«Утопия» для двоих

      Грей был не в духах. Собственно, учитывая привычное выражение его рожи, бьющее зеркала правым хуком своей угрюмости в хрустящую челюсть, он никогда в них не был и понятия не имел, что существует какое-то там «хорошее настроение». «Хорошее» априори было всё мёртвое, остальное исправно делало ему нервы и стремилось к абсолютному «ай-яй-яй, как нехорошо получилось».       Коллеги, понимая, что в любую секунду тикающая тротиловая связка его дисфории могла сдетонировать и нехило рвануть, предусмотрительно отгораживались столами, подушками и своими тонкими куриными лапками, не носившими ничего тяжелее швейцарских часиков, чтобы взрывной волной не перекосило подправленные косметологами лица. Открытое, якобы для проветривания, окно держали на случай форс-мажора, через него исправно гоняло сквозняк и возможность заполучить абонемент на физиотерапию для больных почек в муниципальной процедурной. Сколько проработали вместе, а они всё ещё надеялись, что пять лишних секунд на синхронные крики «караул, убивают!» им помогут избежать расплаты, если ему дадут команду «фас». Грею было параллельно, а вот тому, кто был звёздочкой на верхушке их искусственно спаянной по ярусам ёлочки — перпендикулярно. Очень перпендикулярно там, где все они соприкасались в точке «прибыль». — Ну это пиздец. Полнейший, — Кендра, похлопав себя по карманам ершисто-пайеточного, как чешуя у зеркального карпа, голубого пиджака достала пачку сигарет и, щёлкнув зажигалкой у края ультратонкой с вишнёвым ароматизатором, закурила. В воздухе потянуло низкопробной химозой.       Если во рту зажата не кубинка, значит сегодня намечалась семейная встреча в парке развлечений, где два сладких оладушка будут трусить золотое деревце содержимого банковской карточки своей глубочайше любимой исключительно «за добрые глаза» маман.       Грей месяца полтора назад мониторил по просьбе фотки Кендры в инстаграме, вычисляя среди десятка фейковых аккаунтов её бывшего мужа, решившего пойти путём старого доброго грабежа шантажа. Запрашивал нехилую сумму с пятью ноликами на месячное содержание — очко заклинило от негодования, что брошенная с прицепом стерва без алиментов жила припеваючи, закусывая половник нутеллы плиткой высококачественного бельгийского шоколада и ничего у нее нигде не слипалось. Зелёная булькастая жабень хорошо так придушила мужика чувством никчемности от вида достойной образа мадонны добродетели на лазурном побережье океана, а потом придушил и Грей на свалке за городом, когда сцапал за провонявшийся потом шиворот. В принципе, банальные у Кендры были постики: «отдыхаем с детками», «привет лету!», «пьем кокосовое молоко», «едим золотое мороженко на золотой тарелочке», «челлендж доброты: отпускаем крабиков на волю». Образцово-показательная успешная женщина-мать. А мальчишки, предложенные Стиви в качестве сладенького аперитива перед главным «блюдом» банкета, были видимо не такими милыми, как крабики, раз их к мамам и папам не отпустили. Трахнули на площадке с качельками — и всем плевать с высокой башни. Главное, чтобы исправно платили и занимали положение в обществе гораздо выше среднего. — Не полнейший, — внёс лепту Роберт, закидывая ногу на ногу. Неброско-красный фактурный носок туфли из крокодиловой кожи упёрся в выгнутую львиную ножку журнального столика. Низкая ваза с икебана пошатнулась, нарушая целостность течения инь-яновской хренотени по замкнутой системе из металлических наколок и цветочных ошметков, способствующей умиротворению и очищению ума. Возможно оно и помогало, но не с дергающимся глазом в условиях погорелого борделя. — Вот когда позвонит номер, заканчивающийся на три-пять-восемь, вот тогда будет полнейший. — Спасибо, Роб, утешил, сука, — огрызнулась Кендра, раздраженно стряхивая наращенным когтем пепел в свой излюбленный