Не такое нынче время

Народу в Васспарде жило не так уж много. Пожилая толстая кухарка, вечно расхаживающая по кухне с вышитым полотенцем через плечо. Высокий, худой как жердь дворник с окладистой темно-русой бородой. Сын дворника — паренек лет четырнадцати, истопник. Камердинер с вытянутой, похожей на лошадиную, физиономией, потерявший глаз в войне с дриксами. Две горничные в белоснежных накрахмаленных передниках, которые стреляли глазками в сторону Арно и смущенно хихикали, стоило ему с ними здоровался. Лохматый, вечно сонный конюх. Его помощник, до последней нитки тулупа пропахший навозом. Спивающийся от безделья кучер и его жена — худая, длинноносая баба, таскающая на руках вечно орущий сверток… Были еще какие-то люди — за пять дней, проведенных в замке, Арно так и не смог увидеть всех. Предполагалось, что челядь завтракает и обедает вместе — за столом в людской. Исполненный пролетарского рвения Арно присоединился к ним, но удовольствия от общества не получал никакого. Люди ели молча — только слышно было, как стучат ложки да урчит под столом кухонный кот, выпрашивая подачку. По окончании трапезы все так же молча складывали миски в бадью для мытья посуды и расходились по своим делам. Пару раз Арно пытался завести разговор с соседями по столу: на замечания о погоде те неопределенно хмыкали и утыкались в миску, сообщение о скорой победе мировой революции вызывало скептическую ухмылку. «Рассадник контрреволюции!» — мысленно кипятился Арно, но высказать свои подозрения было некому. Это угнетало. В первый же день Арно потребовал у Придда ключи от всех комнат. Тот пожал плечами и предложил в сопровождение гостю камердинера, но унылая одноглазая физиономия не вызвала у Арно доверия. Так что гулял он в одиночестве, распугивая звоном ключей воображаемых призраков и крыс. Впрочем, в нежилых помещениях Васспарда не водилось ни тех, ни других, паутины — и той не было. Мебель, портреты и гардины покрывал тонкий слой пыли, вызывающей у Арно приступы неудержимого чихания. Он осматривал комнату за комнатой, двигал ажурные диванчики и тяжеленные комоды, выдвигал и задвигал бесчисленные ящички, простукивая внутренние стенки бюваров… Отыскивать секреты Арно научил Ли еще в бытность их подпольщиками в Олларии. Научил неплохо — удалось даже найти несколько тайников, правда, в них не было ничего, кроме всё той же пыли. Арно методично проверял полы и стены, замеряя ладонями длину коридоров, чтобы случайно не пропустить скрытое помещение — ведь украденное золото должно занимать немало места… Впрочем, сама обстановка замка Васспард стоила, наверное, больше, чем весь бюджет Партии Свободы двести шестнадцатого года. Арно не относил себя к знатокам искусства, но бесчисленные картины, вазы и статуи сделали бы честь даже Народному музею в Олларии, куда со всех концов страны свозили конфискованное у сбежавших дворян имущество. А здесь все эти сокровища пропадали зря, покрываясь пылью. Пустовали уютные спальни и роскошные залы, печально смотрели голые, без штор, окна, лишенные главного зимнего украшения — ледяных узоров. В заброшенных помещениях было ненамного теплее, чем на улице, Арно работал в перчатках, обмотавшись шарфом по самые глаза. От дыхания шарф быстро становился влажным, обрастая снаружи ледяными катышками, и его приходилось опускать ниже, подставляя лицо стылому воздуху. Арно видел себя в многочисленных зеркалах: с обветренными губами и красным от холода носом, зато белокурые вихры, за время пребывания в коммуне обвисшие грязными сосульками, теперь снова торчали в разные стороны. В предоставленной гостю ванной комнате имелась невиданная роскошь — кран с горячей водой. Чувствуя себя эксплуататором несчастного мальчика-истопника, Арно не мог устоять перед искушением поваляться в горячей ванне. А потом растереться махровым полотенцем, надеть халат и расположиться в уютном кресле, глядя на заснеженные холмы за окном. А в холмах вилась узкая тропинка, напоминая Арно о коммуне, где зимой мылись не чаще раза в месяц, экономя дрова. Где дети ели овес, которым в Васспарде кормили разве что скотину. Не сказать, что слуги в замке питались очень уж роскошно, но, по крайней мере, на столе всегда был свежий хлеб и заготовленные с осени соленья. Коммунары о таком могли только мечтать! На этом месте размышлений Арно всегда становилось стыдно за свое «буржуйство», поэтому он выбирался из кресла, натягивал форму и шел на поиски сокровищ Приддов. Что думал об этих поисках хозяин замка, оставалось загадкой. Валентин почти не выходил из своих комнат, то ли решив предоставить гостю полную свободу, то ли — как в конце концов и решил Арно — эти самые сокровища