Не такое нынче время

Вопреки опасениям Арно Савиньяка, Излом отпраздновали спокойно — насколько вообще может быть спокойным веселье детей, на один день получивших возможность вырваться из тисков строгой дисциплины. Вечер начался торжественно, с пения нового, буквально месяц назад утвержденного Совнаркомом, государственного гимна. Готовились заранее, старшим коммунарам раздали листки с текстом, с младшими возилась Нэнси — многие из воспитанников еще не успели научиться читать. Торжественную мелодию Арно помнил со дня революции — именно с ней, на следующий день после свержения Временного правительства, утром восьмого дня Осенних Волн на главной площади Олларии проходил парад Армии Свободы. Новый же текст сочинил сам Генеральный Секретарь, и по его имени гимн уже успели прозвать «Марсельезой». В коммуне было два музыкальных инструмента: горн, подаренный председателем окружного исполкома по случаю основания коммуны, и случайно найденный в сарае потрепанный военный барабан. Горн для исполнения гимна не годился, а за барабанные палочки взялся сам Райнштайнер. Учителя и воспитанники коммуны собрались на широком крыльце перед деревянным зданием столовой, звонкие голоса и гулкая дробь барабана разносились далеко окрест, и любопытные соседи понемногу начали стекаться в расчищенный по случаю праздника двор коммуны. Гостей торжественно одаривали «изломными» булками, деревенские мальчишки и девчонки тут же присоединились к гаданию на камешках, высыпав в общую миску собственные запасы. Скоро уже невозможно было понять, где свои, где чужие — разве покажется под сбитой в запале ушанкой новый зеленый платок. Дети и взрослые вместе прыгали через костры, пекли на углях картошку, пели песни и смеялись. Арно, вспомнив беззаботное детство, бегал с младшими в догонялки. Даже Райнштайнер белозубо смеялся, слушая военные байки, которыми наперегонки делились Ариго и двое деревенских, бывшие солдаты. Веселье закончилось под утро. Потирая слипающиеся глаза, Арно помогал старшим коммунарам забрасывать снегом потухшие угли костров. А на востоке, за лесом, уже тянулась голубая полоса, предвещая скорый рассвет. Праздник удался на славу. И все-таки, от души веселясь с коммунарами, Арно нет-нет, да и вспоминал загадочного Придда. Замок Васспард неуютно выбивался из привычной картины мира. Арно видел, как штурмовали замки в Кэналлоа: засевшие там бандиты сопротивлялись как звери, вынуждая Эмиля бросать в бой все новые и новые силы. Вернуться из атаки невредимым считалось неимоверной удачей, но каждый солдат Армии Свободы знал: нельзя оставлять ни единого осиного гнезда. Замки, равно как и виноградники, поля и гранатовые рощи Кэналлоа должны принадлежать народу. Свободоармейцы не жалели своих жизней во имя светлого будущего, а контрреволюция в это время спокойно свила гнездо на севере, собираясь ударить ССГТ в спину. Думая так, Арно принял твердое решение докопаться до тайны Придда. Очевидной причиной его неуязвимости казалось украденное Вальтером золото, его и на подкупы несознательных комиссаров хватит, и на безбедную жизнь. Где министр мог надежно спрятать сокровище, кроме как в родовом поместье? Вот и живет его наследник припеваючи, благо в трущобах Аконы можно без труда продать корону Раканов, не то, что золотые слитки. Пробраться в Васспард незамеченным Арно даже не надеялся. Предки нынешнего владельца наверняка обеспечили замок множеством потайных ходов, да их и летом-то найти непросто, а под снегом и пытаться не стоит. Оставался один путь: напроситься к буржую в гости. И утром второго дня официально вступившей в свои права зимы, Арно закинул на плечо вещмешок и отправился в Васспард. Коммунары провожали его до окраины деревни, уговаривая быть осторожным и почаще