хрусталь. — У старика девяносто процентов тела с ожогами. Родственники хотят отключить его от искусственной подачи кислорода, чтобы ускорить естественный процесс «выздоровления». — Нам-то что? Окочурится и хрен с ним. Там сынок в очереди на наследство руки давно греет. — Да, но пока старпёр в ящик не сыграл, нам бы на его плечи ущерб за взрыв целиком с ножками повесить. Тогда можно расслабиться и не парить мозги откатами. Деньги поступят на счёт, мы из минуса выйдет в ноль, а то и сразу в плюс… Если выгорит, то нагибалово отменяется. — Жизнеспособный вариант. Помнится, он заказывал в номер фонтан писающего мальчика. Миниатюра его не устроила, хотел в натуральную величину и слепок лица с его детской фотки перенести на статую. Его предупреждали, что всё рванёт к ебеням? Предупреждали. Система предсказуемо не выдержала, там затопило, там закоротило, а там случился большой бабах. — А что с поварёнком делать будем? — Плакса по-хозяйски раскинулся на кожаном диване с бокалом коньяка и, кажется, наслаждался шумихой. Примостил удобно задницу и гори оно всё синим пламенем, пока другие дела делают. Прознал же, овца паршивая, что Грей пацана в карцер по неизвестным причинам запихал, а потом и предполагаемую причину рыжая кудрявая крыса донесла. Он ей «спасибо» попозже скажет, а пока пусть впечатляется и вникает в мыслишку, что если своим ребятам Грей в прямом смысле укоротил за словесный понос языки, то что же будет с ней. Зря мальчики и девочки страх потеряли. Злорадство откладывалось до вечера, сейчас с этим падким ко всякого рода пакостям разобраться надо бы. — Правила запрещают кому-либо, кроме нас и клиентов заходить на территорию «Антиутопии». Полное инкогнито. — А что ты ему предъявишь? — Грей в его сторону не смотрел иначе сработает бойцовский рефлекс и кому-то будет очень больно щеголять фингалами перед клиентами. Разговоры с Кендрой он ещё как-то без напряга, с минимальным зубоскальством вывозил, а вот Шелдона органически не переваривал на всех научно перечисленных уровнях, особенно, когда тот сунул длиннющее рыло куда не просят. — Услышал взрыв, пошарился по помещению, никого не нашёл. Скажи спасибо, что в его черепушке есть мозги и он не вбил пальчиком в строку набора девять один один. Сказать, куда бы в таком случае шланг с брандспойтом нам хозяин вставил или сам догадаешься? — Надо же, какой умный и сообразительный. Так почему тогда не выпустишь его или он там случайно лишнего увидел?       Грей ощутил, что от стрельбы без предупреждения его отделяет всего одна, продолженная в той же неправильной логической цепочке, фраза. Первым делом они порешают за компенсацию, вторым — выложат глазированными пряничками напуганным клиентам обратную дорожку в заведение, а третьим… Грей взял на себя обязательство единолично разобраться с малышком, не приплетая коллег. Чем меньше заинтересованных лиц, жаждущих обсосать пикантные детали, тем проще выяснить, что к чему. Плакса в лучшем случае отрабатывал языком версии наобум, в худшем — нащупывал его личный интерес и теперь разыгрывал, мня себя кошкой с мышью в лапах. Не на ту мышь, стервь, нарвался: пара лишних слов и он лично затянет ему зашморг вокруг яиц. Будет на люстре болтаться. — По качану, Плакса. По гигантскому качану, чтобы ты, дорогой мой, сидел вот тут на диванчике и в кои-то веки напрягал свою ссохшуюся извилину А ты что скажешь, Кендра? Перед тобой тоже отчитаться за все «зачем» и «почему»? — Я скажу, что мы понесли убытки, господа, — она выбросила окурок в пепельницу и заправила белую прядь за ухо. Весь её вид с лихвой выдавал нервозность вперемешку с усталостью и желанием обзавестись автоматом. — Помимо сгоревшей комнаты, мы получили удар по репутации и потеряли рабочую единицу. На последнее плевать, найти новую шлюху не проблема, но из ситуации мы пока победителями не выгребли. Не добавляйте мне геморр ещё и с персоналом. — Там же был кто-то из «золотого» состава… Говорливый этот. — Да, Балабол, — Шелдон мерзопакостно засветился, упомянув классового недруга с обыденными почестями, достойными колонки в газетном некрологе. — Добрый доктор Адриан сделал вскрытие. Он по ходу закинулся чем-то ещё до взрыва, так что прожарился в гуманном виде, как кусок сырого мяса.       