Не такое нынче время

Ветер носился над землей, взметая белую поземку и сдувая пушистые комки с деревьев. Торчащие в разные стороны ветки отбрасывали на снег сероватые тени. Очередной порыв ветра швырнул в лицо Арно горсть колючих снежинок и скользнул дальше, таща за собой незнамо как уцелевший с осени пожухлый лист. Дорога петляла между невысокими холмами, не дорога даже, а тропинка, наполовину занесенная легким пушистым снегом. Арно ускорил шаг, жалея, что не поддался на уговоры Ариго и не надел валенки. Высокие зимние сапоги и форменная шинель отлично спасали от холода в Олларии, но не здесь — руки, ноги и даже, кажется, уши промерзли до нечувствительности. Решение наведаться в гости к наследнику Приддов пришло внезапно. Утром, пытаясь высушить у буржуйки отсыревшее за ночь белье, Арно едва не стучал зубами и с ностальгией вспоминал Кэналлоа. Тамошние замки были выстроены на совесть — толстые стены и окна с двойными рамами надежно защищали от пронизывающего морского ветра. Вряд ли родовое гнездо одной из старейших династий Талига построено хуже… Угнетала несправедливость. Это при Ноймариненах или там древних Олларах аристократы жили в роскоши, тогда как простой народ вынужден был ютиться в лачугах. Но теперь, после победы революции, подобное положение дел казалось дикостью. Какой-то недобитый эксплуататор в одиночку занимает огромный замок, тогда как семьдесят юных коммунаров мерзнут в развалюхах! За завтраком Арно, жуя недоваренный овес, поделился своими планами с Жермоном Ариго. Будь это хотя бы год назад, полномочий следователя ВЧК хватило бы не только выселить недобитого буржуя, но и отправить его в окружную тюрьму. А уж там бы он и дарственную подписал, как миленький, и про краденное Вальтером золото рассказал. Но прошлой весной ССГТ наконец-то был признан полноправным государством Золотых Земель. Хлынувшие со всех сторон журналисты и международные наблюдатели выслеживали малейшую несправедливость в отношении бывшей аристократии, мечтая добыть сенсацию для своих желтых газетенок. Конечно, реши глава ВЧК или хотя бы окружной комиссар арестовать чудом уцелевшего Придда, повод бы немедленно нашелся. Но не Арно Савиньяку изыскивать такие поводы, да и Областной исполнительный комитет мог решить передать конфискованное имущество другим. Вот хотя бы находящейся в семи хорнах отсюда коммуне имени К. Коннера, известного поэта-пролетария. Арно приехал в коммуну, названную в честь его старшего брата, как наблюдатель от ВЧК, но сам не заметил, как стал считать ее «своей». Вчера его поймали в коридоре две девочки лет одиннадцати. Одна, с торчащими в разные стороны светлыми косичками, протянула «товарищу Савиньяку» листок серой писчей бумаги. На листке был нарисован цветными карандашами герб коммуны — молоток в кленовом листе — и десяток смешных детских рожиц. Идущие по периметру листка кривоватые буквы несколько раз сообщали «Слава ССГТ! Слава ВЧК! Слава Армии Свободы!», а под гербом и рожицами значилось гордое «Ждите смену! Коммуна им. Савиньяка не подведет!». — Я должен передать это товарищу Лионелю? — улыбнулся Арно. — Да! — Товарищу Эмилю! Ответы прозвучали одновременно. Девочки синхронно фыркнули и переглянулись. — Ну договорились же! — возмутилась та, что с косичками. Вторая, стриженная под мальчика, показала подруге язык. — Ничего не договорились. Я, когда вырасту, пойду в Армию Свободы к товарищу Эмилю! Сдерживая смех, Арно вернул подарок незадачливым художницам. — Нарисуйте такой же, и я передам обоим. — Точно! Спасибо, товарищ Савиньяк! Мы быстро! Вынув из карманов заледеневшие руки, Арно кое-как стащил перчатки и подышал на красные, скрюченные от холода пальцы. Не помогло. Надеть мгновенно застывшие перчатки обратно не удалось тоже. Помянув недобрым словом проклятых буржуев, Арно стиснул кулаки и побежал по тропинке, поднимая в воздух облака пушистого снега. Сероватое покрывало простиралось до самого горизонта, кое-где прорываясь черным высохшим репейником, и наводило тоску. Вдалеке синел лес, а тропинка петляла между холмов, то и дело норовя оборваться. Если верить менторам «Трех К» — Королевского Кадетского Корпуса, где