охраняя. На пятый день поисков Савиньяк понял, что скоро сойдет с ума. После разговора с Приддом о ключах, за прошедшее время он произнес едва ли дюжину слов — и те камердинеру. Нет, товарищ комиссар сам постирает себе рубашку. Нет, он не хочет вина или шадди. Да, в комнате достаточно тепло… Угрюмое сопение соседей по столу и стылое безмолвие нежилых комнат наводили тоску. За две недели жизни в коммуне Арно привык к неизменному гаму, сопровождающему любые действия коммунаров, да и до этого — в Олларии или раньше, в штабе Армии Свободы, он никогда не оставался один, мир вокруг жил и дышал революцией… А в Васспарде словно остановилось время. Порой Арно казалось, что в мире не существует ничего, кроме пыльной тишины и снега за окном. Что не было никакой Партии Свободы — при этой мысли кровь стыла в жилах — и Талигом по-прежнему правят жадные эксплуататоры, заветная цель которых — убить в других людях радость и надежду на счастье… Мысль напроситься на обед к Валентину в первый момент показалась дикой, еще не хватало с буржуем трапезничать! Но по мере того, как поиски иголки в стоге сена подходили к концу — в том смысле, что заканчивались необитаемые помещения, — идея стала казаться все более привлекательной. В конце концов, от Придда не убудет. И от слуг его не убудет — тоже мне, пролетарии. Они в самом деле гордятся своим рабством — что может быть глупее?! Вот если уговорить хозяина отдать замок коммуне, а прислугу — остаться, их труды обретут, наконец, смысл. Арно собирался ввалиться к Придду без предупреждения — вдруг удастся увидеть, как тот возится с тайником? — но, по размышлении, оставил эту затею. Вряд ли буржуй настолько неосторожен, а показывать себя невежей не стоит. — Войдите, — отозвался Придд, и Арно поймал себя на совершенно неуместной радости. Наконец-то удастся поговорить по-человечески! Валентин сидел на корточках у камина, наспех проглядывая и кидая в огонь исписанные листы. Каштановая прядь упала на лицо, и Придд отбросил ее привычным движением, одновременно поворачиваясь к Арно. — Добрый день, товарищ Савиньяк. Фамильная пыль вдруг засвербела в носу, и Арно оглушительно чихнул вместо приветствия. Любой другой рассмеялся бы, но на серьезной физиономии Придда не появилось даже намека на улыбку. И все равно Савиньяк был рад его видеть — особенно таким, раскрасневшимся от жара камина, с хлопьями пепла на носу, в накрахмаленной рубашке, на манжете которой виднелось предательское пятнышко сажи. Придд казался восхитительно живым и уютным. — Товарищ Савиньяк желает составить вам компанию за обедом, — заявил Арно, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Хорошее настроение распирало его изнутри, как воздушный шарик. — Буду рад, — степенно кивнул Валентин и вернулся к своему занятию. Арно бросил пыльную шинель на стул в углу и уселся в кресло, наблюдая, как чернеет и сворачивается среди язычков пламени дорогая бумага. Какие-то списки, колонки цифр, свидетельство о покупке лошади… Ничего особенного. Наконец, последний лист отправился в огонь, и Валентин сунул в камин кочергу, взметнув сноп искр. — Как продвигаются ваши поиски, товарищ следователь ВЧК? Нашли то, что искали? — Не-а, — зевнул Арно, потягиваясь так, что захрустели кости. Тепло и уют настраивали его на домашний лад. — Подозреваю, что я не там ищу. — Или не то, — невзначай заметил Валентин, берясь за шнур колокольчика. Звонкая трель унеслась в глубины замка. — Думаете? — Арно облокотился на ручку кресла и подпер кулаком подбородок. — А что, по-вашему, я должен был найти? Валентин прислонился спиной к столу, глядя собеседнику прямо в глаза: — Не знаю. Но золота, за кражу которого мои родители и десятки других людей расплатились жизнью, вы здесь не отыщете. В Васспарде его нет, и никогда не было. Тьфу-ты, зараза. Хорошее настроение тут же улетучилось, и Арно выпрямился, одергивая форменную куртку. — А что есть? Ценные бумаги, документы, оружие для контрреволюционеров? Что заставляет вас держаться за это место, когда вся страна давно принадлежит партии и народу? — Звали, Ваша Светлость? В дверном проеме струной вытянулся одноглазый камердинер. — Вы не передумали, товарищ Савиньяк? — бесстрастно спросил Валентин, глядя мимо Арно. Тот упрямо мотнул головой. Не дождешься! — Накрывайте обед на двоих. Через полчаса. — Слушаю, Ваша Светлость. Лошадиная физиономия не выразила ни малейшего удивления. После того как дверь за камердинером закрылась, Арно продолжил: — Я изучил ваш замок от и до. Он идеально подходит для коммуны, музея, санатория, наконец. По всей стране сейчас идет активное освоение подобных ресурсов! Вместо того, чтобы пылиться в запустении, Васспард