"Негодяи" или злоключения группы незаконопослушных джентльменов и леди в жестоком мире

«Негодяи» приникли к широкой деревянной двери, ведущей в покои нольбианцев. — Войска лорда Уайтшорса прибудут завтра ополдни генерал Чермелль, — сообщил молодой голос с военной чёткостью. —Великолепно, сержант. Его Императорское Величество будет в восторге от моей операции. И, не сомневаюсь, воздаст своему верному подданному по заслугам. У коноп нет шанса супротив всей мощи нашей империи. Вождь будет вынужден принять наши условия. Разумеется, он может поступить благоразумно и согласиться загодя, сегодня або завтра. В противном случае — ему придётся «соглашаться», когда черные отряды будут стоять у стен города. Нет выбора. Он поднимет лапки. ежели не жаждет кончин своих… Подданных, — Чермелль встал с кресла и начал расхаживать кругами по комнате, — Когда произошла Великая Революция и Его Императорское Величество сумели вернуть владычество в свои законные руки, я понял, что все попытки уговориться с неприятелем мирно, все потуги демократии, целиком чаяние на согласие — не больше чем пустой звук. Мои иллюзии, что если быть честным, жить по правилам, прописанными безвольными глупцами, то тебе вознаградится — были разнесены Его Величеством, его решительностью, его волей к истинной справедливости: празднеству сильных. Подобно сильному, как говорит новый канцлер, силой слабых, владей. И повиновение — есть следствие воли. С помощью людей, сражающихся Императорской армии, их мечом и кровью, держся моя власть. И на таких, как я, Его Императорское Величество смотрит как на свою опору. Развитие должно идти в русле неуклонного расширения понятия и обретения границы власти. Позвольте мне вам объяснить, сержант, одну элементарную вещь — Империя живет токмо покамест ее управление опирается на силу. держава империи манифестируется в страхе пред ней всех и вся. вникните — как много народов страшится Империю. А сколько распроклятых чародеев трясутся от ужаса в своих башнях, вглядываясь — не видны ли вдали наши знамена? Страх, сержант, вот метод, что является лучшим средством управления и показателем могущества. Вам что-нибудь известно о Старом Свете, сержант? — Так точно, сэр. — А славные анналы нашей Империи, что зародилась там? — Так точно, сэр. — Можете ли вы порассказать мне? В Императорской Армии пристало всем ведать историческую науку. Сержант был напуган. Всегда, когда генерал Альфред аэп Чермелль начинал подобные патриотические беседы, дело имело шансы кончиться плохо. Однажды он начал избивать солдата на глазах всей роты лишь за то, что бедняга ошибся в одной строке государственного гимна. Генерал бил его точно, в живот, в зубы, по лицу — рукой, специально обмотанной цепью для тяжести удара, пока двое солдат держали своего сослуживца. В другой раз — командующий привязал к столбу на ночь солдата, предварительно облив беднягу ледяной водой, из-за того, что тот перепутал названия городов, где началась революция, и где родился император. Фанатичный патриотизм и извращенная жестокость воистину не вязались с внешностью генерала Чермелля. Средний рост, возраст — сорок-пятьдесят лет на вид, солидненькая тучность, опрятно выбритое лицо без единого шрама, маленький подбородок, крупный нос, рыскающие по сторонам глазки и высокий, без какой-либо нотки мужества, голос — всё это могло дать в корне неверное представление о данном человеке; в частности, казалось, что он слаб, глуп и не способен на жестокость, более того, что именно он чаще всего и выполняет роль мешка для битья для окружающих. На самом деле, Чермелль, выросший в семье с отцом-тираном и слабой, безвольной матерью, терпевший дедовщину на протяжении всей службы, посвятивший этой службе жизнь и нашедший себе отдушину лишь в патриотизме — не был даже отдалённо похож на того, кем он казался. Однако, нередко ему