Грей восторга Плаксы не разделял. Умер и умер, не в новинку получать на выходе после развлечений богачей трупы. Пацану светила Турция. Подчеркнуть двойной линией, а лучше лимонно-кислотным текстовыделителем. И так фиговая перспектива после элитных условий и отдельного койко-места, а тут ещё и Плакса не упустил бы возможности шепнуть за стаканчиком спиртного Абдулле о своей давней обиде, и тот устроил бы Балаболу житие в лучших хентайних групповухах до конца дней его.       Их трёп прервал звонок. Ожидаемый, нежеланный и неизбежный. Шелдон мигом опал с лица и, прекратив изображать возлягающую под золотым дождем Данаю, отрезвленно присел, даже остаток коньяка в горло не залил. Струсил. Грей особо и не напрягался, не про его честь мозговынос намечался. Кендра пристально взглянула на экран и качнула головой, мол расслабьте булки, господа. — Да моя девочка, — елейно затянула она, прикладывая сотовый к уху. — Да ты что! Прямо во весь твой рост. Ещё и говорит. И что моя сладенькая его хочет? Конечно мама купит. Да, скоро буду. Целую.       От розовой нежнятины на уровне желудка собрался неприятный тошнотный комок, как при переедании сладкого. Грей потянулся за минералкой и спустя треть бутылки его попустило. — Шелдон, свяжись с нашими поспешно безутешными родственничками и намекни за ущерб. Пока только намекни, ну так как ты умеешь, чтобы они поняли и приняли правильное для нас решение. Номерок сынка в досье возьмёшь. Грей, дорогой мой, у тебя свой устав, но ради всех японских дзенов не кошмарь персонал и не пускай им кровь без причины. Буду часа через три. Адьос, мальчики.       Прихватив подмышку клатч, Кендра процокала мимо на своих всего-навсего двенадцатисантиметровых каблуках с модельной грацией лани. Шаги постепенно затихли и вновь послышались уже по дорожке к выезду, где ждал служебный автомобиль. — Плакса?       Удар пришелся в солнечное сплетение. Шелдон ахнул и затонувшей субмариной ушел на дно — отправился пускать слюни на дорогущий испанский кафель. — Пфаа… Ты вообще с катушек слетел, м…мхудила? Ауч! — А теперь слушай меня сюда, гнида, — Грей, сжав его волосы в кулак, с силой потянул вверх, на себя. Шелдон, повизгивая как сучка, пытался разогнуть крепко сжатые пальцы, по-бабски вцарапываясь в них короткими ногтями. — Мне насрать, как ты своей жопой вертеть будешь, но чтобы о пацане хозяину ни слова, если спросит. — С какого? — С такого. «Блюда» из детсада у нас на вынос не работают. Стиви обнюхался дури и угробил одного мальца. Знаешь как, мой трепетный недоносок? Сломал ему позвоночник и спустил с горки, а как только понял, что переборщил с проявлениями педофильской любви, то припустил оттуда, роняя на ходу трусы. Ты понимаешь, дружочек, что было бы, если бы какой-то «товар» под шумок свинтил с «Утопии»? — Вот же сука! Я… Да он же нам с Кендрой божился, что завязал и больше ни в рот, ни в ноздрю! — Он же божился, — спаясничал Грей, сильнее натягивая волосы, пока Плакса послушно не встал на разъезжающиеся колени перед ним, чтобы его хлюпающий нос оказался на уровне ширинки. Самое время напомнить, что верхняя ступенька иерархии в «Утопии» принадлежала ему и тот, кто рискнёт возбухать будет неизбежно попущен на место. — Ещё один прокол, Плакса. Помнишь, как ты смешно пускал пузыри в аквариуме? Так вот смотри, чтобы тебя не нашли в том же положении — рожей вниз среди гуппи — только немножко дохлым. Ты меня понял? — Да понял я, понял. Руки убери!       