Домой

      Ботинки были армейскими. Точно не Мориарти — у него нога меньше на три размера. Полковника Морана скорее.       Китти сняла их, забравшись на сидение с ногами. Оно в автомобиле было сплошным с водительским, поэтому, свернувшись калачиком, девушка почти помещалась. К концу пути затекла шея, руки, ноги. Пошевелиться казалось невыполнимым. И очень болело горло. — Как ты себя чувствуешь?       Шерлок прикусывает язык, спрашивая в четвертый раз. В четвертый раз, зная, что лучше ей конечно же не станет. Он должен был задаваться этим вопросом раньше. — Мы в получасе от дома, - попытка приободрения игнорируется. У девчонки просто саднит горло.       Ладно.       Холмс пытается собраться с мыслями, но до тех пор, пока Китти не окажется в безопасности и относительном комфорте, он не сможет даже успеть заткнуть себя прежде, чем спросить очередное "Как ты себя чувствуешь?".       Чешир разве что немного оживляется подползая к окну, мелькая макушкой, чтобы обзор был на уровне глаз. Повторяет путь пальцами, самыми подушечками ведя по стеклу. Она наверняка плачет — поэтому отвернулась.       Говорят, что взросление происходит в момент смерти родителей. Китти, кажется, стала только меньше. Хотя куда уж меньше?       Мужчина тормозит у дома. Уже утро, но улицы ещё пустуют. Это не так плохо. Чешир неслушающимися пальцами натягивает на ноги ботинки, непонятно зачем шнуруя, ведь тротуар не более трех метров. А идти по лестнице ей уж точно никто не позволит, потому что открыв дверь, попытавшись покинуть автомобиль, она грозилась упасть по меньшей мере три раза, пока Шерлок обходил машину, чтобы подхватить под талию. Она пока ещё не позволила оказать полноценную помощь. — Подниматься будет проблематичным, - начинает он, когда девчонка вперед него идет к лестнице, - Ты прагматик. Ты знаешь, что я прав. Позволь помочь тебе.       Мужчина может поклясться, что слышит, как колотится её сердце. Слышит, как она наконец выдыхает, смиряясь с ним и с тем, что отравилась дымом. С тем, что ей действительно не подняться одной. Китти никогда столько не сутулилась — не при нём. Сейчас же, она будто всё не могла продышаться, разогнуться. Даже дойти до квартиры не могла самостоятельно. — Пожалуйста, - добавляет Холмс, и Чешир, подумав ещё с секунду, кивает.       Подхватить её на руки ничего не стоит. Был период, когда девчонка немного набрала в весе, даже стала казаться живой, иногда на её щеках был румянец просто потому что она была в здоровой физической форме. Шерлок знает, что Китти всё ещё состоит из сухих, изящных мышц и кипящей крови, но коллега похудела по меньшей мере на четыре кило. Это было заметным, потому что запястья стали ещё тоньше, а щёки впалыми. Не значительно, но это беспокоило, и...       Это было ожидаемым.       Она легче, чем мужчина помнил. Чешир складывает руки на груди, опустив веки, не цепляя взглядом уже ничего. — Наверх или..., - начинает Холмс, дойдя до второго этажа, но Китти его перебивает. — Или.       Почему-то двинуться с места не выходит, и девушка продолжает: — Ты был прав на счёт дома. Ты как всегда прав.       Сыщик ждёт презрительное "Доволен?", но его так и не следует.       Он опускает девушку у двери в ванную, и отходит, чтобы закрыть входную дверь на ключ, чтобы Китти сама включила свет, преодолела полшага до раковины, продолжила делать вид, что всё в порядке, что она пережила пожар. Когда её нет уже более шести минут, сыщик собирается постучать, но шум воды стихает, Чешир коротко шмыгает носом, и выходит. Пряди липнут к лицу, с подбородка капает на рубашку. — Кто это сделал? - спрашивает девушка, глядя куда-то между ребер мужчины, - Ты лучший в мире детектив-консультант, пожалуйста, раскрой дело. — Иди в спальню, сегодня диван мой, - пытается отшутиться, потому что...       