проверять наган — мало ли что злобная контра удумает? Арно только отмахивался, смеясь, и обещал скоро вернуться с победой. Отправив домой самых настойчивых провожатых, Арно поглядел на небо. С запада ползли тучи: серая пелена медленно заволакивала небо, подбираясь к солнцу. Пришлось ускорить шаг, а ледяной ветер уже мрачно насвистывал между холмами, взметая тучи поземки, сначала низкие, потом все выше и выше. Скоро мир стал серым, утонул в снежной круговерти. Арно шел почти на ощупь, уповая на то, что тропинку занесет не раньше, чем он успеет добраться до Васспарда. К замку Арно выбрался, как он потом уверял, по чистой случайности, проплутав в холмах лишних часа полтора. Стена возникла неожиданно, в пяти шагах, и мрачные, укутанные вихрем серые камни показались Савиньяку лучшим, что он видел в своей жизни. «Кроме Парада Свободы, конечно», — дипломатично добавил он про себя, вваливаясь в восхитительно теплую и мирную караулку. Непогода за спиной обиженно взвыла и напоследок швырнула вслед горсть сыпучего снега. Арно рассмеялся. — Ой вьюга-а… — протянул сторож, помогая гостю отряхнуть сугробы, успевшие вырасти на плечах и шапке. И добавил: — Их Светлость в кабинете сидят. Дайте мешок донесу, Вашбродие? Арно мысленно вздохнул. Ну что с ними, такими, делать? — Спасибо, товарищ, я сам. Придд действительно обнаружился в уже знакомом кабинете. За окном злилась буря — так, что стекла дребезжали от ее напора, но в комнате было тихо и уютно. Плясал в камине огонь, и отблески пламени окрашивали каштановые волосы Валентина в рыжеватый цвет. По стенам метались длинные тени. Придд устроился с комфортом, положив укрытые пледом ноги на низкий пуфик. Поверх пледа покоился огромный том с желтыми от времени страницами. Подняться хозяин не соизволил, а короткое приветствие прозвучало снисходительно, будто Арно уже стал привычным явлением мира — вроде заката или той же вьюги. Сообщение о том, что визит затянется, также было воспринято с подчеркнутым безразличием. Придд кивнул топтавшемуся на пороге рябому и предложил гостю отдать ему верхнюю одежду и вещмешок. Арно согласился, скрипя зубами — недобитые буржуи не только продолжают эксплуатировать своих соотечественников, но и вынуждают к этому других свободных граждан! Впрочем, злость его быстро утихла, умиротворенная мягким креслом и треском поленьев в камине. — Вам стоит выпить горячего вина, — посоветовал Придд. Еще одна буржуйская привычка. Цены на спиртное выросли за последние годы неимоверно из-за войны в Кэналлоа, но дело было даже не в этом — негласный кодекс членов Партии Свободы предполагал борьбу с пьянством во всех его формах. — Спасибо, не нужно. Воцарилось молчание. Придд задумчиво смотрел на пламя, не делая попыток вернуться к чтению и не возобновляя разговора. Весело танцующие язычки притягивали взгляд, напоминая о недавнем празднике. А еще — о кострах, которые они с однополчанами жгли по вечерам в Кэналлоа, стараясь не думать о том, кто не вернется из боя завтра… Свободоармейцы пели песни, шутили, рассказывали о семье, о доме… И случалось так, что к вечеру не оставалось в живых никого из тех, с кем ты сидел накануне. Треск рассыпавшихся углей выдернул Арно из дремы. Встряхнув головой, чтобы проснуться, он поглядел по сторонам, ища какое-нибудь занятие. Молчаливое сидение у камина слишком напоминало о старшем брате — они с Эмилем иногда отдыхали вот так, не говоря друг другу ни слова, просто наслаждаясь уютом и покоем… Взгляд упал в раскрытую на коленях хозяина книгу. Написано вроде на талиг, но шрифт настолько затейливый, что не разобрать ни слова, особенно смотря на буквы вверх ногами. — «История Двадцатилетней войны», — раздался голос Придда. — Вряд ли вам доводилось слышать об этой книге. Арно