Грей брезгливо тряхнул разжатой рукой и, не сдержавшись, со всей дури двинул Шелдона под рёбра, чтобы тот, сдавленно замычав, снова распластался оскорбленной невинностью на кафеле. Пусть отлежится маленько, на сквозняке проветрится и подумает над своим поведением. Кулаки чесались выколотить всю низкосортную душонку из этого мешка с дерьмом, но пока не в приоритете задачка стояла. Грей спокойно переступил через него и, покинув кабинет, спустился по лестнице вниз, чтобы проверить, работают ли камеры и заодно отключить от прослушки нужное место. Один хрен знает, зачем всю эту конспирологию затеял.       По-хорошему, «сладкого пирожка» нужно было пустить в утиль — либо в арабские дали с первой поставкой, либо… Грей чертыхнулся сквозь зубы, представляя приставленный ко лбу пистолет с глушителем, а на фоне природа, птички жизнерадостно поют и какие-нибудь идиотские цветочки в стиле диснеевских мультиков растут. Можно для антуража подержаться за руки, а потом всё — хрустальный гроб с семью гномами или ящик с червями.       Размяк. Пацан обкрутил всех вокруг пальца, хотелось знать, что за всем этим стояло. В кармане ощутимо сработал виброрежим и гадать на спресованных кофейных остатках не надо, что его вызывал легкий на помине хозяин. Грей коротко выдохнул, нажимая на зелёную трубочку. Никакого волнения в голосе, никакой пассивной агрессии и ненужного сарказма. У него всё под контролем. — На связи. — Вайз. В «Утопии» горячо, как в Коста-Рика, а я до сих пор не в курсе всех подробностей. Как так? — хозяин всегда был монолитом спокойствия, который знал, что, где и когда случилось еще до того, как оно случилось. Прототип айсберга, подрезавшего Титаник и порулившего дальше дрейфовать в океан. — Одной вип-комнате кранты. Клиенту под восемьдесят тоже. Доигрался с писающим мальчиком. — С чем? — по голосу было слышно, что он хозяина удивил. На этом можно было выехать, поиграть на любви к курьезам с клиентами. — С фонтаном в виде писающего мальчика. Миниатюры ему было мало, захотел во весь рост и чтобы мощную струю выдавал под напором. Желание клиента закон. Будем давить на родственников. Два-три дня и с деньгами всё решится. — Молодцы. Оперативно, — по ту сторону связи неопределённо хмыкнули. Обеспечил хорошее настроение на день и получил отсрочку на реализацию плана Кендры. Грей мог бы причислить себя к лику святых. — Для тебя у меня есть отдельное поручение, Вайз. — Кто? — Наш общий плаксивый друг Шелдон. Дерганный он какой-то в последнее время, да и «Мышь» мне на ушко нашептал, что в казино суммы он оставляет немаленькие. Проверь, не идёт ли наличка мимо кассы ему в качестве чаевых. — Я отправлю туда своих ребят, пусть поспрашивают. Как поступить, если найду на него компромат? — Пока просто последи. Если чист — пусть живет, а если нет, то по отработанной схеме: подаришь ему шарик… и уберешь подальше труп, чтобы не вонял. — Я понял. — Вот и славно. Жду результата, — связь резко прервалась. Коротко и по существу. Если всё сказано, зачем дышать в трубку до отбоя? Это их и объединяло — Грей тоже не любил растягивать обмусоливание темы до многочасовой версии, когда всё и так кристально ясно.       Профилактические побои Плаксе он не зря выписал, а теперь мог ещё и законно прижучить его, если дороги их интересов вновь пересекутся и разойтись мирно станет невыполнимой миссией. Грей вкинул телефон в карман брюк и выдохнул. Трабблы после частично неудавшегося банкета постепенно рассасывались, а от привычной колеи бордельной возни отделял один малюсенький нюансик. Привести бы сразу мысли в порядок перед допросом, но тянуть дальше бессмысленно.