должен служить людям, вашим же соотечественникам… Валентин отошел к окну и застыл, разглядывая причудливые ледяные узоры на стекле. Арно замолчал обиженно. Повторять те же самые аргументы в очередной раз не хотелось, угрожать тоже, да и нужно ли? Придд вряд ли представляет всю мощь ВЧК и то, что она может с ним сделать… Впрочем, судя по упоминанию родителей, представляет. И не боится. Его держит что-то сильнее страха, или бывший аристократ знает, что как раз ВЧК ему не угроза?.. Арно закусил губу, вспомнив свои подозрения. Интересно, знают ли Марсель и Готье Шьены о своем происхождении? Вспомнился герб Валмонов — на зеленом фоне две черные борзые пластаются в беге друг над другом. Знамя Свободы точно такого же цвета, только вместо нижней собаки — плуг, а сверху шестеренка… Совпадение или тонкая шутка? А может, вся революция — обман, попытка униженных когда-то аристократов вернуть былую власть?.. От этой мысли по позвоночнику пробежала дрожь, хотя в двух шагах по-прежнему пылал камин. Не может этого быть, не может! Проклятый Придд специально хочет сбить его с толку! Сжав кулаки, Арно поднялся, желая высказать хитрому буржую все, что он думает о его манипуляциях, но тут в дверь постучали. — Ваша Светлость! — возопил сторож. — Ваша Светлость! — Что случилось, Ганс? Рябой ввалился в кабинет, оставляя на ковре снежные следы. — Ваша Светлость… А, Вашбродие! — Ганс радостно бросился к Арно. — Там эти пришли, ваши, ну, из приюта. Я их во двор-то пустил, а сюда они не хотят, вынули какие-то тряпки и орут хором — ну чисто на пожаре. Вы, Вашбродие, пошли б к ним, а? Арно уже подхватывал со стула шинель. Создатель, что там еще случилось?! На улице третий день стоял такой мороз, что носу не высунешь. Слуги шептались между собой, что и в соседнюю деревню теперь не сходить — ноги замерзают даже в валенках… В лицо ударил упругий холод, и Арно остановился на крыльце, разглядывая нежданных гостей. Его глазам открылось живописное зрелище. Около дюжины коммунаров, закутанных в тряпки по самые носы, маршировали по двору, неся на палках растяжки: «Долой буржуев!», «Ура ССГТ!» и неожиданно — «Свободу Савиньяку!» Одновременно они пытались то же самое скандировать, только из-за тряпок получалось глухо и вразнобой. Только один голос звонко разносился по двору: Арно узнал Нэнси. Девушка шла впереди колонны, размахивая знакомой зеленой косынкой. Нос и щеки ее были красными от мороза, прищуренные глаза слезились. Дойдя до конюшни, демонстрация развернулась перед обалдевшими конюхами и дворником и потопала в обратном направлении. Нэнси заметила Арно и кинулась к нему с радостным возгласом. Коммунары восторженно взревели — старшему из них было едва ли двенадцать лет. — Друзья не оценили вашей тактики и решили прибегнуть к более решительным мерам? — поинтересовался из-за спины Придд. Нэнси замерла посреди двора, недобро прищурившись. — Проклятый буржуй, — процедила девушка сквозь зубы и решительным шагом направилась к крыльцу. Сзади потянулись коммунары, путаясь в своих плакатах. В углу двора столпились слуги, они наблюдали за гостями, довольно пересмеиваясь, и это подлое хихиканье заставил Арно стиснуть кулаки. — Мы требуем отпустить товарища Савиньяка! — звонко объявила Нэнси. — И освободить замок Васспард для передачи его свободным гражданам ССГТ! — Долой буржуев… Ура ССГТ… — нестройными голосами поддержали коммунары. — Могу предложить вам пройти в дом. Там несколько теплее. Голос Придда словно окатил Нэнси ледяной водой: девушка зябко передернула плечами и шагнула вперед. — Товарищ Савиньяк, а вас правда в подвале держали? — тихо спросила одна из девочек — Арно узнал Бетси. — Потом расскажу, — заговорщически прошептал он, подталкивая ее вперед, к распахнутой Гансом двери. — Валенки отряхать здесь! Рябой сторож сверлил гостей недовольным взглядом, Нэнси пару раз топнула ногой для виду — и Арно стало вдруг стыдно. Не столько за коммунаров — за себя, три недели назад вот так же ворвавшегося в родовое гнездо талигойских герцогов. Здешние слуги наверняка презирают их, не говоря уже о самом хозяине… Впрочем, Валентин был безупречно вежлив. На предложение снять верхнюю одежду Нэнси отреагировала гордым молчанием, остальные же начали стягивать варежки и шарфы, согревая дыханием окоченевшие пальцы. Лестница поразила коммунаров до глубины души. Пока Нэнси шествовала вслед за хозяином, высоко задрав подбородок, другие коммунары толкали друг друга в бок, шепотом делясь впечатлениями. — Огромная!.. Как во дворце!.. Смотри, статуй!.. Ковер мя-аагкий… Арно поднимался последним, чувствуя, что боится — боится, чтобы коммунары что-нибудь не разбили и не испортили, дав здешним