поднял на собеседника возмущенный взгляд. Да, происки врагов революции помешали ему завершить образование, но ведь не совсем же он невежда! Название и вправду незнакомое, но это не повод… — Простите, не хотел вас задеть. Я имел в виду, что «История Двадцатилетней» вместе с некоторыми другими книгами в свое время были официально запрещены и уничтожались. Перед вами один из немногих уцелевших экземпляров. Арно нахмурил лоб, вспоминая. Двадцатилетняя война была еще в прошлом Круге. Ментор заставлял их заучивать имена полководцев: Алонсо Алва, Рене Эпинэ, какой-то Манрик… Война как война, что там могло быть секретного? — И кто их уничтожал? — поинтересовался Арно, чтобы поддержать беседу. Если придется все время молчать, он умрет со скуки раньше, чем что-нибудь здесь отыщет. — Это началось сразу после Смутной войны. Эрвин Первый решил, что дворянство, жившее на территории Эпинэ, стоит вымарать из истории Талига и как можно скорее забыть, что когда-то эти два государства были одним целым. В полной мере этого, разумеется, сделать не удалось, однако из новых книг по истории многие имена оказались вычеркнуты. Арно едва удержался от зевка — от жары его клонило в сон. — Великая Эпинэ тоже решила начать с чистого листа. Официально было велено считать, что потомки старых родов, в основном тех, кто принял в войне сторону Талига, погибли все до единого; земли же передали новым владельцам. Кто-то из потомков старого дворянства и вправду не дожил до конца войны, а кто-то отказался от всех притязаний и начал карьеру заново. Люди становились купцами, рядовыми солдатами, скрываясь от убийц из Эпинэ, которые стремились привести реальное положение дел в соответствие с официальной легендой. Лет через десять, когда за бывшей знатью перестали охотиться, некоторые решили вернуть себе прежние фамилии, хотя ни привилегий, ни титулов к ним, разумеется, уже не прилагалось. Лицо собеседника расплывалось перед глазами. Арно то и дело казалось, что он в «Трех К», слушает лекцию ментора истории, редкостного зануды… Однако следующая фраза Придда разом сбила всю дрему: — Одними из жертв этой исторической несправедливости стали ваши предки, Савиньяки. Однако успехи ваших братьев показывают, что династия талантливых генералов и маршалов отнюдь не умерла. — А… Да как вы… Отец всегда, еще до появления Партии Свободы, гордился своим пролетарским происхождением. Деда Арно помнил смутно, но Эмиль рассказывал, что тот был рядовым артиллеристом, рекрутированным из семьи городского чиновника в Тронко. Арно-старший получил дворянство согласно табели о рангах, дослужившись до штабс-ротмистра; в 212 году он, вместе со званием полковника, заработал дворянство потомственное, которое и дало возможность отправить Арно-младшего в Кадетский корпус. После революции о недолгой принадлежности к классу эксплуататоров в их семье предпочитали не вспоминать. — Это невозможно, — твердо сказал Арно. — Нельзя просто велеть людям забыть о героях прошлого. Простой народ сохранит память в песнях, в легендах… Придд пожал плечами. — С того времени прошло почти сто семьдесят лет. Время стирает даже народную память. — Я вам не верю. Но даже если так, моя семья не имеет к этому никакого отношения. Савиньяки вышли из трудового народа. — Взгляните. Веером прошелестели страницы. Арно обошел кресло и встал за плечом у Придда, вглядываясь в причудливые буквы. «…Командующий гайифской армией Леман Теркасс начал сражение, ударив по центру противника, но это оказалось всего лишь разведкой, основной удар обрушился на казавшийся слабым левый фланг генерала Савиньяка. Согласно заранее намеченному плану, Арно Савиньяк должен был отбить две или три атаки, после чего…» — Сражение при Каделе, — пояснил Придд утратившему дар речи