приходилось терпеть насмешки от императора и других генералов, что пользовались большим доверием Его Величества. Всегда, после подобного, Чермелль срывался на нижестоящих чинах — Я жду, сержант, — сказал генерал суровым тоном, отбивая марш фалангами пальцев по столу. — Старый Свет, также известный как Моритея, есть континент восточнее Нового Света, имеющийся за Великим Океаном. Днесь — разрушен бесами из иных миров, в предшествующей эпохе же — населен людьми и многими вымершими созданиями, такими как гоблины, драконы и гномы. В Старом Свете находилась страна Гилирия, в которой семьсот лет назад был сотворен орден Нольбиана с целью защиты людей от опасных существ. Когда приступился Великий Кризис Миров, или же Апокалипсис, орден отослал своих колонистов на собственных кораблях, одиноко от гилирийцев, так как последние стократ брали на борт чужестранцев и магов, являющихся мерзостью и грязью в глазах ордена. Из-за подобной политики орден пользовался неизменно растущей поддержкой простого народа, привлекая всё новых и новых послушников. Когда Старый Свет погиб, а в Новом — был возведен град Новый Нольбиан, магистр ордена Сэр Зигфорд ван Льюис провозгласил себя владыкой Зигфордом Первым… — Достаточно, сержант, — Генерал тихо похлопал в ладоши, — Мне нравится ваша образованность, ранняя летопись у вас от зубов отскакивает. Для человека, кой не умел аж и читать, когда уродился на службу, экие успехи просто поразительны. Уверен, слышала бы вас ваша мать, она бы ни слова не поняла из того, что вы сказали — но то не в повинную ни ей, ни вам. Народонаселение полдневного Нольбиана не славятся заостренным умом. Ну да не суть, сержант. Вот скажите, знаете ли вы, сколько Императорская Армия вытерпела поражений за последние десять лет? Расслабьтесь, я сам отвечу. Первое — в сражении под Тригориным супротив руденских гусар, другое — в битве под Синей Горой, супротив племени бораро*, — генерал ударил рукой по стене, мимо которой проходил, — Проклятые исполины сожрали доблестных сынов отечества! О, какую скорбь причинили они Императору! Сколько дней разумнейший порфироносец оплакивал своих сынов — и велел оплакивать другим. И гнев его — воистину был страшен. Низвёл же он гнев свой — никак иначе, нежели чрез эти руки, — генерал показал сержанту пухлые длани без единой мозоли. На указательных пальцах — поблёскивали перстни с гравировками в виде льва, — Мне было столь мило палить непокорное поселение, заваливать камнями их норы, стрелять им в головы, в грудь… В спину, — говоря все это, Чермелль прикусывал нижнюю губу и медленно сжимал свои руки в кулаки, по очереди скрючивая каждый толстый палец, словно стремясь удушить невидимого врага, — Они получили по заслугам! Никто не может этак дерзко и бесцеремонно мертвить нольбианцев. Видя, как бойцы ставят наше знамя, наш родной белоснежный крест в черно-красном поле, с короной и львом, на руины их примитивного поселения, посередь груды растерзанных и обгорелых ошмётков нечеловеческих тел, я был в экстазе. Ни одна девица не способна доставить мне столько удовольствия, нежели осознание того, что враги Императора пали от моей — именно от моей! — руки. Стребую снова: знаете ли вы, сколько водилось побед у Императорской Армии? Правильно, тридцать одна. Думаю, их мы можем не перечислять, дабы не изводить время. Итак, послезавтра лорд Уайтшорс — разумеется, с достаточным числом людей, дабы Серый Кабан даже не вздумал одарить Императорскую Армию тридцать второй победой — будет здесь. Черные батальоны Уайтшорса — славные воины. Мне не раз приходилось зреть их… Работу. За силу и упорство они заслужили не только мое уважение, но и благосклонность самого Императора. А пока — я собираюсь пройтись по улицам данного города, покуда они не пылают и не оглашаются стонами и воплями жителей. На вас, сержант, сбор спальных мест. Надеюсь, вы справитесь.