обитателям очередной повод для насмешек. Закутанные в серые тряпки дети казались дико неуместными на фоне ковров и мрамора. Уговаривая Придда отдать замок коммуне, Арно представлял себе чистеньких подростков в одинаковых зеленых рубашках и платьицах, подобных тем, что носили участники столичных парадов. Он надеялся, что Ариго сможет поддержать среди воспитанников должную дисциплину — а ведь в коммуне до сих пор не удалось искоренить воровство, драки… — Прошу вас. Бетси приглушенно ахнула, кто-то присвистнул. Солнечный свет лился из огромных окон так, что казалось, будто паркет светится изнутри. Коммунары опасливо ступили на причудливый орнамент, держась друг за друга, и только Нэнси по-прежнему шагала вперед, не оглядываясь по сторонам. Придд провел их в обитую сиреневым шелком гостиную, где коммунары тут же рассредоточились по углам, разглядывая портреты и вазы. Кто-то протянул руку, чтобы потрогать — но был тут же одернут товарищем. Нэнси замерла посреди комнаты, скрестив руки на груди. Щеки ее постепенно заливала краска — то ли от гнева, то ли просто от тепла. Арно снял шинель, тихонько посоветовав вставшей рядом Бетси сделать то же самое. Если они успеют взмокнуть в зимней одежде, выходить потом на улицу равносильно самоубийству. Вряд ли Придд предложит им остаться в гостях, и еще более вряд ли Нэнси даст на это согласие. — Как вы могли заметить, — спокойно сообщил Придд, — товарища Савиньяка никто не удерживает силой. Он волен уйти в любой момент. Вторую часть требования буржуй намеренно оставил без ответа, но Нэнси оказалось не так легко отвлечь. — Само ваше существование в ССГТ подрывает основы революционного государства! Кто позволил вам эксплуатировать свободных граждан Талига, заставляя их работать на себя? Девушка смотрела уверенно и прямо, и Арно стало стыдно за свои сомнения. Ее-то не сбить с толку своими книжками и рассуждениями! — Все жители Васспарда после революции остались тут добровольно, — любезно пояснил Придд. — Люди не знают о своих правах. Вы намеренно держите их в невежестве, чтобы обеспечить себе легкую жизнь. Я не знаю, куда глядит милиция и ВЧК… В этот момент Арно понял, что все, кроме собственно спорщиков, смотрят на него. Товарищ чекист уходил в Васспард с твердым намерением экспроприировать имущество буржуя, однако, похоже, не продвинулся в своей затее ни на шаг, и это начало вызывать у коммунаров сомнения в могуществе Чрезвычайной Комиссии. Арно задумался было о надежности своих оправданий, как в дверь снова постучали. — Ваша Светлость! — в голосе Ганса слышалось настоящее отчаяние. — К вам еще гость. Арно, не удержавшись, фыркнул. Похоже, коммуна решила переселиться в Васспард путем непосредственного захвата территории. В гостиную размашистым шагом вошел Жермон Ариго. Обведя грозным взглядом прижавших уши воспитанников, он остановил взгляд на хозяине… и густые брови его поползли вверх. — Валентин? Впервые за все время знакомства с Приддом Арно увидел, как тот улыбается. — Здравствуйте, полковник. — Валентин… — неверяще покачал головой Ариго и вдруг, резко шагнув вперед, сгреб Придда в охапку. — Живой, зараза! Коммунары пораскрывали рты от удивления, Нэнси отступила на шаг, беспомощно оглядываясь на Арно. — Я тоже рад вас видеть. Жермон Ариго отстранился, придерживая Валентина Придда за плечи и глядя в глаза. — Я не надеялся, что ты выбрался из той мясорубки. Наших вернулось человек десять, а тебя не было ни у раненых, ни в списках пленных… Арно не мог прийти в себя — получается, что Придд успел побывать на войне? Да еще когда — с Дриксен, в то время как Арно торчал в столице, таская туда-сюда пачки листовок и книги Маркслера! Когда же это было? Скорее всего, в двести семнадцатом… Но ведь его отец тогда стал главой Временного правительства, а старший брат, наследник династии, погиб на охоте где-то в конце двести шестнадцатого года… Говорили, Джастин симпатизировал «свободникам»… — Дриксы подобрали меня, приняв за своего, — ответил Придд. — Как вы помните, форма за трое суток боя успела превратиться в лохмотья, а меня контузило взрывом. Когда я очнулся в лазарете, «гуси» поняли свою ошибку, но ССГТ уже начала мирные переговоры, так что меня просто отпустили со временем. Я искал вас. — А мы застряли в Ноймаре. Служили в милиции, а потом вот… — Ариго развел руками, показывая на ошарашено хлопающих глазами коммунаров. — Вы заведуете коммуной? Я слышал о вас, но не подумал уточнить имя. Господин Ойген по-прежнему служит вместе с вами? — Представляешь, — усмехнулся Ариго, — из него получился прекрасный завхоз. — Я никогда не сомневался, что полковник Райнштайнер великолепно справится с любой возложенной