Потому что знает кто поджег дом. Знает как поступить. Знает, что Китти его за это решение по меньшей мере должна будет выпотрошить, и скормить рыбам. Потому что сейчас, когда голова работает исправно — не то, что в машине, когда важно было привезти в Лондон Чешир, а не её труп — Шерлок понимает, что он должен сделать, чтобы всё это вокруг неё прекратилось.       Не сейчас. У неё проблемы с сердцем — Холмс знает, что девчонка пьет таблетки уже второй месяц. Это от недосыпа и из-за него. Если детектив ещё что-нибудь выкинет сейчас, Китти, наверное, просто отключится. Возможно насовсем.       Она относительно ровным, но медленным шагом идет вдоль стен, чтобы у двери в спальню задержаться, постоять ещё две минуты, не дыша, подготавливая горло к новому рывку. — Посиди со мной, пожалуйста, - сипит она, - Я, - кашляет, чтобы прочистить горло, - Я имею ввиду немного. Пока не засну. Пожалуйста.       Она оборачивается, и выбора у Холмса не было с самого начала. Он итак пришел бы, только когда девчонка уснула бы. Мужчина кивает. — Рубашка пропахла дымом, - поздно вспоминает Китти, уже оставив куртку на кресле, завернувшись в одеяло.       Холмс качает головой, потому что вовсе это не важно. — Я думала, хотя это не возможно, что она пахнет Мориарти. Иногда мне так казалось. Я этого хотела. Но я даже голоса его отчетливо не вспомню, и конечно же рубашка утратила бы его запах в первые месяцы, но сейчас, когда кроме запаха дыма ничего больше и не осталось, это кажется дикостью. Будто Джима никогда и не было. Не последние три года — он ведь умер. И нельзя было бы убить его заново, однако... вот же чушь, верно?       Несвязная, тихая речь, ухающая в подушку. Шерлок не знает что ей ответить. Что вообще он имеет право говорить в этом случае? Китти отказалась от предложенной свежей рубашки, и Холмс с ужасом понимает — костры, пепел станут новым составляющим. И лаванду Чешир от кого-то "подхватила", и перечную мяту. Дождь тоже. Её собственный запах был смесью того, что она могла бы пережить до Шерлока, и всё, что останется после детектива — огонь. — Посттравматика, - он говорит быстрее, чем понимает, что именно хочет спросить, - Почему, после всего, что случилось, тебя всё ещё не раздавило? Китти, каким образом?       Её отец был таким же. Холмс знал — Мориарти точно ничем не мучился. — Она была, Шерлок, в первые годы жизни, - начинает Чешир, - В первые сто. Потом я разбила Ларите череп, и ничего по этому поводу не почувствовала, потому что знала — она сейчас просто в новом времени. И дальше, в течении пятидесяти лет, до смерти Джима, а потом ещё пятьдесят семь, я путешествовала с мыслью "Это всё не по-настоящему". Потому что так оно и было для меня. Я умираю, и появляюсь в новом месте. Целая, и физически невредимая. Только к Мориарти я почему-то попала совсем маленькой. Я тогда..., - Китти запинается, и вновь прочищает горло, - Тогда поняла, что в моём случае неосознанная смерть приводит к "началу". Я снова маленькая, и проблем в жизни, в силу возраста, не так много. В случае Лариты неосознанная смерть — это просто смерть. Завидую. Но после того, как я к ней вернулась, мир не стал настоящим. Всё происходит как бы мимо. Ты просто смотришь, как уезжает поезд, и даже если он едет в обрыв, ты ничего не сделаешь — ты всегда только очень маленький человек с малой долей прав на ещё более короткую жизнь. Как гость. Постравматический синдром был, Шерлок. Сто лет понадобилось, чтобы понять — всё в самом деле не по-настоящему.       Она замолкает. — Нет, всё же у тебя посттравматическое расстройство, - бесцветно отвечает мужчина. Потому что всё ещё не знает что говорить. — Ты мне не веришь? — Я бы хотел. — Иными словами: боль чувствуешь всегда, Шерлок. Со временем перестаёшь её бояться.       О, нет. Боишься всегда. Холмс боится сейчас, потому что утром...       Господи.       