Арно проучился два года, замок Васспард считался самым древним на территории Талига. Построенный еще при Раканах, он перестраивался при Франциске, а также во времена Октавия Первого, после Изломной Войны. Массивные серые стены украшали двойные зубцы с бойницами и несколько башенок. Четыре угловые башни подпирали низкое небо блестящими от инея крышами. Между ними торчала еще одна, круглая и приземистая — донжон. Ветер сносил к правой передней башне одинокую струйку дыма. Засмотревшись, Арно поскользнулся и кубарем скатился с очередного холма, взметнув тучу снежной пыли. Ледяные колючки полезли в нос и глаза, часть просочилась за шиворот — и теперь радостно таяла, стекая по спине холодными струйками. Пришлось вскочить и побежать, не отряхиваясь, в тщетной попытке хоть немного согреться. В тени замка лепилась к склону холма небольшая деревенька. Здесь, как и описывал мальчишка, почти не жили — из пары дюжин домов дым шел из труб только трех или четырех, от них же к главной тропе вели узкие цепочки следов. Где-то загремела цепью собака. Примостившаяся на забор ворона при появлении Арно каркнула и взлетела, взметнув крыльями снежное облако. Тут же, словно в ответ, из небольшой рощицы за околицей вылетела целая стая. Галдя и ругаясь, вороны расселись у самой стены замка на заснеженной яблоне и сердито нахохлились в сторону незваного гостя. Черный пес высунул из конуры усыпанную деревянной стружкой башку, гавкнул нехотя — и тут же спрятался обратно. Арно с сомнением оглядел монументальные ворота. Если поставить друг на друга двух бергеров повыше, а самому залезть им на плечи, можно было бы дотянуться до венчавшего створки латунного спрута… Рядом с воротами притулилась калитка с молотком в виде головы дракона. Кое-как натянув перчатку, Арно постучал — и не услышал звука. Хотел постучать еще ногой, но внутри звякнуло, заскреблось, и дверь приоткрылась, явив изрытую оспинами круглую физиономию. Прищурившись на свет, физиономия хрипло осведомилась: — Вы к кому, Вашродие? Арно понятия не имел, зовется ли нынешний владелец Васспарда герцогом или кем-то еще, да и титуловать буржуя не поворачивался язык. Поэтому он просто сказал: — Я хочу видеть гражданина Придда. Специально по такому случаю приколотый к шинели значок ВЧК произвел на рябого должное впечатление. Дверь приоткрылась шире, впуская Арно в темную, затхлую караулку. От сторожа отчаянно несло кислой капустой и псиной. — Сюда, Вашродие. Разом ослепнув в темноте, Арно споткнулся о какой-то ящик и едва не упал, едва успев схватиться за стул. — Сюда, Вашродие, — повторил сторож и распахнул дверь, впуская в помещение свет и восхитительно свежий морозный воздух. Оказавшись на улице, Арно вздохнул полной грудью и направился через двор к крыльцу. Замок казался вымершим, только слышалось, как переступают с ноги на ногу лошади в добротной конюшне с тяжелыми, дубовыми воротами. Коммуне приходилось держать свою единственную кобылу, ветераншу телеги и сохи, в прихожей одного из домов, ни один из полуразвалившихся дворовых сараев для этого не годился, особенно зимой. Во дворе не было ни души, хотя, судя по чисто выметенным плитам, по которым лениво таскалась поземка, люди в замке жили. И не просто люди — слуги! Почти в центре социалистического государства! Массивная, украшенная спрутами дверь чуть скрипнула, открываясь, и рябой недовольно нахмурился. — Сапоги, Вашродие, вот тут отряхнуть можно. Ишь, вежливый какой! Арно стукнул об пол несколько раз одним и другим каблуком, слушая, как разносится в огромной передней гулкое эхо. Провожатый деловито кивнул и двинулся вперед, ступая точно по границе серого с темными разводами ковра. Впереди виднелась в полумраке широкая лестница — такую Арно видел только в недостроенном Дворце Советов, в Олларии. Внушительные каменные ступени устилал тот же серый ковер. «Столько роскоши для одного человека!» — недовольно подумал Арно. В уцелевших после революции столичных дворцах устраивали библиотеки, музеи и другие государственные учреждения. «Роскошь должна принадлежать народу» — сказал как-то Генеральный секретарь. Эта фраза передавалась из уст в уста, сделавшись