на него задачей. Вы позволите пригласить вас и ваших воспитанников на обед? Нэнси открыла было рот, чтобы возмутиться, но в последний момент передумала, сияющие радостью глаза Жермона Ариго оказались неоспоримым аргументом. Коммунары во главе с Арно уплетали каждый за троих, только Нэнси смущенно ковыряла ложкой в тарелке, слушая рассказы Ариго о буднях Западной королевской армии. Он и раньше упоминал в своих байках капитана Вайзтанне, но никому не приходило в голову связывать это имя с таинственным владельцем замка Васспард. Вопрос о «бессовестных эксплуататорах» и немедленной конфискации имущества больше не поднимался, и Арно мысленно махнул на него рукой, решив, что эти двое, при надобности, прекрасно договорятся сами. Коммунарам предложили задержаться в Васспарде на некоторое время — пока не спадут морозы, но Ариго только руками замахал: ничего с этой компанией не случится, дойдут обратно, как миленькие. Сам он и не заметил холода, пока бежал из коммуны, в ужасе от новости, что Нэнси сотоварищи отправились «выгонять буржуя». Арно решил вернуться в коммуну вместе со всеми. Было очевидно, что поиски тайны Приддов не увенчаются успехом — слишком уверен в себе хозяин замка. Значит, либо искомое хранится за пределами Васспарда, либо дело в чем-то другом. Но в любом случае, в коммуне жить куда веселее, чем копаться в пыльных комнатах или слушать крамольные рассуждения на грани контрреволюции. Раскланявшись на прощание с хозяином, обитатели коммуны им. Савиньяка выбрались на морозный до жгучести воздух. Младшие укутались в тряпки по самые глаза, но Арно снедало любопытство. Он шел, пока позволяла ширина тропинки, рядом с Ариго, выспрашивая у него подробности службы капитана Вайзтанне. — Мне и в голову не пришло, что это он, — смеялся Ариго, прикрывая варежкой рот от мороза. — Заладили: буржуй, буржуй… Появился он у нас аккурат перед Изломом на двести семнадцатый, теньентом, вечно хмурый такой, молчаливый. Хотя смелый, зараза, не разведчик, а мечта. Его быстро в капитаны произвели, скольким он жизнь своей разведкой спас — не передать… Месяцев десять он с нами прослужил, до той бойни у Гюнне. Три дня «гуси» талигойцев с землей ровняли, из наших с Ойгеном полков почти никого в живых не осталось. Так жалко было ребят, и этого в особенности… А он, вишь ты, выбрался. Ох, не зря его в полку Заразой прозвали! 6. Возможности пропаганды Как уже говорилось, жители деревни, в которой располагалась коммуна, не слишком благоволили к ее обитателям. Не раз уже происходили стычки между деревенскими парнями и старшими коммунарами по разным поводам: косой взгляд, обидное слово, невпопад сказанный девушке комплимент… Иной раз доходило до драки. Деревенские открыто щеголяли друг перед другом фонарями и разбитыми носами, коммунары же, выслушав с повинной головой нотацию Ариго или Райштайнера, втайне обсуждали планы мести. Взрослые крестьяне, не стесняясь, кидали в спину коммунарам обидное — «босота», «ворьё», «нищеброды», и напоказ запирали покрепче ворота. Люди озлобились: на разорительный продналог, на инфляцию, на две войны, унесшие отцов, мужей и сыновей. Коммуна напоминала о Партии Свободы, будучи ее детищем — и получала свою долю крестьянской обиды на неустроенность жизни. Арно часто видел, как смолкают при его появлении разговоры и деревенские болтуны быстро расходятся, неприязненно косясь на чекиста. — Люди невежественны здесь, — заметил как-то за обедом Райнштайнер. — Они мало знают о революции и еще меньшео современной политике. — Они не верят в светлое будущее ССГТ, — горячо поддержала Нэнси. Жермон Ариго усмехнулся в усы. — Боюсь, им просто не приходит в голову подобные мысли. — То есть как — совсем? — А что вы хотели, товарищ Савиньяк? Гражданская война пощадила север страны, но ее с успехом заменила продразверстка. Отдавать государству семьдесят процентов урожая — кто согласился бы на такое добровольно? А значит, показательные расстрелы, аресты и прочие прелести военного коммунизма здешние жители ощутили в полной мере. — В Олларии голодали дети, — мрачно сообщил Арно, отодвигая тщательно вычищенную миску из-под каши. — И не только в Олларии. Как только удалось собрать урожай в Варасте, продналог снизили в два раза. Ариго пожал плечами. — Слишком мало времени прошло с той поры. К тому же, Вараста, Кэналлоа и даже Оллария для здешних крестьян не ближе, чем Седые земли. Снизили налог — появилась новая угроза, колхозы. Я слышал, местные говорят о них с ужасом, даже не представляя толком, что это такое. — Я поняла, в чем дело, — просияла вдруг Нэнси. — Многие из деревенских не умеют читать, да и газет сюда не выписывают. Они просто не знают… Арно