***

      Малышок выглядел хуево, не в целом — глаза, взгляд тёмный и потухший. Еда демонстративно не тронута, хотя Грег, плюнув на установленный запрет на передачки, состряпал комплексный обед из трёх блюд и налил обязательный компот. Метью час выслушивал, как они заебали дёргать единственного нормального помощничка со своими параноидальными психозами, и, связавшись с Робертом по рации, получил добро на поставку жрачки в карцер. Пусть напоследок поест. — Рассказывай. — Что р-рассказывать? — Всё и с подробностями, — Грей сбросил пиджак на спинку стула, оставаясь в чёрном обтягивающем джемпере с рукавами в три четверти. Пистолет звучно клацнул об металл столешницы. Как напоминание, что это его работа, так что никаких претензий, ничего личного. — Я выключил камеру. — С хрена ли я должен тебе верить? — Да мне похрен веришь ты мне или нет, — он сел напротив. Бросив короткий взгляд на циферблат ролексов, сверяясь с временем, и удобно выпростал ноги. Разговор предстоял долгий. Выдирать клещами информацию не хотелось, но придать ускорения силовыми методами могло и потребоваться, если уж совсем никак. — Делишки твои отстойные, за тебя один голос, против тебя один голос, а должностному лицу в виде меня решать будет ли в твоей башке лишняя дыра или обойдётся. — Ты и так уже всё решил, — Билл широко злорадно улыбнулся, занимая полагающееся место в театральной сценке «ты, я и стол между нами». — Копать ничего не буду. Можешь п-полиэтиленовый мешок сверху кирпичиками придавить, я не привередлив. — Давно в пафосном пиздеже упражнялся? — С самого начала, — Билл повёл плечом и вальяжно облокотился об спинку стула, словно они собрались за гаражами с семками перетереть о своём пацанском. Серая футболка с Микки-Маусом на нём висела несуразным мешком, в вырезе можно было запросто рассмотреть выпирающие ключицы и пару родинок справа у основания шеи. — Я с удачей на вы. Она меня не любит. — Считай, что её рыло сейчас в полном внимании.        Какой скептический взгляд, а он-то не стакан волнистой лапши быстрого приготовления предлагал, чтобы усомняться в его словах. Недоверие чревато неприятными последствиями. Малышок в глаза ему зырить не боялся, даже наоборот — кажется ловил от этого кайф. Грей, хоть убей, не видел в нём засланца копов, пытавшихся периодами подрыть лазик под стенами «Утопии» и внедриться в нестройные ряды под прикрытием. С таким блядским видком наяривать минеты в коммуналке по большой и светлой, прерываясь на чмокающие поцелуи и ласки, ну пусть брата спасать, но рваться в подставные утки — нет, слишком малышок простовато-честный для подобной роли. Даже шлюх жалел, а они ему по сути кто? — Ты знаешь, что алкаши — горе для семьи? — внезапный вопрос Билла ткнул его в тупик. Грей вскинул бровь — он философское шоу Опры Уинфри на житейские темы не заказывал. — Вот и я хотел бы кривить рожу и думать: «Какого хрена он начинает, нормально же общались?». Но да, реально горе. Отец приходил навеселе сначала каждую пятницу, а потом пятница стала каждым днём. Он вынес из дома всё, что можно было толкнуть. Когда невоодушевленное «всё» закончилось, он решил, что людей, в принципе, тоже можно продать. Ну как людей… Биологический материал, залёт по молодости, не успел вытащить и всё в таком духе.       Билл температурил с полуночи. Сильно, мать дважды меняла простынь пропитанную горячечным потом. Нахватался собачьего холода, когда топтался с Джорджи под ливнем, пока в доме в очередной раз загрызались между собой родители. Фантомный звон разбитой вдрызг тарелки намертво въелся в барабанные перепонки. Шов на одном кроссовке был залит супер-клеем, но под воздействием влаги опять разлезься и мутная каламуть из луж сочилась внутрь, превращая его желтые носки в выжатую пародию на Губку Боба.       