одним из девизов нового государства. А здесь… Лестница привела в широкий коридор, выстланный наборным паркетом. Трехцветные круги и пирамиды сплетались затейливым узором, огромные, в пол, окна давали достаточно света, чтобы рассмотреть его во всех подробностях, но провожатый повел Арно дальше, через анфиладу маленьких комнат, украшенных картинами и скульптурами. Резные кресла и диванчики, обтянутые фиолетовым шелком, так и манили отдохнуть. Здесь было теплее, и Арно с наслаждением чувствовал, как покалывает оттаивающие пальцы рук. Рябой сторож педантично открывал и закрывал двери, с любовью оглаживая каждую позолоченную ручку. Наконец они дошли до цели — в очередную дверь рябой постучал. — Ваша светлость, позволите войти? К вам тут комиссар. Арно хотел было возразить, что никакой он не комиссар, но передумал. Так даже лучше. — Заходите, — послышался спокойный голос. Рябой отворил дверь, с поклоном приглашая гостя зайти. От этого рабского почтения Арно передернуло. — Спасибо, товарищ, — сказал он и шагнул вперед. Буржуй, вопреки ожиданиям, оказался не разожравшимся барином в халате и с трубкой, а худощавым молодым человеком, ровесником Арно. Наследник Приддов сидел за столом с самопишущим пером в руках и при виде гостя поднялся, снимая с белоснежных рукавов безупречно чистые нарукавники. На массивном дубовом столе также не виднелось ни единого пятнышка. Знакомый с капризами самопишуших перьев, Арно только головой покачал — впрочем, мысленно. Придд откинул со лба прядь каштановых волос и шагнул навстречу гостю. Но руки не подал, и это только обрадовало Арно, успевшего с ужасом представить, что придется пожимать эти длинные холеные пальцы. — Добро пожаловать в Васспард, господин… простите, товарищ комиссар. Чем могу быть полезен? — Я Арно Савиньяк, следователь Всесоюзной Чрезвычайной Комиссии, — Арно показал на значок. — У меня к вам дело, не терпящее отлагательств. Получилось высокопарно, ну да Леворукий с ним. — Прошу, садитесь. Придд вернулся за свой стол, а Арно с наслаждением опустился в оббитое фиолетовым шелком кресло, снимая с головы картуз. В затылок пахнуло теплом — обернувшись, Арно увидел камин, где уютно потрескивали поленья. — Слушаю вас, товарищ Савиньяк. При взгляде на это спокойное, бледноватое лицо товарищу Савиняку вдруг стало неуютно. Вот так запросто попросить человека, пусть и буржуя, убраться из собственного дома? Арно решил начать издалека: — Я хотел бы уточнить, с кем говорю. — Прошу прощения, я думал, вы меня узнали. Валентин, герцог Придд. — Гражданин Валентин Придд, — автоматически поправил Арно, пытаясь вспомнить, где мог встречать старшего из выживших сыновей герцога Вальтера. — Если угодно, — пожал плечами тот. Возникла пауза. Арно перебирал в памяти имена и лица, его собеседник терпеливо ждал, глядя в сторону камина. Поленья радостно трещали, воротник савиньяковской шинели промок от тающего снега, и теперь влажно парил, высыхая. — Простите, не помню, где мы встречались. — 215 год, Королевский Кадетский Корпус в Олларии. Я оказался там незадолго до того, как вы его покинули. — Тогда вы были еще графом Васспард. — Вы правы. В месяце Весенних Волн 215 года, незадолго до экзаменов, Арно узнал, что его отец, полковник Варастийской армии, арестован по обвинению в «свободничестве». Через две недели в Корпус пришло уведомление о расстреле полковника Савиньяка и лишении его сыновей заработанного им потомственного дворянства. Лионель сорвался в Тронко, к матери — но опоздал. Арлетту Савиньяк забрали за три дня до смерти мужа, и подписавший постановление об аресте судья ничего не знал о ее судьбе. Арно и Ли подались в подполье, Эмиль, хоть и пониженный в звании, остался в армии — чтобы через полтора года поднять ее в помощь Партии Свободы, и тем решить исход революции. Треснуло полено в камине, и Арно вынырнул из мрачных воспоминаний. Кажется, он задремал, разморенный теплом — какой позор! А Придд словно и не заметил — так и смотрел бесстрастно за спину гостя, едва ли не забыв о его существовании. Что ж, сыну покойного председателя Временного правительства наверняка тоже было, о чем вспомнить… Арно поерзал в