скептически хмыкнул. Валентин Придд читать умеет и о политических новостях осведомлен прекрасно, что никак не мешает ему выказывать лояльность ССГТ только на словах, как делают все местные. Здороваться с «товарищем комиссаром» и плеваться за его спиной — вот и вся их лояльность. Еще и урожаи прячут наверняка, чтоб продналог себе урезать… — Да они натурально слушать не хотят, — возмутился вихрастый мальчишка, единственный, кто умудрился подружиться с одногодками из деревенских. — Я им говорю про товарища Сильвестра, про «формулу С», «Марсельезе» хотел научить. А они: «Давай про Кэналлоа, там апельсины». Никакой революционной сознательности! Арно и Жермон Ариго переглянулись между собой и рассмеялись. — «Марсельеза» им нравится, — рассудительно заметил другой мальчик. — Помните, как мы на Излом пели? Вихрастый фыркнул только. — Ну натурально — когда все поют, веселее! А ты один вот попробуй. — Зачем один? Можно вместе собраться. Товарищ Ариго! — Нэнси умоляюще посмотрела на Жермона. — А давайте концерт устроим? Ребята споют гимн, из газет вслух почитаем. Товарищ Райнштайнер из города привез в последний раз — там чудесная статья про кэналлийские колхозы! Сидящие за столом оживились. — А что, — обрадовался вихрастый. — Про апельсины — это здорово, все придут. А если товарищ Савиньяк еще про войну расскажет… — Тебе товарищ Савиньяк клоун, что ли? — одернул кто-то. Арно рассмеялся. — Хватит уже про войну, — строго сказал Ариго. — Кто вчера за полночь у буржуйки сидел, а? Думали, я не замечу, что дров в поленнице убавилось? Ишь, слушатели! Арно, все еще смеясь, подмигнул вихрастому мальчишке. Несмотря на выговоры Райшнтайнера, коммунары часто поднимали гостя после отбоя, натопив печку утащенными из общей поленницы дровами, и требовали рассказать про войну в Кэналлоа. Особой популярностью пользовалась байка о том, как они с Эмилем ночью отправились тайком купаться на речку и случайно заметили «красных», решивших напасть на лагерь свободоармейцев. — Поклонники самопожертвования во имя Талига получат лишний наряд на уборку, — сурово сказал Райнштайнер, и, дождавшись, пока виновники ночных посиделок стыдливо опустят головы, добавил: — А замысел с концертом считаю разумным. Слово Ойгена Райнштайнера было весомым аргументом. Бетси с подружками взялись рисовать афиши, чтобы расклеить их не только в самой деревне, но и в окрестных поселениях, благо намечалась оттепель. Общими усилиями выбрали дюжину самых голосистых певцов для исполнения «Марсельезы», которые и начали репетировать под руководством Арно. У того отродясь не было ни слуха, ни голоса, зато он едва ли не единственный в коммуне слышал исполнение нового гимна вживую. Нэнси обложилась старыми и новыми газетами, выискивая интересные статьи и постановления Партии, которые можно было бы зачитать. Залом для проведения торжественного мероприятия выбрали столовую, и все незанятые в подготовке концерта коммунары начали приводить ее в порядок. Замазывали щели в рамах, чинили расшатанные стулья, натирали до блеска дощатый пол… Девочки обклеивали стекла и стены вырезанными из бумаги плугами и шестеренками. Строить сцену оказалось не из чего, ее обозначили символически, проведя по полу линию зеленой краской. На стене красовался старательно выведенный герб ВЧК, срисованный со значка Арно, а по обеим сторонам от него — небольшие гербы коммуны. Концерт собирались приурочить ко дню рождения Сильвестра, первому дню месяца Зимних Ветров, но, видя, как быстро продвигается дело, перенесли на более ранний срок — семнадцатое Зимних Скал. Деревенские жители вначале отнеслись к новости настороженно. «Мы будем там сидеть, а эти мазурики наши избы обчистят», — предположил один из мужиков, разглядывая черно-бело-зеленую афишу. Кто-то фыркнул, кто-то согласно закивал. Арно, наблюдавший за читающими из-за угла, вышел и демонстративно поинтересовался, нет ли среди присутствующих контрреволюционеров. Видеть, как трусливые болтуны прячутся за спинами односельчан, было невесело и противно. Эти люди действительно ничего не знают и не понимают… Семнадцатого Зимних Скал коммунары с самого утра ходили взволнованные и напряженные. Несмотря на то, что концерт был намечен на вечер, завтракать и обедать решили в спальнях, тоже вымытых и вычищенных, хотя гостей там не ожидалось. Нэнси ходила с красными от недосыпа глазами, ни на мгновение не выпуская из рук папку с газетными вырезками. Напряжение витало в воздухе, даже обычно невозмутимый Райнштайнер признался, что «чувствует определенное беспокойство». Гости, вопреки опасениям, начали собираться задолго до начала. Вешалку для верхней одежды взялся охранять лично