Когда болеешь, то мир видится в сером, тяжёлом бетонном цвете и ощущается так же, словно тебя залили вязкой жижей в тесную форму и оставили подсыхать. И вот сохнешь ты себе и трескаешься потихоньку: шершавыми клаптями губы, красные, облезающие от натертости сопливые ноздри, глаза навыкат от долгого сна. Билл вспоминал, что раньше на тумбочке всегда лежал кулёк с апельсинами — отец успевал заскочить в обеденный перерыв в магазин и, встретив маму на прогулке с Джорджи, передать через неё «привет от кролика». Как после такого не пойти на поправку?       Апельсины он не ел уже года два, перебиваясь подсунутыми мамиными знакомыми карамельками. Тихонько дробил их на кусочки, чтобы растянуть на пару недель. Ему и Джорджи, который хотел жрать всегда и везде, а возможности заткнуть его неумный аппетит попросту не было. Подслащенная сахаром и синтетическим красителем слюна притупляла голод, если закинуть карамельный кусочек под язык и подержать так какое-то время. Хватало, чтобы дотянуть от обеда в школьной столовке до кукурузной каши на ужин. Билл на подножном корме сделался щуплый и худой, зато научился молоть крупу в муку и печь пряничную импровизацию для брата. Дёшево и съедобно. Мама вообще напоминала тень от себя прежней, роскошной и цветущей, батрача на двух работах с тех пор, как Джорджи пошёл в младшую школу. Общими усилиями они едва сводили концы с концами.       Раньше в доме было всё, теперь их всё было где угодно, но только не дома. Отец, словно опытная ищейка с чуйкой на деньги, находил один за другим тайники, а на попытку отобрать своё с его загребущих рук мог и отвесить болючих пендалей. Оставалось глотать злые слёзы, когда очередная надежда на нормальный сытый месяц без долгов терпела крах. Ценные вещи ушли первыми, включая обручалку и серебряную шкатулку с содержимым, и даже старина Сильвер — подарок от деда — был продан отцом на запчасти соседу, пока Билл протирал штаны в школе. Потеря потерь. От невыносимой обиды хотел объявить голодовку по такому поводу, но чем она ему бы помогла? Возврату велик не подлежал. Счастливая семья из альбомных фотографий тоже.       Билл тяжело вздохнул, переворачиваясь на бок. Загнанная жизнью и бедственными обстоятельствами мама попробовала ладонью его лоб и в какой-то прострации вышла из комнаты. Понятно. Отец с утра был дома, да ещё и стеклянно трезвым. — Билли! Знаешь, что сделал папа?! Он…он погладил меня по голове и спросил, чем я хочу заняться сегодня! — Не л-лезь к нему. — Почему? Ты что, как и мама дуешься на него? Ну ты и жопная дырка!       Джорджи, что с наивного шестилетки взять, был искренне рад отцовской вменяемости и не понимал, что такие перемены в круговерте беспросветных алкогольных будней не сулили ничего позитивного. Ничего такого, что можно было бы прикинуться тупым, схлопотавшим амнезию мальчиком-с-пальчиком, вышедшим в пубертат с прикрытыми клеёнкой психотравмами. Скорее, последние деньги уплыли в карман продавца пали из-под полы и похмелиться натощак было нечем. Отец не относился к тем, кто способен усовеститься и завязать по щелчку пальцев.       Начинал так же. «Я чуть-чуть/ стопочку/стаканчик/ да хоть раз/ обещаю, это был последний, честное-пречестное». Билл сразу жалел его, потом ненавидел, а теперь предпочитал не замечать, как-будто циничные оскорбления и впечатанные в тело кулаки можно было не заметить. «Жужит» себе новый синяк напару с «нагулянным выблядком», ну и пусть себе «жужит». Было трудно смириться с безрадостной реальностью, в которой он превратился в «чего вылупился, идиота кусок?», потому что дурацкая часть внутри помнила, что раньше было иначе. Отец любил их… но эта любовь напоминала мираж в пустыне, не факт, что вообще существовала.       