Sonntagsgast

Тилль сделал пару шагов навстречу, но остановился, как только понял, что парень не двигается. — Так официально? — усмехнулся он. Рихард фыркнул. — Мы помирились с родителями, на этом вам спасибо. Ваша роль в жизни моей семьи сыграна. До свидания. — «Какое еще, к хренам, свидание?» — Прощайте. — А что насчет твоей жизни? — с прищуром спросил Линдеманн. Круспе тряхнул головой и вновь усмехнулся. Так хотелось рассмеяться этому наглецу прямо в рожу или плюнуть в нее. А лучше отвесить звонкую пощечину и вытолкать за порог. — Я еще хотел бы хоть немного в ней поучаствовать. — Мне нечего с вами обсуждать. Как только у меня появятся проблемы, я немедленно вас разыщу. Спорить не буду, специалист вы потрясающий. Хоть и как человек говно полное. — Рих говорил все это недрогнувшим голосом, поражаясь собственной выдержке. Видеть, как лицо мужчины меняется и — неужели — искажается от боли, было наиприятнейшим зрелищем для него сейчас. Так его собственная боль немного отступала, ведь человек, причинивший ему ее, страдал, натурально мучился от невозможности прижать к себе любимого человека. А любимого ли? Хотелось уколоть его посильнее, и не столько физически, сколько именно морально. Что может щуплый подросток поделать против такого огромного шкафа? Зато слегка потыкать своим острым языком в открытую душевную ранку казалось ему подходящим вариантом. В конце концов, от него не убудет — сейчас вернется домой и снова упадет в объятия этого козлобородого Петера, а вот парень будет снова страдать. — Как же быстро ты переобуваешься, — грустно продолжил психолог и все же решился пройти в эту по-настоящему тайную обитель, закрывая за собой дверь. — Еще полдня назад был готов запрыгнуть на меня прямо в кабинете, а сейчас… Что с тобой происходит? Ты не хочешь быть со мной? Я сделал что-то не то? Не так? — Не вздумай давить на больное, — вскричал Рих, моментально переходя с вежливого «вы» на фамильярное «ты». — Как ты смел притащить к себе этого ушлепка! Да еще и лобзаться с ним в десна прямо на моих глазах! Тилль нахмурился. — Что ты мелешь? — Я не позволю тебе вытирать об себя ноги и так нагло пользоваться моей добротой и верностью! Я очень к тебе привязался, на мгновение даже подумал, что мы с тобой эти, как их называют… родственные души. Но ты только посмеялся мне в лицо. Точнее, в спину. И туда же бросил нож. — Да ты с ума сошел, — растерялся Тилль. Он присел на стул, потому что разговор точно обещал быть долгим, но тут же вскочил и подошел ближе, стараясь, тем не менее, соблюдать дистанцию. Круспе оставался на месте, но не прекращал вытирать глаза рукавом и шмыгать носом. Такой маленький и явно обделенный любовью в детстве ребенок нуждался в поддержке, в словах любви, в объятиях и, само собой, готов был давать все это взамен, но лишь тому, кто может по-настоящему любить его, тому, кто по достоинству оценит и его самого, и его порывы. Но Тилль, как он считал, просто посмеялся над ним. Но почему? Что не так? — Это из-за Петера, да? — Ну надо же, какой догадливый. — Сам допер, или подсказал кто? — ядовито бросил Рихард. Линдеманн имел на удивление крепкие нервы и не сдался даже после этого, терпя все выкидоны Риха. Все-таки однажды ему это надоест. Еще лучше будет, если он выговорится, расскажет все, что его не устраивает, и — кто знает — сам догадается, что к чему. Но, учитывая его эмоциональность, полагаться на это было неразумно. Оставалось только ждать окончания монолога, чтобы рассказать, как все было на самом деле. — Мама твоя сказала. Но я надеялся, что ошибся. Подросток от возмущения чуть не задохнулся. — Ну конечно, а из-за чего же еще? Ты притащил его к себе, стоило мне закрыть за собой дверь — а они у вас прозрачные, не забывай, — и начал его там обсасывать. Скажи, я ошибаюсь? Или не все успел увидеть? Как вы там еще развлекались? Давай, давай, не стесняйся. Я все выслушаю. Наверное, он повалил тебя