***
Верен стоял у окна, рассматривая что-то на улице. Когда-то он просто хотел знать, потом он жаждал справедливости. А потом... Кажется, он уже и сам не знал зачем во всё это ввязался. Просто шёл по ставшему привычным пути, не в силах уже свернуть с него. Чего он, собственно, добивался? Власти? Вот это ему было нужно меньше всего, по крайней мере в том виде, в котором жаждали её другие. Возможно, он уже просто хотел выжить и дать такую же возможность другим. – У нас есть один монолёт. Тот самый, который мы нашли раньше ребят из правительства. Конечно он не в самом лучшем состоянии, но может быть... Амаль давно привык, что от него ждут чудес. Так уж вышло, что с самого детства общаться с техникой для него было куда легче чем с людьми. Про таких как он говорили, что эти люди "чувствуют" механизмы. Сломанный двигатель автомобиля был для него чем-то вроде заболевшего ребёнка. Просмотреть каждую деталь, не упустить ничего, найти неполадку. Как здоровый ребенок бегает и радует родителей, так и здоровый механизм работает, радуя своих владельцев. – Может быть, – согласился Амаль. Сложно сказать сможет ли он восстановить летающую машину, ориентируясь на знания Джошуа, к сожалению в вопросах устройства двигателя монолёта несколько ограниченные, свою интуицию и свой опыт. Он помнил свои, до странного смешанные чувства, когда после следствия и суда, где его обвинили практически изменником стране, его привезли в зону, где он увидел впервые чудо-машину, подобную монолёту. Прототип, который тщательно собирался по образу и подобию имевшихся в распоряжении правительства образцов. Машину из другого мира. То, о чём он не мог даже мечтать. Он ходил вокруг частично собранного корпуса, цокал языком, гладил ладонями металлические бока машины. Мысленно он звал её "ястребом". На быстрокрылую ласточку машина ну никак не походила. Вот только собрать корпус оказалось куда проще чем рассчитать и собрать двигатель. И если поначалу им присылались откуда-то расшифрованные данные по устройству двигателя, то потом они все куда-то исчезли. Дальше они должны были работать сами. – Если бы у нас только были эти машины, – вздохнул Верен. Он прекрасно понимал, что они дошли до той стадии, когда жить здесь им уже не дадут, да и там тоже не факт, но всё же попытаться стоило. – Машины есть, целых две штуки. Те самые, которые мы собрали, когда я ещё был "там". Но видишь ли в чём дело: никто из нас не имел дела с двигателями такого типа. Мы условно знали, что оно должно работать, оно должно поднять в воздух эту машину. Иногда нам подбрасывали схемы и чертежи то клапанов, то поршней. Но целого двигателя, на который мы могли бы опираться как на образец, у нас не было. – Но сейчас-то он у нас есть, – заметил Верен. – Сейчас есть, и вот сейчас мы реально могли бы доделать ту работу, имей мы те два прототипа и один ваш образец, ну и чертежи, так предусмотрительно умыкнутые Джошуа. Но есть и ещё одна проблема: у нас нет топлива. Точнее оно у нас есть, но наше топливо недостаточно энергоёмкое. Ну ты меня понимаешь. Конечно он понимал. Топливо это был камень преткновения всего конфликта между двумя мирами. И именно отсутствие вот этого ресурса отбрасывало развитие техники здесь. Но при некоторых условиях и это было вполне преодолимо. – Топливо есть. Не то чтобы много, но есть, – загадочно сказал Верен и улыбнулся.***
Милли никогда не была храброй. Она боялась пауков, темноты, волков, которые могли жить в лесу, и ещё много чего. Не раз и не два отец и брат подшучивали над ней за её излишнюю пугливость. Но сейчас Милли боялась за мать. Это уже был не тот иррациональный страх перед пауками, ни чем не объяснимый и в общем-то не имевший под собой никаких причин. Этот страх причину имел и весьма конкретную. Девочка смотрела на мать, молчаливо помешивавшую варево в котле, и страх опять холодной рукой сжимал её сердце. У неё больше не было никого кроме матери, потерявшей, кажется, всякое желание жить. Матери, ставшей тенью себя самой, матери, которая сутками могла не разговаривать с людьми. Матери, носившей под сердцем её брата или сестру. – Мама... Марлу отвлеклась от готовки и посмотрела на дочь. – Что? Дядя Верен говорил, что даже это прогресс: мама начала говорить. Пусть не особо охотно, пусть ответы её были короткие и простые, но она уже разговаривала. Дядя Верен был врачом и, наверное, ему и впрямь было виднее, но саму Милли это не особо вдохновляло. – Мама, когда родиться... когда родиться малыш, мы так и будем жить здесь? Женщина вздохнула. Если бы она знала. Чудом было уже то, что тут они смогли найти приют. Пусть такой, но всё же это лучше чем оказаться на улице вдвоём с дочерью и в ожидании рождения ещё одного ребёнка. – Мам, ты не беспокойся, мне кажется, что папа и Виго тоже где-то прячутся. Ты же их знаешь, – до сих пор Милли упорно избегала упоминать в разговоре отца и брата, словно чего-то боялась. И тут вдруг заговорила о них. Марлу улыбнулась и погладила дочь по щеке. – Знаете, юная леди, я конечно не был знаком ни с вашим отцом, ни с вашим братом, но очень много о них слышал. И как мне кажется – вы правы. Такие люди как ваш отец обладают неуёмной тягой к жизни, они стремятся выжить во что бы то ни стало. И я думаю, что мы ещё их встретим. Милли обернулась, в дверях стоял Амаль Торрен. Она мало что знала об этом человеке, говорили, что он самый умный когда дело касается машин, говорили, что он может сделать и отремонтировать буквально всё. А ещё его очень уважал дядя Верен, который был тут самым главным. И наверное у него были на это причины. – Да, я тоже так думаю, – девочка улыбнулась мужчине, безоговорочно записав его в список самых лучших людей. Ведь только лучшие могли верить в то, что её родные живы.