Билл, откинув одеяло, встал с кровати, чтобы выпить воды. Сушило конкретно. Стоило сделать глоток, как горло под челюстью задрало, словно там застряло множество осколков битого стекла. Он закашлялся и принялся чесать пальцами шею, с силой оттягивая кожу, чтобы унять зудящее першение. Хорошо же они погуляли. Переждав, пока неприятные ощущения поутихнут и слёзы перестанут застилать глаза, Билл поплёлся на кухню. — Тебе разве не нужно на работу? — мама, настороженно зыркнув на отца, убрала чашку в раковину и вернулась, чтобы смахнуть несуществующие крошки со стола. Просто предлог подобраться поближе. — Только не говори, что тебя и оттуда выгнали? — Ты куда-то собиралась? К этой своей шлюхастой подружке Мелани? Вот и вали. — Да как у тебя язык поворачивается говорить подобное о Мел? Сколько раз она помогала тебя из обезянника вытаскивать?! Почему ты так себя ведёшь?! Что всё это значит, чёрт побери?! — Отвянь, стерва! — отец отмахнулся от всхлипывающей матери, неистово теребившей его за плечо. — Что ты ещё натворил, Зак!       Сквозь жуткую сцену не сразу удалось раслышать возню у входной двери. Странно, что не позвонили в кнопку. Соседям они принципиально не открывали, создавая видимость, что любой шум им показался, иначе придётся иметь дело с социальными службами. Отец, метнув взгляд в сторону прихожей, подорвался весь такой восторженный, словно был уверен, что пришли к нему. Наверное, он и был трезвый, потому что ждал гостей. Билл нахмурился, обнимая прижавшегося к нему Джорджи, который осторожно завёл за спину руку с бумажным корабликом. Каждому своё сокровище. Неловкая тишина нагнетала обстановку до темных, густых красок. Отец что, в край обнаглел и решил ещё и дружков своих в дом притащить? — Наконец-то! Я уже думал, что с копами у вас не выгорело или навигатор сломался. Не могли еще позже приехать, я едва их вытерпел!       В гостиную, не разуваясь, вошли два мордоворота. Один бритоголовый, коренастый в темных очках и с татухами на пальцах, второй долговязый в пальто и в панамке, словно его прямо с пляжа выдернули в северные широты. На завсегдатаев алкопритонов не похожи… в том-то и беда. — Когда пришли, тогда и вовремя. Где? — Тот, что поменьше, — кивнул отец в их с Джорджи сторону. Билл оторопел, врубая всю свою плавящуюся из-за температуры смекалку на максимальную мощность. Переговаривания отца с мордоворотами ему не нравились, ещё больше ему не нравилось, как они смотрели на брата, словно лепили взглядом ценник на лоб. Неужели… Мама, судя по дрожащим губам, не думала. Мама поняла всё сразу. — Не троньте! Не троньте, моих мальчиков!       Крепкие мужики, не сговариваясь, оттащили её под руки и бросили у стены, приложив кулаком по лицу. Мама вскричала страшным голосом и затихла, словно крик окончательно доломал в ней хрупкую фарфоровую личность. Крупные слёзы смазывались на щеках, с носа закапала кровь, а тело скукожилось в позу подрагивающего эмбриона. — М-мама! Кха… Мам! — Денбро натужно сыпел простуженными связками, намертво вцепившись в Джорджи, который голосил на гране затяжной истерики, порываясь бежать к ней. От страха трусились поджилки и мочевой пузырь только чудом не расслабился до унизительных мокрых штанов. Хотелось завернуться в одеяло, спрятаться под кроватью, заткнуть уши и глаза, чтобы ничего не слышать и не видеть… Хотелось, чтобы всё было просто больным сном, лихорадкой. Пусть будет бухой в стельку отец, размахивающий руками, чем трезвый психопат, дошедший до торговли людьми. «Ну же, просыпайся! Просыпайся, идиот! Пожалуйста!» — Да выруби ты уже их, сколько, сука, возиться будем!       