Арно, поскольку иначе недоверчивые граждане отказывались оставлять без присмотра свои тулупы и потрепанные шубы. Сбитые с валенок комья мокрого снега таяли, растекаясь грязноватыми лужицами, и две девочки собирали их тряпками. Деревенские женщины, по случаю «ысамблеи» надели самые яркие платки и шали. Мужики хвалились друг перед другом вышитыми праздничными рубахами. Коммунары в зеленых косынках сновали между гостями, усаживая и отвечая на вопросы о коммуне. К назначенному времени столовая заполнилась целиком, и ведущая — высокая, коротко стриженая девушка с зеленой лентой вокруг головы — объявила начало концерта. Кто-то одобрительно крякнул, кто-то чихнул, из задних рядов послышался горячечный шепот, не разобрать, мужской или женский: «Папаша в город уехал, приходи, говорю, завтрева…» А на импровизированной сцене уже выстраивался хор. Знакомый вихрастый мальчишка подмигнул кому-то в зале и выбил на барабане короткую дробь. В тесной, забитой людьми столовой «Марсельеза» звучала совсем иначе, нежели на парадах или под звездным небом, но все равно это было красиво. Звонкие голоса сливались в хор, украшая и дополняя друг друга, с каждой строкой пение становилось всё громче — стоявшие вдоль стен дети не выдерживали и присоединялись к товарищам. Второй куплет пела уже вся коммуна: «Что алчет орда этих спрутов, Изменников и королей? Кому уготованы путы И тяжесть железных цепей?» Стоящий в дверях Арно заставлял себя молчать, но песня рвалась из сердца; широкая улыбка расползалась на лице, не в силах выразить всю радость. И вдруг за спиной послышалось негромкое: — Товарищ Генеральный Секретарь хорошо подумал над текстом гимна. Арно обернулся, столкнувшись взглядом со светлыми глазами Валентина Придда. — Вы-то здесь откуда? — от неожиданности получилось шипение. — Пришел бльше узнать о политической программе Партии Свободы, если мне не изменяет память, именно это было написано на ваших афишах. Вы позволите мне войти? Придд говорил, едва шевеля губами, но Арно отчетливо слышал каждое слово, тогда как гимн, только что захватывающий все его существо, звучал теперь где-то на заднем плане. — Некуда, — обреченно вздохнул Арно. Занятый подготовкой к концерту, он успел напрочь забыть о хозяине Васспарда, и только увидев его, понял, что, кажется, соскучился по этой невозмутимой физиономии. — Тогда, с вашего позволения, я постою здесь. Программа шла своим чередом. Сорвали бурю аплодисментов певцы, и на сцену вышла Нэнси. — Товарищи! — раздался ее звонкий голос. — Веками трудовой народ Талига жил под властью королей и других эксплуататоров. Сотни тысяч были вынуждены трудиться в поте лица, чтобы горстка нахлебников жила в роскоши и довольстве. Сапфировая революция подарила нам свободу! Нынешний девиз нашей страны: «Свобода, Справедливость и Счастье», и право на них имеет каждый из нас, граждан ССГТ. Товарищи! У нас были трудные времена — две войны подряд унесли тысячи жизней и разрушили экономику страны. Но мы не сдаемся. Счастье не за горами! Воля и труд приведут нас к успеху… Щеки Нэнси разрумянились, глаза горели — в этот момент невзрачная девушка показалась Арно красавицей. -…По всей стране трудящиеся крестьяне добровольно объединяются в сельскохозяйственные артели, чтобы общими средствами производства и общим организованным трудом построить коллективное, то есть общественное, хозяйство, обеспечить полную победу над кулаком, над всеми эксплуататорами и врагами трудящихся, обеспечить полную победу над нуждой и темнотой, над отсталостью мелкого единоличного хозяйства, создать высокую производительность труда и обеспечить таким образом лучшую жизнь колхозников… (6) По рядам зрителей пробежал возмущенный шепоток. Наконец кто-то не выдержал: — Герцогу мы вон десятину отдавали, — пробасил бородатый мужик, шириною плеч похожий на медведя. — А колхоз все заберет! Арно не удержался — посмотрел через плечо на того самого «герцога». Губы Придда были привычно сжаты в тонкую линию, однако глаза щурились — словно тот еле сдерживал смех. Нэнси не растерялась: — Вместе можно сделать гораздо больше, чем в одиночку. Излишки пойдут трудящимся в городах и на заводах, а колхозники получат взамен тракторы и другие орудия сельхозпроизводства, которые в свою очередь помогут вам еще больше увеличить производительность труда. «Медведь» хмыкнул задумчиво и покосился на соседа. Тот крякнул, но промолчал. — Колхозный путь, — продолжила тем временем Нэнси, — или путь социализма есть единственно правильный путь для трудящихся крестьян. Члены артели обязуются укреплять свою артель, трудиться честно, делить колхозные доходы по труду, охранять общественную собственность, беречь