собеседнику. — Ваш предок героически погиб, исправляя ошибку начальника штаба. Есть еще гравюра… …Шуршат под тонкими пальцами листы… Нельзя было сказать, что герой Двадцатилетней походил на потомка как две капли воды, но не узнать знакомые черты было невозможно. Генерал Савиньяк напоминал сразу Эмиля и отца… Арно медленно прошел к своему креслу и уселся в него, закусив губу. Потом тряхнул головой. — В конце концов, какое вам дело? Можете рассказать об этом всем и каждому — все равно последние сто семьдесят лет Савиньяков не в чем упрекнуть! — Поверьте, я далек от того, чтобы попрекать вас героическими предками, — с каменной рожей сообщил Придд. Светлые глаза смотрели спокойно и прямо, однако Арно не покидало ощущение, что над ним смеются. — Я хотел показать вам еще кое-что. Отложив книгу вместе с пледом, Придд отошел к столу, где лежал еще один том, не намного тоньше первого. — «История падения Кабитэлы», — обрадовал буржуй, перетаскивая книгу на журнальный столик у камина. — Посмотрите на этого человека. Гравюра изображала крупного мужчину в средневековом костюме. Черты лица его были резкими, даже грубыми, в облике не чувствовалось ни капли изнеженности — хотя золотые, богатого плетения цепи указывали на высокое положение. О том же говорил и герб, видневшийся у него за спиной — две распластавшиеся в беге борзые на зеленом поле. — Прошу прощения, я не знаком с ныне живущим потомком Готье Шапри-Валмона лично, но сходство портретов показалось мне очевидным. Да… Арно отер выступивший на лбу пот. Это казалось дурным сном, глупым кошмаром, который рассеется, стоит пожелать проснуться. Жарко натопленная комната, равнодушный голос Придда, навязчивое желание провалиться сквозь землю, не видеть, забыть, не думать… — Да какая, к Леворукому, разница! Будь мы потомками Людей Чести, навозников, да хоть самих Абвениев! Разве это обесценивает дело революции? Разве не сражались мы плечом к плечу ради избавления трудового народа от гнета эксплуататоров?! Или вы надеетесь, что старые книги помогут вернуть вашему брату прошлые привилегии? Придд покачал головой и аккуратно закрыл книгу, пряча портрет человека, до боли похожего на Генерального Секретаря Партии Свободы Марселя Шьена. — Не скрою, многие из эмигрантов надеются, что ССГТ не продержится долго. — А вы? — подался вперед Арно. В натренированное сознание чекиста сразу вернулась ясность мысли. Неужели он в самом деле наткнулся на очаг контрреволюции? Придд молча пожал плечами, но Савиньяка уже было не остановить. — Вы не верите, что Партия Свободы несет людям справедливость и счастье? Мечтаете о возвращении королевской власти? Недовольны новыми порядками? Вздумай Придд хотя бы в шутку согласиться с любым из этих утверждений, его ждал трибунал ВЧК и скорый расстрел. Эта мысль неожиданно показалась неприятной и обидной. Почему молодой парень, его ровесник, должен так глупо погибнуть из-за пары неосторожных слов? Арно вдруг поймал себя на том, что они с Валентином смотрят друг на друга в упор. Рыжие тени от каминного пламени плясали на лице Придда — и от этого казалось, что плотно сжатые губы изогнулись в улыбке. «А ведь он может сказать, — понял Арно.- Может, прекрасно зная о последствиях. Неприятный способ самоубийства — зато возможности передумать в последний момент не будет. Что, если ему в самом деле не хочется жить?» — Я не вижу смысла в противодействии существующей власти, — сказал, наконец, Придд, и у Арно едва не вырвался выдох облегчения. — Время расставит все на свои места. Если Партия Свободы действительно, — он подчеркнул это слово, — будет служить Талигу, а не собственным интересам, не так уж и важно, из чьих потомков она состоит. — Я рад, что мы пришли к согласию, — через силу улыбнулся Арно.