Помойте полы и вытряхните пыль с ковров настолько сщательно, чтобы полы были не хуже полов в Нольбиане! Я не могу почивать в столь нечистых покоях. И — запах! Я умоляю вас — запах! Сделайте что угодно, однако избавьтесь от сего запаха, он мне безгранично неприятен. Чермелль направился к выходу. Хотя, то, что он сказал, звучало как обычный приказ, по факту это была угроза. Генерал ненавидел любое неподчинение его воле. Он не выносил, когда его не воспринимали всерьез. Будучи маленьким человеком большую часть жизни, Чермелль успел возненавидеть всех, кто его окружал. Невозможно передать, сколько ему пришлось снести унижений и побоев, клеветы и предательства. Продукт низших слоев общества, наделенный сильнейшим позывом к развитию — когда он дорвался до Академии, то уже не мог позволить себе отступать хотя бы на шаг. Он не мог допустить даже мысли о том, чтобы остановиться. Получив же образование и дослужившись в Императорской Армии до генерала, он пришел, как личность, к финалу своего развития: лживый и бескомпромиссный садист, способный улыбаться человеку в лицо, тем временем представляя, как скармливает собеседника злобному ругару. — Быстро, отходим, отходим, — прошептал Мэт, услышав, что генерал надвигается на них, — Вперед по коридору… Идём… Не вызывая… Подозрений… «Негодяям» не удалось уйти далеко — за спинами раздался скрип двери. — О, господа с Республики. Не думал, что вы тут задержитесь, — Чермелль говорил любезным тоном, словно это и не он мгновение назад смаковал картины военных зверств и издевался над подчинённым, — Могу ли узнать, что же вас привело? — Мы помогли одной конопской семье перебраться из Уаилдленда сюда. Пока что мы гости вождя, и, полагаю, что в самом деле тут ненадолго. Альфред подошел ближе к сказавшему это — к Мэту. Дружелюбие с лица военного — смыло, как волной. Нольбианский лев на треуголке поблёскивал в свете факелов, и так же — холодно, пронизывающе блестели глаза; уголки рта были оттянуты, а на лбу проступили вены. — Помогали конопской семье, неужели? Я правильно вас понял? — Они обещали приличную награду за помощь, в городе был погром. Им было некуда идти, кроме как сюда, а местные — не то, что помогать не хотели, многие готовы были бедняг сжечь. Можно сказать, что это был акт альтруизма… Сдобренного вознаграждением. — И все же… Неприятный сюрприз — зреть вас здесь, у входа в мои покои. Граждане Республики явились у столь тонкой двери генерала Императорской Армии Нольбиана в момент важного разговора, нечто тут не так, верно? — Не до конца вас понимаю, генерал. Мы предпочитаем, когда люди говорят прямо, а не виляют… Как сипактли* хвостом. Глаза Чермелля налились кровью от услышанной им колкости в свой адрес, гладкое лицо покраснело от едва сдерживаемой ярости, на нём выступила испарина, глаза вращались в орбитах. — Не валяйте дурака. Вы поняли, что я имел ввиду. Вы следили за мной? ! — Сказал генерал сквозь зубы — В Великой Республике, — безмятежно парировал Мэт, — граждане могут говорить, не опасаясь, что кто-то что-то не то услышит. Может слышали об этом. Называется — «демократия». Громко вдохнув и выдохнув, чтобы не сорваться на крик и успокоиться, Альфред процедил: — А у нас, в Нольбиане, чтят личное достоинство каждого и не станут вторгаться в частную жизнь человека. Тем более — после лгать в глаза, словно нежданно исходили мимо. — Но это правда, сэр, — со смешинкой пожала плечами Джоанна, — мы шли на улицу из своих покоев. Великий Вождь Серый Кабан выделил нам комнату для ночлега прямо за вашей, лишь этим мы обязаны нашей встрече… Мы не собирались вас подслушивать хотя бы потому, что не знали, кто за этой дверью. Кстати, в самом деле, не представитесь ли вы для начала? — Ох, — глядя на Джоанну, Чермелль опешил. Его глаза забегали с новой силой, — Прошу меня простить за