на диван? — Рихард… — Тилль из последних сил пытался воззвать к разуму парня, который пошел дальше и вовсе не собирался останавливаться и слушать ответ на заданный им же вопрос. — А что? — Усмешка, полная отчаяния. Как будто кто-то заставляет его говорить и с каждым словом загонять себя в свои же неприятные предположения еще дальше. — Ах, ну да, видимо, это ты у нас доминант, это ты повалил его, да? А что потом? Что было потом? — срываясь на вопль, спросил он. — Чего молчишь? — Тебе нужно выговориться, потом буду говорить я. Только, прошу тебя, не перегибай. — Ты погляди, какой невозмутимый! — Риха прямо бесило то, насколько спокойно Линдеманн реагировал на его рассказ. — Неужели я ни в чем не ошибаюсь? И сколько же вы еще там проторчали? Отвечай! — толкнув его в грудь, потребовал подросток. — Недолго. Мы разошлись, и я сразу написал тебе. А вот ты не позвонил, как обещал. Нехорошо так, Белка, свои обещания надо сдерживать. Я же волнуюсь. — Волнуешься? А-ха-ха, как бы не так! — рассерженно выплюнул парень. — Вот только не надо читать мне морали с нотациями, раньше надо было думать, когда твой авторитет был достаточно высок, чтобы я тебя слушал. — А что же теперь? — А теперь — нет! И ты можешь катиться к своему драгоценному Петеру, а то он, наверное, без тебя заскучал. Совсем мало времени ему уделяешь, шатаешься по мужикам. Я ведь не единственный твой любовник? Как же много у тебя сил, что хватает на всех. — Все сказал? — устало вздохнул Линдеманн. Он держал себя в руках — как-никак опыт и возраст давали о себе знать. Но на этот раз ему приходилось находить решение своим собственным проблемы. Многие ошибочно полагают, что у психологов не может быть неприятностей, связанных с ментальным здоровьем или отношениями с людьми, врачи не болеют, а учителя начальных классов настолько увлечены своей деятельностью, что не успевают посещать туалет. Само собой, это не так — все мы люди и у всех бывают свои потребности и вопросы, которые решают они точно так же, как и все остальные, «обычные», люди. Зачастую помогать другим легче, чем себе, потому что ты не берешь на себя ответственности в полной мере, когда советуешь, как следует ответить мужу или какие таблетки принимать при расстройстве пищевого поведения. Все становится в разы сложнее, когда сталкиваешься с подобным сам, и уже не кто-то там, а ты сам нуждаешься в помощи. — Нет! — было ему ответом. — Так вот почему он у вас там дизайнер — хочешь, чтобы твой любимый был всегда под боком. Стоит только позвать — как он уже тут как тут, лезет тебе в штаны. — Не перегибай, я же просил… — А то что? — нахально заглянув в глаза напротив, спросил Рих и подошел почти вплотную. — Боишься, что я всем твоим новым клиентам буду рассказывать, что на самом деле у тебя там творится? Не переживай, я не мстительный. Никто не узнает, как он заваливается к тебе посреди рабочего дня, игнорируя предыдущего посетителя, и отсасывает прямо на твоем кожаном кресле. — Откуда только это берется в твоей голове? — Считай, что я видел все это. Ну, почти. — Конечно, он лукавил. Ничего такого не было и близко. Но сейчас в нем говорила обида, и остановиться он уже не мог. — А теперь давай я скажу? — прервал его Линдеманн, беря парня за плечи. Тот дернулся, но хватка была достаточно крепкой, а голос — убедительным, поэтому Круспе остался стоять там же, где и стоял. — Я не знаю, что ты там еще себе успел напридумывать, но догадываюсь, глядя на то, какая богатая у тебя фантазия и как ты горазд на то, чтобы сочинять такие замечательные теории и сам же в них верить. Мы с Петером некогда пара. Бывшие супруги, если быть уж совсем откровенным. Ты наверняка знаешь, как у нас обстоят дела с разводами, и мы как раз проходим через всю эту нервотрепку с делением имущества и различными документами. Разошлись мы мирно, поэтому процесс протекает достаточно быстро и, я бы сказал, безболезненно. — И давно вы