Он не смотрит на Китти, потому что её взгляд из-под складок одеяла слишком выжидающий. Только не отводить глаза от стены. Девчонка заснет, и Холмс выдохнет. Он задергивает плотные шторы, и в комнате, вне зависимости от того, что утреннее солнце слепит, наступают сумерки.       Чешир спит так неспокойно. Мужчина знает, потому что у неё пальцы подрагивают, и дыхание неровное. Даже он, его дом не могут спасти Китти. Не теперь. Не сейчас.       Шерлок не спит больше суток — в дороге туда-обратно было не до того. Но сна ни в одном глазу.       Думай.       Девочка. Просто ребенок. Она не должна переживать это снова. Холмс никогда не шел путями Мориарти, но впервые в жизни исключительно его план оказывается жизнеспособным. Китти умница. Она должна суметь сделать всё правильно, и в отличие от Шерлока, Чешир намного разумнее поступает.       Только сначала ей придется собрать себя по кусочкам снова.       Думай, ну! Есть выход! Должен быть!       В голове гудит. Это Магнуссен. Он всё выяснил, он сделал это, потому что сейчас сыщик готов пойти на что угодно ради того, чтобы с девушкой такого больше не случалось. Но она уже стала мишенью. Не Магнуссен, так кто-то после него воспользуется этим ключом. Китти сожгут. Утопят. Удушат.       Холмс закрывает глаза всего на мгновение. До пробуждения Чешир.

***

      Маленькая. Господи, чертовски маленькая для всего, во что её втянули. Для того, чтобы теперь вышвыривать её из этого вот так.       Он должен смотреть на неё с издевкой и презрением. Он должен унизить её ещё больше, открыть дверь, к которой она прислонилась в бессилии. Чтобы девчонка позорно упала. Китти чуть оседает, потому что преступление против неё тяжелее некуда.       Ублюдок. Скажи, что я ублюдок.       Холмс не видит лица — в коридоре всегда темно, как на дне её зрачков. Как в дыре, в которую её засунули и замуровал. Склеп, а не коридор. И Чешир дышит, будто умирает.       Но сыщик только делает шаг на встречу, чтобы коснуться губами лба. В последний раз. Это отпугнет её. Девочка точно воспримет это, как очередное надругательство. Но она не дает этому случиться — хватает отцовские берцы, и с силой жмет на ручку двери. Она фигурная, и это режет холодную, влажную ладонь — до того резко Китти скользнула по ней.       Чешир держится за перила, не давая себе упасть — ноги всё ещё не держат. И Холмс видит её глаза. Наверняка в последний раз.       В них не отвращение, которого мужчина ждал. Не боль, которую причинил умышленно, по продуманному за чёртов нескончаемый день плану. Ужас. Непролитые, не проступившие слёзы безмерного страха. Она так смотрела перед собой, подрываясь ото сна, после кошмаров. И сыщик не знает каких. То, что он с ней сделал, кажется, вызывает только этот ужас.       Чешир смотрит, как полуслепая. Глаза бегают по краткой траектории. От одного глаза детектива до другого. И ничего не видят. Не находят того, что ищут. Наверное, так и сходят с ума. Взгляд около обезумевший от непонимания.       Он не видит ненависти Китти.       Ненавидь, ты должна. Пожалуйста.       Сыщик поворачивает голову в сторону дрожащего выдоха Джона, стоящего на марш ниже второго этажа, первым. И девочка за ним следом. Намного нервознее. Намного резче.       Вот теперь ярость. Та, от которой побледневшая Чешир рычит, краснеет, срываясь с места. В рубашке одного опекуна и куртке другого. Растоптанная.       Вдребезги.       Не бросила последнего взгляда, не сказала ни слова, стирая ступни о бетон ступеней, так и не выдавила из себя ни слезинки. Шерлок слышит, как она зло роется в карманах в поисках ключей, как не попадает в замочную скважину ни с первого, ни с шестого раза, как раздраженно бьет по двери ладонью, и как хлопает ею, наконец открыв. Брошенные на пол ботинки. Упавшее на колени тело. — Что ты, чёрт возьми, наделал? - сквозь зубы цедит Ватсон.       А что мне оставалось, Джон?