кресле, стряхнул воду с картуза. Капли веером разлетелись по ковру и засверкали рыжим, ловя отсветы пламени. — Прошу прощения, я задумался, — отстранено сообщил Придд. — Вы так и не сообщили о причине вашего визита. — Кому принадлежит этот замок? — поинтересовался Арно, удивляясь дикости вопроса: за 5 лет он успел привыкнуть, что все в Талиге собственность Партии и народа. — Как и последнюю тысячу лет, Васспардом распоряжается глава рода Приддов. — То есть вы? — Да. Понял или нет? Непрошибаемое спокойствие Придда начинало раздражать — по каменной физиономии не поймешь, согласится ли он на просьбу представителя ВЧК или прикажет слугам спустить его с лестницы. — Вы слышали о детской коммуне ВЧК? — Той, что названа в честь вашего брата? Да, разумеется. Интересно, от кого он слышал? Деревенские старухи считали бывших беспризорников матерыми ворами и бандитами. Молодежь, кто не подался на заработки в город, относилась получше, хотя коммунаров все равно сторонилась. — Вы не бываете в деревне, и вряд ли видели, что она из себя представляет. Младшему из членов коммуны едва исполнилось восемь, старшим нет и семнадцати. Семьдесят детей вынуждены спать в бараках, больше похожих на развалины… — Арно выпрямился в кресле, чувствуя, как загораются от волнения щеки. — В жуткой тесноте, в холоде, когда не хватает самого необходимого — еды и одежды. Со дня на день приедут новенькие, для них нет не то что кроватей — матрацев и одеял! Эти дети — наше будущее. Будущее Партии Свободы, будущее Талига! Но что Талиг может сделать для них? Коммуны организованы по всей стране, но не хватает учителей, средств, приличного жилья!.. В то время как другие… Савиньяк вдруг понял, что стоит и кричит — словно на митинге. Только вместо беснующейся толпы перед ним был один-единственный зритель. Равнодушная светлоглазая гадина, на которую пламенная речь гостя не произвела ни малейшего впечатления. — Думаю, вы понимаете, что я имею в виду, — закончил Арно и встряхнул головой, чтобы хоть немного охладить пылающее лицо. Не помогло. Под рубашкой, между лопатками текла струйка пота. — Если я правильно понял, ВЧК считает, что я недостаточно пожертвовал на нужды революции и желает получить еще. Сколько вам нужно? Арно аж задохнулся от наглости этой скотины. Ах ты, буржуй кошачий! Обретя дар речи, Савиньяк процедил сквозь зубы: — Я не знаю, кому и сколько вы заплатили, но мне ваши подачки не нужны, равно как и коммуне. — Тогда что вам угодно? — Замок. Весь, целиком, от подвалов до чердаков. Время старой аристократии кончилось, в ССГТ всё принадлежит свободным гражданам, сообразно потребностям каждого. Ваши потребности Васспард определенно превышает. Придд рассеянно скользнул взглядом по стенам комнаты, покатал по столу самопишущее перо, чуть сдвинул наполовину исписанный листок дорогой бумаги. И наконец соизволил поднять глаза на собеседника. — Я так не думаю. — Вы отказываетесь? — прошипел Арно. — Да. Дальнейшее Савиньяк помнил смутно — в памяти всплывало потом, как хотелось плюнуть в мерзкую холеную морду, оглушительный хлопок двери и жалобно звякнувшее стекло… Он почти бежал по узорному паркету, давясь ненавистью как недоваренной кашей, отпихнул рябого с запахом кислой капусты, сунувшегося указать путь, с грохотом скатился с лестницы, попытался хлопнуть парадной дверью — и не смог, зато смог калиткой… Опомнился Арно только на полпути к коммуне — в распахнутой шинели, с картузом в руках, задыхаясь от быстрого бега. Вылезло солнце — и снежное покрывало засверкало тысячами разноцветных искр. Зажмурившись, Арно нахлобучил на голову картуз и кое-как, на ощупь, застегнул шинель. Рубашка неприятно липла к разгоряченному телу, а в сапоги уже забирался холод… В Осенние Молнии темнеет рано, солнце опять ушло в тучу, и последнюю четверть хорны до деревни Арно шел сквозь серую муть, мрачную, как его настроение. Сорвался, как истеричная девица, которую послал к кошкам потенциальный жених! Младшие коммунары тут же облепили «товарища Савиньяка», и потащили его греться к раскаленной буржуйке. На гвалт вышел Ариго, ему хватило одного взгляда на измученного Арно, чтобы понять — затея провалилась.