столь бестактное поведение, леди… И джентльмены, — он кинул волчий взгляд на мужчин, — Я сэр Альфред аэп Черлмелль, генерал Императорской Армии Нольбиана и герцог Вэллиштадтский. Вам доводилось бывать в Вэллиштадте? Нечто подсказывает мне, что — нет. Дивный край. Красивые виды на живописные равнины, учтивые люди, стародавние замки… Промежду прочим, могу ли я встречно полюбопытствовать вашим именем? Я хотел проговорить — именами, — ещё один острый взгляд на прочих. — Джоанна. Джоанна Крушински. Тот, что у стены, мой брат Мик. Этих джентльменов зовут Мэтью Робертс и Альфонс Томас Тейлор. Мы все из разных штатов Республики, познакомились совершенно случайно в Западном Джеральде, когда Мэтью… — Крушински… — Чермелль недослушал, заинтересованно смакуя фамилию на языке, — У вас руденские корни? Мне доводилось бывать в данной стране. Прелюбопытнейшее место. Тамошние сельчане любят просиживать в тени развесистой клюквы и пить напиток под заглавием «самовар». — Вижу, что ваши познания в области руденской культуры невероятно «обширны», сэр Чермелль. Трудно представить тень от клюквы, даже самой развесистой. А самовар — это, своего рода, чайник. Уж это-то знаю даже я, никогда не бывавшая у руден и не связанная с их страной ничем, кроме фамилии. Сэр Чермелль, иногда люди кажутся умнее, когда молчат. — Во-во, — подхватил молчавший до этого Эл, — Самовар невозможно выпить, ведь в жидком состоянии это просто расплавленный металл. Последний, кто «выпил» такое, был гетман Мечовский, когда взбунтовался против царя. Чего, мягко говоря, не пережил. Чермелль стиснул зубы, но принуждённо улыбнулся даме. — Леди Крушински, вы однозначно правы. Иногда стоит хранить язык за зубами, дабы не выставлять себя бестактным, глупым, топорным невежей, — произнося это спокойным голосом, Чермелль непрерывно сверлил взглядом Эла, — Могу вас заверить, что я постараюсь испытать более о культуре нашего западного соседа в обозримом будущем, когда забота императора дойдёт и до его земель, — военноначальник сглотнул, словно подумал о чём-то вкусном, — И тогда тля не помешает нам водить разговор о столь непривычной культуре находясь в равновеликих условиях. Пока же — не пожелаете ли составить мне компанию и прогуляться по землям сего племени? — Мы заняты, — буркнул Мэт, встав между Чермеллем и Джоанной, — День только начался и у нас полно дел. Идите куда шли, Сэр-генерал-как-там-бишь-вас-герцог. Мик, вставший по правую руку Мэта, добавил: — Идите-идите, пейте самовар в одиночку. Мы занятые люди, которые зарабатывают себе на жизнь честным трудом. Четверка удалилась, оставив Чермелля одного в коридоре. Они не видели, что тот краснеет с каждой секундой, уже дойдя до багрянца. Тело нольбианца застыло, как парализованное, зубы скрипели, а кулаки сжимались до хруста. Стерпеть такое оскорбление? Позволить кому-то унизить себя — снова? «Негодяи» невольно вздрогнули, когда до них донёсся приглушённый поворотом коридора свирепый вопль: — Напыщенные республиканские пакваджи! правнуки предателей! Ты даже не представляешь, как сильно я зол! — Генерал с криком распахнул дверь комнаты, в которой сержант занимался тем, что ему поручил делать генерал, — Что? Всё ещё возишься? Да как экое убожество умудрилось стать сержантом! Ты знаешь, вона сие — коротать ночи Сезона Мороза под открытым небом, располагая подле себя токмо курткой? ! Ты знаешь, вона идти по пояс в болоте, кишащим кикитуками и аллигаторами Крики генерала разносились по всему зданию. Вскоре к ним добавились страдальческие вопли сержанта, которому сегодня всё же досталось, невзирая на патриотизм и знание истории. — Ненормальный, — пробубнил под нос Эл, — ненормальный, поехавший выродок. — Невооружённым глазом видно. Возвращаемся к вождю. — К вождю? Мэт, зачем тебе к нему? Еще недавно говорили с ним, и он нас запугивал своими словами