колхозное добро, беречь тракторы и машины, обеспечить хороший уход за лошадьми, выполнять задания своего рабоче-крестьянского государства и таким образом сделать всех колхозников зажиточными… Речь полноводной рекой лилась из уст девушки, завораживая слушателей образными сравнениями и точностью аргументов. Она говорила, словно по писаному, а может, так оно и было — больно напоминали ее слова агитационные листки и постановления Совнаркома. Только один раз Нэнси сбилась в своем докладе — когда, обводя вдохновенным взглядом зал, встретилась глазами с Валентином Приддом; впрочем, через мгновение девушка очнулась и снова заговорила гладко и свободно. Следующим выступал Жермон Ариго. Он докладывал просто и по делу — о том, что в стране не хватает учебных заведений, что за пределами городов почти никто не умеет читать и писать. Что Наркомпрос пишет постановление за постановлением, требуя ликвидировать безграмотность в ССГТ, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. После всех войн и революций в округе Приды не осталось ни одной деревенской школы: учителей заставила уйти война и последующая разруха. Сам Ариго с трудом собрал десять человек, согласившихся преподавать в коммуне, но это люди честные, преданные своему делу не меньше, чем крестьяне — земле, а чекисты — Партии… Арно вдруг понял, что взмок то ли от волнения, то ли от духоты в жарко натопленном и забитом людьми помещении. Он оглянулся было на Придда, но тот куда-то делся, и Арно, шепотом поручив своему помощнику-коммунару не спускать глаз с гардероба, вышел на улицу. Оттепель превратила зиму в начало весны: шел самый настоящий дождь. Капли стучали по смерзшемуся коркой снегу, пробивая глубокие дырочки. Капало с крыши — в канавке под срезом ската топорщились мелкие ледяные иглы, желто-искристые в льющемся из окон свете. Арно от души потянулся, вдыхая холодный, пахнущий сыростью воздух, и собрался было вернуться обратно, как вдруг услышал знакомый голос. Кто-то стоял за углом на протоптанной вокруг дома дорожке, ведущей от парадного к черному ходу. — Я узнал вас с первого взгляда, — говорил собеседнику Валентин Придд. — Не мог не узнать. — Мы не встречались, — буркнула в ответ… Нэнси? — Разумеется. Однако я видел портрет в Олларии, когда ваш старший брат устраивал у себя прием. Вы достаточно выросли с тех пор, но не узнать фамильные черты Окделлов невозможно. Арно показалось, что он ослышался. Может, Нэнси — незаконная дочь расстрелянного в двести десятом году герцога Эгмонта? Но какие тогда портреты?.. — Меня зовут Нэнси Айрис Эспен, ясно вам? Никаких Окделлов в ССГТ нет, и больше не будет. — Вы — герцогиня Айрис Окделл. Кап… Кап… Кап… Скатывается с крыши зимний дождь, не силой, теплом пробивая себе дорогу к земле. Иллюзия весны, обманка… Почему в мире столько вранья? — Не ваше дело, гражданин, — прошипела Нэнси. — Убирайтесь в свой кошачий замок к своим кошачьим слугам и кошачьей роскоши. Не хотите жить, как нормальный человек — так не мешайте хотя бы другим! — Если вам требуется помощь… — Оставьте меня в покое! Арно прислонился спиной к двери, вжимаясь в тень. Если Придд решит вернуться в дом… Нет, Валентин твердым шагом прошел мимо крыльца и направился к воротам, одну за другой пересекая тянувшиеся из окон полосы света. Блестело мокрое от воды пальто, по плечам плясали фонтанчики от капель. Нэнси видно не было. Арно сплюнул в снег, повернулся и вошел в дом. — Это всё из-за вас! — Арно распахнул дверь знакомого кабинета, морщась от пахнувшей в лицо горячей волны. Почему у него всегда так натоплено? Валентин Придд поднял глаза от книги. — Боюсь, я вас не понимаю, товарищ Савиньяк. — Из-за вас она сбежала! Нэнси! Или — как вы там сказали — Айрис Окделл? — Вы уполномочены подслушивать чужие разговоры? — Придд оставался спокойным, как сундук, еще больше выводя Арно из себя. — Не ваше дело, гражданин Придд! Вы знаете, куда она могла поехать? — Не имею представления. Он закрыл, наконец, проклятую книгу и поднялся, глядя собеседнику прямо в глаза. — Как давно она пропала? — Со вчерашнего утра не видели, — обрадовал Арно, обессилено падая в кресло. После бешеного рывка из коммуны в Васспард у него подкашивались ноги. — Точнее, не так. Мужик один, деревенский… Сказал, что попросила подвезти до города… Говорит, слезла у станции, спрашивала про поезд на Акону. У нее могут быть там друзья, родственники, кто-то с дореволюционных времен? Мы поедем сегодня же, вместе с Ариго, но где ее искать в этой Аконе? — К сожалению, я не располагаю информацией на этот счет. Прошу вас дать мне некоторое время на сборы, полагаю, они займут не более получаса. — Зачем? — опешил Арно. — Я поеду с вами.