больше не пара? — с подозрением сощурился парень. Хотелось снова довериться мужчине — так складно он рассказывал довольно обыденную историю, — но что-то внутри него не позволяло ему признаться ему и самому себе в том, что он пошел на поводу у своих эмоций вместо того, чтобы разрешить все, что его не устраивало, мирно. Тилль нахмурился. Должно быть, ему не верили — на лице у Риха была написана каждая эмоция, которую он испытывал, и сейчас он явно видел чистейший гнев с ноткой презрения. — Больше года. Он… скажем так, не совсем устраивал меня в постели. А по прошествии времени вообще выяснилось, что у него появилась девушка. Поэтому мы какое-то время жили отдельно, хотя официально все еще были замужем. — Так он… не гей? — ошарашенно выдавил Рих, и его состояние было связано не столько с невероятным открытием ориентации совершенно постороннего человека, сколько с тем, что конфликт, казавшийся однозначным, так легко и просто разрешился благодаря всего лишь разговору. А удивительные, однако, вещи порой творят слова. Если уметь правильно ими пользоваться, конечно. Линдеманн снисходительно улыбнулся, наконец видя просветление в лице парня. — Выходит, нет. Мы никогда не поднимали эту тему. Теперь он готовится к свадьбе со своей дамой сердца, а с ним мы остались хорошими друзьями. И при встрече иногда целуем друг друга в щечку. В знак приветствия, не больше, как ты понимаешь, потому что я его уже не интересую в плане… ты понял. Он меня — тоже. Меня интересуешь ты. При этих словах Рихарда словно пронзили тысячи маленьких иголок. Коленки дрогнули и подкосились, а сам он едва не упал, но сильные руки подхватили его, крепко удерживая. — Ну что? Мы все решили? Теперь ты мне веришь? — Почему я должен тебе верить? — недоверчиво посмотрел на него парень. Он все еще сомневался, хотя, если бы не дурацкие предрассудки, давно бы уже накинулся на Линдеманна, жадно целуя его тонкие губы, напоминавшие на вкус дикую вишню. — Потому что я влюбился в тебя, дурачка? Влюбился, как давно уже ни в кого не влюблялся? Как мальчишка, — немного смущенно ответил Тилль. Так непривычно было говорить о своих чувствах молодому парню, к которому успел проникнуться теплыми чувствами всего за пару дней. — Я должен был тебе сразу обо всем рассказать, но как-то к слову не пришлось, а тут он как назло заглянуть решил. Мы на неделе должны встретиться с Петером последний раз по поводу квартиры. Его жена тоже будет. Если хочешь, возьму тебя с собой. — Да, хочу, — быстро ответил парень. Не потому, что он не доверял и хотел проверить — за это ему даже было немного стыдно, — а чтобы познакомиться с мужчиной как следует и не оставлять о себе впечатление маленькой истеричной девчонки. Психолог снова улыбнулся и наклонился к парню, проводя носом по его щеке. — Ты теперь не злишься? Моя Белка. — Я подумаю, — хихикнул Рихард. — Но вообще-то я хотел извиниться за… — Остановимся на том, что ты осознал, за что хочешь просить прощения, и отложим этот момент на попозже. Парень непонимающе взглянул на него, и уже в следующую секунду Тилль коснулся его губ своими. Рих шумно втянул носом воздух — да, именно этот запах сводил с ума и заставлял ноги самопроизвольно подкашиваться, — от него снова пахло шоколадом и обалденным парфюмом. — Потрясно пахнешь, — простонал Рих в поцелуй и тут же был практически впечатан в стену по-медвежьи большим мускулистым телом. Теперь не нужно было притвориться, что ему все равно, можно было смело разжать губы, впуская длинный язык в горячую глубину рта и так же смело отвечать, наматывая волосы на пальцы и сползая спиной вниз по стенке. — Я так хочу тебя. Вскоре Тилль прекратил терзать его губы и, оторвавшись, заглянул в глаза. Получив утвердительный ответ на свой немой вопрос, он наконец сделал то, о чем давно грезил — впился в белую шею, призывно подставленную для поцелуев. Рихард совсем потерялся. Он не прекращая облизывал сохнущие