Билл с Джорджи рыпнулся в сторону комнаты, чтобы захлопнуть дверь, а там через окно выбраться на улицу, но не успел. Бритоголовый с силой дёрнул его за плечо, разворачивая к себе лицом. Удар пришелся в живот. Внутренности мгновенно скрутило от боли и колени подломились, как зубочистки. Лёгкие в холостую перегнали порцию воздуха, так как дышать он не мог. Столкновение с полом Билл даже не почувствовал. — Эй, а деньги я когда получу? Вы мне бабло должны за него! — Будет тебе бабло, — бритоголовый, оскалившись, кинул ему в лицо пачку баксов и потащил истерящего Джорджи к выходу. Отец, обмахиваясь деньгами, как веером, рассмеялся. Счастливо и страшно в своей беззаботности, до мороза по шкуре. Чудовище. Монстр. За что он так с ними? — «Мышь», забирай мальца. В машине снотворного закинем, а там самолетом. В Амстердаме к вечеру будут ждать свой «товар». Только не помни, в «Утопии» не любят некачественную упаковку. — Джо…джор…джи, — Билл попытался подтянуть ноги, чтобы подняться. Перед глазами мутно проплывали очертания комнаты с смазанными силуэтами людей. Глухая боль в животе сменилась слабостью. Вопреки инстинкту самосохранению, призывающему лежать и не рыпаться, беспощадная интуиция подсказывала, что если он сейчас не встанет, то никогда больше не увидит брата. — Билл! Билл, помоги!!!       Последняя, пугающе ясная картина перед глазами — ревущий Джорджи, тянущий к нему руку и смятый бумажный кораблик, выпавший из разомкнувшегося кулака. Дверь хлопнула, отрезая прошлое от настоящего. — Мать я последний раз видел перед отъездом, когда ходил её навестить. Не знаю зачем, она меня так и не узнала. Отец сторчался через месяц после того случая, свалился пьяным с моста или дружки его скинули, чтобы бухлом не делиться. Выловили через неделю, ни на опознание, ни на похороны я не пошёл. Я хотел, чтобы он сдох, как последняя тварь под забором, я получил то, что хотел.       Билл, опустив голову, затих. Всё сказал. Грей тоже молчал, постукивая друг о друга большими пальцами сцепленных на столе рук… Среди шлюх душещипательных историй хватало, но это было что-то иное, криповое. «Товар» нередко поступал в «Утопию» подобным образом: кого за долги продавали, кого за них же просто отбирали с припиской «можете выкупить, если найдете нужную сумму баксов». Правда, как только новичка ставили на счётчик заработка, то ни о каком возврате речи больше не шло. Они проредили немало семей, оставив лишь безымянные холмики от особо ревностных блюстителей родственных чувств и обивателей порогов. Сопли, слёзы, мольбы едва ли не до облизывания обуви. Он не знал тех людей, а потому совесть прекрасно множилась на ноль — и живи себе припеваючи. Убитая мать какой-то там шлюхи с номерным штрих-кодом не аргумент, чтобы ворочаться на подушке ночами.       Малышок ужом ускользнул в воспоминания и возвращаться в реальность не собирался. Оно и понятно. Не жалко, именно понятно. Грей выводы сделал, теперь не плохо бы было травануть нервную систему никотином. Не лошадиной дозой, но достаточной, чтобы переживательные мысли чумными паучками расползлись обратно по тёмным углам в голове и не отсвечивали. — Выйдешь отсюда — приведи себя в порядок и поешь. Если ты до сих пор не вдуплил, то твой внешний вид влияет на имидж заведения, — Грей вставил пистолет в кобуру и, сняв пиджак со спинки стула, накинул на плечи. — О том, что видел в ту ночь никому ни слова, даже своим шлюхастым друзьям. Особенно им. Беви на вид пай-девочка, но исправно крысячит Плаксе обо всём, что видит и слышит, а мамаша Шино не прочь сболтнуть за бокалом игристого свежую сплетню Кендре. Заложить могут на раз-два. Запомни, Билли-бой, здесь у каждой стенки уши, а на двери глазочек. — Выйду? Стой, но почему ты?.. — Дай хоть раз побыть всратым ангелом. — Я… С-спасибо.       Он был уверен, что пожалеет о своём решении. Обязательно пожалеет. Сегодня Грей добавил плюс один к карме, но потерял целую сотню в профессионализме. Тяжело заработанную сотню в адских передрягах и беспринципных убийствах, после которых человечность в нём всплывать перестала. Первый и последний раз он потворствует своему желанию. Первый и последний раз. Грей мимоходом обернулся и заметил, что Билл, поймав его взгляд, слабо улыбнулся. Синющие глазища, потёртый Микки-Маус на футболке и две родинки на шее… Что за блядское чувство?