествовала мимо стола с рулеткой, кивнув тёмненькой курносой Карле, поспешившей скрыться в направлении уборной. Она подошла к барной стойке, обмолвилась парой слов с юношей, который поставил перед ней бокал с коньяком, немного отдающим запахом древесины, и любезно подал поднос.       — Фортуна вам сегодня благоволит, — прощебетала она, остановившись у неправильно формы овального стола с разметкой на десять секторов, и подала бокал грузному мужчине во фраке и с чёрными усами, кончики которых были забавно закручены кверху.       — Я сегодня просто в ударе, моя девочка, — пробасил он, засовывая в рот длинную доминиканскую сигару. Юфимия тут же наклонилась, услужливо поджигая её кончик палочкой, и почувствовала, как в её декольте проскользнула очередная фишка, взятая из крупной горки на столе. Она улыбнулась и повернулась к барной стойке, проведя рукой по спинке кресла и отвечая на разочарованные возгласы, что вернётся по первому же зову.       — Джек, плесни-ка мне чего-нибудь покрепче, но не чтоб меня ушатало в два глотка, — попросила ведьма, забираясь на высокий стул и подпирая щёку рукой.       — Будет исполнено, голубка, — усмехнулся Джек, тут же принимаясь греметь стеклом и что-то мешать.       Голубка поджала губы, думая над подходящим моментом, чтобы улизнуть хотя бы подышать свежим воздухом, а в идеале — покурить. Очень жаль, что в казино не предусмотрены часы.       — А хозяин тут? — спросила она, закидывая ногу на ногу. — Роджер.       — Мистер Реймер? — переспросил Джек, отвлекаясь от своего занятия.       — Он.       — Ушёл. Не так давно кстати, — ответил парень, возвращаясь к взбалтыванию жидкостей в металлическом стакане.       — А куда не знаешь?       — Так в эту… «Розу»…       — Ясно, — прервала его Юфимия, — Кажется, я даже знаю с кем конкретно он развлекается, — усмехнулась она; перед мысленным взором предстали пышные формы Клод, её угольно-чёрные волосы и отвратительного цвета помада. — А он неразборчив.       — Что?       — Ничего, — кинула она, наконец получая напиток, — вкусно.       — Ещё бы, — подбоченился Джек, улыбаясь такой белоснежной улыбкой, что даже глаза режет.       — Юфимия! — раздалось из зала.       Девушка выругалась себе под нос, буквально опрокидывая в себя алкоголь под тихое сопровождение «ой, зря…», исходящее от Джека, и спрыгнула со стула.       В зале заиграла другая музыка, к облегчению всех присутствующих, и вместо заунывного женского голоса петь начал грудной и хриплый женский голос. Что-то вроде джаза. И почему-то в голове тут же возникала темнокожая женщина с голливудской волной блестящих волос в сверкающем платье и с парой перьев на голове.       — Сыграй с нами, belleza etérea*, — сказал ей мужчина, отодвигая стул не слишком-то галантно, даже не вставая со своего.       — Признаться, покер… — хотела было отказаться Юфимия (сегодня в её планы входило заработать денег, а не проиграть их), но была перебита самым беспардонным образом.       — Не расстраивай меня, Юфимия! — всплеснул руками он, уже изрядно поддатый, и едва не расплескал коньяк, запасы которого методично опустошал уже как минимум часа два. До этого был бурбон.       Она вздохнула, глянула на крупье в блестящей жилетке и чёрной бабочке на воротнике и опустилась на место, с тяжёлым сердцем выкладывая на стол фишки с двумя-тремя нулями и жестом показывая Джеку, что сегодня будет много пить.       Вечер потёк как-то неожиданно быстро, словно чья-то невидимая рука решила помочь идти часовым стрелкам и пустила их быстрее мчаться по кругу, посчитав это забавной шуткой. Высота столбиков цветных кружочков на столе то увеличивалась, то уменьшалась, а количество выпитого алкоголя, помноженного на его качество, составляло кругленькую сумму, благо, было разделено на пятерых взрослых людей, не считая Юфимию (её угощали все кому не лень). Когда пришлось наклоняться для того, чтобы разглядеть карты на столе, расплывающиеся картинки которых никак не хотели стоять на месте, она поняла, что нужно немедленно выйти подышать. И покурить, да, срочно покурить.       — Я вернусь, — пролепетала Юфимия, вываливаясь из-за стола, — наверное.       Она схватила свой бокал после того, как туда упало что-то маленькое и цветное; очевидно, то, про что ей прожужжали все уши, предлагая «расслабиться». На задворках сознания мелькнула мысль, что вот она, кончина, пришла в виде яда, подсыпанного так, в открытую, будто так и должно быть, и всем вокруг плевать, но быстро улетела, захватив с собой всякую осторожность, чувство самосохранения и ответственность.       Юфимия выбежала наружу, оказавшись в Лютном переулке. Впрочем, это не было привычной грязной расселиной между домами, которую обычно, за незнанием, представляет каждый, кто слышал «Лютный» только из строгих запретов родителей ни в коем случае не совать туда свой нос. Лютный представлял собой целую, хоть и небольшую, но для бандитского, по сути, района, просто огромную, паутину ухоженных, почти аллей, и не очень улиц, где встретить можно было личностей самых разных: от одноглазых старушек и покрытых волдырями и белыми пятнами мужчин, до дам в мехах, медленно вышагивающих под руку с кавалерами с золотыми часами на руке или цепочке. Казино, бордели, ночные клубы, китайские магазины с проклятыми вещами и наркотиками на развес — всё, что было запрещено, но очень интересно, находилось здесь.       Юфимия пошатнулась, едва не упав, и села прямо на ступеньки; дёрнула ожерелье на груди, словно то душило её, потрясла рукой, обмахиваясь как веером, в приступе накатившего жара, и громко рассмеялась. На улице была глубокая ночь, но этот район никогда в такое время не спал; с разных сторон раздавался гул, смех, голоса, громкая музыка. Из-за цветных светящихся вывесок и фонарей звёзды на небе были почти не видны; они никогда не видны над городом, и уж тем более над Лондоном, но Юфимии, закинувшей голову назад, они казались яркими-яркими, переливающимися всеми цветами радуги, и такими близкими, что протяни руку — дотронешься до одной из них.       Засунув в рот сигарету, она потянулась рукой к мешочку, привязанному к бедру. Когда успела забрать все фишки?.. Возможно, когда поняла, что возвращаться не стоит.       Она вскочила на ноги, внезапно почувствовав в себе прилив сил, и помчалась к Клод, уверенная, что та уже не занята. Благо, «Роза» находилась совсем недалеко, буквально за поворотом почти напротив. Встретив по дороге мистера Реймера, хозяина заведения, из которого так резво и неожиданно сбежала, и получив шлепок по попе, залетела в камин, утонув в зелёном пламени, и выкатилась прямо под ноги Аристе.       — Каждый божий день я успокаиваю себя, что хуже уже не будет, но ты всё продолжаешь меня удивлять, — брезгливо произнесла она, наблюдая за нелепыми барахтаньями Юфимии.       Девушка промямлила что-то в ответ, стряхивая с себя золу. Ариста взглянула на часы, которые показывали чуть больше трёх. Потом наклонилась, поднимая Юфимию практически за шкирку, взяла её подбородок, измазанный помадой, пальцами и посветила Люмосом в глаза. Лицо её искривилось, она отошла на пару шагов назад, вытирая руки об одежду.       — После такого мне стоило бы не то, что в Хогвартс тебя не пускать, — запереть в кладовке, но, надеюсь, хоть там ты возьмёшь себя в руки, — холодно сказала женщина, складывая руки на груди. — Впрочем, едва ли ты сейчас в состоянии понять хоть слово из моей речи. Поговорим завтра.       Юфимия резко распахнула глаза. С неё градом катился пот, сорочка намокла и прилипла к телу, простыни были скомканы и смяты. Она сглотнула и огляделась: комната была пуста.       День был знойный; на небе — ни единого облачка. Юфимия поправила шляпку на голове, тяжело вздохнула, раскрыла веер, вытащила изо рта уже вторую сигарету. Хоть с мётлами у неё с самого начала не очень заладилось, сейчас бы веник пришёлся очень кстати. Она немного отдышалась, поднялась по ступенькам.       — Я знал, что ты вернёшься, Изабелла, — произнёс священник, зайдя вслед за ней с лейкой в руках.       Юфимия смахнула с лица кучерявую прядку и вздохнула:       — Мне нужно с кем-то поговорить.