о Конце Времен. Нет, они звучали убедительно, я бы сказал, даже слишком убедительно и, лично мне надо еще очень хорошо подумать над всем, что я услышал, потому что отойду от такого я ой как нескоро. — Пойдем. Там объясню, здесь небезопасно говорить. — Мэт, ты же не собираешься геройствовать снова? — Тихим голосом вмешалась в разговор Джоанна, — Ты же понимаешь, что нольбианцы их, считай, уже захватили? — Да-да, — поддакнул Эл, — всё полезное, о чём ты можешь поговорить сейчас с вождём — это спросить, когда будет завтрак, потому что сейчас восемь утра, я не ел сутки, и после этого пойла шаманского чувствую себя отвратительно. — Нам нужно поговорить. В первую очередь, об Эндрюсе. Во вторую очередь, о нольбианцах. И в третью — ладно, не будем эгоистами — чтобы они дали что-нибудь поесть Элу, который за вчерашнее утро съел весь свой запас на полтора дня. — Эй! — Ты ещё хвастался, что тебе и тут пожрать дадут. — А ты вообще молчи, Мик! Ладно, замотали, заглянем к этому старикану. Честно сказать, имя «Кабан» куда больше подходит тому бешеному генералу… Войдя в «тронный зал», наша команда увидела пятерых коноп, одетых в шкуры разных зверей, так же — вождя, что ходил вокруг них и нервно говорил что-то на родном языке, и шамана, спокойно стоящего в стороне от них и занимающегося, такое впечатление, гаданием на кофе. Оторвавшись от своей речи, Серый Кабан посмотрел в сторону входа, и сказал своим гостям: — Занят сейчас я. С воинами своими беседу веду. — Сколько бы воинов у тебя ни было — послезавтра к твоим землям придут тысячи нольбианцев, великий вождь. И нрав у них — особый, дурной. Может, до твоих земель доходила молва о черных батальонах? — Доходила. Но знаете вы всё это — откуда? — Мы подслушали разговор того генерала! — Влез в разговор Мик, — Это его собственные слова — черные батальоны, нет выбора, вассалитет — или гибель в огне. Вождь слегка улыбнулся — Выходит, разгадали вы тайную просьбу мою. Что же, проходите, раз сведущи. А воины сии, — сказал вождь, указывая на коноп, стоящих в ряд, — Не простые солдаты, колдуны-нагвали это. Могущество имеют они — в животных Силы обращаться. Задание уж дал я им. Но мало их, не успеют за два дня. — Так-так-так, я понял, к чему он клонит, — тихо заговорил Мик, — мало того, что не заплатил, теперь ещё и на поручение опасное нанимает. Просто замечательно. Вождь действительно продолжал: -…Не остается мне выбора, кроме как вас просить о помощи в деле этом нелегком. В праве отказаться вы. Но слово даю вам, за помощь эту — нигде вы даров больше и ценнее не получите, чем у нас. — Не верю я ему, не верю, — продолжал бормотать Мик чуть слышно, только для друзей, — После его первого дара Тед лежит без сознания, а вы все места не находите себе… — Что нам нужно делать? — спросил Мэт, отодвигая Мика ближе к выходу. — Вокруг земли племени, тотемы есть. Места силы они. Чрез них, духов предков призвать можно. Те же, неприятеля прогнать помогут — Серьезно? — Спросил вождя Эл — Духи против лучшей армии Нового Света? Звучит как что-то, что не принесет пользы. — Заблуждение это. Не победить живущим в мире тех, кто вне жизни бытье ведет и из другого мира гостем пришел. Восемь тотемов тех. Вокруг земель племени они все, незримую границу образуют. Далеки они друг от друга. — Что делать с нашим другом? Он еще не пришел в себя? — Во сне он. Лучше ему будет скоро, будет — Ты гарантируешь это? — Слово даю. Слово вождя племени — А что насчет еды? Мы очень голодны, нам необходимо поесть — Организую вам трапезу. Мэт задумался на пару секунд. Это было, скорее, для того, чтобы создать впечатление, будто он в сомнениях, стоит ли помогать племени, хотя сам он изначально знал ответ, так как внутренний альтруизм в подобных ситуациях, ему никогда не давал покоя — Ладно. Мы согласны. Рассказывай, где они находятся и что с ними делать.