губы, жмурился от удовольствия и хватал Тилля за пиджак, стягивая его с плеч, и разве что не урчал как кот. Линдеманн, не отрываясь, скинул с себя мешающий предмет одежды и расстегнул пару верхних пуговиц на рубахе. В комнате становилось невероятно жарко, но никто из них и не подумал прерваться, чтобы открыть окно или дверь. Руки парня скользили по спине, так и норовя забраться под рубаху, а Тилль делал вид, что не замечал этого, продолжая облизывать кожу и оставлять на ней кое-где маленькие красные пятнышки. Спустя пару минут таких вот ласк Рих почувствовал, что начинает возбуждаться, и его это, надо сказать, немного напугало. Никогда прежде он не был в отношениях и с нахлынувшим возбуждением привык справляться самостоятельно, а потому совершенно не представлял, что нужно делать. «Может, Тилль и не заметит», — проскользнула в его голове не слишком умная мысль, и он продолжил забираться пальцами под ремень, чтобы достать оттуда рубашку и прикоснуться к желанному телу. Но Тилль, как и следовало ожидать, заметил, а точнее почувствовал силу его желания и положил руки ему на бедра. — Ты уверен? Рих приоткрыл глаза и стыдливо посмотрел на мужчину. — Пойми меня, Риш, я не хочу спешить, и, если ты скажешь, что не готов, мы просто поцелуемся, а потом пойдем вниз… — А ты можешь просто пойти вниз? — улыбаясь своему же каламбуру, спросил Круспе, будучи уверен, что Тилль оценит его чувство юмора, они посмеются и будут и дальше зажиматься у стены. Но Линдеманн шутки не оценил. Он только на секунду задержал взгляд на довольном лице подростка и медленно опустился на колени. Пальцы забегали по ширинке и очень скоро расстегнули ее, спуская штаны пониже. Рих от напряжения чуть не потерял сознание. Ему было и стыдно, и страшно, и Тилль, чувствуя это, действовал небыстро, но при этом умело и уверенно. Язык у него и впрямь очень длинный. Не зря говорят, что это самая сильная мышца в организме человека. Парень выгибался, то и дело косясь на черную голову у своих ног. «Темнота — друг молодежи», — не зря ему не раз говорили эту фразу, только он никогда, как выяснилось, в полной мере не понимал ее. Теперь же он благодарил Вселенную за то, что никто так и не догадался включить свет за то время, пока они разговаривали, потому что иначе, увидев пару изумрудно-зеленых глаз, глядящих на него снизу, непременно умер бы на месте от стыда. «Вот стыдоба, — подумал парень, прикрывая себе рот ладонью, а второй рукой пытаясь расстегнуть пуговицы. — Родители сидят внизу и — о боже — хоть бы не слышали ни звука». Линдеманн чувственно ласкал любимого ртом, подключая то и дело язык, руки и даже зубы. Наверное, на бедрах теперь не осталось и живого места — впиваясь в них ногтями и сжимая до синяков, Тилль не переставал думать о том, как он любит этого засранца и как хочет, чтобы все прошло идеально — от его первого свидания и знакомства с родителями до их первого раза. Мужчина совсем потерял контроль над своими руками, а Рихард — над телом и разумом. Срываясь на бесстыдные стоны, он наконец дошел до разрядки и скатился вниз по стенке, облокачиваясь на нее затылком и рвано и часто дыша. Тилль вытерся салфетками, которые очень кстати лежали на столе, и подсел к парню, тоже опираясь о стену. Он не лез целоваться, так как не был вполне уверен, захочет ли Рихард в своем рту язык, который только что был там, где был. Но то ли от чувства удовлетворения, то ли из благодарности, то ли потому что ему было попросту все равно, только бы снова коснуться его губами, Рих повернул к нему голову и нежно поцеловал его, обнимая руками скуластое лицо. — Теперь идем знакомиться с родителями? — спросил он, когда Тилль разорвал поцелуй, чтобы отдышаться. — Очень необычно, — хохотнул Линдеманн, поправляя дреды, лезущие парню в глаза. — Но, кажется, мы с ними уже знакомы. Парень только отмахнулся. — То было другое. Сейчас я хочу представить им своего молодого человека.